Шел белый снег — рождественское чудо,
Пространство изменялось вширь и ввысь.
Снег возникал неведомо откуда,
Казалось, в белизне был тайный смысл.
Все наполнялось тихим добрым светом,
И накануне серый, неживой
Наш город просыпался и при этом
Скользил без слов по белой мостовой.

Кружился снег, а нам казалось с неба
Летят посланцы ангелов к земле,
Увидеть их самих, да только где бы?
Мы всматривались вдаль, но в снежной мгле
Виднелись только ратуша с часами
И фонари над каменным мостом.
А может были ангелы мы сами,
Но так и не узнавшие о том...

Полонина Ирина

В доме светлый праздник, пахнет свежей хвоей,
В полночь по бокалам разольём «Клико»,
И никто не будет нужен нам с тобою,
Окунуться в память прошлого легко.

Где-то в добром детстве спрятан мир огромный,
Глаз наивных блёстки, смеха конфетти,
Там же по соседству первый взгляд нескромный
Девочки-подростка и, конечно, ты.

Мне приятно в этот памятный нам вечер
Вспомнить, как у ёлки с мальчиком кружась,
Я тянула руки вверх к нему на плечи
И хотела, чтобы не кончался вальс.

С завистью смотрели на меня подружки,
И переминались рядом пацаны,
Со стены из рамы любовался Пушкин…
Раз-два-три и снова…. Как кружились мы!

Словно в старой сказке музыка звучала,
Вечеринку в школе превращая в бал,
Юный принц смущенно прямо в центре зала
Золушкины руки робко целовал…

Поздняя прогулка, проводы до дома…
Мы ведь не играли после… наяву,
До сих пор я слышу три заветных слова,
В новогоднем вальсе словно вновь плыву.

С каждым годом дальше убегает детство,
Чувства не стареют в блеске мишуры,
Пусть прекрасным будет наше королевство,
Где герои сказки юны и мудры.

Полонина Ирина

Он не видел её двадцать лет,
Жизнь текла как у всех, как обычно…
В суете и в делах, а скорей всего - нет,
В заурядности суток привычных…

Как он жил без неё?.. Вспоминал?..
Что искал в этой жизни – не знаю…
Может чьё-то тепло, как начало начал…
Но всегда шёл по самому краю…

Были женщины… много, лишь не было той,
Что была ему прочих дороже,
От которой уехал холодной зимой,
Той, которую чувствовал кожей…

Он не видел её двадцать лет…
Что о нём она помнила, знала…
Только в небе однажды движенье планет
Встречу новую им предсказало

Вот стоит он и ждёт, отчего только боль…
Так сложилось, и кто виноватый?
Где же та, что с ним связана общей судьбой…
Та, что скажет: - Ну, здравствуйте, папа…

Полонина Ирина

Небольшой сабантуй на берёзовой светлой опушке,
Старомодные песни про чьи-то напротив глаза.
Со студенческих лет не встречались друзья и подружки -
Однокурсники мамы и тот, в чьих глазах бирюза…

Ах ты, осень багряная – бабье счастливое лето!
И у мамы на солнце сверкают рыжинки волос,
Так кокетливо смотрит и гладит игриво при этом
Синеглазого "дядю", стоящего возле берёз.

Только что же я злюсь? Почему тот мужчина тревожит?
Загорелые руки… и шрам небольшой на губе…
Отчего же мурашки бегут, обжигая, по коже?
Словно это меня прижимает он крепко к себе…

- Дочка как подросла! Женихов-то еще не приводит? -
Мама звонко смеётся: - Быть может, растёт для тебя?
А сама же с него глаз безумно-влюбленных не сводит…
Словно вечер торопит, браслетик часов теребя…

- Да зачем мне юнцы? У них души, как лица прыщавы,
На уме только секс, и в помине любви не видать! -
Я без слов прошептала: - Отдай синеглазого, мама…
А она же, смеясь, прижималась опять и опять…

Тихий вечер садился на лес, на поляну и дачи,
Пелись Визбора песни, гитарный звучал перебор.
И для каждого был он по-своему важен и значим…
Догорая, краснел в темноте полуночный костёр,

Наполняя сердца пережитой когда-то любовью.
Поздно все разошлись, разбрелись по домам ночевать.
Если б только позвал синеглазый (не мой!) за собою...
Только он промолчал. Ну, а мама стелила кровать.

