Митрополит Сурожский Антоний
О МОНАШЕСТВЕ

Я приступаю к беседе о монашестве с большим внутренним трепетом, потому что, перечитывая службу пострига, с такой мучительной ясностью вижу, что после пятидесяти лет я еще не приступил к тому, что обещал когда-то, принимая монашество. Поэтому я буду говорить о том, что представляет собой монашество, помня, что человек от слов своих оправдается и от слов своих осудится — и не только от слов, но и от жизни; помня, что знание только прибавляет нам ответственности и вновь и вновь требует от нас исправления, покаяния, вступления заново в ту жизнь, которую мы когда-то увидели перед собой и которую большей частью осуществить не сумели.

Говорить о монашестве в отрыве от размышления о браке невозможно. Я вскоре объясню, почему так, но это очень важно помнить, потому что иначе монашество представляется в Церкви как путь особенный и каким-то образом оторванный от самой сущности Церкви, будто он — не один из аспектов церковности, а исключение. Что это не так — легко себе представить, если задуматься над тем, как монашество зародилось, с чего оно началось.

Пока Церковь была гонимой, монашества в ней не было. Все верующие стояли перед угрозой пыток, смерти, мученичества. Если мы вспомним, что слово, которое мы переводим “мученичество”, на греческом языке значит “свидетельство” (которое может проявляться и в слове, и в красоте жизни, но и в готовности эту жизнь отдать во свидетельство Христу), то легко понять, что когда прекратились гонения, перед Церковью стал вопрос о том, как идти героическим царским путем. Это стало особенно трудно тогда, когда Церковь не только перестала быть гонимой, но была принята Византийской империей, когда христианство стало верой императора и, значит, его окружения, которое следовало его примеру, не всегда следуя его обращению. В тот момент в Церковь влились толпы людей, которые слегка или даже с какой-то глубиной уверовали во Христа, но во время гонений в Церковь не вступали; те, которые были готовы войти в Церковь тогда, когда она стала “образом жизни”, но не путем на Голгофу. Это исторически верно. Отец Георгий Флоровский говорил, что когда прекратилось мученичество, началось монашество: люди героического духа, которые не могли примириться с разжиженным, ослабленным христианством, стали уходить — не от мира, не от гонителей, не от язычников, а именно от христианской общины, которая одебелела и перестала быть телом Христовым, распятым ради спасения мира, как, в ответ на мой вопрос, определил Церковь патриарх Алексий (Симанский; † 1970. – Ред.) Они уходили в пустыню для того, чтобы бороться со всем злом, какое видели в себе, они шли на противоборство с бесовской силой, с человеческой немощью, они шли в пустыню для того, чтобы остаться лицом к лицу с собой и в себе побеждать зло, — не только ради себя самих, но ради всего мира, потому что зло, побежденное в одном человеке, уже уменьшено в масштабе всей вселенной. Так же как если человек зажжет хоть маленькую свечку во тьме вселенной, та становится чуть менее темной. Хотя, может быть, никто этого не замечает, эти лучи хоть малого света пронизывают ее до предела.

И вот, люди уходили в пустыню, стояли перед Богом, углублялись в видение себя самих; и одновременно через молитву, через внутренний подвиг, через постоянное предстояние Живому Богу они познавали все глубже и глубже своего Творца, своего Бога, своего Спасителя. И познавая Его, видя в Нем беспредельную красоту, совершенную, истинную правду, свет немерцающий, они по контрасту видели себя и смирялись — не потому что своими человеческими глазами видели себя во грехе, а потому что, стоя перед лицом Бога, созерцая Его красоту, они познавали свое недостоинство, и поклоняясь Богу, они одновременно научались предельному смирению.

Это только один из аспектов проблемы, это исторический аспект, то, как появилось монашество. Но монашество оставалось бы уделом личным, частным, исключительным, если бы оно не оказалось выражением сущности Церкви с определенной точки зрения. Читая Евангелие и послания апостольские, мы видим, что Церковь, то общество человеческое, которое верой, надеждой, любовью соединено со Христом, описано в целом ряде мест образами брачного пира, то есть соединения Бога со Своей тварью в ликовании, — в ликовании любви Божией и в ликовании человеческой благодарности и преклонения перед Таким Богом. Мы можем найти в Священном Писании несколько притчей о Церкви как о браке. Но есть другой образ Церкви, который выражен очень короткими словами: Церковь — это Невеста Христова, готовая идти за своим Женихом, куда бы Он ни пошел. Невеста — та, которая возлюбила жениха всем своим существом, для которой никто не существует наравне с возлюбленным. Святой Мефодий Патарский говорит, что, пока юноша не полюбил девушку, он окружен мужчинами и женщинами; когда он кого-то полюбил, у него есть невеста, а вокруг него только люди. Это верно, конечно, и в обратном направлении, в отношении невесты и жениха. Этот путь и есть путь монашеский. Этот путь заключается в том, что какие-то люди, какие-то души так возлюбили Бога, что ничего не осталось в мире настолько дорого, чтобы оторвать их сердце, их мысль, самую жизнь их от Бога, возлюбившего их всей жизнью и смертью Христа. Это люди, которые готовы идти за Христом, куда бы Он ни шел. И мы знаем путь Христов. Мы знаем, что путь Христов — это путь на Голгофу, это путь на распятие ради спасения мира. И очень важно помнить, что распятие монашеское, как и распятие Христово — не личный подвиг о спасении своей собственной, как бы обособленной, души, это подвиг всецерковный, это участие в спасении мира.

