Михаил Юдовский
С ТОБОЙ НЕ ГОВОРЮ Я, НО ПОЮ

С тобой не говорю я, но пою
Беззвучно, словно раненный в бою,
Губами, пересохшими от жажды,
Ищу ладонь открытую твою
С предчувствием, что в ней умру однажды.
С тобой не говорю я, но пою.

В твоей ладони плещется вода
Небесная, попавшая сюда,
Чтоб отразить короткое мгновенье
И далее исчезнуть без следа,
Угадывая ветра дуновенье.
В твоей ладони плещется вода.

С тобой не говорю я, но пою.
Я ножницами острыми крою
На сотни лоскутов свое пространство,
С улыбкою вплетая в колею
Отпущенного нам непостоянства.
С тобой не говорю я, но пою.

Наивны и обманчиво легки,
Мы разлетимся, словно мотыльки,
Не обменявшись на прощанье взглядом.
Так звезды, друг от друга далеки,
Глядятся в небесах почти что рядом,
Наивны и обманчиво легки.

С тобой не говорю я, но пою.
Я не умею долго жить в раю.
Я бездну ощущаю за плечами,
Застыв у этой бездны на краю.
И долгими бессонными ночами
С тобой не говорю я, но пою.

Я рад идти по лезвию ножа,
Когда моя рука, в твоей дрожа,
Немеет сладко, словно через пальцы
Из тела в тело движется душа.
И если в этом мире мы скитальцы,
Я рад идти по лезвию ножа.

С тобой не говорю я, но пою.
Я ничего на сердце не таю.
Умри со мною и со мной воскресни.
Я сам себя, поверь, не узнаю
И превратившись в собственную песню,
С тобой не говорю я, но пою.


________________________________________________________________
Михаил Юдовский
И СТАЛО ТИХО И СВЕТЛО

И стало тихо и светло.
И сквозь оконное стекло
Казался мир потусторонним.
Он плыл в иные времена,
На небесах крылом вороньим
Чертя скупые письмена.

И я пытался их прочесть
Как зашифрованную весть,
Не уловив заветной сути,
Не отличив добро от зла,
Но разглядев в тревожной мути
Судьбы кривые зеркала.

И стало грустно и легко.
Зимы густое молоко
Глотал февраль, впадая в детство,
Земли покусывая грудь
И перепутав цель и средства,
Пытался мир перечеркнуть

Ветвями голых тополей,
Прямыми стрелами аллей,
Творя раздор, ломая копья.
Кончался день. Кончался век.
И на лету слипаясь в хлопья,
На землю опускался снег.

И стало нежно и бело.
И за окном моим мело
С тоскою раненного зверя.
И я глядел в окна проем,
В чужое будущее веря
И не заботясь о своем.

И я был рад, ужасно рад,
Полушутя и невпопад
Пройдясь невнятицею зыбкой
По этой жизни налегке,
Растаять молча и с улыбкой,
Как снег на чьей-нибудь руке.


________________________________________________________________
Михаил Юдовский
И БУДЬ ЧТО БУДЕТ

И будь что будет — с нами, и со мною,
С тобой одной, с тобою не одной
И без тебя. Со всеми и без всех.
Мы эту жизнь обходим стороною,
Впадая в святость, как в смертельный грех.

Мне хорошо на грани и за гранью
Закона, равносильного желанью
Узнать, что мы на свете не одни.
Непониманье близко к пониманью,
Как близость одиночеству сродни.

Господь с тобой. Мне ничего не надо.
Темнеет сад, темна его ограда.
И темен мир, укрывшийся за ней
Под невеселый шорох листопада.
Темно с тобой. Но без тебя темней.

Бессмысленно, но твердо и упруго
Мы движемся по замкнутому кругу,
Не веря и, наверно, не любя,
Уже не столько следуя друг другу,
Как просто убегая от себя.

Но, знаешь, от всего осатанев, я
Благословляю наше однодневье,
Не зная кто мы и куда идем.
И нежно дышит ветер. И деревья
Неторопливо мокнут под дождем.


________________________________________________________________
Михаил Юдовский
В МОЕЙ ЗИМЕ ЖИВЕТ ТВОЯ ЗИМА

В моей зиме живет твоя зима.
Твоя зима свела мою с ума.
И поневоле подчинившись им
Мы сделались заложниками зим.

Зачем мне приношения твои?
Пожертвуй их другому алтарю.
Я говорю с тобой не о любви,
А, значит, я с тобой не говорю.

Я рад молчать с тобою невпопад
И твоему молчанью так же рад.
И рад тому, что этой тишиной
Ты делишься со мной и не со мной.

Должно быть, мир оглох от тишины,
Бессмысленно прислушиваясь к нам.
И хочется уснуть, и видеть сны
И ни на грош не верить этим снам.

А, между тем, кончается январь,
Долистывая собственный букварь,
И кажется, что девственно чисты
Окажутся дальнейшие листы.

Чем беспробудней эта кутерьма,
Тем проще жить. Тем легче зимовать.
И ждать, покуда сжалится зима
И перепишет набело тетрадь.


________________________________________________________________
Михаил Юдовский
ЗИМОЮ ГРУСТЬ СТАНОВИТСЯ БЛИЗКА

Зимою грусть становится близка
И невесома, словно облака,
Которые в самозабвеньи неком
Плывут и исчезают в полумгле,
Как будто исповедовавшись снегом
На небо заглядевшейся земле.

И хочется идти по снегу вдаль,
Не зная, но предчувствуя печаль,
Пока тебе дорога не наскучит.
И прикоснувшись к сердцу твоему,
Печаль тебя чему-нибудь научит.
Но радость не научит ничему.

До синевы метелями обрит,
Скупой январь слегка посеребрит
Дороги и глухое бездорожье,
В котором всё утрачивает вес
И тишина — не больше, чем подножье
Великого молчания небес.

И хочется запомнить наизусть
И эту тишину, и эту грусть,
Которая, подобно волхвованью,
Из мира в мир протягивает нить
И сердце приближает к пониманью
Того, что невозможно объяснить.


_______________________________

Максимилиан Волошин
LUNARIA. Венок сонетов

1.
Жемчужина небесной тишины
На звёздном дне овьюженной лагуны!
В твоих лучах все лица бледно-юны,
В тебя цветы дурмана влюблены.

Тоской любви в сердцах повторены
Твоих лучей тоскующие струны,
И прежних лет волнующие луны
В узоры снов навеки вплетены…

Твой влажный свет и матовые тени,
Ложась на стены, на пол, на ступени,
Дают камням оттенок бирюзы.

Платана лист на них ещё зубчатей
И тоньше прядь изогнутой лозы…
Лампада снов,¹ владычица зачатий!

2.
Лампада снов! Владычица зачатий!
Светильник душ! Таинница мечты!
Узывная, изменчивая — ты
С невинности снимаешь воск печатей,

Внушаешь дрожь лобзаний и объятий,
Томишь тела сознаньем красоты
И к юноше нисходишь с высоты
Селеною,² закутанной в гиматий.³

От ласк твоих стихает гнев морей,
Богиня мглы и вечного молчанья,
А в недрах недр рождаешь ты качанья.

Вздуваешь воды, чрева матерей,
И пояса развязываешь платий,
Кристалл любви! Алтарь ночных заклятий!

3.
Кристалл любви! Алтарь ночных заклятий!
Хрустальный ключ певучих медных сфер!
На твой ущерб выходят из пещер,
Одна другой страшнее и косматей,

Стада Эмпуз;⁴ поют псалмы проклятий,⁵
И душат псов,⁶ цедя их кровь во кратер,⁷
Глаза у кошек, пятна у пантер
Становятся длиннее и крылатей.

Плоть призраков есть ткань твоих лучей,
Ты точишь камни, глину кирпичей;
Козёл и конь, ягнята и собаки

Ночных мастей тебе посвящены.
Бродя в вине, ты дремлешь в чёрном маке,
Царица вод! Любовница волны!

4.
Царица вод! Любовница волны!
Изгнанница в опаловой короне,
Цветок цветов! Небесный образ Иони!⁸
Твоим рожденьем женщины больны…

Но не любить тебя мы не вольны:
Стада медуз томятся в мутном лоне
И океана пенистые кони
Бегут к земле и лижут валуны.

И глубиной таинственных извивов
Качания приливов и отливов
Внутри меня тобой повторены.

К тебе растут кораллы тёмной боли,
И тянут стебли водоросли воли
С какой тоской из влажной глубины!

