Оригинал взят у veniamin1
в
Карел Чапек. О падении нравов.(Идеи профессора Мизулиной в мезозойскую эру)
==================
Этот пост из моего сообщества на Тифаретнике Книги для читателей
======================================================





                                                      Карел Чапек.
                                                      О падении нравов

--------------------------------------------------------
Тихо было у входа в пещеру. Мужчины, размахивая копьями, с самого утра отправились к Бланску или к Рейце, где выследили стадо оленей; женщины тем временем собирали в лесу бруснику, и оттуда доносились
их пронзительные голоса и перебранка; дети, вероятнее всего, плескались под горкой в речушке ― да кто уследит за этими пострелятами, за этой мелюзгой беспризорной! А первобытный старик Янечек дремал
себе в тиши на мягком октябрьском солнышке; вернее сказать ― храпел, и в носу у него посвистывало, но он прикидывался, будто вовсе не спит, а охраняет пещеру своего племени и властвует над ней, как
оно и полагается престарелому вождю.

Жена его, старуха Янечкова, разложила свежую медвежью шкуру и принялась скоблить ее заостренным камнем. «Делать это надо основательно, пядь за пядью, не так, как молодая сноха, ― подумалось вдруг
старой Янечковой. ― Эта вертихвостка только поскоблит спустя рукава, да и бежит нянчиться с ребятишками. В такой шкуре, ― думает старуха, ― и прочности-то никакой ― и-и, милые, мигом порвется да
сопреет! Да только я ни во что вмешиваться не стану, коли уж сын ничего ей не говорит, ― тянутся старушечьи мысли. ― Эх, не умеет сноха вещи беречь! Батюшки, а шкура-то прорвана! Да еще на спине!
Ох, люди добрые, ― обомлела старая дама, ― и какой же это нескладеха ткнул медведя в спину? Теперь вся шкура попорчена! Нет, мой ни в жизнь не сделал бы так, ― с горечью думает старуха. ― Мой всегда
норовил попасть прямо в горло...»

― Э-кхе, гм, ― закряхтел в это время старик Янечек, протирая глаза. ― Наши-то не вернулись?

― Где там, ― проворчала супруга. ― Ишь чего захотел.

― Ох-ох-ох, ― вздохнул старик, сонно моргая. ― Куда им. Да ну их. А бабы где?

― Караулю я их, что ли? ― сердито отозвалась Янечкова. ― Ясно, шляются где-то.

― А-а-а-а, ― зевнул дед Янечек. ― Шляются. Нет, чтобы... нет, чтобы скажем, того... Да уж! Вот какие дела...

Снова стало тихо, только Янечкова проворно, со злобным усердием, скоблила сырую шкуру.

― А я говорю, ― начал Янечек, задумчиво почесывая спину, ― вот увидишь, опять наши ничего не притащат. Еще бы – куда им с этими новыми костяными копьями, от них и проку никакого... Внушаю, внушаю
сыну: пойми, говорю, нет такой прочной и твердой кости, чтобы делать из нее наконечники для копья! Вот и ты, хоть баба, а должна признать: ни в кости, ни в рогах нет... такой пробивной силы, что ли?
Ударишь по кости-то ― да разве костью кость перешибешь? Ясно как день! Вот каменный наконечник, это, брат... Оно конечно, с камнем-то возни побольше, зато инструмент какой! Да разве сыну втолкуешь?

― Известно, ― с горечью поддакнула старуха Янечкова. ― Нынче никому не прикажешь.

― Да я никому и не приказываю! ― вскипел дед. – Так ведь и советов не слушают! Вот вчера ― нашел вон там, под скалой, славный такой плоский кремневый обломок. Его бы чуть обтесать, чтоб поострее был,
и готов наконечник для копья, лучше не надо. Ну, принес домой, показываю сыну: «Гляди, мол, ничего камушек-то, а?» ― «Ничего, говорит, только куда его, батя?» ― «Ну, говорю, можно его приладить для
копья». ― «Да ну вас, батя, говорит, очень надо с ним возиться! У нас в пещере целые кучи этого старого хлама, и проку никакого; они и на древке-то не держатся, как ни привязывайте ― так на что он?»
Лодыри! ― взорвался вдруг старик. ― Нынче всякому стало лень как следует обработать кусок кремня, вот в чем дело! Разбаловались! Конечно, такой костяной наконечник в два счета сделаешь, так ведь
ломается же бесперечь! «Ну и что ж такого, ― говорит сын - Заменишь новым, и делу конец!» Ох-ох-ох, и до чего этак люди докатятся? Чуть что ― новое копье! Ну, сама скажи ― виданное ли дело? Да такому
славному кремневому наконечнику годами, брат, износу не было! Вот попомни, еще выйдет по-моему: вернутся они, да с каким удовольствием вернутся-то, к нашему старому доброму каменному оружию! Я и
приберегаю, коли что найду: старые наконечники для стрел, молоты, кремневые ножи... А он говорит ― хлам!

Горечь и возмущение душили старого вождя.