Лет семьдесят тому назад на Валааме жил послушник Николай: старик, более пятидесяти лет проживший в Валаамском монастыре и никогда не ставший монахом, не принявший пострига. Мой духовный отец, тогда только поступивший в монастырь, его как-то посетил и поставил ему вопрос: почему, живя монашеской жизнью, не имея ничего, кроме этой жизни, ты не принял пострига?.. И Николай со слезами ему ответил: Я еще не могу принять пострига, я не научился сострадательному плачу о всей вселенной… Это очень важное слово; потому что слишком легко нам думается, что монах — это человек, который уходит от всего ради спасения собственной души. Разумеется, и такие бывают монахи, и разумеется, что участие в спасении мира не может пройти мимо спасения собственной души. Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душу свою, жизнь свою сделает напрасной? Но оба пути сливаются в одно.

Но если действительно монашество и тайна брачного пира представляют собой два неотделимые друг от друга аспекта Церкви, тогда нам надо задуматься над тем, что между ними общего и что их разделяет.

Когда человек принимает монашеский постриг, первый вопрос ему ставиться о готовности, вступив в монастырь, никогда из него не выйти. Можно, конечно, это понимать как вопрос о физическом уходе за пределы монастыря, но речь здесь идет о чем-то гораздо более глубоком. Речь идет о том, что человек не может принимать монашество, не может войти в ту духовную и душевную устойчивость, которая нужна для монашества, пока он не понял, что если он Бога не найдет здесь, то незачем Его искать где бы то ни было, он Бога все равно нигде не найдет, потому что Бог не находится тут или там. Бога находят в глубинах собственной души, когда через молитву, через подвиг, через голод о Боге доходят до самой встречи с Живым Богом. Поэтому первое условие, которое ставится монаху — именно вопрос об этой устойчивости. Пойми, знай, что искать Бога где бы то ни было незачем; если Его здесь для тебя нет — нигде Его нет для тебя… Это значит, что если твое сердце, твой ум для Него закрыты здесь, то лишь закрытое сердце и закрытый ум ты унесешь в любое место, куда пойдешь в поисках Бога.

Чисто практически это, конечно, относилось к вступлению в ту или другую общину с обязательством оставаться в братском общении и под руководством духовника общины. Но ранние общины не были ограничены стенами монастырей, это были группы людей, собравшихся вокруг наставника и не искавших иного. Но для того, чтобы осуществить такое состояние, такую устойчивость внутреннюю, они связывались тем, что мы называем монашескими обетами, которые, в сущности, производны; они — условия, позволяющие человеку неколебимо стоять перед Богом, не ища Его нигде, кроме как в глубинах своей души, которых касается Сам Христос. Это обеты послушания, нестяжательности и целомудрия.

Я хочу о них сказать несколько подробнее, потому что эти слова русские, нам привычные, и мы не всегда задумываемся над тем, что за ними кроется.

Послушание мы видим в описаниях жизни святых. Мы видим, как послушник, ученик того или другого старца, наставника, выполнял безропотно, не ставя под вопрос, что бы старец ему ни приказывал, даже вещи, которые кажутся нам совершенно бессодержательными, абсурдными. Он выполнял их, не задумываясь, зная в глубинах своей души, что за тем, что ему приказано, повелено, кроется цель, и что он может вырасти за пределы самого себя, только если отдастся на волю старца. Нам часто кажется, что послушание заключается в том, чтобы исполнять чужие веления безропотно, — сначала без внешнего ропота, затем и без внутреннего. Это не сразу дается. Есть рассказ о том, как старец дал приказание монахам из своего окружения издеваться на новопришедшим, которого он ценил и которого хотел воспитать до предела его возможностей. Когда тот пришел в церковь, над ними стали издеваться, выгонять: “Как смеешь ты, каков ты есть, вступить в храм Божий?” Он ушел. Старец его спросил, что он почувствовал. — Я почувствовал гнев и его выразил грозными ругательствами и словами… Через неделю повторилось то же самое. Но послушник всю неделю раздумывал над тем, что над ним совершали и что в нем самом происходило, и когда снова случилось то же самое, он, выйдя из храма, ответил на вопрос старца о его состоянии: я разгневался, но смолчал… И когда в третий раз это случилось, он старцу ответил: я смолчал и не разгневался…

Это пример того, как человек может постепенно прислушиваться к таинственному ходу действий своего старца и перерасти самого себя. Но послушание не заключается только в том, чтобы слушать или услышать то или другое веление и его исполнить — сначала с натугой, а затем с доброй волей, а затем с радостью. Послушание заключается в том, чтобы научиться всем своим существом: и умом, и сердцем, и волей, и даже телом своим — слушать того, кто говорит. Цель послушания конкретному живому человеку, в конечном итоге, заключается в том, чтобы научиться слушать голос собственной совести и слушать голос Бога, звучащий в Евангелии, звучащий в глубинах души в молчании, в молитве, в тишине. Поэтому послушание заключается первым делом в том, чтобы человек был готов всем своим существом вслушиваться в слова, вглядываться в действия избранного им, принятого им наставника, которому он может внутренне так приобщиться, чтобы перерасти самого себя, вырасти в меру своего наставника, а порой выше этой меры. Это мы видим из жизни святых; они воспитывались в монастырях под руководством добрых наставников, которые сами не вырастали в ту меру святости, какой достигали их ученики. Поэтому монашеское послушание является сначала школой, а потом такой открытостью, таким внутренним безмолвием, которое позволяет слышать Бога, и опять-таки, перерасти себя и влиться в тайну общения с Живым Богом. Другими словами, можно сказать, что через послушание человек постепенно вырастает к тому, что так дерзновенно выражает апостол Петр, когда говорит, что мы призваны стать причастниками Божественной природы, сначала приобщиться благодати, то есть пронизаться Божественным присутствием, Его энергиями, и затем стать Богоподобными, живыми членами тела Христова. Мы — не только место вселения Святого Духа, потому что мы больше, чем сосуд, просто содержащий святыню, — мы делаемся сосудом, который сам пронизан святостью.