5.
С какой тоской из влажной глубины
Всё смертное, усталое, больное,
Ползучее, сочащееся в гное,
Пахучее, как соки белены,

Как опиум волнующее сны,
Всё женское, текучее, земное,
Всё тёмное, всё злое, всё страстнὸе,
Чему тела людей обречены, —

Слепая боль поднятой плугом нови,
Удушливые испаренья крови,
Весь Океан, пленённый в руслах жил,

Весь мутный ил задушенных приятий,
Всё, чем я жил, но что я не изжил —
К тебе растут сквозь мглу моих распятий.

6.
К тебе растут сквозь мглу моих распятий
Цветы глубин. Ты затеплила страсть
В божнице тел. Дух отдала во власть
Безумью плоти. Круг сестёр и братий

Разъяла в станы двух враждебных ратей.
Даров твоих приемлет каждый часть…
О, дай и мне к ногам твоим припасть!
Чем дух сильней, тем глубже боль и сжатей…

Вот из-за скал кривится лунный рог,
Спускаясь вниз, алея, багровея…
Двурогая! Трехликая! Афея!⁹

С кладбищ земли, с распутий трёх дорог
Дым чёрных жертв восходит на закате —
К Диане бледной, к яростной Гекате!

7.
К Диане бледной, к яростной Гекате
Я простираю руки и мольбы:
Я так устал от гнева и борьбы —
Яви свой лик на мертвенном агате!

И ты идёшь, багровая, в раскате
Подземных гроз, ступая на гробы,
Треглавая, держа ключи судьбы,
Два факела, кинжалы и печати.

Из глаз твоих лучатся смерть и мрак,
На перекрёстках слышен вой собак,
И на могильниках дымят лампады.

И пробуждаются в озёрах глубины,
Точа в ночи пурпуровые яды,
Змеиные, непрожитые сны.

8.
Змеиные, непрожитые сны.
Волнуют нас тоской глухой тревоги.
Словами Змея: «Станете, как боги!»
Сердца людей извечно прожжены.

Тавром греха мы были клеймлены
Крылатым стражем, бдящим на пороге.
И нам, с тех пор бродящим без дороги,
Сопутствует клеймлённый лик Луны.

Века веков над нами тяготело
Всетёмное и всестрастное тело
Планеты, сорванной с алмазного венца.

Но тусклый свет глубоких язв и ссадин
Со дна небес глядящего лица
И сладостен и жутко безотраден.

9.
И сладостен и жутко безотраден
Безумный сон зияющих долин.
Я был на дне базальтовых теснин.
В провал небес (о, как он ёмко-жаден!)

Срывался ливень звёздных виноградин,
И солнца диск, вступая в свой притин,¹⁰
Был над столпами пламенных вершин,
Крылатый и расплёсканный — громаден.¹¹

Ни сумрака, ни воздуха, ни вод —
Лишь острый блеск гранитов, сланцев, шпатов.
Ни шлейфы зорь, ни веера закатов

Не озаряют чёрный небосвод, —
Неистово порывист и нескладен
Алмазный бред морщин твоих и впадин

10.
Алмазный бред морщин твоих и впадин
Томит и жжёт. Неумолимо жёстк
Рисунок скал, базальтов чёрный лоск,
Строенье арок, стрелок, перекладин.

Вязь рудных жил, как ленты пёстрых гадин,
Наплывы лавы бурые, как воск,
И даль равнин, как обнажённый мозг…
Трёхдневный полдень твой кошмарно-страден.¹²

Пузырчатые осыпи огня
Сверкают в нимбе яростного дня,
А по ночам над кратером Гиппарха¹³

Бдит Volva — неподвижная звезда,¹⁴
И отливает пепельно-неярко
Твоих морей блестящая слюда.

11.
Твоих морей блестящая слюда
Хранит следы борьбы и исступлений,
Застывших мук, безумных дерзновений,
Двойные знаки пламени и льда.

Здесь рухнул смерч вселенских «Нет» и «Да».
От моря Бурь до Озера Видений,
От призрачных полярных взгромождений,
Не видевших заката никогда,

До тёмных цирков Mare Tenebrarum¹⁵ —
Ты вся порыв, застывший в гневе яром.
И страшный шрам на кряже Лунных Альп

Оставила небесная секира.
Ты, как Земля, с которой сорван скальп, —
Лик Ужаса в бесстрастности эфира!

12.
Лик Ужаса в бесстрастности эфира —
Вне времени, вне памяти, вне мер!
Ты кладбище немыслимых Химер,
Ты иверень разбитого Потира.¹⁶

Зане¹⁷ из сонма ангельского клира
На Бога Сил, Творца бездушных сфер,
Восстал в веках Денница-Люцифер,
Мятежный князь Зенита и Надира.

Ваяя смертью глыбы бытия
Из статуй плоти огненное «Я»
В нас высек он; дал крылья мысли пленной,

Но в бездну бездн был свергнут навсегда.
И остов недосозданной вселенной —
Ты вопль тоски, застывший глыбой льда.

13.
Ты вопль тоски, застывший глыбой льда!
Сплетенье гнева, гордости и боли,
Бескрылый взмах одной безмерной воли,
Средь судорог погасшая звезда.

На духов воль надетая узда,
Грааль борьбы с причастьем горькой соли.
Голгофой душ пребудешь ты, доколе
Земных времён не канет череда.

Умершие, познайте слово Ада:
«Я разлагаю с медленностью яда
Тела в земле, а души на луне».

Вокруг земли чертя круги вампира,
И токи жизни пьющая во сне —
Ты жадный труп отвергнутого мира!

14.
Ты жадный труп отвергнутого мира,
К живой земле прикованный судьбой.
Мы, связанные бунтом и борьбой,
С вином приемлем соль и с пеплом миро.¹⁸

Но в день Суда единая порфира¹⁹
Оденет нас — владычицу с рабой.
И пленных солнц рассыпется прибой
У бледных ног Иошуа Бен-Пандира.²⁰

Но тесно нам венчальное кольцо:
К нам обратив тоски своей лицо,
Ты смотришь прочь неведомым нам ликом,

И пред тобой, — пред Тайной глубины,
Склоняюсь я в молчании великом,
Жемчужина небесной тишины!

15.
Жемчужина небесной тишины,
Лампада снов, владычица зачатий,
Кристалл любви, алтарь ночных заклятий,
Царица вод, любовница волны.

С какой тоской из влажной глубины
К тебе растут сквозь мглу моих распятий,
К Диане бледной, к яростной Гекате
Змеиные, непрожитые сны.

И сладостен, и жутко-безотраден
Алмазный бред морщин твоих и впадин,
Твоих морей блестящая слюда —

Лик Ужаса²¹ в бесстрастности эфира,
Ты вопль тоски, застывший глыбой льда,
Ты жадный труп отвергнутого мира!
___________________________
[1] λαμπάς (-άδος) ἡ
1) факел, лампада, светильник
2) небесное светило, солнце, луна (τὸ λαμπάδος ὄμμα Soph. — солнечный диск);

[2] Σελήνη, дор. σελάνα; дор. σεληναία, ион. σεληναίη ἡ Селена, богиня луны, во времена поздней античности отождествлялась с Артемидой, Гекатой, Персефоной.

[3] ἱμάτιον ἡ гиматий, плащ, верхняя одежда, носившаяся поверх хитона, состоявшая из длинного куска ткани, который перебрасывался через левое плечо.

[4] Ἔμπουσα (εμ-πουσα) ἡ Эмпуса (чудовище с ослиными ногами, посылавшееся Гекатой, чтобы пугать людей, преимущ. путников) Arph., Dem.

ἐμ- (ἐν-) — приставка со знач. обладания каким-л. признаком;
πούς, ποδός ὁ нога, лапа, когти;

[5] ψαλμός ὁ звуки лиры, пение или песня Pind., Aesch., Plut., Anth.

[6] В жертву Гекате традиционно приносили черных собак;

[7] κρατήρ, эп.-ион. κρητήρ (-ῆρος) ὁ кратер (сосуд для смешивания вина с водой, с широкой горловиной и двумя ручками по бокам).

[8] Йони — в переводе с санскрита, означает матка, лоно, чрево. В древнеиндийской мифологии и различных течениях индуизма символ божественной производящей силы.

[9] Двурогая! Трехликая! Афея! — эпитеты Гекаты.
ἀθεΐα, ἄθεια, ἄθεα ἡ Афея, «нечестивая» (досл. «безбожная»).

[10] притин — наивысшая точка на небе, до которой поднимается солнце.

[11] Крылатый диск солнца — отсыл к египетской традиции, где крылатый диск был символом Гора Бехдетского.

[12] Трёхдневный полдень твой… — полнолуние, три дня в течение которых диск луны не был ущербным.