Я проснулась пораньше – белеет листок рядом с рамой.
Торопливо писала, прощаясь, мужская рука
Завиток к завитку - аккуратные буквы для мамы,
А внизу для меня - почему только сбилась строка?

Ирина Полонина

Как много лет прошло, и снова лето.
- Не может быть! Серёжа, ты ли это? -
вздыхает недоверчиво соседка,
и вроде меньше лестничная клетка,
хоть лестница, подъезд и я - всё тот же.
Жаль, время нас не делает моложе!
- А что, тёть Шур, неужто впрямь узнали?
А сколько раз меня отсюда гнали!
- Ты бегал всё в двадцатую к Наталье.
Так, замужем она теперь – в Италии!
- А я проездом тут в командировке.
- Да, вижу, вижу, жмёшься-то неловко.
Небось разбогател? Семья есть, дети?
Чего там прячешь сзади-то в конверте?
- Тут, фотка, тётя Шур, моя из детства,
с Наташкой... - той, с которой... по соседству...
Качели… двор… последнее свиданье…
Жаль, не застал! Примите на прощанье
букет! - и протянул в руке ромашки -
- Ведь, я их нёс для той, моей Наташки.
И вниз стремглав - слезам в глазах так тесно!
Сквозняк захлопнул двери у подъезда.

Всё тот же двор, качели и беседка.
В окошко с грустью смотрит вслед соседка.

Полонина Ирина

...А может, я придумала тебя
В тот летний вечер в улочках Арбата?

Сгустилась ночь над мостиком горбатым
Над сонною рекой… и месяц, пьян,
Качался под мелодию твою,
Под голос, задевавший за живое,
А небо – бесконечно голубое –
В глазах твоих стремилось к сентябрю.
И эта синь, и голос, и душа
Мне были удивительно родными,
Я слушала... А город, не спеша,
Раскрашивал окошками цветными
Фасады обезличенных домов,
Текла река людей куда-то мимо,
Терялась постепенно средь дворов,
Неся свой груз забот неутомимо.
Та песня, мелодична и проста,
Про дом и про огонь, зажжённый нами,
Звучала откровеньем и признаньем…
И всё хотелось с чистого листа
Начать и прежней девочкой шагнуть
В объятья, что сжимали гриф гитары…
Арбат, многоголосый, людный, старый
Лежал меж нами, словно к сердцу путь.
Потом метро… дорога на вокзал…
Наверх по эскалатору ступеньки…
- До встречи! – на прощанье ты сказал,
А я сдержала слёзы: - Эх ты… Женька!
Вернуть бы жизнь назад на двадцать лет…
Наполнить календарь ещё листками…
Летела песня между облаками,
Давая нам на всё простой ответ.

Полонина Ирина

Весной мой город влажен, светел, чист,
Безумно юн и чуточку раскован,
Из каждой почки рвется к свету лист,
Ломая склеп, в котором замурован.
Так хочется ему и нам тепла!
Ну, здравствуй, первый, - клейкий и зелёный!
С тобою свежесть в город мой вошла,
И каждый стал на капельку влюбленней.

Скворцы дома осваивают вновь,
Гоняя бестолковых воробьишек…
Пространство погружается в любовь…
И мы опять похожи на мальчишек…
Ах, что же с нами делает весна!
И почему сердца стучат сильнее?
Как в юности брожу один без сна,
Её вдыхая в парках и аллеях.

А воздух полон запахом цветов,
Бурлящим кровь неведомым волненьем,
И кажется, что я на всё готов…
Ну, где же ты, прелестное виденье?
Я чувствую тебя в движенье лун,
В порыве ветра, в колыханье ночи,
Предсказанную мне загадкой рун
Из сложенных стихов и многоточий…

О чём же я?.. Нагрянула весна,
И время утекает безвозвратно…
Так прочь оковы, бремя лжи и сна!
Лечу в любовь! И чувствую – приятно…
Что смотришь из-под тоненьких бровей,
Готовых приподняться удивленно?
Летим со мной, пичуга! Э-ге-гей!
Тебе ведь стать не терпится влюбленной…

Полонина Ирина

Разбег и толчок! Ощущения птицы...
Вернее, птенца... Восходящий поток...
И вот дельтаплан над землёю кружится,
А ветер мне студит вспотевший висок.