Нестяжательство не зависит от бедноты. Можно ничем не обладать — и всем своим существом мечтать о богатстве, о том, чтобы владеть чем-нибудь. Нестяжательство заключается в том, чтобы ни к чему не быть привязанным и ни от чего не зависеть. Апостол Павел говорит в своих посланиях, что научился жить и в бедноте и в богатстве, научился тому, чтобы ничто им не обладало. Все, чем мы как будто обладаем, нас порабощает и делает рабами. Я много раз говорил об этом, но повторю сейчас. Вы все помните притчу Христову о призванных и избранных, о том, как царь учредил пир по случаю брака своего сына и призвал своих друзей. Первый сказал: не могу идти к тебе, я купил участок земли, мне надо его исследовать… Это человек думал, что участок ему принадлежит; на самом деле он принадлежал этому участку, потому что не мог оторваться от него, он как бы корни пустил, не был свободен уйти, ему надо было остаться и осмотреть этот участок. Другой сказал: я купил пять пар волов, мне надо их испытать… Он тоже думал, что обладает этими волами, на самом же деле волы им обладали. Подумайте, каждый, что в нашей жизни может быть таким обладанием. У каждого есть задача в жизни, такая (как нам кажется) важная, что всё должно ей уступить; мы не можем оторваться от работы, призвания, которое представляется целью, содержанием всей нашей жизни; мы не можем идти к Богу Самому, потому что, как нам кажется, мы делаем Божие дело … Как это страшно!.. Третий сказал: не могу прийти на брак твоего сына, — я сам женился, мое сердце преисполнено собственной радости, в нем нет места для того, чтобы разделить твою радость, радость жениха и невесты… Вот это образ того, как можно быть порабощенным, считая, будто сам обладаешь тем, что тебя держит пленником.

В конечном итоге этот вопрос о нестяжании сводится к первой заповеди блаженства: Блаженны нищие духом, ибо тех есть Царство Небесное. Кто такие эти “нищие духом”? Это те, которые всем своим нутром поняли, что они всецело зависят от любви Божией. Они были сотворены без спроса, односторонним действием Бога, призвавшего их к бытию для того, чтобы Себя Самого отдать им всецело — как жизнь, как радость, как вечность. Это те, которые поняли, что самая жизнь, в них действующая — это Божественное дыхание, которое им было дано, что у них нет собственной жизни, которая принадлежала бы им, это дар. И дальше — это те, кто знает, что не они нашли Бога, а Бог их обрел, Бог им открылся, Бог их призвал, Бог их возлюбил всей жизнью и всей смертью Единородного Сына Божия, ставшего сыном человеческим. Они знают, что всё в жизни — дар Божий, все, чем они богаты — дар. Дружба — дар, любовь родителей — дар, любовь жениха и невесты — дар друг другу, и так далее. И это так дивно! Если бы что-нибудь принадлежало нам, оно было бы вырвано из тайны любви. Все, что я мог бы назвать своим, не было бы даром ни человеческой, ни Божественной любви. И потому только те, кто поистине, до самых глубин стал нищ духом, живут в Царстве Божием, в Царстве, где Бог является Царем, ими избранным, ими принятым, ими возлюбленным, от Которого всё, что у них есть, всё, что они собой представляют. Это поистине область Божественной любви. И потому нестяжательство не заключается только в том, чтобы того или другого не иметь, а в том, чтобы постепенно вырастать в это состояние нищеты духовной, где всё является любовью, даже самые простые, незатейливые вещи. Я помню, как отец Александр Шмеман как-то сказал, что всё на свете, всё в жизни — это Божественная любовь; даже пища, которую мы едим, это Божественная любовь, ставшая съедобной. Да, сказано полушутливо, но действительно и это дар Божий.

И наконец — целомудрие. Это понятие сложное. Целомудрие — состояние того, кто достиг такой цельности духовной, такой мудрости внутренней, которая не дает ему отклониться от Бога, отклониться от чистоты, отклониться от всего человеческого величия, то есть от служения в себе самом образу Божию. Целомудрие начинается в момент, когда, обнищав сам, я смотрю на своего ближнего с благоговением: он — Божий образ, он — икона, он для меня — святыня. Не он призван мне служить, а мне дано Богом видеть в нем икону, образ, и послужить становлению этого человека: становлению его из состояния образа в состояние живого, действующего, победного подобия. Целомудрие, цельность духовная означает новое отношение с Богом, новые отношения с собой, новые отношения с окружающими людьми и с окружающим миром. В отношениях с Богом это означает конец разделенности; по отношению к себе это значит то дерзание, которое нам позволяет жить не поверхностно, не слегка, а жить вдумчиво, глубоко, жить всей — порой страшной и всегда опасной — глубиной своей жизни и своей души; по отношению к людям это значит жить глубинно, встречать людей не только поверхностно, и не сводить все отношения к самому себе, а жить так, чтобы прозревать глубины людей, говорить этим глубинам слово жизни, охранять эти глубины от соблазна, от зла, от разрушения.

Это тесно связано со смирением. Смирение — состояние человека, который в мире с Богом, со своей совестью, со своим ближним, со своей судьбой и даже с теми вещами, которые его окружают. Как говорит святой Исаак Сирин, никто не может молиться чистой молитвой, кто не примирился с Богом, с совестью, с ближним и с теми вещами, которых он касается и которыми пользуется, потому что и они — Божие творение, и к ним тоже надо относиться благоговейно. В этом отношении целомудрие и смирение идут рука об руку.