[13] Кратер Гиппарха — большой кратер в центральной экваториальной области видимой стороны Луны.

[14] Volva — неподвижная звезда… Единственная неподвижная звезда, вокруг которой вращается (лат. volvur) небесная сфера с мириадами звезд — это полярная звезда. Однако сам Волошин (в письме к Юлии Оболенской 13 февраля 1914г.) объясняет, что Volva — это «имя, данное селенитами Земле» (по Кеплеру). Обращенная к Земле сторона Луны (Субвольва) видит Вольву (Землю) как свою луну. Вольва проходит через те же фазы, что и Луна для землян. На латыни Volva означает «матка» или «вульва», что семантически также близко плодоносящей Земле.
volva = vulva
vulva (volva), -ae f 1) матка; 2) анат. наружные половые органы женщины, вульва.
volvo — заставлять совершать круговое обращение, вращать.

[15] До тёмных цирков Mare Tenebrarum… Лунные моря — это низменности, имеющие серо-коричневый цвет, отличный от более светлых «материковых» областей. Некоторые моря имеют вид темных кругов (лат. circus), которые представляют из себя кратеры, образовавшиеся от ударов крупных метеоритов. Как такового моря Мрака (Mare Tenebrarum) на Луне нет. Под «темными кругами Mare Tenebrarum» Волошин, видимо, объединяет все лунные моря, т.е. всю темную область Луны, дав ей условное название, по аналогии с земным «Морем Мрака», как в древности называли Атлантический океан.

[16] иверень разбитого Потира — осколок чаши.
ποτήρ (-ῆρος) ὁ глубокая чаша на длинной ножке, кубок Eur.

[17] зане́ — старин. так как, потому что.

[18] миро (греч. μύρον) — благовонное растительное масло, употреблявшееся для умащиваний и для изготовления благовонных мазей.

[19] порфира (греч. πορφύρεος) — длинная пурпурная мантия, символ власти монарха.

[20] Иошуа Бен-Пандира — один из вариантов обозначения Иисуса из Назарета в талмудических текстах.

[21] Ужасная — эпитет Гекаты (φοβερά, δεινή).
φοβερά (φοβερός) — Фобера, «Страшная», «Грозная», «Ужасная»;
δεινή — Дейна, «Ужасная», «Грозная».


_______________________________

Джек-с-фонарем (Сергей Лачинов)
ВОСХОЖДЕНИЕ. ВЕРБЕНА

Раз мои стихи так тебе к лицу — расскажу один, а пока танцуй. Колесо судьбы не придет к концу, не сгорит, обернувшись сажей…

…А мотив известен давным-давно: прокляла колдунья веретено, и забылась дева волшебным сном, вместе с замком и верной стражей. И легенды ходят — один смельчак разорвать способен оковы чар, (поцелуем — не остротой меча!), он придёт, только дайте время.
Но его все нету — идут года, а в соседних землях бежит вода, зацветают вишни в чужих садах, вырастает иное племя.
Где его найти? Может быть, сбежал, может, кто-то в сердце воткнул кинжал, может быть, фрегат не увидел скал, иль нога соскользнула с мыса…

Не тревожит солнце её покой, убегает, прячется за рекой.
А прекрасный замок зарос травой:
белладонна,
полынь,
мелисса.

***
Что еще могу я тебе сказать? Не проспи момент, не смыкай глаза. Колесо судьбы не свернет назад, не вспорхнёт воробьиной стаей.

Вот обычный город, обычный день, вот обычный парень — лентяй, студент, и неважно, в общем, что куча дел, ему некогда — он мечтает. А мечта работает — ах! — в кафе, и прекрасна, словно рассказы фей, и конечно же, мысли весь день о ней — даже комната пахнет лесом. В этом сонном царстве столов, ножей, черствых тостов, стейков, толстенных шей, эта девушка — чувствуешь свет в душе? — словно сказочная принцесса. И колюч к ней путь — через гул толпы, темноту дворов, городскую пыль, сквозь бурьян и мглу не найти тропы, где, заснувши, застряло детство. Запереть бы дверь на стальной засов, истереть мечты бы в труху, в песок…

…Но несётся вечное колесо, и уже никуда не деться.

Чей-то взгляд растопит кинжал в груди — скоро май и в город придут дожди, не робей, расслабься и выходи танцевать под тугие струи.
Золотится мир в молодой весне, и решимость — больше, светлей, ясней, он поедет, чтоб повидаться с ней,
и наверное,
поцелует.

5 марта 2011

________________________________________________________________
Джек-с-фонарем (Сергей Лачинов)
ВОСХОЖДЕНИЕ. ЭВТАНАТОС

Императору бояться не пристало ни огня, ни молний, ни досужих слухов. Император не страшится горькой стали, ни болезней, ни проделок древних духов. Он пройдет по океану, как по саду, сапогом касаясь гребня темной пены…
Император не боится ни засады, ни любви, ни расставаний, ни измены. Он в руках державу, словно мячик, вертит, ветер дует — одобряя ли, ругая?

Но запомни, сын — бояться стоит смерти. У таких как мы, она совсем другая.

Позабудь про косы, кости, злые лики — пусть народ боится, в это я не верю. Если ты — потомок древних и великих, то она придёт к тебе в обличье зверя. За тобой следит с порога, с колыбели, ждет ошибок, страха, тьмы — чего угодно, за окном скользит бесшумно тенью белой, и смеётся — век от века, год от года. Для неё пусты, нелепы все законы, маски смерти — сын, запомни, — просто игры. Говорят, мой дед скрывался от дракона, я — клянусь! — её видал в обличье тигра. Если встретишь ты её — начни охоту, бей первее, будь сильнее, злее, звонче…

Как же зябко в замке в это время года… Не забудь, мой юный принц.
Спокойной ночи.

***
На опушке всё сильнее запах леса, птичьи стаи чертят небо вереницей. И когда тебе четыре — мир чудесен, август тянется, печёт, щекочет Шицу. Юный Шицу убежал из душной детской, прямо в лето из дворцового чертога. Осторожно — не увидел бы дворецкий! — принц бежит в волшебный бор, к лесным порогам.
А в лесу — огромный мир, нездешний, дикий, смех дриад — не заблудиться бы спросонок, на тропинке — цепь следов, цветные блики…

…И еще — в капкан попавшийся лисёнок.

Что поделать — убежать ли, кликнуть стражу — подскажите, старый бор, сухие листья? Пленник смотрит неподвижно и бесстрашно, и глаза его — чужие, как не лисьи.

Иногда хватает мига для решенья, иногда и сотня слов не стоит дела.

…Лис рванулся в омут чащи серой тенью — слишком быстро, будто лапа не болела.

***
Май стучится во дворец, сухой и жаркий, бросить всё, тайком из дома — и купаться! Облака сплетают путь в тугие арки, мир безбашенный, когда тебе тринадцать. Прыгнуть свечкой, осветить на солнце брызги, догрести до мыса, как могучий воин…

Чёртов камень оказался слишком близко, и смыкается вода над головою.

Тьма уходит вместе с холодом и кашлем — вроде выплыл? быть не может, как же странно. Вроде кто-то спас, но… нет, не помнит дальше.

…Лисий след уносит вместе с океаном.

***
На войне неважно — шут ли, император, бой кипит непримиримо, неустанно. Шицу знает — кровь за кровь и брат за брата, ясным соколом разит его катана. Враг испуган и растерян — стало легче, воин Шицу наступает и смеется.

Но вдали его заметил арбалетчик: лишь секунда, всё закончится, прервется. Воин Шицу не боится зла и ночи, отсидеться бы, не лезть бы на рожон, но…

…Что случилось — до сих пор не знают точно, но стрелок упал, как будто поражённый.

Неприятели играют отступленье, войско Шицу нагоняет — дерзко, звонко…

В суматохе не заметить серой тени, не увидеть неподвижного лисёнка.

***
От далёкого востока до границы, от глухих лесов до ягоды последней, да пребудет вечно Император Шицу, да восславится родившийся наследник! Император судит строго, правит мудро, сколько песен спето, сколь еще не спели!..

У дворцового порога, ранним утром, Ши с наследником сидит у колыбели. До чего похож — улыбкой и глазами, только мамины черты, и нос прямее. Ши поёт — от звуков мир как будто замер, песня тянется, ползёт лукавым змеем. Слышишь, песня где-то близко, очень близко, льётся, манит, оплетает руки Шицу…

Император не боится василисков, и чудовищ под кроватью — не боится. Он весь шар земной увидит, как под лупой, он могучий и великий — как с картины…
А еще, сынок — бояться смерти глупо. Бойся страха — он единственный противник…

Кликнуть слуг, тихонько натянуть ботинки, напевать под нос глупейшую из песен.
Оглянувшись, Ши шагает по тропинке. Сорок ли тебе, четыре — мир чудесен.

