АЛКОНОСТ И СИРИН

После Х века на Руси, получили широкую популярность византийские райские птицы Алконост и Сирин, которых часто изображали вместе. Райская птица Алконост часто встречающаяся в старообрядческих настенных листах, по облику весьма схожа с Сирином, однако, как отмечает О.В. Белова, имеет одно существенное от нее отличие: она всегда изображалась с руками. Нередко в руке птица-дева держит свиток с изречением о воздаянии в раю за праведную жизнь на земле. Алконост, как и Сирин, пленяет людей своим пением, причем настолько, что человек обо всем забывает.

Е.И. Иткина опровергает сложившееся «у некоторых исследователей, а также в обыденном сознании» представление, что «в народном искусстве Сирин — птица радости, а Алконост — птица печали». Исследовательница возводит подобное толкование к картине В.М. Васнецова «Сирин и Алконост. Песня радости и печали» (1896): «Более ранних образцов противопоставления символики Сирина и Алконоста нам не встречалось, и следовательно, можно считать, что оно пошло не от народного, а от профессионального искусства»…

Образ Алконоста восходит к греческому мифу об Алкионе (Ἁλκυών), дочери Эола и жене Кеика (Κήϋξ), которая превратилась после смерти мужа в зимородка (ἁλκυών). Греки считали, что когда Алкиона высиживает яйца, на Ионическом и Эгейском морях устанавливается в течение двух недель затишье (неделя до и неделя после зимнего солнцестояния), так как отец Алкионы Эол, бог ветров, удерживает в это время подвластные ему ветры. Иоанн Экзарх Болгарский в «Шестодневе» по этому поводу вопрошает: «если Бог ради малой птицы сдерживает зимнее море, что есть, чего он не может сотворить ради человека, созданного по образу и подобию Божию?»

Дни затишья на море, когда Алкиона-зимородок выводила своих птенцов, греки называли «алкионины» (ἁλκυονίς), т.е. зимородковы дни. В древнерусском языке они назывались алкионитские, алкионовы, а также алсконстии, халкионския и др.

Самое раннее изображение Алконоста находится среди миниатюр и заставок Юрьевского Евангелия 1120-1128 годов — одного из древнейших памятников русской письменности, которое было выполнено в Киеве по заказу Юрьевского монастыря древнего Новгорода. Изображен Алконост с руками и крыльями одновременно и с цветком в руке.

Так же, как и Сирин, Алконост связан с плачем. Образ пьющей слезы птицы мы встречаем в скопческих стихах:

«Из очей слез реки лейте:
Птицу райскую лелейте!
Птица любит слезы пить,
И научит вас как жить»…
(Материалы для истории хлыстовской и скопческой
ереси, собранные П.И. Мельниковым)

В поэзии Клюева Алконост в соответствии с традиционной символикой птицы является символом души:

«И взлетит душа Алконостом
В голубую млечную медь,
Над родным плакучим погостом
Избяные крюки допеть!»
(Николай Клюев «Проститься с лаптем-милягой…»)

Сирин является своеобычным развитием образа греческих сирен (Σειρῆνες) — птиц-дев. Однако, кроме имени, Сирина с сиренами мало что связывает. «Сирин — птица райская, песни поет царские». Считали, что эта птица живет в Эдеме, человек во плоти не может слышать ее пения, а если услышит, значит, он умер и находится в Раю.

По народным поверьям, утром на Яблочный Спас прилетает в яблоневый сад птица Сирин, которая грустит и плачет. А после полудня прилетает в яблоневый сад птица Алконост, которая радуется и смеется. Птица смахивает с крыльев живую росу — и плоды преображаются, в них появляется удивительная сила, все плоды на яблонях с этого момента становятся целительными.


СИРЕНЫ

Сирены в греческой литературе появляются в самых ранних античных произведениях. В «Одиссее» Гомера, из наставления Кирки, мы узнаем, что сирены — это существа, обитающие на острове. На прекрасном лугу, усеянном костями несчастных жертв, они поют свои песни, которым ни один смертный не может противостоять. Сирен две, об их внешнем виде автор не распространяется. Каким образом они умерщвляют и умерщвляют ли вообще спутников, очарованных их песней, тоже остаётся невыясненным.

«Прежде всего ты сирен повстречаешь, которые пеньем
Всех обольщают людей, какой бы ни встретился с ними.