Над Планерским... бухтой... над синим простором...
Я Чайка, я Джонатан, поднятый ввысь!
А сколько о небе потом разговоров!
И слово воздушно, и каждая мысль.

Ну, разве могли не родиться здесь строки
О мреющих далях*, о щедрой лозе?
Ты помнишь, как замерли мы на пороге
У входа в волошинский домик-музей?

Там время застыло в полотнах картинных,
Не старится древней Киммерии лик.
Хранят половицы шаг юной Марины,
Ушедшего прошлого - вечность и миг.

А после... ты помнишь, как, сжавшись в комочек,
Стихи я читала, и были полны
Мы слов недосказанных и многоточий,
Как будто поднявшихся из глубины.

Вдали где-то слышалась музыка Дранги.
Вздыхая, поскрипывал старый причал.
Парил дельтаплан над седым Кара-Дагом,
И аккордеон в унисон с ним звучал.

Безмолвное эхо с подножий утёсов
Сползало на гальку - морское драже,
И каждый: "Кто я?" - задавался вопросом...
А вечность, казалось, настала уже...

Полонина Ирина

В палитре жизни яркий цвет
От слов жестоких часто блекнет,
Как бритвой, сказанное "нет"
Перерезает воздух летний.
Не поддается докторам
Сердец разбитых лихорадка,
Душа больна и по утрам
Лишь ждёт последнего припадка.

Когда зима пришла за ней,
Была ли женщина готова?
Естественная синь теней
Легла на лик её покровом.
Хрип в лёгких, кашель и озноб
Так долго ждали разрешенья,
Что Бог, наверное, не смог…
Вернее, дал ей утешенье.

Так вянут хрупкие цветы,
Так гаснет взгляд, не встретив отклик.
Так рушатся в любовь мосты,
И в прошлом тает чей-то облик.
Так суждено нам сожалеть
О шаге, сделанном далёком,
И, кроме счастья, всё иметь -
И в этом всём не видеть прока.

Чадили свечи. Пустота
С небес наваливалась бездной,
Казалась лишней суета
Людей, доселе неизвестных.
Она не ощущала страх,
Ей было холодно и только…
Живое обращалось в прах,
И плакал детский голос тонкий…

Полонина Ирина

В трёхмерном пространстве обыденной жизни
Быть женщиной… можно ль за это судить?

Я там, за зеркальными гранями призмы,
В другом измеренье хочу Вас любить.
Любить, даже если любовь безответна,
Любить, если рядом глухая стена,
Мечтать о несбывшемся, самом заветном.
Быть женщиной… разве моя в том вина?
Быть женщиной… Вашим блаженством и мукой,
Слезами, что держите Вы взаперти,
Мне б взять Вас, мужчина, за сильные руки
И в мир зазеркалья с собой увести.
В мир женской души, что подвластен поэтам,
И Вам подарить его большую часть,
Стать самой счастливой, наполнив Вас светом.
Быть женщиной - дар и моя ипостась...

Полонина Ирина

Глаза в глаза…
Всё ближе, ближе, ближе…
Тепло дыханья чувствую губами…
Твои раскрылись тоже…
Я не вижу, ресницы смежив…
Губы ищут сами…

И не находят…
Веки прикрывая…
Ловлю губами
Жар предощущений
И воском почему-то сразу таю
От робости твоих прикосновений…

Они нежны,
Как девственника руки
И опытны своею дерзкой лаской,
Безумно сладки
Чувственною мукой,
Вгоняющей меня невольно в краску.

Дотронься же скорей
До губ манящих…
Впитай тепло и ощути их влагу…
Желанье
Колокольчиком звенящим
Бежит вперёд прыжками по три шага…
..................
Так робки эти первые мгновенья
Познания души…
Её пределов…
Потом всё будет…
Страсть и сожаленье…
Не будет только… "первого... несмело"...

Полонина Ирина

Мне шепчешь: - Ты по-прежнему красива...
Сжимаешь пальцы тонкие… запястья…
Как сладко наше краденое счастье,
И о разлуке мысль невыносима.