Кто бы знал, как на душе легко и просто, если ты не возвращаешься обратно.
Лис сидит и ждёт его на перекрестке. Ши смеётся, и кивает, словно брату.


________________________________________________________________
Джек-с-фонарем (Сергей Лачинов)
ВОСХОЖДЕНИЕ. ГОВОРЯЩИЕ-С-ГРЁЗАМИ

Вот июньское солнце играет в траве, вот по рыжему склону ползет муравей, вот старик Акимару зовет сыновей — погляди-ка, вон скачут, заразы! По заросшему саду летает перо, сыновья Акимару бегут вчетвером, вроде разные, словно арканы таро, а с лица — все легки и чумазы.
Сулу знает: он старший, а значит — боец, и его не сразят ни стрела, ни свинец. "Что за храброе сердце!" — гордится отец, — "Он другим и стена и защита". Средний, Хапу — умён, он увидит огни в бесконечных долинах потрепанных книг, даже сны не всегда поспевают за ним, чтоб узнать, где секреты зашиты.
Самый младший из братьев — бродяга Тору, он любую беду превращает в игру, и дорожные знаки в сплетении рун он отыщет, хитрющее пламя!
…А Тамуки-подкидыш бежит позади, он не воин, не маг, не искатель пути, но забытые песни он держит в груди, согревает ладонями память.

Паутинкой невидимой тянется стих, Акимару в далёкие страны нестись, говорите, чертята, что вам привезти, выбирайте, что на душу ляжет!
Просит Сулу клинок, чтоб ветра рассекал, чтоб свободно и плавно скользила рука, чтоб с хозяином славу по миру искал, не боясь ни бандитов, ни стражи.
Хапу думает долго, светлеет лицом, просит книгу заклятий — и дело с концом! — из затерянной жаркой страны мудрецов, из песочного томного плена…
Младший просит отца отыскать сапоги, чтоб бежать по дорогам быстрее других, чтоб его никогда не нагнали враги ни в одной из попутных вселенных.
А Тамуки-подкидыш лишь просит фонарь, весь задумчивый, тихий, прямой как струна. Остальные смеются, не могут понять, недоверчиво смотрят на брата.
Акимару кивает — мальцам невдомёк: пусть быстры сапоги, пусть ужасен клинок, но покуда в руках не погас огонёк — ты отыщешь дорогу обратно.

***
Время ходит околицей, горной тропой, вечерами в деревне трезвонят отбой, стих бежит по дорогам каймой голубой, сквозь года завивается плетью. Не тревожат покой безмятежной страны, не вторгаются тени в полночные сны, Акимару пирует в чертогах иных, подрастают вчерашние дети.
Сулу нынче недурно владеет клинком, и сложнейшие битвы даются легко, путь-дорога уводит его далеко — эй, дорога, храни полководца!
Что до Хапу — он вычитал тысячи книг, в их секреты неслышной змеёю проник, часто кажется ночью, что смотрят они темнотою бездонных колодцев.
А Тору увлекает иная игра — он в Серебряном Море известный пират, по земле ли, по морю — шаг легче пера, парус бьется подстреленной птицей…

Далеко за горами, один в маяке, обитает Тамуки, не видясь ни с кем…
…но почувствуй, фонарик теплеет в руке.
Перелистывай смело страницу.

***
Кровь — своя ли, чужая? — течет по лицу, всё смывая предателю и храбрецу, но большое сраженье подходит к концу, сталью звонкой победу рисуя.
А на самом пригорке, с раненьем в груди побежденного войска лежит командир — он тревожно и прямо на небо глядит, а над ним возвышается Сулу.
Что для воина — сердце? Здесь главное — честь, и в любом поединке всего не учесть, вот солдаты глядят, как свершается месть, вот на шпаге смыкаются руки…
Что для воина — жизни? Не медли, дурак, получи, ненавистный, поверженный враг…
Но за сотни земель загорелся маяк и доносится песня Тамуки.
…Вот вернулся отец — от песка словно бел, вот подаренный меч, вот грифон на резьбе. Ты, счастливо вздохнув, обещаешь себе — оставаться бойцом, не убийцей!..
И уходит куда-то кровавый морок, Сулу, хмыкнув, бросает под ноги клинок.
Вот рассказ ручейками бежит между строк, не давай-ка ему заблудиться.

***
Вот минуты летят на исход сентября, вот оплывшие свечи во мраке горят, вот и Хапу-колдун завершает обряд над зловещей распахнутой книгой. Заклинанья зовут, поднимаясь со дна — милый Хапу, забудь всё что было до нас, нам великая сила богами дана — как дышал ты до этого мига? Что для мага — быть пленником в клетке людской? Ведь такие, как ты, не находят покой…
Заклинанья уносят его далеко, остужают горячее сердце.
И уже ворожба заплелась до конца, и уже в зеркалах не увидеть лица… Но когда запирают ворота дворца — где-то сбоку откроется дверца.

А ладони Тамуки белее, чем мел, море снизу ревёт и бушует во тьме, вот уметь бы сражаться, и плавать — уметь, но увы — не умеет, хоть тресни!
Ах, вот был бы Тамуки пират или маг — он бродил бы по свету, сводил бы с ума…
Но сверкает фонарик, пронзая туман, и журчит переливами песня.

…Деревенские ночи — черней, чем смола, и погасшая свечка мягка и тепла, умыкнуть фолиант из отцовских палат и читать, опираясь на звезды…
Вырывается Хапу из липких сетей, покатился котёл по гранитной плите, заклинания плачут, зовут в темноте — но уже понимают, что поздно.

***
Быть рубакой, по чести, такая тоска — тяжеленную саблю с собою таскай, и погибель твоя, как подруга, близка, обласкает же, где бы ты не был!
Быть волшебником — скука, позволь уж сказать — над потрёпанной книгой испортишь глаза, и тебя не спасает меж пальцев гроза, коль звенит настоящая в небе.
А подайся в пираты, хоть сердце скрепив — и услышишь, как старая мачта скрипит, под тобой океан — не жалеет, не спит, норовит обвенчаться с кормою…
А пиратская доля — лиха и легка, и флагшток задевает порой облака, и ветра угоняют тебя на закат, расстилаясь дорогой прямою…

…Иногда горизонта полоска темна, и вокруг — не рассвет, а сплошная стена, и подруга-погибель — ох, как же страшна! — вновь маячит угрюмым оскалом…

И врывается песня, светла и добра, и дрожит незабудкой среди серебра — то поёт в маяке мой неназванный брат. Он не даст мне разбиться о скалы.

21 июля 2011

________________________________________________________________
Джек-с-фонарем (Сергей Лачинов)
ТИМ И СНЕГ

Раньше любое чудо в двери рвалось без спроса, раньше: приходит праздник — словно открылась дверь. Знали — когда в ноябрь ночью уходит осень, бойся огней болотных, прячься в густой траве. Знали — в закат февральский спрячь под подушкой волос, ночью тебе приснится — может быть! — твой жених. Время бежит по крышам, песни теряют голос, сказки случайных чисел — что ты забыл о них?

Южный ленивый город, в небе, как летом, чисто, тихо шуршит декабрь листьями во дворах. Тиму уже семнадцать. Тим — ученик флейтиста. Щурится год устало, году уже пора. Город — огнём обряжен, в городе — шум и ёлки, всяк ознакомлен с ролью, курит тайком в фойе. Тимми идёт, вздыхает — в праздниках мало толку, если вся сказка — это фильмы да оливье.

Тим еще помнит: раньше воздух гудел морозный, раньше в окне наутро было белым-бело. Слово, что дал в сочельник, было законом грозным, ангел следил с балкона — видишь его крыло?
Раньше, в далёком детстве — ты еще помнишь сам-то? — каждая встреча в праздник — это дела судьбы. Раньше любой прохожий мог оказаться Сантой, каждый сюжет из книжки мог обратиться в быль.
Нынче — одни названья, нынче — другое дело. Чудо осталось в прошлом, свой прекратило бег.

…Но не даёт покоя Тиму одна идея. Тимми идёт на крышу. Он вызывает снег.