Кто, по незнанью приблизившись к ним, их голос услышит,
Тот не вернется домой никогда. Ни супруга, ни дети

Не побегут никогда ему с радостным криком навстречу.
Звонкою песнью своею его очаруют сирены,

Сидя на мягком лугу. Вокруг же огромные тлеют
Груды костей человечьих, обтянутых сморщенной кожей.

Мимо корабль твой гони. Залепи товарищам уши,
Воск размягчив медосладкий, чтоб их ни один не услышал

Спутник. А если ты сам пожелаешь, то можешь послушать.
Пусть лишь товарищи, руки и ноги связав тебе крепко,

Стоя привяжут концами тебя к основанию мачты,
Чтоб наслаждаться ты мог, обеим внимая сиренам.

Если ж ты станешь просить и себя развязать им прикажешь,
Пусть они еще больше ремней на тебя намотают.»
(Гомер «Одиссея». Песнь XII, 39-54; перевод В. Вересаева)

Сирены, правда, непонятно с какими функциями и в каком облике, входили в околорелигиозный комплекс представлений еще в крито-микенский период истории Греции. Визуальный же их образ полудевы-полуптицы заимствован у египтян. Душа ба, умершего человека, изображалась в виде птицы с человеческой головой. Поэтому неудивительно, что некоторые греческие сирены — бородаты. Сирены нередко изображались на античных надгробиях. Как известно, на надгробии Софокла тоже была изображена сирена. В VII в. до н.э. сирены начинают появляться на греческой керамике. С VI в. до н.э. существа с птичьим телом и женской головой появляются на керамических изделиях в сюжете, который можно безошибочно идентифицировать как встречу Одиссея и сирен.

В Диалоге о количестве Муз, Плутарх дает свое неординарное понимание природы сирен, как неких ангелоподобных существ, встречающих души усопших:

«Не имеет разумного основания страх перед гомеровскими сиренами, о которых говорит Платон в своем иносказании: здесь песенная сила сирен знаменует не гибель человека, а пробуждение в уходящих отсель и блуждающих после кончины душах любви к небесному и божественному и забвение смертного: очарованные пением, они радостно влекутся к нему и следуют за ним. А к нам сюда доносится в словах только слабый отголосок той музыки и напоминает нашим душам о том, что было ранее. Но уши у большинства залеплены и замкнуты — не воском, а плотскими преградами и переживаниями. И только ту душу, которая благодаря природной одаренности воспринимает и вспоминает эту музыку, охватывает чувство, не отличающееся от исступленной любви, и она страстно желает, но не может уйти, освободившись от тела.»
(Плутарх «Застольные беседы» IX, 14:6)

В дальнейшем, греческие ученые мужи, и иные сочинители, уходят все дальше от египетского наследия в область сказочного мифотворчества. Превращение дев в птиц начинают связывать с похищением Персефоны. Этот мотив появляется в источниках более позднего происхождения, где превращение сирен из дев в полуптиц объясняется либо тем, что сирены не помогли Персефоне, когда ее похищал Аид, либо тем, что они сами попросили превратить их в птиц, чтобы им было легче разыскивать подругу. У Овидия в «Метаморфозах» превращение происходит как бы само по себе:

«Но у вас, Ахелоевы дочери, птичьи
Перья и ноги зачем? Ведь раньше вы девами были!

Иль оттого, что, когда собирала цветы Прозерпина
Вешние, были вы с ней, сирены ученые, вместе?

После по миру всему ее вы напрасно искали,
И чтобы даже моря про вашу узнали заботу,

Вскоре над зыбью морской на крыльях-веслах держаться
Вы пожелали, и к вам божества благосклонность явили:

Руки и ноги у вас вдруг желтыми стали от перьев!
Но чтобы пение их, на усладу рожденное слуху,

Чтобы подобная речь в даровитых устах не пропала,
Девичьи лица у них, человечий по-прежнему голос»…
(Овидий «Метаморфозы». Книга V, 552-563)

В поздней мифологии выясняется, что сиренам предназначено погибнуть, если кому-либо удастся проплыть мимо них невредимым.

