1.


Читать далее...

АВТОР: УдиВика

http://www.livemaster.ru/topic/210279-oj-mamochki-rukodelie-i-dekret

 

В большинстве мамских журналов и статей на детских сайтах нам  постоянно втолковывают "Вы должны найти время для себя", "Хотя бы час в день уделяйте любимому делу". И вот, послушав совета, рукодельница засела за шедевр, а в это время - "Мама, Валя пролила йогурт! - А она меня укусила!!! - Включи свет в туалете!" А тут ещё приходит муж и хочет хлеба и зрелищ  жареной картошки  На этот случай инструкции в статьях предусмотрены редко.

 

Читать далее...

АВТОР: schwarze Katze (Маркина Мария)

Сегодня я хочу поделится некоторыми секретами того, как можно сэкономить на материалах для рукоделия, не пожертвовав при этом качеством самих материалов. Все примеры из личной практики, проверены на себе).




Читать далее...

Фотограф Джейд Билл запустила провокационный проект, призванный изменить понятие о женской красоте.



1.


В начале прошлого года Джейд Билл, молодая мать из Аризонского города Тусон, зашла в свою студию, разделась, взяла на руки своего месячного младенца и сделала серию автопортретов.

На снимках она увидела незнакомое тело — округлости, которых не было до беременности, растяжки и складки. Увиденное ей не очень понравилось. Однако она все же опубликовала фото в своем блоге, желая показать ту сторону материнства, которую обычно обходят вниманием. СМИ переполнены изображениями женских тел. Но не таких.



2.


После автопортретов Билл опубликовала в Facebook фото своей подруги: к животу, покрытому морщинами, прижалось двое детей.



3.


Идея распространилась, как вирус. Сотни женщин начали просить Билл о подобной фотосессии. Фотограф сняла уже более 70 матерей и сделала из этих материалов альбом, который назвала «Красивое тело». Планируется, что он выйдет в январе следующего года.
Билл не пользуется услугами визажистов и не пытается скрыть недостатки своих моделей.

«Помню, когда я получила свои фотографии, меня бросило в холодный пот», — признается Николь Мид, одна из моделей Билл.

Большинство женщин, которые приняли участие в проекте, стесняются своего тела и Мид не является исключением. Родив первого ребенка, она начала прятать живот. О бикини на пляже не могло быть и речи. Съемок она ждала с ужасом, но решительно. На фотосессию женщина взяла своих трех сыновей.



4.


«Когда я предложила ребятам принять участие в этом проекте, они спросили: а какой в этом смысл? Я ответила: сделайте это ради кузин, ради своих будущих девушек, жен или дочерей, потому что нас редко показывают настоящими, — говорит Мид. — Я бы хотела, чтобы мои ребята знали, как будут выглядеть их жены после родов. Это не должно их шокировать или беспокоить».

В популярной культуре о теле после родов говорят только в контексте того, как быстро «вернулась к норме» та или другая знаменитость. Таким образом женщинам навязывают нереалистичные, искаженные представления об их теле. Ведь многие женщины могут никогда и не вернуться в «добеременную» форму.



5.


У многих женщин беременность оставляет на теле шрамы, растяжки и складки. Это реальность, которую женщины пытаются скрыть, а СМИ — не показывать. Фотопроект Джейд Билл призван изменить наше отношение к материнскому телу и пересмотреть идеи о женской красоте в нашей культуре.

«Как могу я не любить и не восхищаться этим телом, которое растягивалось видоизменялось для того, чтобы в нем росла жизнь? Да я не просто сексуальна, я прекрасна!»



6.


«Мое тело ширилось и растягивалось, физически и эмоционально, чтобы вырастить, выкормить и выносить внутри себя человека.
Да, я сексуальна.
Да, я никогда не буду прежней.
Да, я теперь Мама.
И да, я горжусь этим.»



7.


«Зачем вы фотографируете мою маму?» — спросил меня как-то маленький мальчик во время фотосъемки.

«Потому что мы хотим поделиться ее историей с другими мамами и научить их принимать свою красоту такой, какая она есть» — ответила я.

«Но моя мама не считает себя красивой! — возразил малыш.

«Вот поэтому то я ее и фотографирую.» — сказала я. «Мы должны показать ей правду.»



8.