Латинское слово humilitas, которое именно и переводится “смирение”, происходит от слова humus, что значит “плодородная земля”. Святой Феофан Затворник говорит об этом в одном письме следующее: Подумайте о земле, — она безмолвно лежит перед лицом неба, она открыта и небу и сиянию солнца, и дождю; больше того: по ней ходят, ее топчут; хуже того: на нее льют помои, грязь, и она безмолвно пред лицом неба лежит, все принимая и из всего принося плод, обогащенная тем, что дается и небом и землей…

Вот короткий очерк того, что я мог бы сказать о монашеских обетах. Но я хочу обратить ваше внимание на то, что эти обеты, которые так ясно, ярко выражены в службе пострига, являются также руководящими звездами брачной жизни. Монах обязуется к совершенной, непоколебимой устойчивости; в брачной жизни это называется супружеская верность. Монах обязуется научиться слушать всем существом голос, звучащий рядом; в браке оба супруга призваны так друг другу внимать, так быть друг к другу обращенными, так совершенно забывать себя самих, чтобы вслушиваться друг в друга, слышать и невысказанное слово, воспринимать самую рябь, которая проходит по душе другого человека. Это послушание самое истинное, потому что в нем — тот отказ от себя самого, о котором говорит Спаситель Христос: Если вы хотите следовать за Мной, если хотите быть Моими учениками, отрекитесь от себя, то есть отвернитесь от себя, оторвите от самих себя взор, внимание, и обратите на Меня, Живого Бога, и на ближнего своего; он — образ Мой, икона. Живая икона, которая к тому же обращается к вам с мольбой о внимании, о любви, о заботе, о сострадании, о жалости, о радости… Если думать о целомудрии, разумеется, целомудрие в браке является ярким, четким выражением верности. Это цельность души, это цельность ума, это цельность всего человека. Апостол Павел и другие духовные писатели говорят о прелюбодеянии. Прелюбодеяние не начинается в момент, когда телесный грех совершается. Прелюбодеяние совершается тогда, когда душа отворачивается от любимого и обращается на что бы то ни было, что находится вокруг. И наконец, нестяжательность в браке, конечно, не заключается в том, чтобы ничего не иметь, потому что в браке человек обязан заботиться о своем супруге, о своих детях, о своих родителях; нестяжательство заключается в том, что чтобы ничем не обладать для самого себя, чтобы любое наше обладание скользило через наши руки, как дар тем, которые нас окружают.

И надо помнить (это будет последнее мое замечание; простите, что я говорил долго, но мне кажется, что это важно раз и навсегда выразить), что и в браке есть трагическое, подвижническое измерение, когда человек должен себя побороть, побороть свою узость, раскрыться, победить силой и благодатью Христа; и в монашестве есть обратная сторона: ликование о том, что мы любимы Богом и что при нашем недостоинстве, при нашей хрупкости, при нашей греховности, нам дано любить Бога той любовью, на которую мы способны, и отвечать ликующей благодатью на то, что Он умеет нас любить, какие мы есть, не ожидая, чтобы мы стали святыми, а любя нас в немощи нашей. Он любит нас, как садовник, который бережно заботиться о хрупком ростке, защищая его от всего, что может его погубить, с тем, чтобы этот росток окреп и стал всем, чем он может стать. И поэтому мы должны помнить, что в монашестве есть суровый подвиг — но и ликование, и в браке есть ликование — но и подвиг.

Научимся, братия, прибегать к Господу каждый день и обращаться к нему за каждой нашей нуждой, шаг за шагом, не заглядывая вперёд, не тяготясь заранее тем, что ожидает нас завтра. "Довольно для каждого дня своей заботы"(Мф.6,34). Когда мы предаёмся беспокойству за будущее, мы бесполезно тратим силы, посланные нам в данную минуту для известной цели. Заботясь о завтрашнем дне, бедняк, не имеющий хлеба, ни в чём не поможет себе сегодня. Господь же хочет, чтобы мы, полагаясь на Него, принимали из его рук то, что Он даёт нам каждый день, не заботясь о будущем. Будем же просить Его питать нас ежедневно Своим хлебом терпения, покорности, самозабвения, и постараемся отложить гнетущие нас заботы, пока не наступит час принести их к Господу, и будем просить Его поступить с ними, как Ему угодно.
Господь, конечно не оставит нас голодными, Он будет питать нас каждый день духовною пищею, поддерживать нас лучом Небесного света, посылать нам слова утешения и ободрения в ту минуту, когда усталые, обессиленные, мы с полною верою обратимся к Нему. И тут надо нам быть детьми, покорными Отцу нашему Небесному. Ребёнок живёт в настоящем, он не заботиться о будущем; так и мы, отдавая себя и всё своё Отцу Небесному, будем обращаться к Нему ежедневно, не сомневаясь в Его милосердии и своевременной помощи.

Нам часто кажется, что сатана имеет более власти над нами в толпе, чем в пустыне, но мы ошибаемся; в Библии часто доказывается, что ускушение всегда бывает сильнее в пустыне. Падение великих людей случалось чаще всего в минуты их уединения. Моисей оставался твёрдым, стоя перед фараоном, или во время своего бегства, и только в пустыне терпение ему изменило.
Также и Давид поддался искушению лишь по окончании храбро выдержанной битвы, когда он расположился для отдыха. Всегда легче одолеть грех при свидетелях, чем в тишине уединения; тогда-то грех этот осаждает нас с удвоенною силою. Главным источником искушения служат мысли наши, осаждающие нас с непреодолимой силой, когда мы одни. Поэтому апостол Павел и говорит: "Для сего приимите всеоружие Божие, дабы вы могли противостоять в день злый и, всё преодолев, устоять" (Еф.6,13).
О Господи! Ты один управляешь моими мыслями; будь мне Помощником в моей пустыне! Там в часы одиночества я всего больше нуждаюсь в Твоей защите. Дай мне, Господи, почувствовать, что лишь под сенью Твоею я буду в безопасности! В минуту искушения, в минуту соблазна, когда никакая земная тварь не в силах устоять против врага, Ты один, безгрешный, простри ко мне руку Твою и выведи меня из пустыни, в которой я скитаюсь! Ты, Который Сам претерпел, быв искушён, можешь и искушаемым помочь (Евр.2,18).

