Роберт Хайнлайн
"Чужак в чужой стране"
неблагодарное это занятие - составлять краткие описания длинных текстов.
лучше писать рецензии.
так вот.
сам автор мне глубоко симпатичен как личность, и богатство его фантазии внушает мне что-то наподобие благоговейного ужаса.
мысли, изложенные в этом произведении, дают, если можно так выразиться, все необходимые витамины и микроэлементы для нормальной мыслительной деятельности. проще говоря, это не только полезная, но и удивительно вкусная пища для мозгов.
главная идея - взглянуть на земную цивилизацию со стороны "чужака", насколько можно непредвзято.
размышления о морали, религии, человестве и Человеке.
далее просто привожу цитаты особенно понравившихся мне моментов. может быть, просто для себя.
- Я не слежу за политическими событиями.
- А надо бы. За ними надо следить, как за своим артериальным давлением.
— Что с ней?
— Гм, если бы у нее не было столько денег, это называлось бы старческим маразмом. А с ее деньгами — это «обследование и общеукрепляющие процедуры».
Он понял, что настал тот критический момент роста живого существа, когда за созерцанием должно последовать действие, дающее возможность дальнейшего роста. Смит начал действовать.
Дуглас смотрел на жену и удивлялся, как это ей удалось выжать из него бессрочный брачный контракт.
Мадам Везан достала тонизирующее средство, которое держала специально для таких случаев, и приняла двойную дозу. «А как бы поступил на моем месте Симон?» — подумала она. Ей даже почудился его голос: «Больше уверенности, девочка! Верь себе, и дураки тебе тоже поверят. Они за это платят».
Бекки Вези всегда давала полезные советы оттого, что сама верила в их полезность.
— Джабл, вам когда-нибудь бывает стыдно?
— Никогда!
— В один прекрасный день я прослушаю ваш очередной опус, разозлюсь и лягну вас в пузо.
— Что это? — спросила она.
— Мое фирменное блюдо: треть водки, треть соляной кислоты, треть раствора для батареек, две щепотки соли и про-шлогодняя муха.
У нас здесь остров свободы, дорогая. Каждый поступает, как хочет... а если поступает не так, как хочу я, то я его выгоняю к чертям собачьим.
Ты в него влюблена?
— Вот еще! Чепуха какая!
— Вовсе нет. Ты женщина, он мужчина — премилое сочетание.
Милая моя, когда-то я думал, что делаю человечеству добро. Мне это льстило. Потом я обнаружил, что человечеству не нужно, чтобы ему делали добро, наоборот, оно отвергает всякие попытки сделать ему добро. С тех пор я делаю добро только одному человеку — Джаблу Харшоу.
Перемены в финансовом положении он воспринимал, как перемены погоды, и никогда не считал сдачу.
Харшоу сделал вывод: долгая жизнь хороша тем, что успеваешь познакомиться со многими влиятельными людьми, и в трудный момент есть кому позвонить.
Вокруг заурядной звезды класса G, расположенный на задворках галактики средней величины, спокойно вращались планеты, как вращались они и за миллиарды лет до того. Четыре из них были достаточно велики для того, чтобы их можно было назвать планетами. Остальные — мелкие камешки, не заметные в свете звезды или затерянные в темноте космоса. Все планеты, как это водится, были подвержены странной форме энтропии, называемой жизнью. Температура на поверх-ности третьей и четвертой планет колебалась вокруг точки замерзания окиси водорода, поэтому там получили развитие сходные формы жизни, между которыми был вполне возможен достаточно успешный контакт.
В психологии марсиан и людей не наблюдалось ничего общего. Полярность полов на Земле была одновременно и движущей, и направляющей силой всех человеческих поступков — от сочинения сонетов до создания атомной бомбы. Если кто-то сочтет это преувеличением, он может поинтересоваться, много ли в патентных бюро заявок на открытие способов стерилизации людей, много ли в музеях портретов евнухов?
Правительство! На три четверти паразитическая, а на четверть — бессмысленная структура!
нельзя же называть зло добром только потому, что зло неизбежно. Пропади оно пропадом, это государство!
Способность наслаждаться неизбежным — я всю жизнь пытался развить ее в себе.
— Не может же он ходить голым!
— Он не голый, на нем есть кожа. Веди его сюда.
— Джабл, так нельзя. Он должен научиться ходить в одежде.