А впрочем, о разлуке что толкую?
Ты здесь сейчас, и большего не надо,
Купаться бы в твоих зовущих взглядах
И губы подставлять для поцелуя…

Нет, нет, не вспоминай, что будет утро,
Оставь хотя бы толику надежды…
Ложатся рядом тени и одежды,
Сплетаясь в позах древней камасутры.

Любовью заполняем в душах ниши.
На час, на день, на сутки - лишь бы вместе!
И вы, ханжи, с моралью к нам не лезьте,
Мы просто вас сегодня не услышим…

Полонина Ирина

Традиционный файф-о-клок -
Для одиноких божья ссуда.
На белой скатерти посуда -
К священнодействию пролог…
И тень… казалось бы откуда?

Гнетёт во множестве причин
Несостоявшаяся встреча…
И странно холоден мой вечер,
Глоток из чашечки горчит,
И время, кажется, не лечит.

Тепло пытаюсь донести,
Не расплескав его ни капли,
Но натыкаюсь вновь на грабли…
Просыпан сахар... а в горсти
Июньский дождь… Вам нужен? Вряд ли…

Английский чай давно остыл,
Скучны обряды Альбиона,
Но отчего в семнадцать ровно
Я жду единственный посыл -
Одной души из миллионов

Полонина Ирина

Когда печальная душа непониманием томится,
И нет в кармане ни гроша, и равнодушны близких лица,
Когда гитарная струна фальшивит в песне своевольно,
И кажется, что ты одна, а мир вокруг смертельно болен,

Выводит острое перо витиеватой вязью слово.
Мы ставим души на "зеро" и за любовь отдать готовы
Всё, чем владеем, что храним, отринув доводы и разум,
И только чувством – им одним – торопимся наполнить фразу.

И в многоточьях видим смысл, и в тайных знаках междустрочий
Завуалирована мысль, а боль оттачивает почерк,
Пронзает, ширится... скребёт пером по душам и бумаге…
Мы ставим души на "зеро", творя в смятении и благе.

Вот так рождаются стихи… и замирает мир на вдохе,
И отпускает Бог грехи, вселяя свет поэтам в строки
И в строфы - чистым серебром, оставив тени Абадонне.
Мы ставим души на "зеро" и ловим бабочек в ладони…

Полонина Ирина

Колье Cartier и шёлк от Valentino,
Воздушный аромат Coco Chanel,
Учтивость, соскользнувшая как льдина:
- Не помню Вас! - Раrdon, мад'муазель?

Непринуждённость жеста, поведенья,
Изысканность, ухоженность волос.
Ужель она? Она! Гоню сомненья!
Забытый голос? памятный прононс.

Пушистый мех лучится перламутром,
Ласкает шею, грея бархат плеч.
Мне вспомнилось "онегинское" утро.
Ну, почему не смог я уберечь

Те искорки любимых глаз и счастье,
Что ты вверяла мне, любовь даря.
Вернуть бы слов прощальных безучастье,
Тебя низвергших в стужу января.



Как оттеняет взгляд - холодный, дерзкий -
Кабриолет - серебряный Porsche
И тот, что рядом - некто Бельведерский,
И фраза: "Pourquoi vous me touchez?"

- Не сотвори из женщины кумира! -
Внушал мой разум сердцу много лет,
Но где-то в недрах внутреннего мира
Как видно, жил твой милый силуэт,

Запрятанный сейчас за светским шиком,
За ширмами надменных женских глаз.
Дыхание рванулось с тихим всхлипом:
- Я Вас люблю, я думаю о Вас...

Чуть дрогнули ресницы... и в мгновенье
Авто умчалось, плюнув едкий дым,
А я молчу, как пушкинский Евгений,
Тоской и безвозвратностью томим...

И.Полонина


*Pourquoi vous me touchez? (фр.) - Зачем вы меня беспокоите?

Неужели придётся стать бабушкой?
Водружать в переносье очки,
Шаркать по полу в стареньких тапочках,
И вздыхать, пришивая крючки.
Свой халат подпоясывать фартуком,
Чтоб оладьев внучатам испечь,
За сметану ругаться на Барсика
И кряхтеть, залезая на печь.
Улыбаться беззубо и ласково,
Пахнуть сдобой, парным молоком.
Не опишешь пером и ни сказками,
Что грядёт в очень скором "потом".

- Дорогой, не боишься спать с бабушкой?
Муж смеётся: - Ну, что ж... се ля ви!
Хоть с прабабушкой… главное - рядышком!
Разве возраст – предел для любви?