Молитвы ко Господу

Сладчайший Иисусе, Боже сердца моего! Ты даровал мне детей по плоти, они Твои по душе; и мою и их души искупил Ты Своею неоцененною кровию; ради крови Твоея Божественныя умоляю Тебя, Сладчайший мой Спаситель: благодатию Твоею прикоснись сердца детей моих (имена) и крестников моих (имена), огради их страхом Твоим Божественным, удержи их от дурных наклонностей и привычек, направь их на светлый путь жизни, истины и добра, украси жизнь их всем добрым и спасительным, устрой судьбу их якоже Ты Сам хощеши и спаси души их имиже веси судьбами.

Господи Боже отцев наших! Детям моим (имена) и крестникам моим (имена) дай сердце правое, чтобы соблюдать заповеди Твои, откровения Твои и уставы Твои и исполнять все это.

Боже! Создателю всех тварей, прилагая милость к милости, Ты соделал меня достойной быть матерью семейства; благость Твоя даровала мне детей, и я дерзаю сказать: они Твои дети! Потому что Ты даровал им бытие, оживотворил их душой бессмертной, возродил их крещением для жизни, сообразной с Твоей волей, усыновил их и принял в недра Церкви Своей. Господи! Сохрани их в благодатном состоянии до конца жизни; сподоби их быть причастниками таинств Твоего Завета; освящай Твоей истиной; да святится в них и через них святое имя Твое! Ниспосли мне Твою благодатную помощь в их воспитании для славы имени Твоего и пользы ближнего! Подаждь мне для сей цели способы, терпение и силы! Научи меня насадить в их сердце корень истинной мудрости — страх Твой! Озари их светом управляющей вселенной Твоей Премудрости! Да возлюбят Тебя всей душой и всем помышлением своим, да прилепятся к Тебе всем сердцем и во всю жизнь свою да трепещут слов Твоих! Даруй мне разум убедить их, что истинная жизнь состоит в соблюдении заповедей Твоих; что труд, укрепляемый благочестием, доставляет в сей жизни безмятежное довольствие и в вечности — неизреченное блаженство. Открой им разумение Твоего закона! Да до конца дней своих действуют в чувстве вездеприсутствия Твоего! Насади в их сердце ужас и отвращение от всякого беззакония, да будут непорочными в путях своих, да памятуют всегда, что Ты Всеблагий Боже, ревнитель закона и правды Твоей! Соблюди их в целомудрии и благоговении к имени Твоему! Да не порочат Церкви Твоей своим поведением, но да живут по ее предписаниям! Одушеви их охотою к полезному учению и соделай способными на всякое доброе дело! Да приобретут истинное понятие о тех предметах, коих сведения необходимы в их состоянии; да просветятся познаниями, благодетельными для человечества. Господи! Умудри меня напечатлеть неизгладимыми чертами в уме и сердце детей моих опасение содружеств с не знающими страха Твоего, внушить им всемерное удаление от всякого союза с беззаконными. Да не внимают они гнилым беседам, да не слушают людей легкомысленных, да не совратят их с пути Твоего дурные примеры, да не соблазнятся они тем, что иногда путь беззаконных благоуспешен в сем мире!

Отче Небесный! Даруй мне благодать всемерно беречься подавать детям моим соблазн моими поступками, но, постоянно имея в виду их поведение, отвлекать их от заблуждений, исправлять их погрешности, обуздывать упорство и строптивость их, воздерживать от стремления к суете и легкомыслию; да не увлекаются они безумными помыслами, да не ходят вслед сердца своего, да не возгордятся в помышлении своем, да не забудут Тебя и закона Твоего. Да не погубит беззаконие ума и здоровья их, да не расслабят грехи душевных и телесных сил их. Судия Праведный, наказывающий детей за грехи родителей до третьего и четвертого рода, отврати такую кару от детей моих, не наказывай их за грехи мои, но окропи их росою благодати Твоей, да преуспевают в добродетели и святости, да возрастают в благоволении Твоем и в любви людей благочестивых.

Отче щедрот и всякого милосердия! По чувству родительскому я желала бы детям своим всякого обилия благ земных, желала бы им благословения от росы небесной и от тука земного, но да будет с ними святая воля Твоя! Устрой судьбу их по Твоему благоволению, не лиши их в жизни насущного хлеба, ниспосылай им все необходимое во времени для приобретения блаженной вечности; будь милостив к ним, когда согрешат перед Тобою; не вменяй им грехов юности и неведения их, приведи в сокрушение их сердца, когда будут противиться руководству благости Твоей; карай их и милуй, направляя на путь, благоугодный Тебе, но не отвергай их от лица Твоего! Принимай с благоволением молитвы их, даруй им успех во всяком добром деле, не отврати лица Твоего от них во дни скорби их, да не постигнут их искушения выше сил их, Осеняй их Твоей милостью, да ходит Ангел Твой с ними и сохранит их от всякого несчастия и злого пути, Всеблагий Боже! Соделай меня матерью, веселящейся о детях своих, да будут они отрадой моей в дни жизни моей и опорою мне в старости моей. Удостой меня, с упованием на Твое милосердие, предстать с ними на Страшном суде Твоем и с недостойным дерзновением сказать: «Вот я и дети мои, которых Ты дал мне, Господи!» Да совокупно с ними прославляя неизреченную благость и вечную любовь Твою, превозношу пресвятое имя Твое, Отче, Сыне и Душе Святый, во веки веков. Аминь*.