— Зачем ты навязываешь ему свою христианско-буржуазную ханжескую мораль?
— При чем тут мораль? Я прививаю ему важнейшие бытовые привычки!
— Привычки, мораль — какая разница?
Ты никак не можешь оказаться у меня в долгу, потому что я никогда не делаю того, что мне невыгодно. Кстати, другие тоже не делают, но я, в отличие от многих, еще и осознаю это. Поэтому не изобретай себе долгов, иначе ты начнешь испытывать ко мне чувство благодарности, а это первый предательский шаг к моральной деградации. Ты полюбила мою мысль?
Я нашел два способа завязывать шнурки. Один хорош для того, чтобы падать, другой — чтобы ходить.
— Я не смог охватить всей полноты того, что прочитал. Читая у Мастера Уильяма Шекспира о смерти Ромео, я почув-ствовал, что полон счастья. А после я прочел, что он дематериализовался слишком рано — по крайней мере, мне так по-казалось. Почему так?
— Потому что он сопливый идиот.
— Прошу прощения?
— Я сам не знаю, Майк.
Я согласен, что каждый виноват в своей смерти сам, но нельзя же давать ребенку в руки динамитную шашку.
Если марсианину требовалось несколько минут или лет на созерцание, он тратил именно столько, сколько ему было необходимо. Если в это время с ним хотел поговорить друг, то другу приходилось ждать. Впереди вечность — куда торопиться? У марсиан не существовало понятия «торопиться». Скорость, одновременность, ускорение и другие абстрак-ции использовались в марсианской философии, но не в повседневной жизни.
И наоборот, поспешность человеческого существования не диктовалась рассчитанной по формуле потребностью во времени, а вытекала из сексуальной биполярности человеческого рода.
Сознавая, что жизнь коротка, и — в отличие от марсиан и канзасцев, — не веря в бессмертие души, он стремился каждое бесценное мгновение жизни прожить как вечность, без страха, без надежды, со смаком истинного сибарита.
Убежденный агностик, Джабл все религии — от тотемизма до самых интеллектуальных — ставил на одну доску. Но эмоционально некоторые религии были ему симпатичны, а некоторые — отвратительны.
Если Бог существует (в этом вопросе Джабл предпочитал сохранять нейтралитет) и если он хочет, чтобы его почитали (это Джабл полагал маловероятным, но, признавая свое невежество, допускал такую возможность), — то как Он, создатель Вселенной, может принимать почести в таком идиотском виде?
Случайность не является объяснением Вселенной, случайности не достаточно для объяснения случайных событий. Сосуд не может вмещать сам себя.
Мир нельзя сотворить. Мир был. Мир есть. Мир будет...
Мальчик прав: форма не главное в человеке: ведь форма бутылки не влияет на качество вина. Человека можно даже вылить из его бутылки, как того беднягу, которого русские «спасли», поместив его мозг в стеклянную банку и опутав ее проводами, как телефонную станцию. Здорово они пошутили! Интересно, тот парень оценил их юмор?
Есть поприще, на котором человека никто не превзошел: человек проявил чудеса изобретательности, выдумывая спо-собы убийства, порабощения, закабаления и отравления жизни себе подобных. Человек — это злобная насмешка над самим собой».
— Человек — это животное, которое смеется, — сказал в конце концов Джабл. Даже марсианин засмеется, когда поймет, что мы такое. Человек — это животное, которое смеется над собой.
Мне казалось, что ты из тех женщин, которые могут работать даже с ненакрашенными губами.
Вот тебе урок, Ларри: не доверяй технике более сложной, чем нож или вилка.
Если встретишь человека, который изобрел колесо, пришли его ко мне. Выскочка!
— Джабл, будьте благоразумны.
— Это как раз то, чего я не умею.
С девушками можешь целоваться сколько душе угодно. Это как карты: попробуешь — не остановишься.
— Поздравляю! Человеческая мудрость на восемьдесят процентов заключается в умении не совать нос в чужие дела.
— Вы первый всюду суете свой нос.
— Я и не претендую на мудрость.
Правдивый рассказ должен быть выдуман до последней буквы.
— Я не вникаю...
— Я тоже. Поэтому давай выпьем.
