В колонках играет - Damien Rice-The Blower-s Daughter

А вот самое смешное будет если я всё-таки был прав… Вот это будет действительно смешно. Правда результаты уже подтасованы. Две колоды карт на игру. А может и все три. Так что не узнать уже что в начале – «причина смерти – падение, или смерть – причина падения?» (с). Вы_игр_ыв_аешь_ся потому что прогрессирует, или прогрессирует потому что вы_игр_ыв_аешь_ся. Симптомы – опять начинает болеть голова. Не боль. Не_боль. Тянуще-вяжущее с кусочками льда под крышкой черепа. Череп – это бокал червленого серебра в котором в вязком сцеженном из воздуха дыме плавают кубики льда. Безмолвие, тишина – становятся глуше и плотными словно расплавленная резина. Звуки, эхо из соседней комнаты словно через провал во времени бумерангом. Не приятно физически. Клавиши – совершенно другой тон, окраска звука на ощупь иная. Всё кажется не настоящим словно играя пишут картину маслом и вязкие, густые, замедленные движением капли краски падают на ладонь. Гул в ушах, не слышится, но ощутимо словно черное полотно протянули и оно скользит по перепонкам живое и плотное. Плотный, густой, вязкий – ко всему, через слово и мысль. Замедляется – время. Секундная стрелка течет, плавится и секунды ни как не срываются вниз. Замедляется. Останавливается. Время – теряется на глазах. Сигарета – движение кажется резким, слишком резким в этом аквариуме где толща воды замедляет любые намерения. «Люди могут не отрываясь смотреть на три вещи – огонь в камине, текущую воду и замбони» (с). Текущие капли, особенно крови и белый лист экрана. Второе важнее. Смотришь на белую плоскость и чертишь циркулем пальцев наугад лишь бы заполнить. За_полнить, запомнить собой. Два дня, с февраля или марта начала думаю: «имени нет». То что есть – не моё, чужое, чуждое, не родное. Отзываюсь скорее насмешливо, не желая впадать в грех объяснений и уточнений. «Вся шутка в том, что мы оба уже не те… что прежде. И зеркало к этому не имеет никакого значения». Зеркало. В нем появилось чужое лицо и линии тела, они мне нравятся, но что с того, если я вижу что там под ними. Под маской плоти. Лицо то – чужое. Какая разница какое, если оно не твоё? Удаляешься – словно в пустом вагоне в обратном порядке уносит в туннель. Затягивает. Как в дыру или лаз. Это как если бы шел и вдруг под ногами разверзлась. Бездна, колодец, люк, да хотя бы и яма. Любая расщелина к центру чего-то иного. И ты вдруг падаешь, свет еще видишь, но уже падаешь, а стенки покрыты мхом и бронзовой известью – не уцепится. Вот точно также, но только горизонтально. Не вверх или вниз, а строго в линию параллельно. Глухой туннель назад. От этого времени. Руки тряслись – было стыдно на них смотреть. Эти чужие пальцы отбивали стаккато и нервно дрожали как бок обезумевшей лошади увидевшей смерть под копытами. Она сказала, что слишком придирчиво, нет, другое слово – слишком увлеченно, слишком пристально к мелочам, к несуществующим деталям. Она сказала – не всё ли равно. А меня злило, или наоборот. Хотя всё равно тоже было, но как-то натянуто, наиграно, не взаправду. Не реально – как бы я, иду, двигаюсь, отсчитываю шаги, а как бы не я. Если долго, сутками, без перерыва играть создается тот же эффект – ты как бы здесь, но ты и всё еще там. Вот и тут так же. Там где «здесь» - там вроде и правильно, и реплики совпадают и даже рождается понимание, процесса и повествования. Но всё же частью ты всё еще там, и тогда ощущение странности, не реальности, не правильности только усиливается привкусом звона за барабанными перепонками. Отвечая вдруг вспомнилось – «прямой дорогой на …». Срыв. Глобальный, очерёдный, видимо ожидаемый. Иду. Тру-ля-ля. Знамена развешены, армии выстроились в ряд и трубы готовы к сигналу. Примой дорогой в ад. Вспомнилось вдруг и тут же попытка расчета. Разбирать детали как мусорную корзину. Хотя память это и есть корзина. Для мусора. Всё что лишено системы и единой цели – мусор. Запуталась. В ответе и мысли. И возвращаясь к расчетам. Усилием воли, почти заставляя помнить об этом. Семнадцать, двадцать три, двадцать девять. 93, 99, 2005. Совпадение с датами полное. С поправкой на месяцы. Сужается, границы становятся ближе. Но в теории разница почти не заметна – пару месяцев на каждые шесть лет это мало для уверенной паники. Да и собственно было б к чему. На счет три – это уже констатация, принимаешь как простое данное. Параллельность процессов жизненных обстоятельств. Полусон. И если закрыть глаза похоже на волны. Теплые плотные волны в которых качает. Обязательства – раньше они держали, вот и ответ на не совпадение фаз. Нагнетается. Изнутри наполняет и кажется скоро утонешь. Возвращаться в реальность с каждым мгновенье становится всё тяжелее. Издалека, со стороны которой не вижу кажусь себе пьяным, или обдолбленным в хлам, до бесчувствия. Разница только в том, что тут можешь вернуться если окликнут и даже весьма убедительно отыграть положенный танец фраз-действий. Истерика билась за левым зрачком – пыталась вернуть обратно. Выдернуть этим дешевым манером из объятий Морфея-танатоса. Ассоциации, непроизвольно, словно вдруг заворожен, зачарован зданием слов и сюжетов. Дионис и символ безумия пожирать себя самого. Символы словно древние камни замков внушают благоговение и падаешь ниц, чтобы проснуться когда закончится нить текста. Чужая истерика билась за левым зрачком пока не растаяла, не влилась в плоть полусна. Стала частью рисунка. Полотно – обволакивает изнутри накрывая снаружи повязкой из смоченной хлороформом маски. Полотно которым становишься теряя черты и определенность. Вчера подумала: «имя – потеряно». И знание, что было твоим не мешает ощущению чуждости. Сосуществуют, сплетаются в сладострастном объятии и насмешливо хмурятся над попытками разорвать и расставить по нишам смыслов. Погружение в тыльную сторону бессонницы – сон наяву.

Постскриптум эпиграфа. Понравилось. Переврав любимого - "о себе, о себе, о себе, ничего, ничего о тебе"...

любил тебя очень, хотя не годился тебе в мужья
пробил себе печень, хотя не умел стрелять из ружья
вообще стрелять, вообще из оружия.

красивый ты или так, силикатный, кирпич
разбился о голову твой поздравляльный спич
теперь я йорика часть, а ты над целым похнычь.

похнычь над той, что вырезана из ребра
не из зеленого камня, не из червленого серебра
под сандалией много ребер, много другого добра.

мужи есть достойнее, я не из их итак
я не бросал ради трои мне вверенных поп
я тот, кого жопы бросают, проверенный остолоп
обыкновенный я и простой мудак. (с)