Гоголь любил Киев, но довольно редко писал о нем. Во второй книге «Вечеров на хуторе близ Диканьки» повесть «Страшная месть» начинается словами: «Шумит, гремит конец Киева: есаул Горобець празднует свадьбу своего сына…»
Киевскими бурсаками были сыновья Тараса Бульбы.



Иллюстрация из издания "Тараса Бульбы" 1966г.

И незадачливый герой «Вия» Хома Брут также был бурсаком. Бурсаки – обитатели «общежития» на нынешней Набережно-Крещатицкой улице. Они вечно рыскали по Подолу, не пропуская ни возможности что-то стащить, ни завести любовную интрижку. Но если действие "Тараса Бульбы" происходит в XVII веке и сыновья Тараса - выпускники Киево-Могилянской академии.

http://primetour.ua/files/Kalnickiy_gogol_Akademia.jpg

Здание Киевской академии.

То действие "Вия" происходит в современное Гоголю время, а тогда старинная "Могилянка" была преобразована в Киевскую Духовную семинарию.



Общий вид на Братский монастырь и здание Духовной семинарии.


Старая киевская бурса - общежитие для студентов Киево-Могилянской академии.

Гоголь в повести "Вий" с удовольствием описывает рынок на Подоле: "...и торговки с бубликами, булками, арбузными семечками и маковниками дергали наподхват за полы тех, у которых полы были из тонкого сукна или какой-нибудь бумажной материи".
И далее "Но философов и богословов они боялись задевать, потому что философы и богословы всегда любили брать только на пробу и притом целою горстью". А в конце повести знаменитая фраза: "Ведь у нас в Киеве все бабы, которые сидят на базаре, - все ведьмы."




Житный рынок. С открытки начало ХХ века.



Иллюстрация к повести "Вий".

Сегодня хочу рассказать вам об одном персонаже из жизни Киева XIX века.
Альфред Александрович фон Юнк - писатель, журналист и основатель первой частной газеты в Киеве - "Киевский телеграф". Мало того, Юнк был и первым редактором "Телеграфа". Но, откровенно говоря, пользовался он в Киеве славой чудака и часто смешил читателей нелепыми выражениями и комичными опечатками.
Про насмешки над незадачливым газетчиком говорилось даже в некрологе, помещенном в "Телеграфе" 14 августа 1870 года. И писалось об этом в таком стиле, будто сам покойник заранее подготовил текст своего некролога: "Осыпаемый часто насмешками, покойный труженик продолжал неуклонно стремиться к цели...." и т.д.
В Киеве до этого издавалась одна газета "Киевские губернские ведомости". Это была официальная правительственная газета. И вот в 1859 году, на свое уже второе прошение об открытии частной газеты, Юнк получил разрешение. Причем нужно учесть, что изначально денег у Юнка не было и чтобы заработать на издание газеты, он во время Крымской войны отправился работать погонщиком волов. (Можете представить себе современных издателей прессы, до такой степени преданных своему бизнесу, чтобы зарабатывать начальный капитал чем-нибудь хоть в малой степени подобным?))

Вот что пишет о нем Н.С.Лесков в книге "Печерские антики".
"Это был настоящий литературный маньяк, которого не могло остановить ничто. Литературная неспособность его была образцовая, но, кроме того, его преследовала какая-то злая судьба.
Так, например, с "Телеграфом" на первых порах случались такие анекдоты, которым, пожалуй, трудно и поверить. Поправки же Юнку иногда стоили дороже ошибок: раз, например, у него появилась поправка, в которой значилось дословно следующее: "Во вчерашнем номере на столбце таком то у нас напечатано "пуговица", читай "Богородица". Юнк был в ужасе больше от того, что цензор ему выговаривал: "Зачем де поправляться!"
- Как же не поправиться? - вопрошал Юнк, и в самом деле надо было поправиться.
Но едва это сошло с рук, как Юнк опять ходил по городу в еще большем горе: он останавливал знакомых и, вынимая из жилетного кармана маленькую бумажку, говорил:
- Посмотрите, пожалуйста, - хорош цензор! Что он со мной делает! Он мне не разрешает поправить вчерашнюю ошибку.
Поправка гласила следующее: "Вчера у нас напечатано: киевляне преимущественно онанисты, - читай оптимисты".
Через некоторое время поправка была разрешена и напечатана.
Но был случай цензурного произвола, когда поправка не была дозволена. Случилось раз, что в статье было сказано: "Не удивительно, что при таком воспитании вырастают недоблуды. Лазов (цензор) удивился, что это за слово? Ему объяснили, что хотели сказать "лизоблюды"; но когда вечером принесли сводку номера, то там стояло: "По ошибке напечатано: недоблуды, - должно читать переблуды. Цензор пришел в отчаянье и совсем вычеркнул поправку, опасаясь, чтобы не напечатали худшего".