Мне приходилось целоваться с мастерами этого дела. Они не могли вложить в поцелуй всего себя. Как бы они ни отдавались поцелую, часть их существа была занята чем-то еще. Кто-то боялся опоздать на последний автобус, кто-то хотел со мной переспать, кто-то любовался красотой своего поцелуя. Они думали о работе, о деньгах, о том, что их увидит мой муж, папа, соседи. Майк не умеет целоваться, но когда он целует, он не занят ничем другим. В это время ты заменя-ешь ему Вселенную, а мгновение поцелуя становится вечностью, потому что у Майка нет планов, он никуда не спешит. Он просто целует тебя. Это даже страшновато.
Делать добро — все равно, что лечить гемофилию: лечение заключается в том, чтобы не дать человеку истечь кровью... и позволить ему наплодить новых гемофиликов.
Разумная критика полезна. Но прежде чем свергать правителя, нужно хорошо подумать, кто может прийти ему на смену. Демократия — слабая система правления; единственное, что можно сказать в ее пользу — она раз в пять сильнее других систем.
Способность человека верить в невероятное — например, в то, что дети должны быть лучше родителей — вряд ли отомрет.
Вера — это леность ума.
Молодой человек, я провидец. Я обещаю вам, что вы потеряете место, если сейчас не поторопитесь.
Они продолжали изъясняться на непонятном окружающим языке; Майк — стремительно, Махмуд — медленно. Слушате-лям казалось, что носорог бодает металлический забор.
Махмуд вообще не любил американцев: какое месиво они сотворили из религий, какая у них кухня (если это можно назвать кухней!), а их манеры, их архитектура (эклектика, доведенная до абсурда), их худосочное искусство! Их слепая, наглая вера в свое превосходство над миром, не признающая факта, что звезда Америки уже закатилась... А женщины! Больше всего Махмуд не любил американских женщин, нескромных, напористых, тощих — чуть ли не бесполых, которые тем не менее напоминали ему гурий.
- Я просто не знаю, что делать?
— Значит, ничего не делайте, — посоветовал Харшоу.
Ты вникаешь, что такое «вникать»?
«Вникнуть» для Майка — значит и любить, и бояться, и ненавидеть. Да, и ненавидеть, потому что по марсианским понятиям ненавидеть можно только то, во что ты вник, что познал настолько, что оно сливается с тобой, а ты — с ним. Только тогда можно ненавидеть. Мне кажется, что вследствие этого марсианская ненависть — настолько сильное чувство, что самая черная человеческая ненависть в сравнении с ней покажется легкой неприязнью...
Дочери всегда тратят на десять процентов больше, чем может честно заработать отец.
Большое богатство нажить нетрудно, нужно всего-навсего посвятить этому жизнь.
Большое богатство — это величайшее проклятие, если, конечно, сам процесс не доставляет вам удовольствия. Но и тогда богатство имеет серьезные недостатки.
Я не опасаюсь, что он начнет красть: только третьесортные политики охочи до денег. Дуглас же — высший сорт.
— Я уж решил, что ты подобрел.
— Когда со мной это случится, пожалуйста, пристрели меня.
Перед самым окончанием школы я выиграл диспут, процитировав указ Британской торгово-колониальной комиссии. Мне тогда никто ничего не смог возразить, потому что такой комиссии никогда не существовало.
Я давно убедился, что со специалистами не стоит спорить: они почти всегда способны доказать свою правоту. В то же время я могу назвать сотни специалистов, совершавших роковые ошибки.
— Босс, когда вы начинаете рассуждать логически, то становитесь невыносимым.
— Оскорбление — не аргумент в споре.
Объясняй, не объясняй — ты все равно не поймешь. Дорогая моя, есть вопросы, на которые представители разных полов никогда не дают одинакового ответа. Только самые одаренные иногда вникают в мнение своего сексуального антипода. Здесь не помогут слова.
Религия для многих является убежищем, и можно допустить, что какая-то религия владеет Абсолютной Истиной. Но догматическая религиозная вера — обратная сторона самодовольства. Вера, в которой я был воспитан, утверждала, что я — ее приверженец — лучше других. Из меня вышел бы неплохой проповедник, не заведи я вредную привычку читать книги. Если бы я имел чуть больше уверенности в себе и чуть меньше знаний — я стал бы выдающимся евангелистом. Образованный человек понимает, когда лжет, и это ограничивает его возможности. А настоящий шаман должен верить в то, что вещает, тогда его возможности безграничны и вера заразительна.
