"Ты коснулся моей жизни,её самого живого места-моей смерти.С тех пор эмоционально я погрузился ещё глубже и начал жить,уже живой.Теперь не в воспоминаниях,как с другими,но в жизни.Поэтому,нравлюсь я тебе или нет,-а мне кажется,что в глубине души ты меня ненавидишь,-ты мне близок.Благодаря тебе я знаю,как я умер,я вижу,что умираю опять,я умираю.Это больше,чем просто быть мёртвым.Вот почему я так боюсь увидетьтебя:может быть ты сыграл со мной злую шутку и тоже умер.Сейчас всё происходит так быстро...Причина,по которой я хотел,чтобы ты покончил собой в тот вечер у Кронстадтов,когда Молдорф сделался Богом,проста-ты был мне особенно близок.И я боюсь,страшно боюсь,что ты меня как-нибудь подведёшь и умрёшь на моих руках.И тогда я останусь с одним только представлением о тебе,без всякого физического доказательства.Этого бы я тебе никогда не простил."    Генри Миллер, "Тропик рака"
 
"Не мигают,слезятся от ветра безнадёжные карие вишни...Возвращаться-плохая примета,я тебя никогда не увижу.Заслонивши тебя от простуды,я подумаю "Боже,Всевышний!"Я тебя никогда не забуду,я тебя никогда не увижу."    " Юнона и Авось"
 
 
зачатки сомнений сожгла предречённость,
порывы к дыханью сдавил змеевик,
и ранит ранимость,вмещаясь в никчёмность,
и рвётся в беспамятстве крик.
 
перекрёстков фонарных очерчены контуры
сквозь замлевшие жёлтые лица окон,
горящих пожарищем,живые аккорды
взрываются петардно-пушечным грохотом.
и кругом пустота...где ты?откликнись!
отыщись в закоулках рычащего города!...
...лишь дворовые собаки выглядывают пристально,
высовывая внимательные,умные морды.
и никого...бегу,обезумевшая,
глазами втыкаюсь в горящее и мрачное.
сканированное пространство выглядит обречённо,
а отравленное будущее-неоново и прозрачно.
добавьте гарнира в мою ораторию...
мечты,гениальные только отчасти,
и небо,пропитанное индиго и болью,
растроганное до слёз,мне вырыгнет счастье
(лохматое,растрёпанное как собачьи уши,
с большой этикеткой зелёного цвета)
я вмиг это счастье воткну себе в душу,
как карту магнитную в пасть турникета.
и тогда вы станете ранеными и злыми
такими,как я.Нет!Ещё настоящей.

 
в моём пульсе-лишь отзвук дрожащий вселенная,
вся вселенная-отзвук,пустой и дрожащий.
жалкий мирок,уместившийся в глобусы,
глобусы-глупые шарики-хлам...
я побегу обнимать автобусы,
оставлять поцелуи железным губам.
эхо?что эхо?эх вы,опоздавшие!
фальшью пропитанные,как формалином,
ваши сердца ненасытные,неперестрадавшие,
я острым скальпелем страданиям выну.
и расслышат усопшие,и пришедшие-
свою жизнь растворившие в сладкой беспечности,-
что любовь моя-нечеловечески сумасшедшая-
лишь пурпурная точка глазами вечности .
мой портрет утопает в пробирке города,
холодами станций свело суставы,
на вокзале памяти,на пороге холода
друг за другом скользят непрерывно составы.
не забыть...но и здесь никогда не остаться
ночевать моей памяти в сердце вечности.
пусть раздавят составы шумящих станций
всю любовь нечеловечью.
 
чтобы впредь было всё по-человечески:
глаз кошачьих холодная скука-мистика,
все стихи свои я разорву на куски,
растерзаю куплеты до последнего листика.
даже сотканную из тысячи тысяч нот
и из трёх миллионов слепых поцелуев
свою песню последнюю брошу на эшафот,
исковерканную и невнятную-полуглухонемую.
слишком много воды вымучают глаза,
и отправятся спать,бегом,без оглядки,
любить,не дыша...не просить,не ждать,
нечем вышить на сердце вторые заплатки.
я слегка погибаю!пишите на снеге чёрным,
и на блокнотных обложках,для лучшей памяти,
что дитя взбунтовалось,смертельно ранено,
и киты выбрасываются на берег...
и бинтов не хватит для всех царапин.
напишите: "мечта разлетелась на стоны,
на голубоватые осколки,бессмысленное,в никуда "почему"...
ночь поспешно пьёт из флакона
зачерствевшую и горькую будущую весну.