http://17v-euro-lit.niv.ru/17v-euro-lit/articles/a...aciya-biblejskogo-syuzheta.htm

Введение

Библейские мотивы являются своего рода знаковыми символами, которые в ту или иную эпоху приобретают различную интерпретацию, наполняются различны содержанием. Вся история литературы, собственно, в том или ином случае апеллирует к этим мотивам. Роль Мильтона в этом обращении к ветхозаветным сюжетам особа. Именно он впервые нарушил традиционность трактовки библейских мест, позволив свою интерпретацию и свое отношение и тем самым отступив от церковной схемы. Можно сказать, с него берет начало тема трансформации библейских сюжетов в литературе как способ выражения новых отношений и ценностей, возникших в обществе.

Эпоха, в которую жил Мильтон – эпоха революций, смут, казней, эпоха начавшейся смены общественно-экономического уклада с феодального на капиталистический и, соответственно, смены многих привычных представлений, отношений и ценностей. Эта эпоха требовала пересмотра многих идеалов. Она продемонстрировала относительность казавшихся незыблемыми понятий, в том числе понятия добра-зла, воплощенных в образах Бога-дьявола. Этим можно объяснить возникший интерес к переосмыслению библейской онтологии и ее смыслов. До этого библейские тексты, учитывая их исключительный авторитет, воспринимались лишь как тексты культовые, религиозные. Мильтон одним из первых подошел к Библии как к литературному феномену. Наиболее талантливо попытку пересмотра ветхозаветных сюжетов воплотил Мильтон. Его «Потерянный рай» сразу после выхода в свет и до сих пор вызвал и вызывает множество споров, сомнений и дискуссий. Невозможно перечислить литературу, посвященную проблемам, затронутым в поэме, системе созданных в ней образов, используемых художественных рядов и т. п. Тут и П. Б. Шелли, и Г. Лессинг, и В. Белинский, и А. Аникст, и Р. М. Самарин, и Честертон и многие другие. Мы ограничимся ссылками на тексты вышеперечисленных авторов. В своей работе мы рассмотрим один из аспектов поэмы – трансформацию в ней библейского сюжета.

Актуальность темы вызвана как сложностью и важностью затронутых Мильтоном проблем, большой художественной ценностью поэмы, мерой ее воздействия на последующий литературный процесс, так и противоречивостью многих суждений по ее поводу, непрекращающимися дискуссиями, касающихся проблематики поэмы, а также сильно возросшим в последнее время вниманием к библейским реминисценциям. Цель исследования – определить основные модели мильтоновской поэмы в контексте их отхождения от церковной трактовки.

1. Генезис библейской истории о грехопадении

Сюжет об Адаме и Еве, соблазненных Сатаной, был довольно распространен в литературе XVI-XVII веков. Р. М. Самарин упоминает о том, что кроме одной из мистерий Андреини, трагедия голландца Вондела о Люцифере вплотную подходила к этому сюжету ("Князь тьмы" представал в виде царственного и гордого мятежника), а драма другого голландского писателя XVII века, Гуго Гроция, известного законоведа и историка, посвящена истории грехопадения. В поэме «Потерянный рай» (1667) Дж. Мильтон внес в трактовку этих образов новое содержание.

Поэма, состоящая из 12 книг, вмещает две сюжетные линии, тесно связанные между собой единой задачей. Одна сюжетная линия касается вселенского плана и повествует об извечной борьбе между Сатаной и Богом, подробно останавливаясь на истории мятежа Сатаны против Бога и на их войне, закончившейся поражением Сатаны и его превращением из ангела в гнусного беса. Вторая сюжетная линия – земная, повествует о начале безгрешной человеческой жизни в аду в лице Адама и Евы, их соблазнении Сатаной, падении и изгнании из рая. Центральный эпизодом поэма является успешная попытка Сатаны испортить и погубить лучшее и любимое творение божье – человека, покорив его своей властью. Сатане это удается. Но победа остается все-таки на стороне его противника – Бога, так как, даже изгнав из рая согрешившего человека и его подругу, Бог оставляет им возможность исправиться, в конечном итоге духовно восторжествовать над Сатаной.