— Боже мой! А я-то думала, что Майк наконец-то в безопасности!
— Дорогая моя, по эту сторону могилы безопасности не ищи.
Если человеку трудно сделать выбор, если шаг в какую-либо сторону выглядит как жертва, будь уверена: страдания человека в этот момент ничуть не благороднее, чем муки жадности.
Ты напоминаешь мне одну женщину, которая изменяла мужу только тогда, когда он был в отъезде, и ужасно гордилась своей добродетелью.
С горьким наслаждением он понял, что последний выбор он совершил сам.
— Тебе хорошо, брат?
— Да. Очень. Поцелуй меня еще.
Прошла вечность.
— Майк, ты понимаешь, что делаешь?
— Понимаю. Это сближение. Мы сейчас сблизимся.
— Я... мы... давно этого ждем... Повернись, я помогу.
Когда они слились, познавая друг друга, Майк сказал нежно и торжествующе:
— Ты есть Бог!
Она ответила молча. А потом, когда они совсем сблизились, и Майку показалось, что он сейчас дематериализуется, она отозвалась:
— Да... Ты есть Бог. Мы вникаем в Бога.
Валентайн Майкл Смит вник, что физическая человеческая любовь — сугубо физическая и сугубо человеческая — это не просто ускорение процесса размножения и не просто ритуал, символизирующий сближение. Это сущность сближения. Теперь он пользовался каждой возможностью, чтобы познать всю полноту любви.
Бог хочет, чтобы мы были счастливы, и Он указывает нам путь к счастью. Он говорит: «Любите друг друга! Возлюбите змею, если она нуждается в любви. Отказывайте в любви лишь прислужникам Сатаны, которые хотят вас столкнуть с пути к Счастью». И под любовью он имеет в виду не вздохи старой девы, которая боится оторвать глаза от молитвенника, чтобы не поддаться соблазну плоти. Если бы Бог не любил плотских радостей, зачем бы Он создал их так много? Неужели Бог, который сотворил Гранд Каньон, кометы, циклоны, землетрясения, испугается, если девчонка нагнется, а парень заглянет ей в вырез и увидит грудь? Когда Бог велел нам любить, Он не лицемерил, Он действительно хотел, чтобы мы любили. Да ты сама это знаешь! Женщина любит младенца, а потом любит мужчину, чтобы появился еще один младенец, которого можно любить. Но это не значит, что, имея бутылку, ты должна нализаться, выскочить на улицу и трахаться с кем попало. Нельзя продать любовь и купить счастье — ни то, ни другое не имеет цены. А если ты определила цену любви — перед тобой врата ада. Но если ты с чистым сердцем и помыслами берешь и даешь то, что дает тебе Бог, грех не коснется тебя. Что деньги? Ты стала бы пить с кем-нибудь воду за деньги, за миллион? За десять миллионов без налога?
Я не буду плакать и прощаться. В вечности не существует «до свидания». Я буду ждать. — Она поцеловала Майка и Джилл и ушла, не оглядываясь.
Я строила мужчинам глазки еще тогда, когда ты был на Марсе, и могу тебя уверить, что в девяти случаях из десяти, если женщину изнасиловали, в этом большая часть ее вины.
— Да уж, — согласился Майк, — она понимает немногое, да и то, когда я ей это говорю с соответствующей интонаци-ей. Джилл, в мире есть три источника знаний. Первый — наука. Но я еще птенцом знал об устройстве Вселенной больше, чем знают ваши ученые сейчас. С ними нельзя поговорить даже о такой элементарной вещи, как левитация. Я не прини-жаю их достоинства, а просто констатирую факты. Они ищут не то, что я: пустыню не познаешь, пересчитывая песчинки... Второй путь — философия. Предполагается, что она объясняет все. Так ли это? Все философы приходят к тому, с чего начинают. Кроме шарлатанов, которые занимаются самообманом и доказывают свои собственные предположения своими же собственными доказательствами. Как Кант и другие любители гоняться за собственным хвостом... Значит, ответ дол-жен быть здесь, — он указал на груду книг. — Но его и здесь нет. Попадаются правильные кусочки, но нет системы. А если и есть, то от тебя требуют большую ее часть принять на веру. «Вера!» Какое грязное слово! Почему ты не научила меня ему, когда учила другим словам, которые нельзя говорить в приличном обществе?