«Сирены, дочери реки Ахелоя и музы Мельпомены, после похищения Прозерпины блуждали и пришли в землю Аполлона, где по воле Цереры стали пернатыми за то, что не помогли Прозерпине. Им было предсказано, что они проживут столько, сколько ни один смертный, слышавший, как они поют, не проплывет мимо. Гибель им принес Улисс: ведь он благодаря своей уловке проплыл мимо скал, на которых они жили, они бросились в море. От них это место стало называться Сиренидами. Оно находится между Сицилией и Италией.»
(Гигин «Мифы», 141)

Эпитома к Псевдо-Аполлодору приводит не только легенду о смерти сирен, но и указывает традиционные музыкальные инструменты, с которыми те начали появляться уже примерно в V веке до н.э. Как видно, более поздняя традиция склонна описывать их не как птиц с головами женщин, а имеющих, как правило, и руки, или даже торс:

«Одиссей вернулся к Кирке, и она проводила его в дальнейшее плавание. В пути ему вскоре довелось проплывать мимо острова сирен. Сирены происходили от Ахелоя и Мельпомены, одной из Муз: звали сирен Пейсиноя, Аглаопа и Телксиепия. Одна из сирен играла на кифаре, другая пела, третья играла на флейте: так сирены завлекали к себе проплывающих мимо моряков.

Начиная с бедер они имели тело птицы. Проплывая мимо них, Одиссей захотел услышать их пение. По совету Кирки он заткнул воском уши своих спутников, себя же приказал привязать к мачте. Зачарованный сиренами, призывавшими его остаться с ними, Одиссей стал просить своих спутников, чтобы они его отвязали, но те еще крепче связывали его, и он проплыл мимо Сирен. Между тем сиренам было некогда предсказано, что они скончаются, если какое-нибудь судно проплывет, минуя их. Так они и скончались.»
(Эпитома к «Мифологической библиотеке» Аполлодора)

Происхождение сирен уже очень рано начали связывать с Музами, а их самих называть дочерьми Муз. Правда, в вопросе материнства авторы не находили согласия, называя то Мельпомену, то Терпсихору, то Стеропу, которая музой не была, зато была женой отца сирен. Им считался речной бог Ахелой. Впрочем, это не мешало родителям и чадам соперничать в искусстве песни, а победителям жестоко наказывать побежденных:

«В Коронее имеются следующие замечательные памятники: на городской площади находится алтарь Гермеса Эпимелия (Хранителя стад), а также — алтарь Ветров. Далее немного ниже, есть храм Геры со старинной статуей, работы фиванца Пифодора. На руке у нее сирены. Говорят, что дочери Ахелоя, по совету Геры, вступили в соревнование с Музами по пению. Музы победили и, ощипав перья сирен, говорят, сделали из них себе венки.»
(Павсаний «Описание Эллады» IX, 34:2)

В римских источниках уже заметно, что в это время сирены потеряли свою связь с религиозной практикой, став небылицей, сказкой былых времен и способом показать свою ученость и начитанность. Но сначала ранняя христианская литература, а затем Средневековье переинтерпретировали образ этих существ и вдохнули в них новую жизнь.

История сирен в Средние Века принадлежит к одним из самых увлекательных страниц истории фантастических существ. За этот период времени, сирены приобрели два новых широко распространенных облика и если первый — изображение сирены в виде крылатой змеи — ушел в небытие с традицией бестиариев, где, в основном это существо и упоминалось, то второй — представление сирены в виде девы с рыбьим хвостом — настолько прижилось в Европе, что и до сих пор его следы видны в культуре и языках народов Европы.


СИРЕНЫ И ХРИСТИАНСТВО

В греческом переводе Ветхого Завета известном как Семптуагинта сирены упоминаются семь раз. Этот перевод Ветхого Завета на греческий язык, одна из самых известных переводческих работ Древнего мира, был осуществлен иудеями египетской Александрии в III в. до н.э. Только в одном случае в тексте Септуагинты имеются ввиду классические сирены — в 4 книге Маккавеев, где данный случай хорошо объясним, так как книга была написана довольно поздно, притом на литературном греческом языке.

В латинском переводе Библии, Вульгате, имя «сирены» встречается всего лишь один раз, в книге Исаии (13.22). Автор Вульгаты, Иероним Стридонский (340-420), перевел еврейское thennim, что значило «шакал» или «дикая собака», как «сирены». Объясняя свой перевод, Иероним описал сирен как неких змей с крыльями. Довольно сложно объяснить, почему Иероним, несомненно, знакомый с мифом о сиренах, перевел это слово таким образом. Иеронимово объяснение в дальнейшем породило представление о сиренах, как о крылатых змеях.