«Внутри меня зародилась жизнь. Мое тело выкормило и выносило ее. Вы говорите, когда то я была красива. Да я сейчас так красива, как и мечтать не смела. Пришло время менять понятие о красоте. Пришло время хвалить друг друга и чествовать изменения в нашем теле. Пришло время выказать дань уважения и порадоваться истинной красоте.»



9.


Моя мама — мой герой.



10.


«Линии на вашем теле, шрамы, растяжки, округлости — они все прекрасны. Избавьтесь от фильтра, сквозь который вас заставляют смотреть. Взгляните на себя не глазами, а сердцем. Вы полюбите, то что увидите.» — уверена Джейд Билл.



11.


12.


13.


14.


http://www.adme.ru/fotograf/krasivoe-telo-556555/

«Мы с мамой – лучшие подружки». «У нас всегда были очень близкие и дружеские отношения с родителями». «Пожалуй, только мама понимает меня».

Это ли не счастье? Как, должно быть, прекрасно жить в такой семье, где вокруг тебя лучшие друзья! Только вот почему люди, которые произносят эти слова у меня в кабинете, как правило, пребывают в глубокой депрессии, они совершенно обесточены, у них нет сил, чтобы жить? А еще их беспокоят отношения с детьми – своими собственными. Им кажется, что они неправильные.


«Мир похож на цветной луг, если рядом с тобой друг!»

«Мама сделала меня своей лучшей подругой, когда мне исполнилось 12 лет. Тогда у них начались какие-то проблемы с папой, она часто плакала, жаловалась мне на отца. Рассказывала, как она страдает, как ей плохо. Я ужасно ей сочувствовала, жалела, старалась побольше помогать по дому. Стала грубить отцу – ведь он делает маме больно.

А потом у неё появился любовник. Я такого слова тогда не знала, мама объяснила, что это её друг, но папе не нравятся друзья-мужчины, поэтому надо хранить тайну, не рассказывать папе о звонках. Зато я должна была передавать маме «секретные послания», которые ей оставлял её друг. Это было лестно, я гордилась маминым доверием, никому-никому не рассказывала. В этом была какая-то особая близость: вот мы, две подружки, шепчемся о мальчиках. Мама стала брать меня с собой на прогулки – а раньше никогда.

Потом мама решила от папы уйти. Ей было очень тяжело и трудно, папа просто был на грани самоубийства. А я металась между ними: прикрывала маму, старалась утешать папу. Но наша семья – такая дружная – развалилась».

Эта взрослая женщина уже много лет лечится от депрессии. У неё не складываются отношения с мужчинами, она никому не доверяет. И совсем не умеет защищать себя, выражать гнев, отстаивать свои интересы. В общем и целом, картина сильно смахивает на непереработанную травму. Но в чем же травма, кто обидел эту девочку? Ведь мама с ней хорошо обращалась, любила, не обижала, дружила с ней.

Хорошо, когда ребенок говорит: мамочка мой лучший друг, ей можно все-все рассказать, она всегда выслушает, подскажет, утешит. Грамотная мамочка еще и объяснит, что с ним происходит, назовет смутные и непонятные бури в душе какими-нибудь умными словами, о гормональных перепадах расскажет. Разрушительно, когда мама делает из ребенка контейнер для себя: грузит в него (чаще – в неё) свои тайны, горести и болячки. Делится своими проблемами, в том числе сексуальными.

Ушедший много лет назад в другую семью отец общается с дочерью-подростком: рассказывает ей о своих трудностях с новой женой, посвящает в тайну отношений с любовницей, плачется и жалуется. Что чувствует девочка? Что её практически изнасиловали. Она не хочет знать об амурных похождениях отца, ей не нужна такая откровенность. Это нарушает её внутренние границы. Она говорит, что сама бы хотела рассказывать отцу о себе, ей хочется, чтобы он её выслушал, дал совет, поддержал. Вместо этого, ей приходится утешать его самого, сочувствовать взрослому человеку, периодически прощать его «косяки» и входить в положение. То есть делать для него ту работу, которую в норме делают хорошие родители для своих детей.

Разрушительно именно нарушение иерархии. Фактически, посвящая дочь в подробности своих отношений с другими женщинами, родитель делает ребенка своим соучастником. В том числе – соучастником сексуальным. То есть, мы видим самый натуральный инцест. Пусть и психологический.

В голове у ребенка возникает путница ролей: он ребенок, который вырастет и заведет свою семью, или партнер своего родителя.



«А кто у нас муж?»