Я вник в людей. Я сам человек и все могу объяснить по-человечески. Я понял, почему люди смеются. Они смеются, когда больно, и чтобы было не так больно.
Мне кажется, когда обезьяны научатся смеяться, они станут людьми.
Я думаю, то есть, мне говорили, что смешное — это хорошее. Это не так. Человеку, с которым случается «смешное», не смешно. Голый шериф не смеялся. Хорошее — это сам смех. Я вникаю, что смех — это мужество, это помощь в борьбе с болью, стыдом и неудачами.
Художник посмотрит на красивую девушку и увидит, какой она станет в старости. Хороший художник посмотрит на старуху и увидит, какой она была красивой в молодости. Великий художник сделает портрет старухи и заставит зрителя увидеть, какой красивой она была в молодости. Более того, она заставит зрителя поверить, что эта прекрасная девушка еще жива, но только заточена, как в темнице, в теле старухи. Он заставит зрителя понять, что женщина — какой бы старой и безобразной они ни была — в глубине души считает себя восемнадцатилетней красавицей и хочет, чтобы все так думали. Это для нас с тобой старость — не трагедия. Посмотри на нее, Бен!
Абстрактный рисунок хорош на обоях или линолеуме. А искусство должно пробуждать в душе ужас и сострадание. Современное искусство — это псевдоинтеллектуальная мастурбация. Настоящее искусство — это общение, в результате которого художник передает зрителю свое настроение.
Что за женщина эта Дон! Даже не обиделась, когда он назвал ее Джилл, а наоборот, ей стало приятно.
— Ты когда-нибудь был на попойке, куда в конце концов приходится вызывать полицию, а потом кто-нибудь из участ-ников обязательно разводится?
— Ну, был.
— По сравнению с нашей церемонией это — воскресная школа. Ты был женат?
— Нет.
— После церемонии можешь считать, что был. — Дюк задумался. — Я был женат. Сначала мне нравилось, потом ста-ло тошно. А здесь мне приятно.
Дисциплина хороша тем, что подтягивая душу, она подтягивает и тело.
Любовь — это состояние, в котором счастье другого является непременным условием твоего счастья.
Любовь — нормальное состояние, ревность — патологическое. Нередко незрелый ум принимает одно за другое или ставит ревность в прямую зависимость от любви. На самом деле это несовместимые вещи: ревность не оставляет места любви, и наоборот. Но и то, и другое способно произвести бурю в душе.
Марсианин-недоросль, утверждающий, что секс — это путь к счастью. Да, секс должен приносить счастье. Самое ужасное, что люди используют секс не для того, чтобы доставлять друг другу удовольствие и приносить счастье; для нас секс — это средство порабощения и унижения друг друга.
Наша мораль требует: «Не пожелай жены ближнего своего». В результате: лицемерное целомудрие, измены, рев-ность, страдания, побои, убийства, разводы, несчастные дети. Кто выполняет это требование? Если человек клянется на Библии, что не пожелает жены ближнего своего потому, что так велит мораль, он либо лжет, либо страдает импотенцией. Каждый мужчина, способный зачать ребенка, в течение жизни не раз желает жену ближнего своего.
И вот приходит Майк и говорит: «Зачем желать мою жену? Любите ее! Ее любви к вам нет предела. Полюбив мою же-ну, вы ничего не потеряете, кроме страха, вины, ненависти и ревности, а приобретете весь мир». Этому трудно поверить. Такую наивность позволяли себе только первобытные эскимосы, но они были почти так же изолированы от остального человечества, как марсиане. Современные эскимосы переняли наши добродетели, теперь у них тоже есть верность и из-мена. А что им это дало?
— Не знаю, я не эскимос.
— Я тоже. Не люблю рыбу.
— Все-таки они получили какие-то блага цивилизации. Мыло, например.
— Мыло, безусловно, благо. Я это хорошо понимаю, потому что провел детство в доме, где не было канализации, как в иглу. Но, еще не зная мыла, эскимосы были счастливейшими людьми на земле. Они свободно менялись женами и не зна-ли слова «ревность». Посмотри, как живем мы, какой мерзкий у нас мир.
Старость не приносит мудрости, она лишь позволяет видеть дальше: как вперед, так и назад.
Христа распяли за то, что он проповедовал, не испросив на это разрешения властей.
