Ездил я короче на выходных в деревню, бапку с дедкой попроведать. Все у них вроде ништяк – бапка, скока себя помню, про болезни свои задвигает, помру типа скоро – а сама, пока жалуеца, кадки с огурцами из погреба в погреб и обратно бегом таскает, куй вчетвером угонишься (Мне иногда кажеца, што если бы в какой нибудь джып вместо тыщи лошадиных хоть одну старушычью силу зафуярить – на нем вапще потом куй где застрянешь). А дед куле – пока бапка под муравья на амфетаминах косит, свое двигает, про Сталина, про «нонешних педоразов», и так, по мелочи. Причом грамотно так задвигает, обосновано – пока бапка в хате, на тросточку обопреца, доводы приводит, бапка из хаты – фигак, и в чулане уже чем-то звенит, кряхтит и булькает. Бапка тока в сенях дверью хлопнет – дед уже опять за столом трындит, как будто и не дергался никуда. У меня цикле на пятом аж шея заболела, головой за ним дергать. И ведь хоть бы чем спалился – бапка на каждом заходе ево из-под бровей чуть ли не рентгеном просвечивает – фиг там, старого партизана фошыстским взглядом не проймёшь. Пока под стол мимо тросточки не шмякнулся, так явку и не провалил.

Посидели вопщем, деду с улицы снега принесли – шышку от ухвата похолодить, потрещали о том – о сем, пора и домой стартовать. Выезжаю из деревни, уже трассу видно, и тут фигак – на брюхо сел. А куле, мне дед ещо маленькому говорил, што нефиг после кировца в колею соваца, так мы ж умные , куда там старикам до нас. Достал короче лопату, только на руки плюнул – слышу – звиздеж знакомый над ухом зажужжал, модели «Ээх, итить иво мать, разве ж щас машины? Вот раньше, помница, машины так машины были…» Оглядываюсь – точняк, Кукурец с Пузырем стоят, усами шевелят и жужжат. Я, если честно, подофигел малость – думал померли уже давным давно, я ж их такими вот старыми еще с тех пор, как на горшок первый раз сам попросился, помню. Нифига, бодренькие стоят, как всегда бухие в говно, советами заваливают и не остают нихрена.

Их за эту дотошность кстати в деревне строго Мозолями зовут, и вот сколько я деревень видел – обязательно в каждой хоть пара таких Мозолей, но есть. Я даже иногда подумываю, што при закладке новой деревни туда сначала этих Мозолей завозят, а уж потом коров, людей и говно на улицы. И, стопудово, если стырить где нибудь машину времени и сгонять в какой нибудь стопиццотый век до нашей эры, адин хрен увидишь этих же пассажиров, стоящих на пригорке и кричащих «ыык, уук, кто ж так мамонта загоняет, ироды, ты ево подножкой, подножкой роняй! Иээх, вот помню в наше время и мамонты крупнее были, и охотнеги не такие долбанутые..» И так, пока кто-нибудь их каменной дубиной по волосатой жопе не успокоит.

Откопал я короче под их руковоцтвом свой пепелац, на ровную дорогу выехал, достал заныканный на всякий случай пузырь дедовой портяновки – и к ним. Фигли, старость уважить нужно, тем более прикольные они, ностальгия опять же. Выжрали они, покрякали, и тут у Пузыря из жужжания мысль выделяеца – типа голова чота последнее время кружица, помирать штоле скоро… Я аж помидором подавился, наскока афигел. Голова у него кружица начала, в стописят лет-то. И вспомнилась мне про них тема одна…

Короче, лет дваццать назад, стырил один из них у бапки своей целую четверть косорыловки, и на пару со вторым в поля рванул, партизанить. В стог зарылись, стаканами звенят, про погоду хреновую и траву незеленую жужжат. И все бы зашибись, но из закуски – тока махорка из карманов, а у них от неё изжога почему-то началась, хрен ево разберешь. Мучались-мучались, и решили молодость мохнатую вспомнить – дождались вечера и звезданули к одной зловредной бапке в сад, за яблоками. Доску в заборе кое-как отогнули, до яблонь дохромали, полные полфункебели яблок набили – и назад, в ставку. Тока от яблони отошли – хренак, бабка эта с оглоблей из крыжовника выскакивает, раз, два – у Мозолей кепки послетали, три,четыре – погоня началась. Впереди Мозоли хромают, сзади бабка с оглоблей,скорость полтора километра в час. А ветер в ушах адин хрен свистит, патамушто ва первых, подача в голову нефиговая перед этим прилетела, а во вторых - бабка сзади дрыном во все стороны как вертолет машет. Кукурец немного спортивней оказался, и до забора первым добежал, а Пузырь в это время с тропы сбился и слегонца в яме с компостом притонул, тока кепка чистой осталась. И то, патамушта под яблоней лежит. Кукурец до забора добежал, доску отогнул, оборачиваеца – а там из темноты хренпаймичо на него чапает, чорное, вонючее, одни глаза в темноте светяца. Он от испуга доску и отпустил, а Пузырь от такого фофана аж из сапогов выскочил и навстречу бабке полетел, соколом говняным.

А бабка фигле – хоть про какой-то там бейсбол окаянный и не слышала никогда, но в лапту в децтве походу здорово придрочилась, так што за треском оглобли из-за забора тут же и Пузырь к Кукурцу прилетел, чистенький и офигевший. Чистенький, патамушта от двух таких подач с него весь компост нафиг облетел, охреневший – потому што яблоки после этого по-любому теперь мыть придеца. А фигле, здоровье – его ж беречь надо, кому ж всю ночь дристать-то охота? Дождались пока бапка уймецца и панталоны после встречи с летающими Пузырями стирать пойдет, за сапогами по-быстрому слазили – и опять в стог. Так там и жили два дня, пока жоны их не нашли и звездюлей не дали.

И вот таких приключений у них – штук по пять в среднем на месяц жизни, а у них йоптыть, голова тока сейчас кружица чо-то начала. Звездец и ужос. Щас вон на любое тельце из офисного планктона глянь – одно нытье кругом, и жызнь фиговая, и здоровье нефзвезду, и маникюр сцуко поломался, и спинки болят. Кризиса по норкам бояца сидят. Тьфу @ля, мозгойобы. На стариков равняца надо, нашему бы поколению от них хотя бы процентов десять здоровья с оптимизмом перенять, @уй бы нас какой кризис даже шептуна пустить заставил бы.