Сама поэма заканчивается трагической картиной изгнания людей из Эдема. Внешне, как видим, замысел поэмы соответствует библейской интерпретации. Однако подача событий, художественные средства, с помощью которых Мильтон описывает Сатану и Бога и их столкновение, его отношение к событиям выступают далеко за ортодоксально принятые. Поэма написана белым стихом и изобилует живописанием ярких колоритных сцен. При этом Мильтон отступает от библейского изложения легенды. В Библии описанию сцены грехопадения людей посвящена глава 3 «Бытии». Вместо Сатаны там фигурирует Змей, который «был хитрее всех зверей полевых, которых создал Господь» (Бытие, 3:1).

В Книге Бытия змей еще является животным, а на протяжении всего Ветхого Завета Вельзевул упоминается только в качестве божества идолопоклонников. Свое антибожественное значение и роль антибога Сатана обретает в библейском мифотворчестве после вавилонского пленения. И если в Библии и позднее новозаветных текстах облик сатаны был неопределен, то средневековая фантазия и христианская теология наделяла Сатану уродливой внешностью, обладающей то исполинским телом, то чудовищным смешением антропоморфных и животных черт, то многорукостью и т. п. Пасть Сатаны часто оказывается тождественной с входом в ад, так что попасть в ад - означает быть "сожранным Сатаной".

Католицизм обратил Сатану в своеобразную систему народного воспитания "от обратного", наделив его столь ужасающей наружностью и резким запахом.

"Я увидал, как некий дьявол черный
Вверх по крутой тропе бежит от нас.
О, что за облик он имел злотворный!
И до чего казался мне жесток,
Раскинув крылья и в ступнях проворный"

(Данте. Божественная комедия. Ад).

Различные животные черты (свиные клыки, копыта, крылья летучей мыши, змеиное жало, козлиные ноги и т. д.) соединялось с волосистым, обгорелым телом и непременной хромотой – свидетельством падения с неба. Вообразить Сатану отвратительным требовали ненависть и страх к нему, которые внушала и которых требовала церковь. Отступления от этого правила в Средние века очень редки. Как мы увидим, мильтоновский Сатана обладает совершенно иной наружностью.


2. Трансформация библейского сюжета в поэме Мильтона «Потерянный рай»

Поэма Мильтона построена на противопоставлениях, антиномиях - света и тьмы, добра и зла, Бога-Сатаны. Светлые и страстные сцены в Эдеме перемежаются с гигантскими описаниями битв между ангелами и воинством Сатаны, о которых Адаму по поручению Бога рассказывает архангел Рафаил. Эти сцены сменяются в свою очередь остропсихологическими эпизодами, в которых Мильтон рисует переживания Евы, поддавшейся уговорам Сатаны, чувства Адама, из любви к Еве решающегося на смертный грех – вкусить запретный плод с дерева познания добра и зла. И опять психологическая тема сменяется чередой картин, в которых перед Адамом проходит будущая жизнь человечества, страдания и деяния его детей, его потомства, первые события человечества.

Сатана отходит на второй план поэмы. Мильтон, повествуя о людях, о результатах их первого непослушания, производит обзор всей человеческой истории. Сюжет поэмы часто теряется в рассуждениях, отступлениях, а затянутые и витиеватые фразы соседствуют с фразами искусно отточенными и лаконичными. В целом Мильтон выступает, по наблюдению Р. М. Самарина, “как наследник лучших традиций Ренессанса. Его демонический Сатана весьма близок к елизаветинским героям, особенно к титанам Марло или злодеям из пьес Тёрнера и Форда. Царственные и плотски прекрасные образы его людей напоминают о наготе возрожденческой пластики и живописи. Сцены боя между бесовским и небесным воинством, наверное, навеяны некоторыми работами Тинторетто. Вся структура "Потерянного рая" говорит о прямом следовании традициям ренессансного эпоса, опирающегося на вергилиевский канон с его тремя измерениями: небеса - земля – ад”.

Изображение человеческой истории у Мильтона выполнено в духе классицистической стилистики, к концу поэмы переходящей в концепцию. «Но, - там же отмечает Р. М. Самарин, - в поэме бушует и другое начало - дерзкий поэтический хаос, связанный с Сатаной и его фантастическим миром, на фоне которого происходят его приключения и развертываются баталии небесных и преисподних сил. Эти гигантские фрагменты, контрастирующие с пасторальными эпизодами Эдема, близки к визионерской поэзии барокко, что проявляется и в стилистической сложности, и системе сравнений, посредством которых создан образ Сатаны: он и фрегат, несущийся на всех парусах, и гигантский гриф с огромными крыльями, и башня, и сосна, и жаба, и даже пороховой взрыв. Образ Сатаны часто переходит в символ», в метафизическую эмблему.