В детстве твердили Тиму: музыка — это ключик, лучшее из заклятий, самый крутой радар. Мысли вплетай по нотам, думай светлей и лучше, дай ей ожить, струиться в венах и проводах. Город затих, не дышит, ветер толкает Тима, тёплый мотив по пальцам — мягок, спокоен, прост. Музыка тонкой флейты тянется паутиной, Тим представляет сотни снежных колючих звёзд. Облако, как подушка — туча летящих перьев, скрип под ногами утром, холод на языке. Кажется, вот немного, только шагни, поверь и…
Но неподвижно небо. Флейта дрожит в руке.

Тимми уйдет, нахмурясь. Он не фальшивил вроде — значит, всё это сказки, чей-то дурацкий бред.

…Только гирлянда Тима — отзвук его мелодий — в каждом окне и сердце свой оставляет след.

Знаешь, к мечте уводят сотни дорог на свете, вроде идешь налево — вправо ведёт судьба. Ты опоздал на поезд — позже кого-то встретил, ночью пойдешь работать — а попадешь на бал, в драку влезаешь в парке — и обретаешь друга; делай хотя бы что-то, смейся, живи, дыши…
Песня флейтиста-Тима — пусть и не дышит вьюгой — лучше любого слова, громче чем шум машин.

***
Платье горит в витрине, словно картина в раме, Бобби проходит мимо, цокает языком. Помнит, такое платье вроде хотела мама — он бы купил, но деньги… ну, а кому легко? Нет, он купил бы точно, только такие траты — дача, друзья, подарки, будет совсем же в ноль…
Музыка бьётся пульсом, каждом окном-квадратом, флейта приносит веру — и, почему-то — соль.
Сказки не в старых книжках с алыми парусами, мир состоит из мыслей, что сохранишь, любя.
Бобби стоит и мнётся, злится, губу кусает…
…быстро подходит к двери, дёргает на себя.

***
Часто начало ссоры — глупость штамповки крайней, только идёт лавиной, злость собирает в ком. Вот на дороге Руперт, вот на дороге Лайни: раньше — друзья друзьями, не разольешь рекой. Нынче — проходят мимо невозмутимым Буддой, время — безумный гонщик, вот бы успеть за ним.

Руперт не смотрит прямо, Лайни зевнула будто…
…Помнишь, в далёком детстве — озеро и огни? Помнишь, бежим по лесу, где-то по самой кромке, трешься щекой (щекотно!), прячем носы в траве.
Флейта летит по миру, мысли легки и звонки.

Руперт подходит к Лайни и говорит "Привет".

***
Тот, кто уже не верит, тот, кто затянут тиной — помни, приходит время и выпадает шанс. Громче, подруга-флейта, лейся по пальцам Тима, в каждом прикосновеньи — новый несмелый шаг. Кто-то услышав, вспомнит старое обещанье, кто-то бежит на поезд, чтобы приехать в дом, город скрипит мостами, город шуршит вещами, в озере бьют куранты, чтобы одеться льдом. Кто наберётся воли, бросит свою рутину, кто-то приедет в полночь, чтобы ответить "да".
Громче, нежнее, Тимми — сотня таких, как Тимми, дышат в окошки флейты, рвутся в глухую даль.

Вот говорят, что чудо раньше просилось в руки, нынче же — каждый резок, как цирковая плеть…
Если ты им не веришь — пальцы рождают звуки. С ними в любом прохожем что-то начнёт теплеть.

***
Город — сильней и мягче, город — как будто выше. Тимми устал и вымок, что-то сопит во сне…

Где-то в районе неба, где-то в районе крыши.
Заспанной белой кошкой
тихо
кружится
снег.

6 декабря 2011

________________________________________________________________
Джек-с-фонарем (Сергей Лачинов)
ВОСХОЖДЕНИЕ. КУЛЬТ ЭКСТАЗА

За окном — деревья, мосты, посевы, поезд мчит, дорога ведёт на север, ты кого-то ищешь? Наверно, Севу — поищи его во втором купе.

Севе двадцать: смуглый, веселый, грубый, укротитель лучших московских клубов, только взглянешь — сердце танцует румбу, Севе двадцать: время любить и петь.
А вагон бежит, громыхает грузом, продают сканворды и кукурузу, завтра будет лето, но Севе грустно — впереди три месяца скучных дней.

Папа — важный босс, у него проблемы, что-то с фирмой, банком, налогом левым, уезжай на лето, сынок, в деревню — от Москвы подальше, к чужой родне.

Позади остались огни и цены, и громады вечных торговых центров, позади друзья, что, наверно, ценят (эй, пойдёмте в Мак, угощаю всех!), повернуть обратно б, вот там бы, там бы… застилает дымом гремящий тамбур, позади — высотки, кафешки, дамбы, рассекают рельсы поля в росе. Всё собрать в кулак, потерпеть, не бросить, подождать, пока не наступит осень, повернуть обратно б — но слишком поздно. Что ж, сиди, к стеклу прислонись спиной.

Вроде всё понятно — вот едет поезд, на часах другой остывает пояс, засыпает Сева, совсем расстроясь, он приедет завтра под утро, но…

…Он не знает — скоро всё станет ярким, вспыхнет жаркой свечкою из огарка, обернётся скука судьбой, подарком, всё вокруг изменит, перевернёт. Всё начнётся с первой случайной встречи — вот он с кем-то вместе идёт на речку, чьи-то песни, шутки, гитара, вечер — и внутри как будто бы тает лёд. Самых близких сложно найти нарочно — в вереницах дней, в вычисленьях точных — мир не терпит end'ов, концовок, точек, кораблей, навеки зашедших в порт.

Самых близких жди по биенью пульса, череде событий, совпавшим вкусам, рассыпает лето черешню-бусы, оставляет след на кармане шорт. Вот июнь — знакомства, дожди и листья, догонять кого-то по тропкам лисьим, по утрам заваривать чай с мелиссой, отыскать Медведицу в полутьме, вспоминать самим (интернет не ловит!) — как готовить кексы, солянки, пловы, хвастать всем в деревне своим уловом — в полдень речка белая, словно мел. Вот костёр в июле — и запах дыма, руки после ужина пахнут дыней, "подари мне велик!" "отстань, дубина!", "господа, мне кажется, мы шпана!"
Отраженье в озере — ты ли это? Вот загар и кудри как у поэта, колыхает майку под жарким ветром… а мобильник? Месяц в других штанах.

Вот и август — словно всю жизнь здесь прожил, набивать рюкзак золотистой рожью, наблюдать, как стало трухой и ложью всё что так терзало тебя внутри.
Сохрани же лето волшебным гребнем — пусть в тебе живёт, колосится, крепнет, сохрани и в холод тепло деревни — в ней любой из страхов твоих сгорит.
На прощанье в воду — гурьбою, вместе, закусить зубами железный крестик, если будет грустно и будет пресно — по полям письма побежит строка.
Ветер дует с юга — велик и вечен, в твоей жизни будет сто тысяч речек, и не раз еще мир возьмёт за плечи, оглушит тебя переменой карт.

Позади — стоянки, леса, траншеи, Сева едет — камень с реки на шее, в голове — с полсотни лихих решений на сентябрь, год, на десяток лет.
Сева станет — боссом ли, дипломатом, музыкантом, мимом, речным пиратом — всё возможно, коль не свернёшь обратно, если лето спит на твоём крыле.
На вокзале — куча друзей, знакомых, из купе доносится запах дома, вся столица стала большим паромом — всё дымит и крутится допоздна.

Поезд едет — чинно и осторожно — всё случится, только немного позже.
А пока он просто сойдет с подножки.
и никто
не сможет
его узнать.

6 мая 2012

________________________________________________________________
Джек-с-фонарем (Сергей Лачинов)
КРУГ

Если ночь настигла в глухом лесу, не ходи за дровами вглубь,
Отыщи у ели корявый сук, что-то острое: нож, иглу.
Острием веди по сырой земле, на промозглом чужом ветру,
И не бойся воя, давай смелей: ты рисуешь защитный круг.

Проследи, чтоб не был забит листвой, ни травинки, ни муравья —
И простое старое колдовство защитит тебя от навья.
На края насыпь белену и соль (если сера — то самый блеск),
И едва закатится колесо, как к тебе подкрадется лес.

Не ходи на свет, где журчит вода, никого не зови к огню,
Если ты не струсишь, им никогда не нарушить твою броню,
Не пугайся криков, не верь в мольбы (пусть за кругом — отец и брат!),
А иначе в чашу твоей судьбы не насыпать и серебра.

А теперь послушай — мы здесь одни, только мы и клочок костра,
Если их прогонишь — уйдут они, позовут на подмогу страх —
Он вопит на разные голоса, обращает дыханье в лёд;
Отыщи отвагу в моих глазах, и не вздумай шагнуть вперёд.

