Мында Наталья Богдановна
МИФ О ДЕДАЛЕ: ОПЫТ ИСТОРИКО-КУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКОГО АНАЛИЗА

Среди персонажей критского цикла мифов, «современников» Миноса, особое место занимает загадочная фигура замечательного зодчего, скульптора и изобретателя Дедала.¹ Ему посвящено одно из самых интересных и вместе с тем наиболее трудных для понимания сказаний этого цикла. С Миносом Дедала связывают сложные отношения дружбы и сотрудничества, переходящие в тайную, а затем в открытую вражду. Из усердного слуги и помощника критского владыки, с величайшим искусством и находчивостью выполняющего самые неожиданные прихоти царя и его супруги, Дедал волею судьбы превращается в смертельного врага и в конце концов становится косвенным, а по некоторым версиям мифа, даже и прямым виновником его гибели.

Дедал — герой, величайший художник, скульптор и зодчий Афин. «Миф о Дедале возник в Афинах, окончательно сформировался в период поздней классической мифологии, когда выдвигаются герои, утверждающие себя не силой и оружием, а находчивостью и мастерством».² Он считался изобретателем статуй, представляющих тело в движении и с открытыми глазами, и различных орудий, например топора, пилы, булава, ватерпаса и др.
_______________________________
[1] Δαίδαλος ὁ Дедал (афинянин из рода Эрехтидов, полумиф. ваятель и зодчий, строитель Кносского лабиринта на Крите) Pind., Her., Xen., Arst.
[2] δαίδαλος = δαιδάλεος Hom., Hes., Pind., Aesch.
δαιδάλεος
1) искусно сделанный, мастерски исполненный, художественный, замечательной работы;
2) искусный, умелый (Ἥφαιστος, χείρ Anth.)

Павсаний приводит версию не греческого происхождения имени Дедал: «В память этого примирения (Зевса с Герой) справляется праздник Дедалы, потому что древние называли деревянные изображения дедалами. По моему мнению, они так назывались еще раньше, чем Дедал, сын Паламаона, что жил в Афинах. Я думаю, что ему самому дали такое прозвище лишь впоследствии, от названия этих дедалов, а не то, чтобы оно было присвоено ему с первого же дня рождения». (Paus. IX, 3, 2)

Родиной этого героя называют Аттику. Время жизни по Павсанию (Paus. X, 17, 4) — когда в Фивах царствовал Эдип. «Родословная Дедала, которой единодушно придерживается вся античная традиция, не отличается особенной убедительностью и при желании может быть легко парирована с помощью самых простых контрдоводов». Афинская родословная Дедала в том ее виде, в котором мы находим ее у таких поздних авторов, как Аполлодор, Диодор, Павсаний, носит явно искусственный характер, поскольку в ней преобладают имена с весьма прозрачным значением: все они так или иначе характеризуют центральную фигуру — самого Дедала, как искусного мастера, человека необычайной силы ума, изобретательности и находчивости (прием, широко практиковавшийся при составлении мифических генеалогий). Таковы имена отца Дедала, по одной версии мифа — Евпалама (Εὐπάλαμος), что буквально означает человек «с хорошими руками» (Apollod. III, 15, 8), по другой — Метиона (Μητίων «измыслитель») [Diod. Sic. IV, 76; Plat. Ion, 533]; его матери, которую звали, по одной версии, Ифиноя (Ἰφηνόη), то есть «могучая умом» (ἴφιος + νόος), по другой — Фрасимеда (Θρασυμήδη), то есть «смелая мыслями» (θρασύς + μήδομαι) [Schol. Plat. rep. 529D].³
_______________________________
[3] По другой версии, матерью Дедала является Метиадуза [Tzetz. Chil. XI, 884]. Последняя по Аполлодору (III, 15, 5) — дочь Евпалама (следовательно, сестра Дедала) и супруга Кекропа (в Schol. II. II, 536 Метион — сын Кекропа). Эту версию подтверждает тот факт, что дем Дедалиды (Δαιδαλίδαι) принадлежит филе Кекропа (Дедал был мифическим родоначальником афинского рода Дедалидов. Но Ю.В. Андреев (Указ. соч., С. 32) полагает, что «ничего не доказывает также и существование в Аттике дема Дедалидов»). Имя «Кекроп» мы встречаем также у Павсания (I, 27, 1): «В храме Афины Полиады находится изображение Гермеса из дерева; как говорят, это посвящение Кекропа… Другие посвятительные дары из числа древних, достойные упоминания, — это складное кресло работы Дедала». Плутарх (Plut. Thes. XIX) говорит, что Дедал является родственником Тесею, и притом родственником по крови, так как мать его, Меропа, была дочерью Эрехтея.