Полонина Ирина

В памяти сердца долго хранятся
И вспоминаются юности дни -
Искрами нежно-глазастого счастья.
Помнишь, мы были с тобой влюблены?
Как я любила травинкой зелёной
Тронуть тихонечко губы твои
И хохотать так безумно, влюблённо,
Бегая с криком: "А ну, догони!"
Как настигал ты, сгребая в охапку,
Падая навзничь средь трав луговых,
И до утра нас венчала украдкой
Ночь соловьиная - лишь для двоих…
Нет больше кос - поседевшая стрижка
И фотография - шрам на судьбе,
Там ты остался, вихрастый мальчишка,
В сорок втором... Так хочу я к тебе...

Ирина Полонина

- Весь день на кассе: деньги, деньги, и покупатели снуют,
А дома кот и кошка – (дети!) и одиночества уют.
И чёрт побрал бы эту осень! Подъём, работа, снова сон…
Так хочется порой всё бросить, издав прощальный вопль и стон! -
Вот так она и рассуждала, и ненавидела порой
Продукты, что народ устало в корзины сваливал горой.

О чём же размышлял мужчина, что жил совсем недалеко,
На этой кассе чаще прочих он пробивал за молоко
И те немногие продукты – да много ль надо одному?
Глазами, грустными как осень, кассирша нравилась ему.
Но он молчал, хотя хотелось узнать её улыбки цвет…
В нём пропадала сразу смелость, а вдруг она ответит "нет"?
Соседи что об этом скажут? Опять же очередь вокруг…
Желание и робость вяжут - такой знакомый всем нам круг!

- Да, что же ты! Давай попробуй, пытайся с ней заговорить! -
Задумавшись, он даже вздрогнул.
- Вы собираетесь платить?
- Да, да, минутку… извините, я что-то, кажется, забыл… -
Замялся как-то, но припомнил: киоск цветочный где-то был…
Потом вернулся, и куда-то внезапно схлынула толпа.
Неловко сжатые пакеты порвались - сыпалась крупа...
В глазах кассирши плыли розы - одна, другая...
- Это Вам! Подарок Вам от дед Мороза, -
И стих на миг Универсам.
- Вы что, так шутите? - Серьёзно! - и в абсолютной тишине
В возникшей паузе сквозь слёзы переспросила: - Розы? Мне?..
Смутилась вмиг, и тут же радость окрасила её лицо,
И заалели губы, щеки, завились локоны кольцом.
- Крупа - на счастье... - прошептала, не поднимая кверху глаз.
- А может мы его поделим? Какое счастье мне без Вас?
И протянул цветы в букете - безумно пахшие весной,
Другой, далёкою планетой.
- Не может быть! Все мне? Одной?
И подняла глаза… О, Боже! Они лучились неземным,
Тем взглядом, что был всех дороже и столь понятен им двоим...

И.Полонина

Холст туманной ночной тишины
Влажным краем касается тела,
Обездвижено всё, онемело,
Вы желанным покоем полны.

Мягкой кистью рисую овал.
Серый сумрак скользит по изгибам,
Абрис тела немыслимо гибок
Плавной леностью сонных лекал.

Чуть очерчены контуры век,
Отливают серебряным пряди,
В ритуальном поникли обряде
Может на год, а может на век.

Застывают в безвременье лет
На лице затаённые тени,
Добавляя лишь темень сомнений
В недописанный мною портрет...

Полонина Ирина

Не давайте мне руки свои целовать,
Не снимайте, молю Вас, покровы перчаток,
Пусть останется лайкой секрет запечатан,
С кем Вас Бог обручил, мне не хочется знать.

Не давайте мне волосы Вам целовать,
Ни к чему головы шаловливой уловки,
И изгиб Вашей шеи – изящной и тонкой -
Не украсит моя поседевшая прядь.

Не давайте мне губы свои целовать,
Не вверяйте их прелестей нежное царство,
Я давно не король, и, поверьте, напрасно
Ополчили Вы чар ненадёжную рать.

Не давайте мне власть над своею душой,
Ведь, моя умерла. Я прошу, не страдайте!
Не цветут орхидеи в заснеженном марте.
Но зачем-то нас Бог друг для друга нашёл...

Полонина Ирина