Чтобы там не чудилось — мертвецы, гобелены шипящих змей,
Или призрак, чёрный, как антрацит, чья-то кровь на льняной тесьме,
Или даже пули — тускла латунь, ярок блеск золотых монет…
Если просто станет невмоготу, то покрепче прижмись ко мне.

Это старый фокус, но он спасёт, не позволит сойти с ума —
Закрывай глаза, поцелуй в висок, не пускай на порог обман.
Если словно в венах течет стекло, и взведенный готов курок,
Вот моя ладонь, вот твоё тепло — им не страшен любой морок.

***
Вот и в этом городе мы вдвоем, словно тысячу лет подряд —
Здесь недобро смотрит любой проём и бессилен любой обряд,
Только принцип тот же — коснись и верь, на ладонях — изгибы рек,
И у наших ног, как волшебный зверь, загорается оберег.

И пока он светит — полынь и мёд, можжевельник, морской прибой,
Нас ничто не ранит и не возьмет, не разлучит меня с тобой.
Даже если кажется — все горит, и проблемы не по плечу:
Нам осталось высидеть до зари, нам осталось совсем чуть-чуть.

Заржавеет нож и растает соль, догорят, затрещав, угли,
И взойдет ленивое колесо, и исчезнет оно вдали,
И оставит нас на конце пути, где примята росой трава,
Где проснусь с тобою под пенье птиц и начну тебя целовать.

23 мая 2013

________________________________________________________________
Джек-с-фонарем (Сергей Лачинов)
СТРЕЛА

Слушай старую няню, не бойся, гляди смелей:
Завтра братьям с тобой достанется по стреле,
Не желай ей упасть на вотчины королей,
Ни в купеческий двор с деньгами и теплым ложем.

Выходи на рассвете — братьев других первей,
Не держи ни мечты, ни ужаса в голове,
Убаюкай стрелу, как чадо, на тетиве,
И пускай к горизонту — так далеко, как можешь.

Пусть тебя поджидает счастье в любой из верст,
Посреди одиноких скал и колючих звезд,
У сверкающих городов в исполинский рост,
В деревушках забытых, чуждых любого слова.

Находи и влюбляйся, смейся и прорастай,
Разделяй на двоих привычки, слова, места,
Смейся, ссорься, клянись, что будете жить до ста…
А настанет пора прощаться — что ж, целься снова.

Потому что разлуки — важная часть пути,
Потому что пока тебе плохо — стрела летит,
Потому что и боль, и счастье дают расти,
Оставляют в тебе истории, как зарубки.

Потому что любой услышавший — побратим,
Потому что всяк день уходящий необратим,
Потому что не страшно, если не долетит,
А действительно страшно — если опустишь руки.

Потому отпускай. Смотри на её полет:
Через темные волны юга и невский лед,
Через тех, кто предаст и тех, кто тебя поймет,
В направлении к горизонту и выше, выше…

Твоя сказка — соленый ветер и свист в ушах,
Без тебя самого не стоящая гроша.
Сохрани, проживай, учись и приумножай,
Интересней её никто уже не напишет.

31 января 2017

_______________________________

МАГИЧЕСКИЙ КВАДРАТ 3#3

Один на два помножим,
А к двум прибавим три, затем четыре.
Три увеличится на единицу,
Четыре — на все три.
Оставим пять, как есть,
Ополовиним шесть.
На раз укоротится семь и девять,
А восемь всех лишится, кроме одного.
Итог: все числа сочтены,
Магический квадрат готов.


МАГИЧЕСКИЙ КВАДРАТ 4#4

Один, четыре и тринадцать
Оставим так, как есть,
А два на семь помножим.
К трём мы прибавим дюжину. И тут же
Дюжину получим, добавив семь к пяти.
Шестёрка от семи отнимет единицу,
А восемь единицу снимет с девяти,
От одного одиннадцать освободим,
Чтоб десяти отдать. Теперь:
Двенадцать мы легко оставим без семи,
На семерых четырнадцать поделим.
Тогда пятнадцать впятеро убавив,
А шестнадцать сохранив от трат,
Получим то, что ищем —
Суть магический квадрат.


МАГИЧЕСКИЙ КВАДРАТ 5#5

Один помножь на два,
А два помножь на два три раза,
Три увеличь на двадцать,
Четыре же — на половину двадцати
(как позже и двенадцать).
Шестнадцати достанет
И четверти от двадцати (т.е. пяти).
Пять вдвое преумножь,
А шесть семью дополни.
Два для семи с тринадцати сними.
На дюжину восьмёрка станет больше,
А девять восемь заберёт у двадцати.
Два раза двадцать три на восемь сократится,
От десяти четыре отними —
Пятнадцати отдай.
Одиннадцать же и четырнадцать
Оставим без шести.
Семнадцать, как и восемнадцать —
Два раза минус семь,
А к девятнадцати прибавим три два раза.
Двадцать один на три пополнится однажды,
А двадцать два и двадцать пять
Избавятся от семерых.
Двадцать четыре всех лишится, кроме одного.
Итог: все числа сочтены,
Магический квадрат готов.






_______________________________

Камышов П.П.
ПУТЬ СТРАННИКА ИЛИ УЧЕНИЕ ГЙОТТА.


Нельзя ничему научить, можно лишь научиться.
Все необходимое — возможно и достаточно. Заполняются лишь пустоты, лишнее течет через край.
Все произойдет само, если ты не сам это сделаешь.
Не претендуй на этот мир, у тебя есть свой.
Всякая ложь скрывает истину, за всякой истиной скрывается ложь.
Главное всегда невысказанно — оно скрыто сказанным.
Возможно лишь то, в чем уверен, поэтому нам не хватает лишь уверенности.
Если тебя не понимают, значит, ты сам не понимаешь.
Не жалей себя сейчас, иначе потом пожалеешь.
Сила защитит от слабого зла, Мудрость — от сильного, Парадокс — от мудрого.
Постигай мир через связующие его нити. Тебе не нужна причина и следствие, тебе нужна связь между ними.

Бездельники ждут причины, творцы ждут результатов. Ты сам виновник всех потерь и находок.
Наша жизнь лишь краткие моменты, а все остальное время мы либо ждем их, либо о них вспоминаем.

Не стремись быть сильным, у них больше работы. Учись у тех, кто учит не оставляй их без хлеба. Не жалуйся на жизнь тому, кто ее создал, не теряй зря времени. Не ищи защиты, не привыкай быть слабым.

Наказание за желание — это агония неудовлетворенности. Желания для жадных, сила для слабых, знания для глупых, надеются безнадежные, говорят болтуны, спокойны непонятные, ушли непришедшие, говорящие молчат, но их слышат непонятые, остальные заняты безразличием.

Соответствие — форма равновесия и наоборот. Мир постоянно меняется, не меняя своей сути. Суть любой формы — порядок. Парадокс — механизм перемен. Парадокс отвергает знания, но не мудрость. Мудрость — и есть соответствие.

Ход против судьбы приводит к ее ударам. Судьба бьет до тех пор, пока не поставит тебя на свое место, либо из уважения не встанет на твою сторону.

Если учиться не на чем, учись на ошибках. Спрашивай с себя сам, иначе с тебя спросят. Контролируй себя, иначе попадешь под контроль. Работай над собой, иначе останешься рабом. Помни обо всем, иначе о тебе не вспомнят. Решай сам, иначе за тебя решат. Учись понимать, иначе тебя не поймут. Знай свое место, иначе тебя поставят на него. Отдавай все, иначе ничего не получишь. Главное видеть не цель, а путь к ней. Ты все делаешь в меру своей глупости. Тебе откроются все тайны, не открывай дверь не в ту сторону.

Ты определяешь форму, форма определяет тебя. Уверенность разворачивает проявление. Ты воспринимаешь путь на вершину трудным — он трудный, ты воспринимаешь его легким — он легкий, ты воспринимаешь себя на вершине — ты стоишь на ней. Иди не к старости и смерти, иди к детству и рождению. Самое трудное — поверить в то, что ты все можешь, но это неизбежно. Отсюда все перерождения, страдания.

Сильный отражается в слабых. Даётся тому, кто способен взять.

Бог один, скрась его одиночество. Он выделил тебе время, выдели время для него.