"Пусть ад, но я в нем первый".
"Прими, о бездна, нового владыку.
Здесь я свободен".

В угоду христианской доктрине Мильтон изображает его злым и мстительным, вселяет то в жабу, то в змея. Однако в своем непокорном величии он предстает прекрасным, а Мильтон чаще всего возвеличивает его грандиозную трагическую фигуру. Трактовка образа главного врага Бога в поэме Мильтона выходит за рамки библейской концепции.

Вслед за мрачным изображением падения ратей Сатаны раскрывается полная динамики картина кипучей деятельности мятежных ангелов, которые торопятся превратить свое новое жилище – ад в столицу Сатаны, увенчанную великолепным зданием Пандемониума. Созидательная деятельность сатанистского воинства противостоит в поэме акту спокойного божеского творения.

Его Сатана мрачен и горд. Бог разверз перед ним пустыню скорби и смерти, океан неугасимых огней, страну бедствий и вечных стонов, но гордое непреклонное лицо Сатаны, опаленное небесной молнией, бесстрастно и полно презрения к победителю. "Вечный непримиримый враг с вечной жаждой мести". Он повержен, но неуничтожен. Блейк сказал о Мильтоне, что он принадлежал к дьявольскому племени, сам о том не подозревая. В битве с архангелом Михаилом Сатана выступает, подобно башне; а в своих страданиях и природе приближается к человеку. Так, в бою он был ранен, и при этом пурпурная жидкость вытекала из его эфирного существа.

Белинский увидел в Сатане "апофеозу восстания против авторитета". Бальзак назвал "Потерянный рай" поэтическим оправданием мятежа. Мильтон, по его словам, хотел написать поэму о свободе выбора, о тяжком пути к новому и неизбежной плате за него, о суровом опыте непослушания. Однако Сатана, дерзко замысливший восстание против Бога, выдвинулся в поэме на первый план, затмив собой стоика Адама.

Сатана в поэме - то огненная пирамида, то коршун, то "конь, грызущий удила", то лев и тигр. У поэта не нашлось достойных красок для Бога, но палитра его обильна для Сатаны. Он не может скрыть тайного влечения к поверженному ангелу. Вся эмоциональная сфера его образов кричит, тащит в его сторону.

"... Познанье им запрещено?
Нелепый, подозрительный запрет!
Зачем ревниво запретил Господь
Познанье людям? Разве может быть
Познанье преступленьем или смерть
В себе таить? Неужто жизнь людей
Зависит от неведенья?"

"... Добро! Познать его так справедливо! Зло!
Коль есть оно, зачем же не познать,
Дабы избегнуть было легче? Вас Господь
По справедливости карать не может,
А ежели Господь несправедлив,
То он не Бог, и ждать не вправе Он
Покорности и страха; этот страх
Пред страхом смерти должен отступать.
Зачем его запрет? Чтоб запугать,
Унизить вас и обратить в рабов..."

Многозначительность вековечных вопросов, терзающих человечество, заложена в символике библейской легенды. Причина запрета Богом познания неясна. И, как прочитывается у Мильтона, добр ли он вообще? Бог запретил познание? Сатана мстит ему совращением людей. Он тоже не понимает. Не отвечая прямо на вопросы, Мильтон придает им свою окраску, устами Сатаны выражая собственные сомнения.

"И что такое боги? Почему
Не стать богами людям, разделив
Божественную пищу? Божества первичны;
этим пользуясь, твердят,
Что все от них. Сомнительно весьма!
Я вижу, что прекрасная Земля,
Согрета Солнцем, производит все,
Они же - не рождают ничего.
А если все от них, - кто ж в это Древо
Вложил познание Добра и Зла,
Так, что вкусивший от его плода
Без их соизволенья, в тот же миг
Премудрость обретает? Чем Творца
Вы оскорбите, знанье обретя?
Чем знанье ваше Богу повредит?"