Образ Дедала, ставшего впоследствии героем, стоит, пожалуй, ближе к образу «вестника богов» Гермеса, нежели к образу бога-кузнеца Гефеста, в котором до сих пор усматривали его ближайшего «родственника».⁴ С Гермесом Дедала сближают некоторые общие черты характера, прежде всего необыкновенное хитроумие. Гермес, как и Дедал, — мастер на все руки, о чем может свидетельствовать хотя бы искусно изготовленная им из панциря черепахи лира (Hymn. Homer. III, 40). Существует и важный внешний признак сходства, указывающий опять-таки на давнее и очень глубокое родство этих двух, казалось бы, столь далеких друг от друга мифических персонажей. От всех прочих крылатых существ, фигурирующих в греческой мифологии, Дедала отличает то, что его крылья, слепленные из птичьих перьев, представляют собой всего лишь искусственное приспособление для полета. Но то же самое можно сказать и о крылатых сандалиях, или (в первоначальном варианте) сапогах-скороходах Гермеса.⁵
_______________________________
[4] Интересно, что Гефест в некоторых литературных произведениях, а также в рисунках на вазах носит прозвище Дедал, что может указывать на изначально существующую тесную связь между этими двумя персонажами греческой мифологии.

[5] Изображение одного из основных атрибутов Гермеса — его крылатых «сапог-скороходов» — появляется в греческом искусстве задолго до первых изображений самого Гермеса. В микенских могилах XIII в. до н.э. на территории Аттики были найдены две пары терракотовых сапожек с рисунком, создающим видимость крыльев, закрепленных на задней части сапога. И по форме, и, видимо, также по своему назначению эта «обувь мертвых» почти ничем не отличается от волшебных сапог Гермеса, в которых он предстает перед нами на аттических чернофигурных вазах VI в. до н.э. (Vermeule E. Aspects of Death in Early Greek Art and Poetry. Berkeley, 1979, P. 68, not. 51). Но как могли попасть эти, по выражению Гомера, «крылатые подошвы» в захоронения неизвестных нам жителей Аттики бронзового века? Не означают ли эти находки, что люди, похороненные в этих могилах, считались при жизни как бы дублерами божества в одной из наиболее существенных его функций — функции психопомпа (ψυχοπομπός), т.е. предводителя вереницы теней, покидающих землю в поисках последней загробной обители? «Быть может, крылатые сапожки, сделанные из обожженной глины, считались основным элементом того, что может быть названо «профессиональным реквизитом» таких проводников душ, и именно по этой причине должны были сопровождать их также и в последнем странствии в потусторонний мир» (Андреев Ю.В. Указ. соч. С. 44).