* Эта молитва раздавалась в Казанской Амвросиевской женской пустыни при с. Шамордино.


Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, молитв ради Пречистыя Твоея Матери услыши мя, недостойную рабу (имя). Господи, в милостивой власти Твоей чада мои, рабы Твои (имена). Помилуй и спаси их, имени Твоего ради. Господи, прости им все согрешения вольные и невольные, совершенные ими пред Тобою. Господи, настави их на истинный путь Твоих заповедей и разум просвети светом Христовым во спасение души и исцеление тела. Господи, благослови их в доме, в школе, в пути и на каждом месте Твоего владычества. Господи, сохрани их под кровом Твоим святым от летящей пули, яда, огня, от смертоносной язвы и напрасной смерти. Господи, огради их от всяких видимых и невидимых врагов, от всякой болезни, очисти от всякой скверны и облегчи их душевные страдания. Господи, даруй им благодать Духа Твоего Святаго на многие лета жизни, здравие, целомудрие. Господи, умножь и укрепи им умственные способности и телесные силы, Тобою дарованные им, Твое благословение на благочестивую и, если Тебе угодно, семейную жизнь и непостыдное деторождение. Господи, даруй мне, недостойной и грешной рабе Твоей (имя), родительское благословение на чад моих и раб Твоих в настоящее время утра, дня, ночи имени Твоего ради, ибо Царствие Твое вечно, всесильно и всемогущественно. Аминь.



Молитвы к Божией Матери

О Пресвятая Владычице Дево Богородице, спаси и сохрани под кровом Твоим моих чад (имена), всех отроков, отроковиц и младенцев, крещеных и безымянных и во чреве матери носимых. Укрой их ризою Твоего материнства, соблюди их в страхе Божием и в послушании родителям, умоли Господа моего и Сына Твоего, да дарует им полезное ко спасению их. Вручаю их Материнскому смотрению Твоему, яко Ты еси Божественный Покров рабам Твоим.

Матерь Божия, введи меня во образ Твоего небесного материнства. Уврачуй душевные и телесные раны чад моих (имена), моими грехами нанесенные. Вручаю дитя мое всецело Господу моему Иисусу Христу и Твоему, Пречистая, небесному покровительству. Аминь*.

* Из женского монастыря в Шуе, Ивановской области.



Молитва
к Ангелу-хранителю

Святый Ангеле-хранителю моих чад (имена), покрый их твоим покровом от стрел демона, от глаз обольстителя и сохрани их сердце в ангельской чистоте. Аминь.



Молитва о детях,
которым трудно дается учение

Господи Иисусе Христе, Боже наш, воистинну вселивыйся в сердца двенадцати апостолов и силою благодати Всесвятаго Духа, сошедшаго в виде огненных языков, и уста их открывший, так что они начали говорить на иных наречиях! Сам Господи Иисусе Христе, Боже наш, ниспосли того Духа Твоего Святаго на отрока сего (имя) и насади в сердце его Святое Писание, которое рука Твоя пречистая начертала на скрижалях законодателю Моисею, ныне и присно и во веки веков. Аминь.



Молитва
за некрещеных младенцев

Помяни, Господи Человеколюбче, души отшедших раб Твоих младенцев, кои во утробе православных матерей умерли нечаянно от неведомых действий, или от трудного рождения, или от некоей неосторожности и потому не приняли таинства святого крещения. Окрести их, Господи, в море щедрот Твоих и спаси неизреченною Твоею благодатию. Аминь.



Молитва
для беременных женщин

О Преславная Матерь Божия, помилуй меня, рабу Твою, и прииди ко мне на помощь во время моих болезней и опасностей, с которыми рождают чад все бедные дочери Евы. Вспомни, о Благословенная в женах, с какою радостию и любовию Ты шла поспешно в горнюю страну посетить сродницу Твою Елисавету во время ее беременности и какое чудесное действие произвело благодатное посещение Твое и в матери, и в младенце. И по неисчерпаемому благосердию Твоему даруй и мне, униженнейшей рабе Твоей, разрешитися от бремени благополучно; даруй мне сию благодать, чтобы дитя, покоящееся теперь под моим сердцем, пришедши в чувство, с радостным взыгранием, подобно святому младенцу Иоанну, поклонялось Божественному Господу Спасителю, Который из любви к нам, грешным, не возгнушался и Сам стать Младенцем. Неизглаголанная радость, которою преисполнилось девственное Твое сердце при воззрении на новорожденного Твоего Сына и Господа, да усладит скорбь, предстоящую мне среди болезней рождения. Жизнь моя, мой Спаситель, рожденный Тобою, да спасет меня от смерти, пресекающей жизнь многих матерей в час разрешения, и да причтет плод чрева моего к числу избранных Божиих. Услышь, Пресвятая Царица Небесная, смиренную мольбу мою и призри на меня, бедную грешницу, оком Твоея благодати; не постыди моего упования на Твое великое милосердие и осени меня, Помощница христиан, Исцелительница болезней, да сподоблюсь и я испытать на себе, что Ты — Матерь милосердия, и да прославлю всегда Твою благодать, не отвергшую никогда молитвы бедных и избавляющую всех призывающих Тебя во время скорби и болезни. Аминь.