__________________________________________________________________________
ИГРА. Сергей Петров

Не соизмерив ветхое сиянье,
Трёхзначным кодом крайних алогизмов,
С понятьями неравносильных «инь» и «янь»,
Не суждено тебе нелепый изо-
бретатель голову шальную потерять
В пустых и вздорных вычурных капризах…
В бездарных сорных фразах умиляться
Своим величием и крайним дисбалансом
Таланта в эфемерной пустоте —
Твоё предназначенье, всеблаженный…

Ах, кабы знать, что всё так тривиально
По существу, и вне пределов существа…
Вчера ещё спросил себя, наверно б:
Тогда к чему весь этот вернисаж,
Исполненный в традициях игры
В любовь (или самообмана)?..
Смазливая пародия на фарс,
Где, мелодично, фабула из одного куплета
В одну метафору натянуто вплелась…
Цена её — копеечка (смешная
По нонешним тарифам ей цена,
А всё ж цена). Так с миру по копейке —
И дурню новенький на голову колпак
С негромкими, из меди, бубенцами…

Волнения сердешных мук и радость —
Что лёгкий компромисс в игре теней —
Невидимы, но плотью ощутимы,
Как вешние лучи в погожий день,
Как нервное звучание капели,
Как птиц безумных шумная напасть…
Круговорот бессмысленных явлений
Перипетиями моментов не объять.
Есть шанс понять немыслимую форму:
Суть объясненье — разума игра,
Нескладная игра воображенья,
Исполненная прозою пера,
Доктрина разрушения пределов,
Проблемная аллюзия ума…

Так плавно недвусмысленно и верно,
По лезвию вербальному скользя,
Кругами разношерстными уходит
В глухую бездну метафизик бытия
Калейдоскоп келейных превращений,
Почти случайных. Но первичная
Кармическая схема отношений
Субъекта и объекта тишины —
Всегда верна. И вне игры:
Зависимость нужды и дозволенья,
Терпимость хаоса к предметам новизны,
Безбрежная волна стихийных увлечений,
Тлетворное всепоглощенье срамотой…
Взамен — коммерческая тайна величин,
За возложение на плаху вдохновенья,
Незнамо для чего, без видимых причин…

Гранит замысловатостей печатных грызть,
Резонов гибкую надменность —
Бессмысленная трата времени и сил…
Непостижимость — умысел и ценность.
Невнятная открытость слов «корысть»
И «кротость» — так туманна… И вдвойне нетленна
Бессвязная предвзятость обстоятельств (сено)
Над редкостным (солома) следствий волшебством;
И выглядит так убедительно и складно —
Что мало кто пытается умом
Осилить то, что наврано так ладно…
В логистике сие марается наотмашь, беспощадно,
В народе же зовётся беспредметным баловством,
Иль проще: мудроумием парадным…

.............................................................

Законченность — в сияньи драгоценном,
Пыли алмазной — долгая строка…
Присущая полезности бесценность —
Непознаваема в веках…
Колёсики вращаются и оси,
Давно несмазанные, весело скрипят…
Движение (путь вечности) по кругу —
Наидревнейшая на том печать.

Июнь 2002

__________________________________________________________________________
ИЛЛЮЗИИ. Сергей Петров

Кому откроюсь я, и чем себя открою:
Блистательным слогом, следами ль на песке?

Я — старая змея, чего теперь я стòю?
Ещё упруг мой шаг, и твёрд, и вместе с тем:

Мой яд опасней стал не более, чем слёзы…
Лишь горечь от него — кругами по воде…

И взор ещё томит бутон нежнейший розы,
Но нет желанных слов, а те, что есть — не те…

Я расточил свой дух исканьями Востока…
Свою сухую плоть я гневом напоил,

И преломивши хлеб со смертью волоокой,
Я принял жизнь, как чашу, да чуть не обронил…

Но, озирая мир, я не нашёл иного,
Чем только суету и мерзость, и порок…

Мой милый друг, теперь свободы вкус медовый
Меня уж не пьянит… Печальнейший урок:

Предначертанье, и исход, иных явлений
Чем дальше, тем становится и зримей, и острей,

Чем весь глобальный ход цикличных проявлений,
На этот задний час (пустых всего скорей)…

Обычно естество питается инстинктом…
И труд не малый — внять, рассудку вопреки:

Что сердце и душа — вершина двуединства,
Но страсть с рассудком — суть двукратные враги.

Бестрепетная тварь — и та желает страсти,
Но каково же жить в прострации вещей,

Накрученных на ось небесную, и власти,
Меж тем, не растерявши, думать лишь о Ней…

Она не знает прозы, её ланиты кроют
Собою пустоту обычную, при всём:

В ней много есть чего, что редкого героя
Не может не слепить загадочным огнём.

Се мудрость, и пускай сочтёт, который может:
Ей имя — двὸица, и тайна — за плечом.¹

В ней — золото и тлен, в ней немощь силы гложет,
Но хрупкий стан её в порфиры облачён…

Первическая флегма, и желчь фантомов ложных,
Преисполняя край, слезой влажнят глаза…

Мелодии любви… Их угадать несложно,
Но фальшью слух саднит, и тихнут голоса…

Я помню каждый вздох немого сожаленья.
Я испещрён огнём бессмысленных обид…

О чём поёт свирель?.. Нет моего сомненья —
О том, что жизнь — как сон, один лишь только вид…

Я времени незримей, и незаметней сроков…
Я прихожу к тому, что, слову вопреки,

Рождаю мысль, но ту, что служит мне упрёком,
Иль ту, что здесь тоской извечно нарекли.

Я сознаю не то, что раньше замечаю…
Я обретаю то, что мне принадлежит.

Нет странного порой ни в том, кого встречаю,
Ни в том, что не люблю, но принуждён с тем жить.

Меняла и чудак — я соткан из мелодий
И звуков. И теперь, когда пришла пожрать

Меня слепая суть немыслимых пародий
На простоту вещей — я принялся роптать…

Я вечно раздражён, безмолвный, безучастный,
Как сонный лик луны сквозь мутность облаков,

На легковесность фраз, на общее и частность,
На ненадёжность слова, и вычурность слогов.

Я полон замыслов, но мысль мне не подвластна…
И голос разума во мне неразличим…

Так в пламени сердец всё поядает страстность,
Так пожирает ночь мерцание свечи…

Я — ветреник, и всё ж мои резоны втрое
Весомее любых, они веков старей…

Скорбит моя душа легчайшего покроя,
В груди застывшая, как мушка в янтаре.

То пьяная печаль романного героя,
Кем стал любезен я, свободы пригубив…

Как в пламени свечи — иллюзия покоя —
Так в пламени сердец — иллюзия любви…

И в глубине колодца всё ж увидеть можно звёзды,
Хоть бы и светел день, и зелена вода…

Так что с того? Я знал, когда покинут гнёзда
Все птицы — жди зимы. И было так всегда.

И будет так всегда… Пустому сожаленью
Притерпится тоска и мелочность обид…

О чём поёт свирель?.. Нет моего сомненья —
О том, что жизнь — как сон. Один лишь только вид…
_____________________________
[1] двὸица, и тайна — за плечом... (β ὦμος λοχαία) = βωμολοχία (лицедейство).

βʹ = 2;
ὦμος ὁ плечо;
λοχαῖος, -αία, -ον — скрытый, тайный.

βωμολοχία (βωμο-λοχία) ἡ скоморошество, шутовство, кривляние;
βωμός ὁ возвышение, помост (сцена);
λόχος ὁ труппа артистов.

__________________________________________________________________________
ОДНО К ОДНОМУ. Сергей Петров

А за окнами третий день — дождь…
Лужи просто растут на глазах.
Это сводит меня на нет,
И не много осталось ждать…

Я раскрою настежь окно,
Капли мягко ложатся в ладонь.
Кто не знает — я покажу,
Как стекает по пальцам свет.

А над крышами радужный серп
Рассекает тучную плоть.
И, всегда ускользающий миг,
Бьётся рыбой в мокрых руках.

Я его отпущу, ускользай…
Их растрачено — что и не счесть.
А и кто бы их стал считать?
Та и некому всё равно…

Так всегда: одно к одному
Прирастает цепью шагов…
И мои одинокие дни
Превращаются в замкнутый круг…

Мне его не порвать самому,
Я смирился его терпеть.
Он похож на огромный нуль,
Что равняется ничему…

И туманом стирается всё,
Что вчера ещё жило, как есть,
И беззвучная женственность зла
Растворяется в млечном огне.

И изменчивость — как суета —
Привыкаешь… И не отличить
Легкозвучное мленье смычка,
От сверчка густой трескотни.

