Опять про кровавое женское обрезание. Как я рада, что родилась в Европе!... |
Ее голос прерывается. «Это был самый черный день в моей жизни. Помню его, словно это было вчера». Самах говорит с трудом. Юная девушка, только что радостно смеявшаяся, внезапно бледнеет. Руки покрываются мурашками.
«Мне было восемь лет. Я помню, как эти женщины насильно поймали меня и заставили раздвинуть ноги. Было очень больно, все было в крови». Самах опускает голову. Помолчав несколько секунд, она поправляет платок и продолжает свой рассказ. «В моей деревне эту операцию делают сразу в нескольких семьях. Я видела, как передо мной обрезали других девочек, но я ничего не понимала. Мне было страшно. Я попыталась убежать, но меня поймали, ударили. А потом и мне сделали это». Она замолкает.
Окраина
Соседка Самах, 22-летняя Марват, встряхивает головой, пытаясь прогнать страшное воспоминание. Как и ее подруга, она выросла в квартале Эль-Марг, бедном пригороде гигантской египетской столицы, и тоже познала ужас обрезания. Через это проходит большинство египетских женщин. По некоторым данным, от 60 до 80% египтянок становятся жертвами этой практики, существующей со времен фараонов. Ежедневно на африканском континенте такой операции подвергается 6 тысяч девочек. На берегах Нила этот обычай распространен как среди мусульманок, так и среди христианок.
По мнению многих, обрезание является гарантией чистоты — главного условия будущего замужества. «Если этого не сделать, женщина будет все время слишком возбуждена и не сможет как следует заниматься домом», — утверждает молодая мать. И добавляет: «А еще без этого не рождаются мальчики». Незыблемость традиции подкрепляется абсолютным табу: «Даже друг с другом женщины никогда не говорят о сексе, — краснея, поясняет Мерват. — Многие не знают о возможных последствиях обрезания: кровотечениях, инфекции, бесплодии».
В своей общине Мерват и Самах — первые девушки. Окончившие медицинский факультет и ставшие сотрудницами Египетской ассоциации глобального развития, они работают в центре санитарной помощи, созданной для женщин их района.
Конечно, об обрезании сразу речь не заводится. «Сначала нужно установить с каждой женщиной доверительные отношения. Мы предлагаем свои услуги, помогаем ей в том, что касается здоровья ее самой и ее ребенка. Лишь когда она убеждается в наших добрых намерениях, с ней можно заговорить об обрезании», — говорит Самах.
Она сама пришла к этому не сразу: «Трудно поверить, что такой древний обычай может быть вредным. Мерват помнит, какой гнев охватил ее несколько лет назад, когда она увидела, как в отделение скорой помощи доставили истекавшую кровью девочку. „Я подумала, что женщин, которые делают операцию обрезания, нужно сажать в тюрьму“. Она тоже не может забыть ни того страшного ночного пробуждения, ни бритвенного лезвия — „одного на всех девочек, обрезанных той ночью“. И когда она говорит с матерями, готовыми покалечить своих детей, она использует всю свою энергию, чтобы доказать им: эта операция, совершаемая из любви и якобы ради блага девочки — преступление.
Приходится терпеливо опровергать аргументы в пользу операции. Например, когда матери, оправдывая обрезание девочек, ссылаются на хадисы (речения Пророка Мухаммеда), девушки отвечают им, что имам Аль-Азхара (высший авторитет в суннитском исламе) установил, что эти хадисы не являются подлинными. „В Саудовской Аравии не обрезают женщин, значит, к религии это не имеет никакого отношения“, — возмущается Самах. Отвечая на возражения, она напоминает, что чистота идет не от тела, а от сердца и души. „Чистота дается воспитанием“, — уверена она.
Каждая женщина, которую удается переубедить, — это победа, считают Самах и Мерват. Они не питают иллюзий. „Бывает, что, вернувшись домой, она слышит от мужа совсем иные речи, и этого достаточно, чтобы она подчинилась традиции“. И их усилия здесь ничего не изменят. Как ничего не изменят ни коллоквиумы, ни речи министров, мусульманского или коптского духовенства — за стенами конференц-залов их слова не слышны. «Об этом нужно говорить даже в маленьких мечетях и церквах, в школах. Одни мы ничего не сможем сделать. Нужно вести кампанию среди мужчин — мы не очень-то подходим для такой задачи», — с грустью говорит Мерват.
Деньги
Девушка в гневе, она ругает врачей. «Многие из них продолжают делать обрезание, хотя это запрещено. Им следовало бы разубеждать женщин делать это. Но они предпочитают деньги!» С 1997 года женское обрезание в Египте запрещено: за исключением случаев «медицинской необходимости». Этой хитрой лазейкой пользуются многие.
Между тем в Эль-Марге никто не может позволить себе выложить 70 фунтов (10 евро) за обрезание у врача. Операция, сделанная подпольно повивальной бабкой — дайя, — обходится в пять раз дешевле. Совершаемая без дезинфекции и без анестезии, она ежегодно приводит к человеческим смертям. Для дайя, которые по совместительству занимаются целительством, это весьма доходный бизнес. В этом году Мерват и Самах шесть месяцев работали с дайя. Принимали вместе с ними роды, обещали им деньги за каждое несовершенное обрезание. «Если они откажутся обрезать девочек, мы поможем им получить патент целительницы», — уверяют девушки, полные надежд.
Но самую большую победу они уже одержали. Проведя беседы с собственными родственниками, они добились того, что их младшие сестры — сегодня это уже девочки-подростки — избежали их участи.
Клод Гибаль
Комментировать | « Пред. запись — К дневнику — След. запись » | Страницы: [1] [Новые] |