Правда, выиграло ли человечество от познания добра и зла? Адам, словно отвечая на этот вопрос, говорит:

«Добро и зло познали мы: Добро
Утратили, а Зло приобрели»

Мильтоновского Бога нельзя назвать положительным образом. И Адам его пресен, что, в общем-то, как говорилось, не соответствовало первоначальному замыслу поэмы. Сатана с его воинством должен был олицетворять отрицательную и всеобщую идею неправоты, а Бог с архангелами - положительные идеалы и всеобщую идею справедливости. Но эмоциональный перевес оказался на стороне Сатаны с его воинством. Сознавал ли это сам автор? Бог-отец, Всевышний, Иегова остался где-то за пределами воображения. Он бесплотен, в эфирном мире иногда раздается лишь его голос, и только. В поэме и он и его воинство суть абстракции. Бог не имеет лика. И он не внушает симпатий. Мильтон не нашел убедительных объяснений всем его жестокостям. И, прежде всего, смысла первородного греха, повлекшего за собой утрату рая и смертность. Смысл греха по Мильтону - в обретении разума, лишившего человека покоя и счастья.

Правда, Лессинг в набросках продолжения "Лаокоона" дает несколько иное объяснение смысла такого соотношения мильтоновских фигур: дело не в том, пишет он, что Мильтон представил Сатану "слишком сильным и отважным". Богу Мильтона "не нужны те усилия, которые приходится прилагать для достижения своих намерений Сатане, и он остается безмятежным и спокойным перед лицом самых яростных действий и предприятий своего врага". Вот это спокойствие, дескать, и оказывается непоэтичным. В этом есть доля истины, ведь и рай Данте не столь впечатляющ, как ад. В данном перекосе изображения, впрочем, - специфика искусства как такового, призванного поддерживать интерес изображением страстей, конфликтов, раздирающих драм, противоречий, смятений, борьбы.

В первой песне Мильтон произносит крамольную фразу: "зажги в сердце моем свет, дабы смог я оправдать в глазах человека твои деяния". Умиленный слабохарактерный Адам, типичный раб божий, и тот в своем разговоре с Богом выражает протест и неприятие самой божеской природы. "Но что же обо мне ты думаешь?» - говорит ему Бог.

"Вполне ли я блажен?
Ведь я во всей Вселенной одинок
Извечно и не ведаю нигде
Подобного и - менее всего -
Мне равного"

Весь ужас одиночества Бога, вознесенного над всеми (а несчастья такого рода еще ни разу не были предметом художественного изображения), горше которого трудно представить, для Адама неприемлем. И Адам отвечает:

"Ты совершенен Сам в Себе, и нет
В Тебе изъяна. Человек не так
Устроен; совершенствуется он
Лишь постепенно, ищет посему
Подобного себе..."

Сатане удается соблазнить людей именно потому, что он лучше понимает их. Иногда он принимает облик Ангела, блистая красотой. Бог для него - тиран, которого воспевают, раболепствуя, подобострастные ангелы, достойные лишь его презрения. Он горд подобно Прометею, но у него нет благородства последнего, Сатана оскорблен в своем личном достоинстве, и, тем не менее, его наблюдения точны и умны, он умело пользуется неопределенностью замыслов Бога, отчего бунт его выглядит привлекательным. "Я прикоснулся, я вкусил - и жив". Иными словами, Сатана у Мильтона более человечен. Именно ему оказывается доступным чувство, которого не знает суровый пуританский бог Мильтона - жалость.

Сатана и его приверженцы связаны узами верности и единодушия. Поэт подчеркивает, что падшие ангелы "и в померкшей славе верны остались Сатане". Иное на небесах, где царствует безжалостная непреложность. Р. М. Самарин человечность Сатаны видит в "его неукротимом бунтарском духе, в его готовности переносить муку и вновь кидаться в роковое соревнование со своим непобедимым, но от этого тем более ненавидимым противником". "Образ Сатаны, - по его мнению, - очеловечен еще и тем, что он показан в изменении, в развитии. Один из ангелов, он становится их вождем только в силу того, что восстает против бога. В битвах со своим противником он обретает свое заманчивое и угрюмое обаяние... Сила Сатаны Мильтона именно в том, что он, при всей своей титаничности, человечен. Его гордыня, его ненависть, его властолюбие, его страстность, его смелость - это черты человеческие, но только во много раз усиленные поэтической фантазией Мильтона" [2, c. 107].