Творческая работа — самая неблагодарная: ее по достоинству оценивают только после смерти автора, когда ему уже нельзя заплатить.
Я знаю только, что строгая дозировка правды — это самая изощренная ложь.
У меня родился оригинальнейший сюжет — парень встречает девушку.
— Великолепный сюжет, босс! Как это до него никто раньше не додумался? Секундочку.
Послушайте лучше, что говорят. Шериф только что объявил, что выгонит из города всех шлюх, — она улыбнулась. — Меня еще ни разу не выгоняли. Интересно, меня понесут или заставят идти пешком?
Джабл взял Аби на руки и сказал ей, что она самая красивая девочка на свете, потом то же самое сказал Фатиме. Он говорил искренне, и обе девочки ему поверили. За свою долгую жизнь Харшоу говорил эти слова бессчетное количество раз, каждый раз искренне, и каждый раз ему верили.
Майка можно обвинить в чем угодно, кроме деликатности. Он может убить человека без тени сомнения. Но он крайний анархист и считает, что запирать человека нельзя. Его кредо: полная свобода и полная ответственность за свои поступки. Ты есть Бог.
Когда человек доживает до моих лет, он неминуемо начинает торопиться. Для него каждый рассвет — подарок судьбы, ведь за ним может не последовать закат.
Покоряться воле Бога — не значит быть роботом, неспособным сделать выбор, а, значит, и согрешить. Покорность может подразумевать — непременно подразумевает — ответственность за то, что ты несешь в мир. Мы можем превратить мир в райский сад, но можем и разрушить, — он улыбнулся. — Бог может все, кроме одного: он не может уйти от себя, отказаться от своей тотальной ответственности и должен вечно покоряться своей воле. И моей, и вашей, и Майка...
С одной стороны, он был рад, что ему не пришлось отказываться от приглашения, которое в его годы он был не в силах принять, а с другой... Ребята, сегодня на каток не пойдем, развлечем бабушку, поиграем с ней в домино... Нет, лучше на каток, и переломать ноги, чем признать, что годен только для домино.
Грех — это чаще всего не абсолютное зло; это то, что сам «грешник» ощущает как зло. Когда ты вместе с ним вникаешь в его грех, может стать больно. Я знаю.
Ты есть Бог, я есть Бог, все живое есть Бог. Поэтому я есть все, что я видел, слышал, пережил. Я все, во что я вник.
Величайшая ценность, которой обладает человечество, искажена, извращена и представлена как величайшее зло. Всему причиной — ревность. Я долго не мог этому поверить. Джабл, я до сих пор до конца не понимаю ревности, она кажется мне безумием. Когда я впервые испытал любовный экстаз, моим первым порывом было желание разделить его сразу со всеми братьями: с женщинами непосредственно, а с мужчинами — через женщин. Я пришел бы в ужас, если бы мне предложили забрать все счастье себе. Вместе с тем мне не приходило в голову испытать эту радость с тем, с кем я еще не сроднился. Я физически неспособен любить женщину, с которой не разделил воду. Не один я: никто в Гнезде не испытывает физической любви, если не испытывает духовной.
— Ты есть Бог! Мои слова — не позывные счастья, а напоминание об ответственности. Это вызов, брошенный миру. — Он был печален. — Я редко об этом говорю. Очень немногие понимают глубинный смысл этих слов и готовы разделить со мной не только радость, но и горечь. А остальные — сотни и тысячи — воспринимают их как трофей, доставшийся без боя или не понимают вовсе. Что бы я ни говорил, они продолжают считать, что Бог — это кто-то другой, добренький, который прижмет обманутого дурачка к груди и погладит по головке. Они не хотят признать, что во всех своих бедах виноваты са-ми, и что счастье не дается им без труда.
Истина проста, но стать Человеком непросто. Научитесь управлять собой, а все остальное придет само. Благословен тот, кто познал себя, весь мир принадлежит ему, Любовь и Счастье следуют за ним повсюду.
Человека невозможно убить. Он всегда будет с нами, ведь мы вникли в него. Ты есть Бог.
Ты понес им Истину! А кому нужна истина? Это ведь не стриптиз и не рулетка.
Оставьте лишние формальности. У вас гора работы, и вам не хватит на нее всей вечности. «Ты есть Бог» — тоже мне новость! Удивил! Кто из нас не Бог?