Первая же интерпретация образа сирен в христианском духе существовала уже до Иеронима и находилась в «Физиологе», анонимном памятнике созданном приблизительно во II-III веках, скорее всего в египетской Александрии:

«Пророк Исая говорит: сирены и демоницы будут плясать в Вавилоне, и ежи и онокентавры поселятся в домах его. Физиолог исследовал природу каждого. Сирены, пишет он, это смертоносные создания, которые от головы и до пупка облик человечий имеют, а нижнюю часть до ног как у птиц. Они музыкальные мелодии и сладкозвучнейшие песни распевают и по причине их приятного голоса, они, издалека услышанные мореплавателями, возбуждают их и к себе зовут, своей необыкновенной стройностью пения привлекают их слух, пленяют их разум и погружают их в сон. После того, как увидят их крепко спящими, тотчас устремляются к ним и терзают их плоть и так, убедительностью своего голоса несведущих и неразумных людей обманывают и умерщвляют. Так же и те обманываются, кто веселью торжественных шествий, театральных представлений и удовольствиям предается, то есть комедиями, трагедиями, а также различным музыкальными мелодиями прельщаются, и как бы живости разума лишаются и погружаются в глубокий сон и тут же становятся желанной добычей вражеской силы». («Физиолог. О сиренах и онокентаврах»)

Хотя история о сиренах, рассказанная здесь и выглядит достаточно традиционной, в ней немало нового. То, что сирены сами убивают своих жертв, а также погружают людей в сон совершенно неизвестно античной литературе кроме сообщения Плиния, который приводит очень нетипичные сведения об этих существах со ссылкой на Динона Колофонского (IV в. до н.э.), писавшего о Персии и продолжавшего «Персику» Ктесия. Плиний хоть и считает этих существ вымышленными, однако сообщает, что сирен много и живут они в Индии, зачаровывая людей своими песнями и затем разрывая их на части.

В аллегорическом смысле, история, рассказанная в «Физиологе» — одна из самых прозрачных. Толкование сирен как дьявольских искушающих сил оказалось удачным и затем широко использовалось и разрабатывалось в христианской литературе. В сочинениях отцов церкви сирена стала символом дьявольского искушения, распутства и соблазнения. В связи с сиренами часто вспоминали и Одиссея, которому удалось уйти от них невредимым. Одиссей стал со временем фигурой, которая олицетворяла мудрость и способность противостоять искушению. Амвросий Медиоланский (IV век) развивал эту идею, сравнивая море с миром, Одиссея — с душой человеческой, а мачту, к которой он был привязан — с крестом, на котором был распят Иисус.

Сирены, служащие аллегорией дьявольских сил, которые усыпляют бдительность человека и затем губят его душу широко проникли в средневековую литературу и прежде всего в бестиарии. Конечно, мы встречаем и вариации данной аллегории. Так, епископ Теобальд в начале XI века сравнивал сирен с людьми, которые говорят одно, а делают другое, славя праведность на людях и греша втайне, а примерно через сто лет Филипп Танский в длинном и запутанном объяснении сравнивал сирен с богатствами мира и тем, как они влияют на людей. Практически всегда двойная природа этих существ служила поводом для рассуждений и о двойной природе того, что они обозначают.

Однако в раннем Средневековье мы встречаем и другое направление, которое стремится скорее не к символизации, а к рационализации образа сирен. Комментатор Вергилия IV века Мавр Сервий Гонорат кроме распространенных известий о сиренах, рассказывает и то, кем они были на самом деле:

«По рассказам сирен было трое, частью девы, а частью птицы, дочери реки Ахелоя и нимфы Каллиопы. Из них одна пела, другая играла на флейте, а третья на лире и сначала они жили возле Пелориды, а затем на острове Капрея и завлекали своим пением и приводили к крушениям кораблей. На самом же деле они были проститутками, которые доводили до разорения проплывающих мимо, откуда пошли выдумки о кораблекрушениях.»
(Мавр Сервий Гонорат «Комментарии на Энеиду Вергилия»)

Исидор Севильский (ок. 570-636) в своих «Этимологиях» также поддержал эту идею, говоря, что это скорее были не женщины-птицы, а блудницы, которые завлекали путников им на погибель.

В дальнейшем бестиарии, формируясь в основном под влиянием Исидора и «Физиолога», повторяли рассказы обоих, пытаясь по мере сир сочетать несочетаемое, и история сирен, пожалуй, так бы благополучно, предсказуемо и скучно продолжалась, если бы их образ удивительным образом не начал меняться, приобретая новые черты.