В отличие от обрисовки бога Сатана Мильтона портретизирован. Если в "Возвращенном рае" он прежде всего искуситель, и никаких других черт в нем нет, то Сатана в "Потерянном рае" приближается к романтическим образам в своей импозантности, многогранности и двойственности.

По мнению B. Белинского, возвеличение Сатаны над Богом было у Мильтона непреднамеренным, представляя апофеозу восстания против авторитета. Если перечислять положительные стороны Сатаны Мильтона, то нельзя пройти мимо того, что, вдохновленный желанием сокрушить непререкаемый авторитет Бога, Сатана не подавляет своих сподвижников своей властью. В лагере мятежных ангелов царит своеобразная "демократия", которая проявляется в изображении "совещаний" адских духов. Бог же - это закостеневший в пуританской суровости античный громовержец.

"И все же нельзя сказать, что поэма Мильтона есть полное опровержение религиозного мировоззрения, - читаем у А. Аникста. - Бог является у поэта воплощением определенных моральных принципов, которые были ему дороги. Сатана, при всей своей человечности, страстности и свободолюбии, все же, как он сам говорит, "добру служить не будет никогда". Бог представляется Мильтону абстрактным воплощением принципа добра; образ его, правда, не возбуждает человеческих симпатий, но он символизирует утверждение положительных начал жизни, в отличие от Сатаны, который, по замыслу поэта, должен быть абстрактным воплощением зла. Но в том-то и дело, что между замыслом и его воплощением возникло существенное расхождение. Мильтон вышел за пределы схемы, согласно которой в Боге выражались добрые начала жизни, а в Сатане - зло... Результатом этого явилось противоречие, составляющее существенную черту всего произведения в целом: пуританин Мильтон стоит на стороне Бога, республиканец Мильтон отдает все свои симпатии бунтарю Сатане". До Мильтона такого Сатаны еще не было.

Сложные противоречия, отразившиеся в замысле поэмы, сказались в ее образной системе. Есть противоречие между ее гигантскими, часто хаотическими картинами и стройной ученой композицией в духе традиции эпопеи Возрождения. Образ Сатаны часто переходит в символ, в эмблему, близкую к эмблематике английских «поэтов-метафизиков» и поэтов голландского и немецкого барокко в религиозной лирике.

Наконец, следует остановиться на паре Адам-Ева. У Мильтона Адам согрешает из благородства, дабы не оставить Еву одну, а разделить вместе с ней все тяготы наказания. Если Ева согрешает из любопытства, легкомыслия, незнания, то Адам грешит из любви, зная, на что идет. Этим Мильтон одновременно поднимает значимость его поступка и одновременно суровость Бога, знающего о том, но тем не менее не учитывающего, как бы сейчас сказали, смягчающие вину обстоятельства. Отступает Мильтон от библейского сюжета и в трактовке самой сути наказания. Бог лишает Адама и Еву безмятежности бездумного существования, изгоняя из Эдема в мир тягот и труда и делая Эдем недоступным более для них. Однако смерть, ждущая людей за пределами рая, является неотъемлемым следствием не наказания, а прорыва ангела Смерти из ада в земной мир по пути, с трудом, смелостью и необычайной ловкостью проложенному Сатаной.

Выводы

Учитывая вышесказанное, можно выделить несколько направлений трансформации Мильтоном библейского сюжета в поэме «Потерянный рай»:

1) трансформация сути противостояния антагонистичной пары Бог-сатана (Бог – за абсолютное подчинение без права на познание; Сатана – за свободу выбора, познание и отстаивание чувства собственного достоинства – гордость);
2) трансформация образов Адама и Евы;
3) трансформация сути и мотивов согрешения первых людей;
4) трансформация образа Сатаны;
5) введение красочных сцен битв между Богом и Сатаной (отсутствующих в Библии), создание своего рода хроники Первого Бунта;
6) изображение ада как сотворенного Сатаной и обустроенного им первоначально голого Места (Сатана изображен как сотворец);
7) введение самостоятельного персонажа Смерти, прорвавшегося на Землю по пути Сатаны (а не данной как наказание Бога);
8) изображение грехопадения как проблемы свободы выбора;
9) введение психологического аспекта (как в образ Сатаны, так и первых людей).