Еще несколько опечаток: «Напечатано «силлогизмы» – читай «синонимы», напечатано «пробивать» – читай «пробовать», напечатано «неоглядные» – читай «наглядные»...»

«Телеграф», имевший либеральное направление, довольно часто пародировали в газете «Киевлянин», субсидировавшейся правительством и выражавшей верноподданническую любовь к монарху. В ответ Юнк помещал в своей газете «Сценки в редакции».
«Некто: - Нельзя ли поместить объявление, что у меня отдается напрокат верблюд для верховой езды по городу?
Редактор: - Нельзя, потому что «Киевлянин» будет смеяться, а просто поименуйте, что, мол, медленный скакун арабской породы… Таким образом не будет ничего возбуждающего».

Но вот что интересно, «Телеграф», издавался на дешевой серой плотной бумаге, благодаря которой он и сохранился. Опечатки вошли в киевскую историю, и долго еще будут веселить читателей. Как говорится: «Не было бы счастья, да несчастье помогло». Недостатки стали достоинствами этого издания.

Среди литературного наследства Юнка кулинарные книги: «Полное практическое руководство приготовления киевских сиропных вареньев, повидл и сухих плодовых конфектов», «Практическое руководство к приготовлению польских баб, пляцков и мазурков», а также «Стихотворения и куплеты из ненапечатанных водевилей». Хотела бы я почитать эти куплеты, да жаль, пока найти не могу эту интереснейшую книгу.

А после Юнка каких только газет не издавалось в Киеве. Открыв «Енциклопедичний довідник Київ» только на букву "К", была поражена количеством изданий. «Киевская биржа», "Киевская заря",«Киевская дубинка»- газета правого направления, «Киевская копейка», «Киевская молва…. мысль, неделя, почта, рампа, речь, медицинская жизнь, старина, утренняя почта» и проч. и проч. К сожалению, не знаю сколько всего издавалось газет, журналов, календарей, листков и прочих изданий в Киеве в начале XX века, но могу сказать точно, Юнк, как пионер, прочно занял первое место в ряду издателей.

А нам осталась издаваемая им газета, где можно прочесть: «Нас крайне удивляет то особенное удовольствие, которое находит г. редактор «Киевлянина» в издевательстве над типографскими промахами, какие попадались, и, к сожалению, довольно часто в нашем издании, титулуя их неграмотностью и приписывая их лично редактору»…

Жили в Киеве в последней четверти 19 века два доблестных полицейских чиновника, о которых хочу вам рассказать. Это полицмейстер Б.Я.Гюббенет и пристав Михайлов.
Борис Яковлевич Гюббенет был из лифляндских немцев, но в биографии его дочери - известнейшей актрисы Лидии Яворской, он уже чистокровный француз. В Киеве служил полицмейстером, в 1874 году был произведен в чин действительного статского советника. Был он типичным николаевским служакой, не лишенным, однако, добросовестности. В отставку вышел после первого в Киеве еврейского погрома, спровоцированного властями в отместку за убийство царя Александра II. Так вот, Гюббенет не принимал участие в этой позорной авантюре, сославшись на серьезную травму ноги, полученную во время беспорядков.