Как передают мифы, племянника, и вместе с тем своего ученика, Талоса⁶ Дедал столкнул с вершины Афинского Акрополя, позавидовав необычайному искусству и изобретательности, которые этот двенадцатилетний юноша (Ov. Met. VIII, 242) успел проявить в различных видах ремесленной деятельности (некоторые авторы приписывают ему изобретение топора, бурава, пилы, циркуля и гончарного круга - Diod. Sic. IV, 76; Ov. Met. VIII, 247; Hyg. Fab. 274; Serv. ad Verg. Georg. I, 143; Id. ad Verg. Aen. VI, 14). В свое время К.Кереньи вполне оправданно сравнил ниспровержение Талоса с вершины Акрополя с практиковавшимся на острове Левкада в святилище Аполлона Левкада обрядом сбрасывания приговоренных к смерти преступников со знаменитой Левкадской скалы в море.⁷ Иногда эту жертву подземным или, может быть, подводным богам добровольно совершал кто-нибудь из жрецов святилища или специально с этой целью прибывших сюда паломников. Обычай такого, как называет его тот же Кереньи, «культового полета» был известен и за пределами Греции.
_______________________________
[6] Талосом (Τάλως; ср.: θάλος — [юный] отпрыск, потомок) он назван у Диодора (Diod. Sic. IV, 76), Лукреция (Lcr. Pisc. 42) и Аполлодора (Apollod. III, 15, 9). Павсаний (Paus. I, 21, 4) говорит, что звали его Калосом (Καλός, «красивый, изящный»): «Если идти по афинским улицам от театра в Акрополь, то встречается могила Калоса. Этого Калоса, сына своей сестры и своего ученика по искусству, убил Дедал и потом должен был спасаться бегством на Крит; позднее он бежал в Сицилию к Кокалу». В схолиях к Софоклу (Schol. Soph. 1320) упоминается пелопоннесский герой Талаос (Ταλαός, «горемычный, несчастный»). Ср. у Павсания (Paus. II, 6, 5): «О Сикионе говорят, что он был не сыном Марафона и внуком Эпопея, а сыном Метиона, внука Эрехтея». Делая Сикиона сыном Метиона, тем самым делают его братом Дедала и дядей Талоса (искусство резьбы по дереву и из слоновой кости, с древних времен процветавшее в Сикионе, указывает на родство между аттической и пелопоннесской техникой). Софокл в Κάμικοι frg. 300 сообщает о том, что Πέρδιξ («куропатка») — имя матери Талоса, племянника Дедала. Овидий (Ov. Met. VIII, 251-252) повествует нам о том, что «мальчик в птицу [куропатку?] был обращен и летел по воздуху, в перья одетый» (перевод С. Шервинского). С этой трактовкой мифа можно сравнить миф о Дедалионе, брате Кеикса (сходство этого имени с именем Дедал, видимо, не случайно): узнав о гибели своей дочери Хионы, пораженной стрелой Артемиды за то, что она осмелилась равняться в красоте с самой богиней, он сбросился с одной из скал Парнаса, но был спасен Аполлоном, который превратил его в ястреба (Ov. Met. XI, 294; Hyg. Fab. 200). Известно также (Suid. Phot. s. Πέρδικος ἱερόν), что на Акрополе было святилище Πέρδικος ἱερόν, где мать Талоса (Πέρδιξ), которая из-за печали по сыну повесилась, пользовалась героическими почестями. Кuhnert («Daidolos.» - Jahrb. f. Philol. Suppl. XV, P. 197) полагает, что племянника Дедала первоначально звали Пердиксом, впоследствии же он получает критское имя — Талос. Но такая версия недостаточно убедительна (RE, s. v. Daidalos, s. 1997).

[7] По свидетельству Страбона (Strab. X), люди, приговоренные к казни такого рода, обычно избегали смерти благодаря тому, что перед «прыжком» со скалы их обвязывали птичьими перьями или даже привязывали к ним птиц, чтобы таким образом замедлить или смягчить падение. В этой мере можно видеть смягчение первоначальной жестокости обычая. Более вероятно, однако, что именно такова и была его древнейшая форма, поскольку падение жертвы со скалы в море приравнивалось ее мистическому полету в «мир иной».

Факты такого рода дают основание для того, чтобы «интерпретировать и убийство Талоса, и гибель Икара как переосмысление обычая сакрального самоубийства, конечной целью которого могла быть, с одной стороны, добровольная жертва богам преисподней, с другой же — вечная жизнь самоубийцы в загробном мире. Дедал в каждом из этих двух случаев мог первоначально выступать в роли проводника и наставника неофита (эта же функция была и у Гефеста), хотя позднейшая явно сильно переработанная мифологическая традиция превратила его в истории гибели Талоса в злобного завистника и убийцу, не пощадившего даже кровного родича, в рассказе же о смерти Икара в несчастного отца, дорогой ценой заплатившего за свое дерзкое изобретение». Нельзя не согласиться с В.В. Ивановым, заявившим, что «античную мифологию следует интерпретировать как новую жизнь архаических мифов — как переложение (и одновременно переосмысление) последних, как вторичное воссоздание архаических мифов, по большей части, не сохранившихся».

Признанный виновным в ареопаге, Дедал после осуждения бежал на Крит к царю Миносу (Apollod. III, 15, 9). Кухнерт полагает, что Дедал и Икар уже из Аттики на Крит улетели через море на крыльях. Это подтверждает сообщение о том, что Икар утонул во время полета из Аттики на Крит (FHG II, 344, frg. 7). На вазе из Аттики первой половины VI в. Икар отсутствует во время «второго» полета с Крита на Сицилию (Rayet. Gaz. arch. 1884, IX, Taf. 1.). Некоторые авторы говорят, что Дедал добровольно покинул Крит. Вот как сообщает об этом Павсаний: «Дедал по своему происхождению был из Афин, царского рода так называемых Метионидов, и был славен во всем свете столько за свое искусство, сколько и вследствие своих блужданий и постигших его несчастий. Убив сына своей сестры и зная законы своей родины, он добровольно отправился в изгнание на Крит».