Если верить только словам,
Можно многое упустить:
Как вечерняя мгла легла,
Под ленивое уханье сов…

Как исчезла слеза, и печаль
Удивлённо застыла в глазах…
Как теряется времени вязь,
И связуются мысли едва…

Как зажглись фонари, и луна
В тучах ржавым пятном запеклась…
Я не знаю иного пути,
Только как: наугад… И опять,

Необъятая разумом мысль,
Уплывает беззвучной строкой
В непосредственную ипостась
Венценосной темени снов…

И сиятельная стрела
Пронизает твердь облаков…
Мне даровано ведать покой,
И причём: в избытке весьма…

Я раскрою настежь окно,
Капли плотно ложатся в ладонь.
Кто не помнит — я покажу,
Как стекает по пальцам свет,

Как колючие лучики звёзд
Оставляют на коже следы
(Знаки новой беды); и опять:
Всё одно к одному… Беспросвет…

__________________________________________________________________________
СМЕШЕНИЕ. Сергей Петров

Странность невест — в нелепом жеманстве…
Свойства огня неотделимы
От напряжения линий в пространстве.
Двух женихов равномерные длины
Плавно меняются, не исчезая…
С ветки на ветку трепетный ворон
Перелетает, и это иная
Линия жизни, но круг не разорван.

Невесть откуда берутся причины,
Невесть куда уходят сомнения…
Шествие львиц — спокойно и чинно,
Подиум жаждет их телодвижений.
Гордая стать (но повадки лисицы),
В сложном прыжке ослепительных линий,
Всё искривляет. И серый цвет их лиц
Вдруг превращается в ультрамалиновый.

Старых мужей в расшитых камзолах
Пьяные жёны бисер метают…
Мальчики, с робким неискренним взором,
Страстью горят и открывают
Дверь топором (детская шалость).
Доски трещат, но поддаются.
Змейкой вползают и страждут, и жалят,
Вместе, потом, беззаботно смеются.

Падают в бездну холодные капли,
Тают огня последние искры,
Над головой перекрещены сабли…
Смысл проявленья предметов надёжно скрыт,
Точно гримасы оставленных женщин.
Так безразличны бывают одни лишь
Идолы, чей миф однажды развенчан,
Или деревья, чьи корни подгнили.

__________________________________________________________________________
ЭКСПРОМТ. Сергей Петров

От шороха крыльев — к сплетению слов…
В Законе нет смерти — но жизнь и любовь.
В моём отражении — признак огня,
Я здесь лишь затем, что не в силах понять

Твоих односложных ответов слова.
Я черпаю воздух ковшом рукава…
Когда не останется капли вина —
В твой берег ударит другая волна.

Она не умеет быть слепком воды…
Я чувствую холод — предвестье беды.
Я чувствую кожей касания слов…
Мои начертанья — к добру иль во зло?

В молчании трёх одиноких слогов —
Движение жезла. Звучанье шагов
Не тает в оплывших узорах теней…
Забудешь меня — не станешь сильней.

Но станешь прозрачней и призрачней той —
В чьей власти понять, не отнявши покой,
В чьей силе быть рядом, не зная тепла.
Я чувствую холод сквозь глянец стекла…

Когда не останется капли вина —
В твой берег ударит другая волна.
В моём отражении — признак огня
Последних лучей уходящего дня…

__________________________________________________________________________
КОНЕЦ ВРЕМЁН. Сергей Петров

Всё в напряженьи… Сроки истекают.
Народ неистовствует — радости нет дна —
И те, кто ждёт конца, и кто о нём не знает…
И не понятно: лучше знать или не знать?..

Предупреждённых давит неизвестность,
Несведущим даруется покой…
Кто ждал обещанного — с плясовою песней —
Ликуют, в умилении встречая мир иной…

Предвосхищая хаоса несметные дары,
Мир тонет в ложных словесах и песнопеньях.
Низложенные трезвости умы
Чрез поругание, обращены к забвению.

Когда бы видано сие: велеречивые чины
Не порицают боле ни Садом, ни Вавилон,
Но взоры долу их давно отвращены.
Светильники у них чадят — весьма зело…

Пустое им важнее глубины.
И им не нужен повод для причины.
Законы высшие во грязь низведены.
А низкое — первопрестол у многих ныне…

Гонители не прочи иногда
И в выспренности тешиться, но Власти
Не видят смысла бисер им метать…
И оставляют их попытки без участья.

Противоречьями безòбразными — сим
Плодят они из слов пустых эфемеризмы,
Чтобы, растратив подлинников смысл,
Приблизить время исполненья тризны.

Имёна тёмные ещё не сочтены.
Но по делам уже видны их намерèнья,
Ибо не истиной, но злобою они полны…
Расшиты золотом их чёрные знаменья.

Их смысла нет о милости просить —
Им власть дороже всякого наследья.
Они приготовляют место для мессии.
Их ожиданья вплетены в столетья.

В них нет ни света чистого, ни малости тепла…
Сердца холодные их жалости не внемлют.
Для принесенья жертв им нужно много плах,
Ибо обещаны им все святые земли.

Но всё святое кровью орося,
Посеяв смерть, жди всходы по заслугам.
Мертворождённое — их урожай. Земля
Не даст избытка им, иного бога слугам.

И возопят тогда: …«мы приняли тебя.
Ты дал нам власть. Тебе мы преклонились.
Но пашни выжжены, и жёны не родят…
Дай нам воды, и есть, и к жизни силы».

И выслушает их, и скажет им владыка:
«Чего ж ещё вам, злата, серебра?
Вам многое дано, причём дано в избытке.
Имеете вы право и чужое брать.

И в золоте персты, и дорогие платья,
А вы стенаете, что нет у вас еды?
Подите прочь уже, я не имею дать вам
Ни хлеба, ни вина, ни дождевой воды»…

………………………………………

Всё в напряженьи… Сроки сочтены.
Улыбки пастырей сменяются оскалом.
Коль вопиют о мире — знамо, жди войны…
В конце сиих времён — иных времён начало…

Август 2010

__________________________________________________________________________
ПОСТИЖЕНИЕ. Сергей Петров

Раздвигая шоры простого созерцания,
В сознание вползают желания обильно…
И в процессе познавания собственных желаний
Возникает предчувствие полного бессилия.

И прикинув возможности своего понимания
К пониманию своих слабых возможностей,
Хочется крикнуть, как на прощание,
Словно бы выдохнуть горечь прожитого.

И понять, наконец, своих мыслей невнятицу,
То, что вертится на языке, да не соскальзывает,
То, что просится под перо, да не торопится,
Что-то главное, недосказанное…

И что несомненно в понимании неопределённости —
Это обострённая восторженность понимания.
И это, определённо, ощущение обречённости,
И поисков выхода, опять же таки при желании…

Впрочем, от наших желаний это в независимости…
Но питая привязанность к собственным поступкам,
Всё же можно попытаться попробовать совместить
Не совсем совместимые вещи, как будто бы…

Что на первый взгляд — странно и неубедительно,
Но на второй — непременно почувствуешь что-то новое.
И взглянув на то же ещё раз, чуть пристальнее,
Хватишь себя по лбу, ведь как просто и здорово…

Но, вспылив от избытка чувств, при наличии
Непривычности обстановки и отсутствия нужного,
Упустив что-то главное, позабыв о приличиях,
Есть опасность возможности хорошенько сесть в лужу.

И уж тогда рукой подать до отчаяния.
Ведь понимание всегда приходит мучительно,
И большое видится лишь на расстоянии,
Да и то, если вглядываться очень пристально…

Август 2001

__________________________________________________________________________
СВЕТ. Сергей Петров

Вливаясь в небо, сливаясь с нежным
Его звучаньем, его волненьем,
И лёгкой зыбью, и скрытой дрожью,
Свет неизвестный ещё доселе
Объемлет всё своим свеченьем.
Растают звёзды, и облака,
Упав на землю густым туманом,
Росою лягут в высоких травах.

Земля умоет своё сиянье
Лицà, и дивных морей зерцала,
Играя рябью, ослепят небо
Его же светом, незримым глазу.
И свежесть ветра, расправив крылья,
Легко срывает и прочь уносит
Листву, и с нею печалей мысли,
Тоски усталость, и грёз волненье.

И уж не будет боле ни слёз, ни боли,
Ни ослепленья, ни опьянения гневом страсти.
И в сердце хрупких надежд остатки
Взыграют с новой тьмукратной силой.
И возгорится любовь, и вера
Исполнит души избытком счастья
И тихой радости, и прольётся
Елей на землю с небесной чаши.

Сливаясь с небом, с его звучаньем,
Всё станет лёгким и невесомым,
И растворится в прозрачной сини.
И станут люди подобны птицам.
И звери станут любви подвластны.
И воцарится покой над миром.
И всякий сущий восславит Бога
Своим наречием. Аллилуйя!

_______________________________