В свое время о полицмейстере Гюббенете ходило по городу немало забавных рассказов и анекдотов. Вот несколько из них.
То, что Гюббенет был очень честолюбив, знали все. Получив чин действительного статского советника, он заказал себе пальто на оранжевой подкладке. А такая подкладка была на шинелях генералов. И в табели о рангах это военное звание соответствовало званию действительного статского советника. Борис Яковлевич ежедневно, отправляясь на прогулки, поручал пальто городовому, на обязанности которого лежало нести пальто так, чтобы подкладка была наружу. Если городовой по неопытности или нечаянно складывал пальто так, что подкладки не было видно, то Гюббенет обрушивался на него с площадной руганью и замечаниями о непонимании подкладки. И такому «нарушителю дисциплины» приходилось иногда подвергаться аресту, впрочем, непродолжительному.
Одно из наиболее показательных для него деяний был его приказ о том, что все зарегистрированные проститутки Киева должны носить только украинскую национальную одежду. Видимо, таким образом он боролся с украинофилами и считал, что после этого их увлечение национальными нарядами пройдет.
Гюббенет считал себя выдающимся полицмейстером, хотя киевляне были совершенно другого мнения и знали, что дальше криков и трехэтажных выражений у Гюббенета дело не пойдет. Когда в Киеве наступило смутное время и все крупные администраторы разъезжали в каретах, окружив себя для безопасности эскортом казаков, то же самое сделал и Гюббенет. С целью объяснить ему, что он человек совершенно безобидный к его карете была прибита табличка с надписью крупным шрифтом: «Ты не мучь казаков – мы не бьём дураков!»
Также он отличался странностями. Обыкновенно все полицмейстеры принимали у себя в управлении приставов, которые являлись к ним с рапортами. Но Гюббенет приставов у себя не принимал. Он выслушивал их доклады возле здания городской думы. Как раз по пути к своему высшему начальству. Нечего прибавлять, что эта процедура собирала у здания думы массу любопытных. Нередко Гюббенет отправлялся из дома пешком, заглядывал по пути на Бессарабский базар, где покупал провизию и затем по Крещатику отправлялся к думе. По дороге его сопровождали околоточные надзиратели и когда сопровождающих собиралось очень много, то он их разгонял, нередко пуская в ход трехэтажные выражения.


Здание городской думы.



Думская площадь (ныне Майдан Незалежності)

Есть еще такая легенда о самолюбии Гюббенета. Как-то перед самым приездом в Киев государя императора полиция издала распоряжение, чтобы домовладельцы почистили перед своими домами тротуары и скололи лед. Миллионщик Николай Хряков решил, что коль полиции нужно — пущай сама и чистит. Взбешенный полицмейстер приказал пригнать полсотни арестантов, которые за короткий срок скололи лед перед купеческим особняком. Затем Гюббенет поднялся по ступенькам к парадным дверям хряковского дома и заорал: «Откройте, полиция!». Открывшая двери испуганная прислуга с ужасом смотрела, как арестанты в казенных робах, размазывая грязный снег по блестящему паркету, скидывали сколотый лед в нарядном вестибюле Хрякова.

Источники А.Макаров "Киевская старина в лицах", А.Анисимов "Киев и киевляне".
"Наша газета" Даугавпилс http://www.nasha.lv/article.php?id=560

"Живи еще хоть четверть века –
Все будет так. Исхода нет".
А.Блок.

Когда я в очередной раз слышу или читаю о чиновнике, попавшемся на взятке, то сразу вспоминаю бессмертные строки Александра Блока "и повторится все, как встарь". Причем вынесенные в эпиграф строки можно откорректировать. Уже не четверть века, а ... гораздо больший срок))
Сто лет назад городовой получал в год 200 рублей. Совсем небольшую сумму, если учесть, что ведущий инженер мог получать столько же за месяц работы. Естественно, городовые и другие полицейские чиновники брали взятки. Вообще, в чиновной среде процветала коррупция и, не побоюсь этого слова, мздоимство. Так, например, полицмейстер Соколов (живущий в Минске, а Минск был в Российской империи город губернский, как и Киев) сумел на вырученные от сокрытия уголовных дел деньги, купить себе два имения.
Но был среди киевских полицейских чиновников персонаж, отличающийся фантастической любовью к подаркам и подношениям - это пристав Подольского участка г-н Михайлов. Его "воеводство" надолго сохранилось в памяти киевлян. И брал он как деньгами, так и товарами, причем утверждал, что для него "нет ни эллина, ни иудея", т.к. для него все равны и берет он со всех подряд, невзирая на национальность.
На рынок он приходил, как в свои владения и брал столько товаров, что повозка его сопровождавшая, (запряженная в одну лошадь) заполнялась с верхом. И чтобы самому не идти домой налегке, он в дополнение ко всему брал в руки понравившегося гусака. Если какой-нибудь наивный продавец присылал ему счет, то Михайлов искренне удивлялся и говорил: "Да ты с ума сошел! Ты разве не знаешь, что пристава не платят".
И делалось это до того открыто в течение десяти лет (!), что киевляне, наконец, не вытерпели его наглости и стали писать жалобы. Пристав был уволен и предан суду. При рассмотрении в судебной палате в 1886 году дела пристава Михайлова, показания о его трудовых подвигах были записаны известным киевским журналистом и адвокатом Сергеем Яроном.
Вот что он вспоминает о приставе Михайлове.

«Обвиняемый на вопрос «Почему брали?» пренаивно отвечал:
- Я потому брал, что не желал быть выскочкой среди товарищей, все брали и я брал, да кроме того, я не хотел обижать обывателей, приносивших подарки.