Семья – это система, конструкция. У неё есть границы, законы и правила, известны роли. Задача родителей – кормить, защищать, воспитывать, устанавливать пресловутые правила. Задача детей – слушаться, расти, продолжать род, бодаться с предками и идти дальше. Что происходит, если эта система переворачивается с ног на голову?

Если родитель делает ребенка своим конфидентом, «подружкой-жилеткой», «открывает душу» и так далее, он тем самым вытаскивает ребенка из подсистемы «дети» и помещает в подсистему «взрослые, партнеры, равные». В отношения двух сексуальных партнеров, каковыми являются родители в семье, появляется третий участник: ребенок. Его досрочно вводят во взрослую жизнь, его интимность нарушена, в душе сумятица и хаос. Не зря же люди стараются уединяться для занятий сексом. Любой третий наблюдатель – лишний в этом деле.

По факту это можно считать инцестом и насилием.

Как ни странно, лишь чуть менее разрушительным является включение ребенка в подобные игры с деньгами: когда родитель просит ребенка не говорить второму партнеру о странных тратах, о заначках, о покупках в кредит. Опять же под флагом «Мы с тобой друзья, а у друзей могут быть свои маленькие секреты». Поэтому ты не говори папе, сколько стоили эти сапожки, не надо его расстраивать. А ты не говори маме, что я на гаишника налетел и все деньги ему отдал, потому что поддатый был.

Деньги – это и символ власти в семье, и символ зрелости, и если ребенку вручают этот символ раньше времени, до того, как накопится его собственный опыт, по меньшей мере, странно. Суть от этого не меняется: ребенок переходит от детской роли к взрослой, что путает его внутренние настройки и мешает расти.




Поколение Пепси и поколение хиппи

Давайте рассмотрим идею дружбы с детьми через призму поколений.

Те, кому сейчас 50–60 лет, послевоенные дети: какими были их отношения с родителями? Чаще всего – никакими. Родители работали день и ночь, у многих не было отцов, воспитанием занималась школа и общественные организации. Нам трудно сейчас это представить, но матери были вынуждены выходить на работу через месяц после рождения ребенка, которого отдавали в ясли или на пятидневку. Самая, что ни на есть, тяжелейшая травма ранней депривации, привязанностей почти нет, один долг и обязанности.

Это поколение – будущие шестидесятники – так и остались подростками: творческие, талантливые, первооткрыватели. Очень мало у кого из них были по-настоящему близкие, доверительные отношения с родителями. Родители следили, чтобы сын не пошел по плохой дорожке, чтобы дочка не «принесла в подоле», на большее их просто не хватало. Не о какой детской психологии не было и речи, давили авторитетом, нажимали и наказывали.

И тогда они решили, что со своими детьми они будут обращаться совсем иначе. Они будут их везде брать с собой, водить в походы и на выставки, любить изо всех сил, всегда будут рядом и никогда не бросят. Никогда. Даже если дети будут отбиваться руками и ногами и кричать «Пусти, больно!».

А самое главное – они с детьми дружат. Участвуют в их тусовках, велят называть на «ты» и по имени, никогда не закрывают дверь в свою комнату (и ребенку запрещают), хотят быть в курсе всего, что с ребенком происходит. Это, конечно, очень приятно, когда ребенку лет 5-7. Но когда подросток не имеет возможности побыть один, когда мама или папа без стука входят в его комнату, где он уединился с подружкой, когда…

Когда его границы постоянно проламываются и нарушаются. И возмутиться нельзя – ведь «мы же друзья, мы же тебя так любим». Очень трудно отстаивать себя, когда напротив не враги, а друзья.

Помните, в первой части «Гарри Поттера» Дамблдор награждает в конце Гарри, Рона, Гермиону за проявленное мужество, ум, находчивость и верность. А потом дает решающие 10 баллов Невиллу Долгопупсу: «Мы знаем, сколько отваги нужно, чтобы противостоять врагу. Но еще большее мужество необходимо, чтобы спорить с другом».

Мы видим похожую ситуацию и Европе и Америке: после поколения хиппи, с их идеей всеобщего братства, «секс-наркотики-рок-н-ролл», долой законы, да здравствует свободная любовь! появилось поколение яппи: ханжеское, утрированно законопослушное, гиперответственное. Почему-то у родителей-разгильдяев дети потом стремятся к порядку и очень жестким правилам. Почему?