― И я говорю, ― отозвалась старуха, желая отвлечь мужа от печальных мыслей. ― Вот и со шкурами то же самое. «Матушка, ― говорит мне сноха, ― ну зачем их так долго скоблить? Себя пожалейте;
попробуйте-ка выделывать шкуру золой, хоть вонять не будет». Нечего меня учить! ― набросилась старая Янечкова на отсутствующую сноху. ― Я и сама знаю, что надо! Испокон веков шкуры только скоблили, а
какие шкуры получались! Ну, конечно, если тебе работать лень... Так и норовят, чтобы поменьше работать! Вот и выдумывают без конца да переиначивают. Выделывать шкуры золой! Слыханное ли дело?

― Ничего не попишешь, ― зевнул старик. ― Куда там, наши старинные обычаи ― не по них. Толкуют, будто каменное оружие неудобно для руки. Оно отчасти и верно, да только мы не очень-то гонялись за
удобствами, зато нынешние ― так и смотрят, как бы ручки себе не отбить! Скажи сама, до чего этак дойти можно? Возьми ты нынешних детей. «Отстаньте вы от них, дедушка, пусть играют», ― говорит сноха.
Ну, хорошо, а что получится?

― Хоть бы они не устраивали такого содома, ― посетовала старая дама. ― Что верно, то верно, держать себя не умеют!

― Вот тебе и нынешнее воспитание, ― назидательно произнес Янечек. ― А если иной раз скажешь что-нибудь сыну, отвечает: «Вы, батя, этого не понимаете, теперь другие времена, другая эпоха...» Ведь и
костяное оружие, говорит, еще не последнее слово; когда-нибудь, говорит, люди придумают еще какой-нибудь материал. Ну, знаешь ли, это уж слишком: разве видел кто материал крепче камня, дерева или
кости! Ты хоть и глупая баба, а должна признать, что... что... ну, что это переходит все границы!

Бабка Янечкова опустила руки на колени.

― Послушай, ― сказала она. ― Откуда только у них все эти глупости берутся?

― Говорят, это нынче в моде, ― прошамкал беззубым ртом старик. ― Да вот, взгляни в ту сторону, там, в четырех днях ходьбы отсюда, стало стойбищем какое-то неведомое бродячее племя, ну, сказать, голь
перекатная, будто бы они такое делают... Так и знай ― все глупости наша молодежь переняла от них. И костяное оружие, и прочее. И даже ― они его даже покупают у них! ― сердито воскликнул дед. ―
Отдают за это наши славные шкуры! Да когда же это бывало, чтобы чужие с добром приходили? И нечего связываться со всяким неведомым сбродом! И вообще наши предки правильно нам завещали, на любого
пришельца надо нападать без всяких там околичностей да отсылать его к праотцам. Так бывало испокон века: убивать без долгих разговоров! «Да что ты, батя, ― говорит сын, ― теперь другие отношения,
теперь вводится товарообмен!» Товарообмен! Да если я кого убью и заберу, что у него было, вот тебе и товар, и ничего я ему за это отдавать не должен ― к чему же какой-то товарообмен? «Это не верно,
батя, ― говорит сын, ― ведь вы за это платите человеческой жизнью, а ее жалко!» Видала ― жалко им человеческой жизни! Вот тебе нынешнее мировоззрение, ― расстроенно бормотал старый вождь. ― Трусы
они, и все тут. Жизни им жалко! Ты вот что мне скажи ― как сможет прокормиться такая гибель людей, если они перестанут убивать друг друга? Ведь и теперь уже оленей осталось до чертиков мало! Им, вишь,
жалко человеческой жизни; а вот традиций не уважают, предков своих и родителей не чтят... Черт знает что! ― крикнул вне себя дед. ― Смотрю это раз, вижу ― малюет этакий сопляк глиной бизона на стене
пещеры. Я дал ему подзатыльник, а сын говорит: «Оставьте его, бизон ведь как живой вышел!» Это уж слишком, знаешь ли! С каких это пор люди занимались такими пустяками? Коли тебе делать нечего, так
обтесывай какой-нибудь кремешок, а не малюй бизонов на стенках! На что нам такие глупости?

Бабка Янечкова строго поджала губы.

― Кабы только бизон... ― пробормотала она через некоторое время.
Карел Чапек. О падении нравов.(Идеи профессора Мизулиной в мезозойскую эру)
― А что? ― спросил дед.

― Ничего, ― возразила старуха. ― Мне и выговорить-то стыдно... Ты знаешь, ― наконец решилась она, ― сегодня утром я нашла... в пещере... обломок мамонтова бивня. Он был вырезан в виде... в виде
голой женщины. И грудь, и все ― понятно?

― Да брось ты, ― ужаснулся старик. ― Кто же это вырезал?

Янечкова возмущенно пожала плечами:

― Кто его знает! Видно, кто-то из молодых. Я бросила эту мерзость в огонь, но... а грудь была ― вот такая! Тьфу!

― Дальше некуда, ― с трудом выдавал из себя дед Янечек. ― Да ведь это разврат! Скажи на милость ― а все оттого, что они вырезают из кости всякую чепуху! Нам такое бесстыдство и в голову бы не
пришло, потому что из кремня этого и не сделаешь... Вот оно куда ведет! Вот они, их изобретения! И ведь будут выдумывать, будут какие-то новшества заводить, пока все к чертям не полетит! Нет, говорю
я, ― вскричал первобытный старик Янечек в пророческом вдохновении, ― долго так не протянется!

1931                                                      Конец

Вениамин