Из показаний свидетелей:
Идет по улице скот, специально назначенные городовые загоняют его во двор участка, а затем берется выкуп.

Забирает пристав у торговца водку в большом количестве.
- Обидно, - говорит торговец.
- Не бойся, - отвечает пристав. – Бутылки обратно пришлю.

Особенно памятно мне показание старообрядного священника на Подоле.
- Я, - говорил он, давал приставу за то, что он позволял мне молиться в старообрядческом доме. Бывало встретит. «Что, молишься», говорит. – «Молюсь». – «Нельзя!» Даю десять рублей. – «Ну, молись,- говорит. – Я не придирчив».

Но главный доход полицейским чинам доставляли евреи, т.к. правила, разрешающие им жить и торговать в Российской империи, были фактически основаны на бесправии и унижении, это так называемая черта оседлости, а фактически чистой воды антисемитизм.

Сергей Ярон вспоминает:
«Ежегодно в праздник кущей евреи устраивали во дворах на несколько дней шалаши, крытые соломой, где и проводили время праздника. Додумались надзиратели получать с каждого еврея-хозяина по три рубля за разрешение устраивать шалаш.
- За что собственно берете три рубля? – спрашивали надзирателя.
- За разрешение устройства кущей, - отвечал он улыбаясь.
- Какое же значение имеет ваше разрешение?
- Мое!? А… во избежание пожара».

А вот очень характерный анекдот тех лет о порядках, царивших среди служащих Юго-Западной железной дороги.
«Является к делопроизводителю материального отдела ЮЗЖД подрядчик и, передавая заявление с приличным приложением, просит ускорить доклад по делу.
- А марку? – спрашивает делопроизводитель, имея в виду марку на заявлении.
- А Марку я уже дал, - отвечает подрядчик, имея в виду Марка, работавшего в этом же отделе».

И вот что пишет Ярон о судьбе того же пристава Михайлова:
«Он был предан суду за взяточничество, мздоимство, лихоимство, вымогательство и пр. И предан суду в такое время, когда все эти обвинения местным населением вовсе не считались преступными, до того оно было приучено к «даянию». Оно только не могло примириться с непосильно крупным «даянием».

Возвращаясь в сегодняшний день, набираю в поисковике «попался на взяточничестве». Перечислить всех из открывшихся ссылок не представляется никакой возможности. Такое впечатление, что количество людей, получающих и, соответственно, дающих взятки не идет ни в какое сравнение с XIX веком. Тут и смотритель столичного кладбища, и инспектор с госпредприятия -главный инспектор отдела по обслуживанию потребителей электроэнергии, и днепропетровские адвокаты, вымогавшие с подследственных огромную взятку, и конечно, мэрия, особенно «Киевводоканал» зачем то закупившая орехов на 127 млн.грн!!!! зачем им орехи? Я уже не пишу о стоящих во власти и стоявших ранее во власти. Так как тут каждый сам может погуглить и почитать… Хотя вряд ли стоит тратить время на такое чтение. ))))

История, которую я хочу вам рассказать, произошла во второй половине 19 века в Киеве. Тогда на гастроли в Киев приехала женщина-уродка Юлия Пастрана. В «Киевских губернских ведомостях» известный писатель и журналист В.И.Аскоченский опубликовал свой отчет о гастролях в Петербурге этой «звероподобной английской девицы». Удивленные киевляне прочли: «Я видел это чудовище, и вот вам результат моих наблюдений. Юлии Пастране не более 20 лет, росту она около 2 аршин (142 см). Лицо у нее совершенно как у обезьяны рода орангутангов. Расположение рта чисто звериное. Уши огромные, глаза черные, быстрые, а в очертании длинные и узкие. Лоб низкий и сплющенный, нос широкий и совершенно без хряща, волосы на голове, бороде и бакенбардах черные, как смоль, и вообще, все лицо покрыто ими».

Киевские обыватели были заинтригованы и, когда в начале 1859 года Пастрана появилась в Киеве, она стала здесь главной из множества «диковиностей» и «редкостей».

Чтобы сделать ей хорошую рекламу по городу пустили слухи, будто она очень богата и не замужем. Вот что писали те же «Киевские губернские ведомости» о выступлении в цирке девицы-уродки: «Стечение публики в первый раз было так велико, что более 200 человек по неимению места пошло домой, а сам [хозяин цирка] Шлезак чуть не плакал от досады, что балаган его не мог вместить всех желающих. Девица Пастрана приветлива, говорит внятно, поет фальшиво, танцует ловко, но без всякой грации и не по летам жирна». А далее матримониальный намек: «Потом девица Пастрана была в маскараде и очень любезничала с кавалерами». Вскоре пошли разговоры, что Пастрана хотя и уродка, но весьма состоятельная особа, чуть ли не миллионерша, - иначе откуда взялись бы женихи и кокетство.