На Крите Дедал построил по поручению Миноса Лабиринт для Минотавра, рожденного женой Миноса Пасифаей от быка. В одной из табличек кносского архива (KN Gg 702) упоминается богиня, имя которой заменено загадочным эпитетом «владычица лабиринта» (dapuritojo potinija). Кто бы ни скрывался за этим обозначением, ясно одно: по крайней мере в конце XV в. до н.э. (время, которым обычно датируется архив Кносского дворца) Лабиринт был уже известен на Крите как некое культовое сооружение, хотя о том, что конкретно он представлял собой в это время, пока можно лишь гадать.⁸ Древнейшее из известных сейчас графических изображений Лабиринта относится к несколько более позднему времени — концу XIII в. до н.э. Оно было вычерчено на оборотной стороне одной из табличек, найденных в архиве так называемого дворца Нестора в Пилосе. Наконец, оставил свой след в письменных текстах II тыс. до н.э. и сам создатель лабиринта Дедал, но не в качестве человека-зодчего, а, скорее, в качестве какого-то неизвестного нам божества. В одном из документов все того же кносского архива (KN Fp I.X, 723), содержащем перечень приношений масла различным божествам, среди которых встречаются как знакомые, так и совершенно незнакомые нам имена, прочитаны слова dedarejode, что, следуя законам фонетики микенского диалекта греческого языка, можно понять как Daidaleionze, т.е. «в Дедалейон» или в «в святилище Дедала». Поскольку в конце XV или начале XIV в. до н.э. в Кноссе существовало некое святилище Дедала, мы вправе предположить, что сам он в это время был еще местным критским божеством, отнюдь не афинским архитектором и ваятелем, по прихоти судьбы заброшенным на Крит, как об этом рассказывается в позднейших мифах.
_______________________________
[8] Скорее всего, правы те авторы, которые приближают Лабиринт в его древнейшем минойском варианте к так называемым театральным площадкам, открытым в Кноссе и Фесте в непосредственной близости от дворцов и, по всей видимости, служившим своего рода орхестрами или аренами, на которых исполнялись различные культовые церемонии и танцы (Willetts R.F. Cretan Cults and Festivals. L., 1962, P. 102; Frazer J.G. Golden Bough. Pt. III. L., 1912, P. 77; Cook A.B. Zeus. V.I. Cambr., 1914, P. 491; Лосев А.Ф. Античная мифология в ее историческом развитии. М., 1957. С. 214). В этом случае древнейшим упоминанием о Лабиринте в греческой литературе, по-видимому, может считаться известный пассаж в гомеровском описании щита Ахилла (S, 590592), где изображенный Гефестом χορὸν ποικίλλε (что можно понять с учетом всего контекста этого места как «замысловато устроенная площадка для танцев») сравнивается с тем, который некогда Дедал в Кноссе «искусно сработал для прекрасноволосой Ариадны». В свою очередь это дает основание для сближения мифической царевны Ариадны с упомянутой в кносской табличке безымянной «владычицей Лабиринта» (вероятно, одно из древнейших минойских божеств плодородия).

Что касается истории с деревянной коровой Пасифаи, «явно низводящей миф на уровень вполне рационалистически трактованного скабрезного анекдота, тем не менее она может быть интерпретирована как своеобразная профанация древнего минойского ритуала так называемого «священного брака» божественного быка с «божественной коровой» (т.е. царицей). Согласно мифу, Минос прогневался на Дедала из-за того, что тот сделал прекрасную корову, находясь в которой Пасифая, совокупилась с быком и, в последствии, родила Минотавра. Гигин сообщает, что Дедала и Икара из Лабиринта высвободила Пасифая (Hyg. Fab. 40).