Семья выполняет множество важных функций, и безопасность – первейшая из них. Но если в поколениях до- и послевоенных безопасность требовалась в первую очередь физическая (защитить от врага, спасти от голодной смерти, уберечь от нападения), то у «внуков войны» на первый план вышла безопасность психологическая: отстоять границы своей личности, не позволить себя сломить морально.

А дружба – это отсутствие всех границ между людьми. Это «мы с тобой едины», у нас все общее, никаких тайн, никаких секретов друг от друга.

Только взрослый и ребенок стоят на разных уровнях. И тайна, выплаканная ночью ближайшей подруге, сближает или разводит равных людей. А ребенок – не равный.



Тайна, покрытая мраком

Судя по всему, реальный урон наносят именно тайны. Волшебное, теплое чувство близости и доверия вызывают совместные занятия родителя с ребенком чем угодно: ловить рыбу, шить кукол, ходить в походы. Даже совместное делание маникюра не наносит никакого ущерба.

А что наносит?

Включение ребенка в сексуальную жизнь родителей. Даже в виде сочувствия «бедной несчастной мамочке». Даже в виде сна в общей с мамой постели, потому что маме иначе страшно и холодно. И когда папа знакомит детей с каждой своей новой спутницей – он, так или иначе, демонстрирует детям часть своей интимной жизни.

Дети имеют право не знать о том, что их впрямую не касается. Не стоит навязывать им (да и вообще – никому, если подумать) сведения о том, как протекает взрослая часть жизни.

Дружба – это отношения равных.

http://www.katryndemina.ru/article/51

Шпынять маму запрещается
Очень трудно быть взрослой и невозмутимо гнуть свою линию, когда окружающие тычут в вас с ребенком пальцами и рассказывают вам, как плохо ведет себя твой ребенок и как плохо ты его воспитываешь.

Мать впервые слышит, что она плохая мать, довольно скоро после рождения ребенка. Папу бесит, что ребенок кричит, не спит, что мать берет его на руки, не берет его на руки, кладет с собой спать, уходит спать к нему, что она нервничает из-за каждого чиха, и в квартире у нее не убрано. Весь день дома сидела – что делала? Убрать было трудно? Затем подключаются бабушки: кормишь не так, расписания нет, разговаривает он у тебя плохо, занимаешься с ним мало, мало порешь, мало любишь, мало дрючишь, все, все неправильно!

Потом вступают родительницы в песочнице, бабки у подъезда и воспитатели детсадов. Ну и врачи еще, особая статья: о чем вы вообще думаете, вы что – угробить хотите своего ребенка? Да, спасибо, с самого рождения этого и добиваюсь.

К тому моменту, как ребенок пойдет в школу, его мать вздрагивает уже от каждого обращенного к ней слова, сжимается, ожидая удара, готова в любой момент быстро спрятать ребенка за спину, повернуться лицом к опасности и оскалить зубы, как зажатая в угол волчица, которая из последних сил защищает своего волчонка. Потом, правда, когда она прогонит нападающего лаем, воем, клацаньем зубов и угрожающим топорщением шерсти на загривке, она устроит своему волчонку такую трепку, что мало не покажется: как смел меня позорить? Сколько я еще из-за тебя буду краснеть-бледнеть?

В школе, ясное дело, маме ничего утешительного не скажут, кроме того, что с ребенком надо заниматься, что с ним надо делать домашнюю работу, что надо ему объяснять, как себя вести, и потребуют, чтобы она наладила его поведение в классе, как если бы у нее был пульт дистанционного управления ребенком. К концу школы мать уже будет знать, что ее ребенок никчемен, ЕГЭ не сдаст, в дворники не возьмут, короче, полное педагогическое фиаско. Дома отец убежден, что мать испортила ребенка своей мягкостью, а бабушки уверены, что она его и не кормит даже.

Россия – страна недружелюбная к детям. На отдыхе, в транспорте, в дороге, на улице на мать обращены бдительные взоры сограждан, готовых по любому поводу испустить дидактическое замечание. Не легче и в храме, где бесчинствующих детей не особенно любят – и мать ребенка, который устал, капризничает или отправился топать по храму во время чтения Евангелия, чего только не наслушается.

Хотя я знаю один храм, где детей, способных стоять на службе, а не висеть на маме, всегда приглашают стоять впереди. Там они видят не чужие спины, а богослужение: как поют, кто читает, много ли осталось, что делает батюшка… кто устал – отвлекается, поправляет свечи в подсвечниках, может присесть даже на скамеечку. За спинами мамы и бабушки, которые вовремя напомнят, когда встать, когда петь, когда перекреститься.