Гастролерша выступила в Киеве и уехала. Киевляне и забыли об этом случае, но слухи о ней упорно продолжали жить, переместившись в глубинку, в украинскую провинцию. Причем в слухах изображение женщины-обезьяны трансформировалось в образ «дамы со свиной мордой». Видимо, свинья была понятнее, чем обезьяна.



И вот в Киев стали приходить письма, адресованные «даме со свиной мордой». Сначала киевский полицмейстер Б.Я.Гюббенет распорядился, чтобы эти письма просто выбрасывали. Но когда в 1882 году его сменил Л. П. Мастицкий, то письма стали передавать в газету «Киевлянин» для, так сказать, назидания потомству.

Вот что «Киевлянин» сообщил в 1884 году: «Давно уже по городу носился слух о появившейся даме со свиной мордой, но с миллионным состоянием, ищущей жениха. В настоящее время в самом Киеве разговоры о даме-свинье уже прекратились, но зато в окрестностях его и вообще в Юго-Западном крае население взволновалось, «миллионное состояние» начало соблазнять многих, и пошли с разных концов телеграммы с предложениями женихов. Вчера в Киеве получена телеграмма из Кролевца со следующим адресом: «Киев, Крещатик, даме-феномен со свиной мордой». Разносчик телеграмм долго ходил по Крещатику, разыскивая адресата, но так как такового не оказалось, то телеграмма эта была представлена в управление киевского полицмейстера, где на ней была сделана отметка, что в Киеве такой дамы, по сведениям полиции, нет. Содержание самой телеграммы следующее: «Есть жених, отвечайте Кролевец, Орлову».

Однако это отнюдь не охладило провинциальных искателей руки женщины-свиньи-миллионерши - напротив, только раззадорило: мол, полицмейстер просто не верит в серьезность их намерений или ждет, чтобы его попросили «как положено». Тон писем был соответствующий:

«Явите божескую милость, заставьте за себя Бога молить - устройте, не пойдет ли за меня проживающая в Киеве невеста со свиной мордой. Для меня безразлично и все равно, если бы она была даже с собачьей или бычачьей головой, я ее буду любить, а вам, многоуважаемый милостивый государь, 10% куртажа с одного миллиона и 5% с 500 тысяч рублей. Меньше этой суммы взять не согласен».

Или: «Милостивый государь! Стократно извиняюсь, что осмеливаюсь утруждать вас всепокорнейшей просьбой, но теперешние мои обстоятельства и объявления в газетах и молва людей побудили меня к этому. Я слышал, что в Киеве проживает урод-невеста, которая ищет себе жениха и имеет три миллиона приданого. Я потомственный дворянин, имею 31 год от роду и желаю сочетаться с ней браком, какой бы она урод не была. Не откажите уведомить меня, проживает ли она в Киеве, и, если да, - я немедленно прибуду туда, и оказанное одолжение не останется в долгу. «Физис» мой ей наверно понравится».

Кто-то пытался действовать не напролом, а «тонко», с «психологией»:

«Желаю заявить вашему благородию о недавно отъехавшей из Кременчуга в Киев и публикованной в афишах девице с необыкновенными и удивительными чертами лица, и ищущей молодого человека взять ее замуж для испытания, какие будут дети, в чем и заявляю свое желание, невзирая ни на какие страшные угрозы ее личности, беспрекословно взять ее за себя с публичным приданым, а также заявляю, что я крестьянин бедного состояния и болен глазами и не имеющий средств явиться лично в город Киев. Поэтому покорнейше прошу ваше высокородие извинить за мое неопытное и простонародное заявление и прошу не оставить вашего милостивого ходатайства на мое заявление».

И так далее. Последняя публикация о претенденте на руку дамы со свиной мордой датируется 16 мартом 1894 года! То есть, более десяти лет продолжалась эта «золотая лихорадка».

Что ж, над этим можно сегодня от души посмеяться. Но, наблюдая нашу нынешнюю жизнь, нельзя не задаться отнюдь не веселым вопросом: а так ли уж сильно изменились за сто с лишним лет нравы на необъятных просторах бывшей Российской империи?

Использовались публикации писателя, культуролога и собирателя киевской старины Анатолия Макарова.

Работаю экскурсоводом. В дневнике будет много интересной и полезной информации о Киеве.