В мифе о Тесее и Минотавре Дедалу отведена особая роль. Он не только создатель Лабиринта, но и единственный человек, владеющий его тайной, т.е. знающий, как в него проникнуть и как потом из него выйти. Именно он вручил Ариадне знаменитый клубок нитей, с помощью которого Тесей и его спутники сумели выбраться наружу после победы над Минотавром (Verg. En. VI, 27-30; Apollod. Epit. I, 8-9). Чудесная нить еще раз появляется в одном из эпизодов, связанных с пребыванием Дедала в Сицилии. Минос, разыскивая повсюду бежавшего от него Дедала, предлагает каждому, кого он подозревает в сокрытии беглеца, попытаться пропустить нить через внутренние извилины морской раковины. Когда этот фокус удается наконец проделать Кокалу, царю сицилийского города Камика, Минос сразу понимает, что Дедал находится именно у него (Apollod. Epit. I, 14-15). Этот эпизод показывает, что древние связывали с образом великого зодчего не просто постройку Лабиринта, но и в первую очередь саму его идею, которая могла быть воплощена и в каких-то иных, не архитектурных формах. Так, по сообщению одного из схолиастов гомеровской «Илиады» (Schol. A. B. £, 590), именно Дедал обучил Тесея и сопровождавших его молодых афинян священному танцу, который воспроизводил их блуждания по бесконечным переходам Лабиринта.⁹
_______________________________
[9] Активное участие Дедала в центральном эпизоде мифа о Тесее и Минотавре позволяет предположить, что «его минойско-микенский прототип играл достаточно важную роль не только в сфере заупокойного культа, но также и в тесно связанной с ней сфере переходных обрядов или инициации. Чудесное спасение Тесея и прибывших вместе с ним на Крит афинских юношей и дев, их возвращение из заколдованного обиталища Минотавра, откуда еще никто и никогда не возвращался, — сам этот сюжетный мотив архетипически несомненно восходит к обрядам именно такого рода» (Андреев Ю.В. Указ. соч. С. 41).

История об Икаре является самой поздней формой мифа. Сделав крылья, Дедал вместе с сыном улетел с острова. Во время полета Икар слишком высоко поднялся, так что от жара близкого солнца расплавился воск, которым слеплены были перья. Икар упал в море и утонул (Ov. Met. VIII, 183 слл.). Труп его унесло волнами на остров близ Самоса, где он был погребен. Павсаний иначе передает эту историю:

«Когда Дедал бежал из Крита, устроив себе и сыну своему Икару маленькие суда и приделав к ним, что до тех пор было неизвестно, паруса, то, пользуясь попутным ветром, он намного обогнал флот Миноса, шедший на веслах. Таким образом, сам Дедал спасся, а у Икара, который менее искусно управлял парусами, судно, говорят, перевернулось. Икар утонул, и его труп волны вынесли на бывший тогда безымянным остров, выше Самоса. Случайно там был Геракл, он узнал труп, похоронил его, и еще доныне на мысе, выдающемся в Эгейское море, возвышается небольшой холм. От имени Икара получили свое название и остров (Ἰκαρία), и омывающее его море (Ἰκάριος πέλαγος).»¹⁰
(Paus. IX, 11, 5)

Дедал прибыл в Нижнюю Италию, в город Кумы и здесь построил храм Аполлону (Verg. En. 6, 14). Из Кум Дедал прибыл в Сицилию, в город Камик (Καμικός), к царю Кокалу (Paus. VII, 4, 6). Минос, настигший его здесь, требовал выдачи его от Кокала, но дочери Кокала, полюбившие Дедала за его искусство, убили Миноса (Paus. VII, 4, 5).¹¹ Дедал, по преданию, посетил также и Сардинию. О месте смерти Дедала бытуют различные версии. Полагают, что он умер в Сицилии. Существует мнение, что он умер в ликийском городе от укуса змеи.
_______________________________
[10] Подобную рациональную трактовку мифа встречаем и у Палефата:

«Говорят, что Минос по какой-то причине запер у себя Дедала вместе с его сыном Икаром, но Дедал сделал крылья и, приспособив их обоим, взлетел вместе с Икаром. Однако немыслимо представить себе, чтобы человек летал, да при том еще на прилаженных к нему крыльях. То, о чем рассказывают, было так.