СИРЕНЫ-РУСАЛКИ

Впервые сирены с рыбьим хвостом появляются в сочинении «Книга чудовищ» (Liber monstrorum). Сочинение это анонимное, хотя в последнее время его авторство часто, и не без оснований, приписывают Альдхельму из Мальмсберри, умершему около 710 года.

«Сирены — это морские девы, которые вводят в обман мореплавателей прекраснейшим обликом и прелестным пением. От головы до пупка они подобны девам. Однако имеют покрытый чешуей рыбий хвост, который всегда скрыт в воде».
(Книга Чудовищ)

На превращение сирен в русалок, видимо, как-то повлиял образ тритонов. На это указывают очень частые изображения двухвостой сирены в Средние века. Именно так в античности часто изображали тритонов. С тритонами сирен роднит и место обитания — море. Подобные изображения сирен (или русалок) нередки в романском и готическом искусстве, особенно часто появляясь на капителях колонн церквей. Имеется и довольно ранние средневековые изображения миксантропичных существ, полулюдей-полурыб с двумя хвостами, например изображение на одном из пиктских камней, датируемое VIII веком, надежно отождествить его с тритоном, русалкой или сиреной, видимо, невозможно.

Интересно, что автор «Книги чудовищ» говорит о сиренах, как о «морских девах» (marinae puellae). Жюль де Ксивре, первый издатель «Книги чудовищ», считал, что выражение «морские девы» является парафразом к «морским монстрам» из «Науки любви» Овидия.

Но более вероятен другой источник этого определения. Учитывая, что создание «Книги чудовищ» относят именно в англосаксонской традиции, возможно, что определение сирен — «морские девы» (meremenen) восходит к древнеанглийскому языку. Современное английское название русалки — mermaid. У автора «Книги чудовищ» имелись все основания для отождествления сирен и «морских дев» английского фольклора. Сирены и есть «морские девы» (место их обитания — море), но не плавающие, а летающие.

Такое отождествление, судя по всему, не было известно в романских странах Западной Европы ранее IX-X веков. Итальянский епископ Теобальд, написавший свой «Физиолог» в начале XI века, описывал сирен как женщин-полуптиц, хотя в более поздних рукописях этого произведения текст мог меняться в пользу полурыб. Это следует отнести к более поздней традиции, которая, судя по источникам, попала на континент не ранее начала XII века, хотя сама «Книга чудовищ» попала на континент гораздо раньше и, возможно, получила некоторое распространение.

«Приращение» хвоста сиренам происходило постепенно. В начале XII века имеется несколько текстов, в которых сирены только начинают приобретать свой будущий вид. Пока это гибриды, которые сохранили пока все свои птичьи и человечьи черты, но уже приобрели и рыбьи. «Бестиарий» Филиппа Танского, написанный предположительно около 1119 года является одним из самых первых примеров подобного рода:

«Сирена живет в море.
Ее натура такова, что в шторм поет,
В хорошую погоду плачет
Вид женщины имеет вниз, до пояса,
Но ноги сокола и рыбий хвост.
Для развлечения она
Чистым голосом и громким поет,
Тогда же кормчий, что море бороздит
Про судно забывает и тут же засыпает.»
(Филипп Танский «Бестиарий»)

Иллюстрации этого периода еще более красноречивы. На одной миниатюре рукописи XII века видно, что хвост пока еще только мешает сиренам, так что они вынуждены придерживать его рукой. Еще один прекрасный пример того, как новая традиция наглядно вытесняла старую можно видеть на иллюстрации рукописи начала XIII столетия. На ней сирена изображена уже в своем новом облике, то есть с рыбьим хвостом. Но само ее расположение на рисунке (над кораблем) недвусмысленно говорит о том, что прототип рисунка был другим и изображал сирену в виде птицы.


Приспособление к новому облику сирены проходило несколькими путями. Авторы либо просто заменяли птичьи черты на рыбьи, либо занимали примирительную позицию, стараясь не разрываться между давлением авторитета традиции, который утверждал, что сирены имеют наполовину птичий облик и новой тенденцией в их изображении. Иногда в описании сирен появлялись уж и вовсе неожиданные элементы. Альберт, прозванный за свою ученость «Великим», передает явно фольклорное и не относящееся к сиренам, понимаемым в их классическом смысле, описание, при том, что оставляет в их облике и классические черты:

«Сирены — это морские чудовища в баснях поэтов, с верхней частью тела как у женщин, с длинными женскими грудями, кормящие детей молоком. Наружностью ужасные, волосы длинные и распущенные. В нижней части же орлиные ноги, а выше крылья у них, а сзади чешуйчатый хвост, чтобы плавать. Появляясь [над поверхностью воды], они показывают своих детей (fetus exhibent) и издают что-то вроде свиста, которым они услышавших их усыпляют и спящих разрывают. Но разумные люди проплывают мимо них затыкая уши и устремляясь вперед, в то время как сирены играют на пустых бутылях (legenas vacuas) и так корабль проплывает мимо них.»
(Альберт Великий «О животных»)

Таким образом, сирены в Западной Европе в период XII-XIII веков переживают сложный период трансформации своего образа. В то же время символика сирен остается прежней — новый ее облик остался более чем пригодным для бичевания тех пороков, которые символизировала сирена и в более ранний период.

PS.
Следуя западной «моде», на Руси природа мифических птиц претерпела подобные же метаморфозы. Алконост, как дубликат Сирина, просто утратила актуальность. А райская птица Сирин получает два разных развития образа. С одной стороны, птица Сирин превращается в Синюю (сиреневую) птицу счастья и удачи. С другой стороны, поменявшие свою природу сирены-русалки (вилы) заняли свое место в языческом пантеоне, в качестве духов дождя, растительности и плодородия, в виде дев с рыбьими хвостами, любящие не только поплескаться в омуте, но и посидеть на «кривой березе». Русальи праздники приходились на зимний солнцеворот, с 25 декабря по 6 января (были связаны с новогодней заклинательной магией) и летний солнцеворот («русальная неделя» на Ивана Купалу 24 июня).


PPS. На нижеследующей замечательной миниатюре из манускрипта «Hugonis de Folleio Aviarium» (Франция или Фландрия, ок. 1280-1300) можно видеть сирену-русалку (sirena), увлекающую под воду, судя по всему, аргонавта, рядом изображен онокентавр (onocentaur). Подобные «лубочные» манускрипты пользовались большой популярностью в среде профанной публики. Рядом на миниатюре изображен фрагмент из атласа небесной сферы, на котором представлены созвездия Сирена, Центавр и Корабль Арго. Созвездие Сирена не закрепилось на астрономических картах. Сегодня на ее месте — созвездия Мухи и Хамелеона. Для сравнения, рядом фрагмент планисферы из библиотеки Лейденского университета.


PPPS.
Помимо сирен в греческой мифологии были более древние девы-птицы — Гарпии (Ἅρπυιαι) — дочери морского божества Тавманта и океаниды Электры. Число их колеблется от двух до пяти; изображаются в виде диких полудев-полуптиц отвратительного вида с крыльями и лапами грифа, с длинными острыми когтями, но с головой и грудью женщины. В мифах представлены злобными похитительницами детей и человеческих душ (ἅρπαξ, хищный, жадный, грабитель), внезапно налетающими и так же внезапно исчезающими, как ветер.

По Гесиоду, их две: Аэлло и Окипета. Гигин повествует о трех гарпиях: Келено, Окипета, Подарка; или Аэллопода, Келено, Окипета. Наиболее распространенный вариант — три сестры: Аэлла (Ἀελλώ, «Вихрь»; либо, как вариант, Аэллопа, Αελλόπους, «подобная вихрю»), Окипета (Ὠκῠπέτη, «Стремительная»), Келайно (Κελαινός, «Мрачная»), по прозвищу Подарга (Ποδάργη, «Быстроногая»).

Иногда гарпий изображали с птичьими головами и ногами, грудь, живот и бедра человеческие. Возможно подобный образ имел место из-за созвучия со словом ἅρπη («харпэ», сокол).

В мифе об аргонавтах упоминается салмидесский царь Финей, которому сильно досаждали гарпии, «отвратительные крылатые существа женского пола, которые, как только Финей усаживался за трапезу, спешили во дворец, хватали со стола что попало, а оставшуюся пищу заражали таким зловонием, что ее невозможно было есть».

Как правило, гарпий помещали на Строфадских островах в Эгейском море. Не исключено, что собственно гарпии и являются прообразом более поздних сирен.

В некоторых мифах говорится, что когда-то гарпии были прекрасными женщинами; в память о прошлом у них сохранились женские лица и груди. Считалось, что гарпии появляются в грозу и ураган, распространяя нестерпимую вонь, подобно хищным птицам стервятникам. Гарпии боялись лишь одного: звуков медных труб.

___________________________