Молитва
супругов о даровании детей

Услышь нас, Милосердный и Всемогущий Боже, да молением нашим ниспослана будет благодать Твоя. Будь милостив, Господи, к молитве нашей, вспомни закон Твой об умножении рода человеческого и будь милостивым Покровителем, да Твоею помощью сохранится Тобою же установленное. Ты властною силою Твоею из ничего все сотворил и положил начало всего в мире существующего — сотворил и человека по образу Своему и высокою тайною освятил союз супружества в предуказание тайны единения Христа с Церковью. Призри, Милосердный, на рабов Твоих сих, союзом супружеским соединенных и умоляющих о Твоей помощи, да будет на них милость Твоя, да будут плодовиты и да увидят они сыны сынов своих до третьего и четвертого рода и до желаемой старости доживут и войдут в Царство Небесное через Господа нашего Иисуса Христа, Которому всякая слава, честь и поклонение подобает со Святым Духом во веки. Аминь.

http://www.isfarinka.ru/news.php?item.623.1

ИНТЕРВЬЮ С ПРОТОДИАКОНОМ АНДРЕЕМ КУРАЕВЫМ



— Отец Андрей, почему Церковь так несправедлива к женщине? Ведь сколько в церковной литературе, особенно древней, особенно монашеской, весьма негативных высказываний о женщине как о «вместилище греха и скверны»!

— Если уж исходить из позиций терпимости и равноправия, то давайте будем «терпимы к нетерпимости» других людей и культур. Попробуем понять, прежде чем заклеймить. Да, в некоторых книгах (в аскетических руководствах для монахов) проскальзывает то, что можно оценить как «дискриминацию» женщины в Церкви.

Но тут появляется повод заметить, сколь опасным может быть изучение религий только по книжкам. Если студенту дать задание сделать подборку высказываний святых отцов о женщине, то с помощью интернет-библиотек он быстренько наберет десятка два нужных цитат. И большинство из них будут весьма нелестными для женщин. Но такой исследователь ошибся бы, если бы предположил, что именно таково и есть учение Церкви. Чтобы понять Церковь, надо в ней жить и ощущать неписаный «этос Православия».

Итак, представьте средневековый город. В нем есть два монастыря: мужской и женский. И вот в обеих обителях разыгрывается одна и та же сценка. В мужском монастыре юный послушник подходит к игумену и говорит: «Отче, тут такое искушение у меня было… Я вчера работал на монастырском поле. А мимо такая девушка с коромыслом прошла. Я, грешным делом, загляделся на нее. А потом всю ночь уснуть не мог: помыслы блудные и мечтания одолевали…» Старец же говорит ему в ответ: «Да, от женщин нам, монахам, одни искушения. Ты бегай их, не засматривайся на них, не разговаривай с ними, не держи их образ в памяти. Помни: не может долго лежать сухая солома рядом с тлеющим углем! Женщины для нас — источник гибели и скверны!» В женском монастыре в тот же вечер такая же беседа. Юная послушница подходит к старице и говорит: «Матушка, тут такое искушение у меня было… Я вчера пела в хоре. А в храм такой солдатик молодой зашел. Я, грешным делом, загляделась на него. А потом всю ночь уснуть не могла: помыслы блудные и мечтания одолевали…» Игуменья же молвит ей в ответ: «Да, от мужчин нам, монахиням, одни искушения. Ты бегай их, не засматривайся на них, не разговаривай с ними, не держи их образ в памяти. Помни: не может долго лежать сухая солома рядом с тлеющим углем! Мужчины для нас — источник гибели и скверны!»

Вполне понятная педагогика в обоих случаях. В аскетических наставлениях речь идет не о том, что женщина хуже мужчины (или наоборот), а о том, что у нормального человека всегда есть эротический интерес к противоположному полу. Старец обращается к своим послушникам, о которых ему хорошо известно, что они не евнухи, что у его юных послушников есть «основной инстинкт». Естественно, что этот инстинкт у большинства из них ориентирован в нормальную сторону — на девушек. Поэтому старец и говорит: смотрите, уклоняйтесь от общения с молодыми девицами, чтобы не было повода никаким искушениям и мечтаниям. И если одна из первых, начальных задач монашества состоит в том, чтобы взять под контроль этот инстинкт, то, соответственно, в женских монастырях говорят «будьте осторожны при общении с юношами»; а в мужских — «будьте осторожны при общении с девушками».

Этот аскетический принцип присутствует во всех религиях, где есть инициации или практика подвижничества. Буддистские тексты тут гораздо радикальнее христианских: «То же самое тело красавицы для трех существ разное: для собаки — это пища, для любовника — существо, для монаха — падаль»

А теперь вспомним, что общая особенность всей традиционной литературы во всех культурах, во всех странах, во всех веках состояла в том, что литература (как и политика, как и культура) была мужской. До нас почти не дошло свидетельств о духовной жизни и богословской мысли женщин-христианок. Нам известны лишь отдельные изречения так называемых амм (вот у нас мама, а в Египте амма: авва — это отец, а амма — мать). Мы знаем всего несколько их удивительных изречений. В основном же церковная литература прошлого — это литература мужская. И поэтому советы мужчины-игумена тиражировались, а аналогичные советы игуменьи («аммы») оставались лишь в устном предании, не выходя за стены женской обители. Оттого у нецерковных книжников и создалось впечатление, будто Церковь что-то имеет против женщин как таковых.

В философию и догматику эти аскетические советы все же у христиан не переходили.

В качестве доказательства я хотел бы предложить сравнение двух текстов. Один принадлежит Будде.