Находясь в темнице, Дедал пролез через оконце и протащил сына, а затем, взяв челнок, отплыл. Минос, узнав об этом, посылает корабли их преследовать. Когда преследователи увидели беглецов, те показались им, при яростно дующем ветре, летящими. И затем беглецы, плывя по морю при попутном южном ветре с Крита, повернули в сторону. Дедал спасся, достигнув земли, Икар же погиб (с тех пор по нему море было названо Икарийским), и отец похоронил его труп, выброшенный волнами.» (Палефат. О невероятном, XII)

Ἴκαρος ἡ (sc. νῆσος) Икар (остров у побережья Малой Азии, к зап. от Самоса) Aesch., Her., Thuc.
Ἰκάριον τό (sc. πέλαγος) Икарийское море (часть Эгейского моря между Кикладами и побережьем Карии) Her., Diod.

[11] Эту же версию передают и другие писатели, например Гигин (Hyg. Fab. 44). Напротив, Диодор (Diod. Sic. IV, 79, 2) сообщает, что Кокал умертвил Дедала в горячей ванне. Согласно Павсанию, Дедал послужил причиной войны между сицилийцами и критянами (Paus. VII, 4, 5; Hdt. VII, 170). Возможно, так рационально миф объясняет причины этой войны.

Дедал считается создателем статуй, которые шагают, открывают и закрывают глаза (Aristot. Polit. I, 1253; Eurip. Hek. 838 и др.). Павсаний (Paus. IX, 40, 4) говорит, что у делосцев есть небольшой ксоан (ξόανον) — деревянное изображение Афродиты, у которой правая рука попорчена от времени, внизу же вместо ног у нее четырехугольная колонна. Эту статую Ариадна получила от Дедала. Статую Афродиты упоминает и Плутарх (Plut. Thes. XXI). У Павсания (Paus. VIII, 35, 2; IX, 11, 4; IX, 40, 3) упоминается ксоан, сделанный Дедалом для Геракла, стоявший на границе Мессении и Аркадии. Изобретателем золотых статуй называют Дедала Аполлодор (Apollod. III, 15, 9) и Гигин (Hyg. Fab. 274). Дедал известен также как архитектор. Он был строителем Лабиринта, грандиозного сооружения в Сицилии, бассейна реки Алабон в Мегаре, паровой бани. Он смастерил золотые соты для Афродиты. Все эти сведения содержатся у Диодора (Diod. Sic. IV, 78). Известны имена учеников Дедала: это Эндой (он последовал за ним на Крит (Paus. I, 26, 4)), Эвхир, известный древний художник (Plin. Nat. Hist. VII, 205), был учеником и родственником Дедала. Дедал становится героем-родоначальником афинского рода Дедалидов, к которому принадлежит и Сократ, и мифическим представителем аттического и критского искусства.

Античных авторов, повествующих о приписываемых Дедалу диковинных постройках, изваяниях богов и всяких иных произведениях искусства, по-видимому, не особенно смущало то, что в большинстве своем эти сооружения и изделия были отделены от предполагаемого времени жизни самого их творца, по крайней мере, несколькими столетиями. Лишь три творения Дедала, бесспорно, принадлежат к первоначальному ядру мифа, которое без них просто не могло бы существовать и распалось. Это — деревянная корова, которую великий умелец сотворил для похотливой царицы Пасифаи, Лабиринт и, наконец, чудесные крылья, с помощью которых Дедал и Икар сумели бежать от грозного владыки Крита. «На каждом из них лежит ярко выраженная печать сказочной фантастики, что характеризует самого «чудотворного строителя» скорее как мага и чародея, чем как гениального зодчего или ваятеля».

Современные ученые по-разному оценивают образ прославленного мастера. Одни вслед за древними готовы видеть в нем реально существующую историческую личность — то ли гениального критского зодчего, построившего грандиозный дворец в Кноссе (прототип мифического Лабиринта), то ли жившего совсем в иные времена основателя афинской школы ваяния. Другие настроены более осторожно и, хорошо сознавая величину дистанции, отделяющей миф от истории, считают Дедала фигурой скорее символического плана, воплощением пытливой человеческой мысли, мастерства и изобретательности. «Леонардо да Винчи бронзового или железного века» назвал Дедала А.Ф. Лосев, очевидно, полагая, что образ великого искусника может в равной степени восприниматься как символ технического прогресса и выдающихся художественных открытий крито-микенской эпохи и более позднего периода «архаического ренессанса». В такой трактовке Дедал превращается в «ближайшего родственника» титана Прометея, благодетеля человечества, жестоко поплатившегося за свои благодеяния, и других «культурных героев», которыми столь богата греческая мифология.


https://cyberleninka.ru/article/n/mif-o-dedale-opy...ko-kulturologicheskogo-analiza
_______________________________