Знаю бабушек, которые, видя, как изнылся ребенок во время долгого чтения молитв перед причастием, могут предложить маме подержать его на руках, а то и вовсе погулять с ним в церковном дворе, чтобы мама сама пришла в себя и помолилась перед причастием.

Знаю учителя, которая на собрании два часа рассказывала родителям – вместе, а потом порознь, - какой у них прекрасный класс, какие в нем отличные талантливые дети и как с ними здорово работать. Родители ушли домой настолько озадаченные, что некоторые по дороге даже купили торт к чаю.

Я видела женщину, которая в самолете просто забрала у замотанной мамы ноющую четырехлетку и всю дорогу рисовала с ней в тетрадке, читала с ней Маршака и Чуковского, занималась пальчиковыми играми – и даже позволила маме немного поспать, а соседям – лететь в тишине.

Видела другую, которая, когда ее кресло сзади пинал ногами чужой ребенок, обернулась и вместо сакраментального «Мамаша, успокойте своего ребенка» сказала: «Малыш, ты пинаешь меня в спину, это очень неприятно, пожалуйста, не делай этого».

Однажды я ехала домой в маршрутке с перчаточной куклой-медведем в сумке. Напротив сидела девочка лет пяти, которой было скучно. Она ерзала, болтала ногами, донимала маму вопросами, пихала соседей. Когда медведь помахал ей лапой из сумки, она чуть не свалилась с сиденья от изумления. Мы всю дорогу играли с медведем, а мама смотрела с недоверчивым ужасом, готовая в любой момент отнять ребенка, отобрать медведя, всучить его мне обратно, рявкнуть, чтобы дочь сидела смирно и неподвижно – и загрызть любого, кто посмеет что-то сказать. Это уже условный рефлекс, это застарелая привычка не ждать от окружающих ничего хорошего.

Я помню, как бабушка или дедушка забирали у меня ночью вопящего младенца, сказав просто "поспи", хотя им завтра на работу; как муж, не давая алгебре доесть нас с ребенком, быстро и весело заканчивал с ним уроки, как меня подстраховывали, подхватывали и помогали - домашние, подруги, коллеги.

Я помню попутчицу, которая терпела ночные крики моей трехлетней дочери в поезде, и продавщицу, которая подарила ей банан, когда наш рейс задержали на 18 часов и ошалевший ребенок пулей носился по аэропорту. Помню с благодарностью тех, кто помогал поднять перевернувшуюся коляску, пропускал без очереди в общественный туалет, протягивал платочки, когда у сына на улице шла из носа кровь, дарил просто так шарики, смешил плачущего ребенка. И мне всегда кажется, что я обязана вернуть это все другим людям.

Всякой маме трудно. Она не все знает и не все умеет, она не всегда еще сама достигла той степени психической зрелости, взрослости, доброжелательности, уверенности в себе, которая позволяет ей в любой кризисной ситуации сохранять присутствие духа и принимать правильные решения. Мама делает ошибки, занимаясь самым главным делом и самым дорогим человеком в жизни. Она видит это и не знает, как их исправить. Ей и так кажется, что она все делает не так и неправильно; она в душе перфекционистка и хочет все сделать идеально, но идеально не может и ждет, съежившись, что ей сейчас опять поставят двойку. Не надо вколачивать ее по шляпку.

Иногда ее стоит поддержать хорошим словом, заметить у ребенка прогресс, похвалить ее усилия, сказать ей что-то хорошее про ее ребенка, ненавязчиво предложить помощь. И не торопиться осуждать, тыкать пальцем, воспитывать и делать замечания. А если жалуется – слушать, а не поучать. А если плачет – обнять и пожалеть.

Потому что она – мама, она делает самую трудную, неблагодарную, полезную работу в мире. Работу, за которую не платят, не хвалят, не повышают по службе, не дают поощрений. Работу, в которой много провалов и падений и слишком редко кажется, что чего-то достигла.

Можно даже не хвалить, наверное. Не помогать, не развлекать чужих детей, не играть с ними, не говорить хороших слов.

Просто не шпынять на каждом шагу. Уже будет огромное облегчение.

Оригинал тут http://digest.subscribe.ru/children/education/n1219061317.html