К моему глубокому сожалению установить учебное заведение в котором учились молодые люди,  запечатлённые на этой фотографии не представляется возможным.  Фуражечный знак размыт, блях на ремнях не видно, окружающая обстановка не дает указаний на учебное заведение. Но фотография интересная. Умные, одухотворенные лица.

Хороший повод вспомнить о форме учащихся гимназий начала XXвека. Привожу текст  из воспоминаний известного ученого-слависта, внесшего весомый вклад в становление советского и российского славяноведения, профессора Сергея Александровича Никитина (1901-1979). Он был учителем для целого поколения ученых, чьи достижения стали гордостью отечественной науки. Его труды высоко оценены не только в нашей стране, но и далеко за ее пределами.

Сергей Александрович учился в 4-й Московской гимназии. Отрывок из его воспоминаний:

«Все мы, поступив в гимназию, надевали форму. Сначала это была серая суконная куртка со стоячим воротником, застегивающаяся справа на скрытые пуговицы, и того же материала брюки. Куртка подпоясывалась ремнем с бляхой, на которой было вытеснено: «М.4.г.». Мы носили серые шинели с блестящими белыми пуговицами и синие фуражки с белыми кантами и кокардой: «М.4.г.» в лавровых ветках. Позже форму изменили и вместо курток было положено носить серые суконные гимнастерки, подпоясанные ремнем. Предписывалось в торжественных случаях надевать мундиры из темно-синего сукна с серебряным на воротнике галуном. Но в нашей демократической гимназии мундиры были лишь у нескольких человек. Ни у меня, ни у моих товарищей по классу мундиров не было. Не было его и у моего старшего брата , учившегося семью годами раньше, не помню, чтобы в его классе кто-либо имел мундир. Гимназическое начальство мундиров не требовало, поэтому все и обходились без них. Терпимо относилось начальство и к проявлению мальчишеского щегольства, которое выражалось в отступлении от обычного темно-серого цвета форменного костюма. В одни годы считалось франтовством носить форму светло-серого, а в другие -черного цвета. К концу Первой мировой войны, под давлением обстоятельств и нехватки шерстяных материалов нужного цвета, пошли разные отступления, на которые никто уже не обращал внимания.

Форма дисциплинировала мальчиков - на улице не было ни драк, ни других безобразий, но внутри гимназии все это было. Раздевалка была местом, где «крыли втемную» нарушившего нормы товарищеской этики, где происходили так называемые «дуэли», т.е. драки один на один. Дисциплинирующее значение сочеталось и усиливалось правилами поведения, которые были напечатаны в выдававшихся гимназистам билетах”.

Воспоминания Сергея Александровича очень интересны. Особенно хочу отметить  его размышления об изучении иностранных языков . В гимназии изучалась латынь, французский и немецкие языки. Он очень сожалел о том, что в его учебном заведении не преподавался греческий язык:

“В нашей полуклассической гимназии не было греческого языка. Позже я жалел об этом, т.к. постигать основы этого трудного языка в студенческие годы было сложнее, чем в гимназические. Я всегда сожалел, а особенно когда стал преподавать в университете, об изгнании классических языков из средней школы. Оно ведет к ограничению кругозора, делает непонятной терминологию всех наук. А для историка и филолога это особенно значительное ослабление его специальной подготовки … Наше поколение наблюдало за истекшие десятилетия катастрофическое падение знания классических языков филологов и историков. Так, недостаток классической школы у историков приводит к упадку в области древней и средней истории. Специалисты же по истории нового времени и истории СССР чаще всего совсем не знают классических языков, а иные даже считают их ненужными”.

Также интересно, что читали учащиеся тех лет. Есть о чем подумать современным родителям:

“В учебное время мы, встречаясь вечерами, играли в шахматы, карты, а всего более читали. С глубокой благодарностью вспоминаю я гимназическую библиотеку, которой ведал инспектор и где был прекрасный подбор книг для младшего возраста. Мы упивались Майн-Ридом, Л. Жаколио, с большим удовольствием читал я [произведения] Н. Каразина, где он интересно описывал путешествия по Средней Азии, и др. Но к старшим классам библиотека перестала удовлетворять. У небольшой группы моих друзей появился интерес к более систематическому и серьезному чтению. Мы достали программы для самостоятельного чтения, которые издавало ОРТЗ (Общество распространения технических знаний), и читали каждый соответственно своим интересам. Так я уже в гимназические годы прочел университетский курс В. О. Ключевского, ряд монографий С. Ф. Платонова, В. И. Семевского, А. Н. Пыпина и др. историков, а также ряд книг по философии, психологии, не говоря уже о художественной литературе, которую я читал широко в том смысле, что наряду с первоклассными писателями читал много второстепенных -Потапенко, Тучева, Оренбургского, Эртеля и др”.