«Взгляните на девушку в пору ее расцвета по 15-му или 16-му году. Не кажется ли эта сверкающая, ослепительная красота великолепной в эти мгновения? А между тем прекрасное, манящее и желанное в этой блестящей красоте и есть не что иное, как мучение телесности. Взгляните на то же существо в другую пору ее жизни, по 80-му году: всмотритесь, какая она разбитая, согбенная, иссохшая, на клюку опирающаяся, едва плетущаяся, бессильная, выцветшая, беззубая, облысевшая, с дрожащей головою, морщинистая, темными пятнами покрытая… Вот вам ничтожество телесности! А потом, братия, взгляните на ту же сестру недугующую, тяжко страждущую, загрязненную испражнениями, поднимаемую и обслуживаемую другими. А потом взгляните на тело той же сестры на одре смертном, через день, два, три после кончины ее — как оно вздулось, почернело, предалось тлению. А потом взгляните на скелет с обрывками мяса, залитый кровью, сдерживаемый связками… Ну что же, братья? Куда же делась та сияющая, прежняя красота? Куда исчезла? И как сменилась жалким, безобразным претящим ничтожеством телесного?» (Терагата, 60).

Второй текст принадлежит святителю Иоанну Златоусту. Начинается он очень похоже: «Когда ты видишь женщину благообразную, веселую, воспламеняющую твои помыслы, то представь, что предмет твоего пожелания — земля, что воспламеняет тебя пепел — и душа твоя перестанет неистовствовать… Представь, что она изменилась, состарилась, заболела, что глаза ее впали, щеки опустились, весь прежний цвет поблек; подумай, чему ты удивляешься. Ты удивляешься грязи и пеплу, тебя воспламеняет пыль и прах».

Но вот сиюминутная аскетическая задача угашения похоти достигнута и, оказывается, Златоуст совсем не собирается догматизировать свои слова: «Говорю это, не осуждая природы — да не будет! — не унижая ее и не подвергая презрению, но желая приготовить врачевство для больных. Бог сотворил ее такою, столь уничиженною, для того чтобы показать и Свою собственную силу, и Свое попечение о нас, бренностию природы располагая нас ко смирению и укрощая всякую нашу страсть, а вместе с тем — являя Свою мудрость, по которой Он мог и в грязи образовать такую красоту. Посему, когда я уничижаю естество, тогда открываю искусство Художника. Ибо как ваятелю мы удивляемся более не тогда, когда он производит прекрасную статую из золота, а тогда, когда вырабатывает точный и совершенный образ из грязного вещества, так и Богу мы удивляемся и воздаем хвалу потому, что грязи и пеплу Он сообщил отличную красоту и в телах наших явил неизреченную мудрость».

Нежелание видеть разницу духовных путей христианского мира и восточного приводит к весьма примечательным ситуациям. Например, в 1991 году издательство «Художественная литература» выпустило книжку «Будда. Истории о перерождениях». В джатаке «О заклинании тоски», включенной в состав сборника, есть следующее назидание: «Брат мой, ведь женщины — сластолюбивы, бездумны, подвержены пороку, в роду людском они — низшие. Как ты можешь испытывать любовную тоску по женщине, этому сосуду скверны?» Издательство рекомендует эту книжку «для семейного чтения»…

Да, Рерихи всех убедили в том, что Будда и Христос так похожи друг на друга… Более того, ради того, чтобы лишний раз уколоть христиан, Е. Рерих, например, пишет: «Будда высоко ставил женщину».[5] Я был бы готов ей поверить… Но почитаемый рериховцами реформатор тибетского буддизма Цонкапа говорит, что для приуготовления к лучшей реинкарнации надо осознать: «Радость от достоинств мужчины; недовольство женским положением, признание его ущербным; отвращение желающих обрести женское тело от их стремления».

А однажды, чтобы убедить сомневающихся в правоте своего тезиса о том, что всякая женщина не более чем скверна, Будда провоцирует свою собственную мать (в том перевоплощении) на убийство его самого… В другом перевоплощении — будучи царем Бенареса — Будда послал своего придворного плута сокрушить добродетель жены жреца, которая хранила верность мужу, — конечно же, ради подтверждения своей спасительной проповеди: «женщин нельзя удержать от соблазна».[8] Кто в состоянии представить, чтобы подобные легенды слагались вокруг имени Христа?

И кстати, почему Христос, по словам буддистов, якобы учившийся буддизму в Тибете и Индии, первое чудо совершил на брачном пире? Почему он умножил радость собравшихся, умножив вино? Почему не предложил помедитировать на тему об изгрызанном трупе невесты? Так что мне представляется, что попытка Е. Рерих обличить христианство за счет женолюбивого буддизма не отличается уважением к историческим реалиям.

— А почему вы думаете, что у христиан такая педагогика не переходит в догматику?

— Потому что помню о том, что именно Деву Церковь превознесла выше «Херувим и Серафим».

— Но все же сам мужской характер церковной средневековой литературы, о котором вы сказали, разве не свидетельствует о дискриминации и отлучении женщин от культуры и образования?

— Видите ли, этот факт не был никак юридически оформлен. Речь идет о вкусах, а не о репрессиях. Если сегодня есть спрос на книги Акунина и нет массового запроса на Тредьяковского — это еще не означает дискриминации или гонения на допушкинскую русскую литературу. О том, что запрета на женское литературное творчество не было, свидетельствует хотя бы то, что Церковь приняла в свое богослужение Рождества и Страстной Седмицы песнопения, написанные в IX веке монахиней Кассией (и, кстати, отнюдь не анонимные, но подписанные ее, то есть женским, именем).

Кстати, с этой Кассией произошел замечательный случай. В 830 году византийский император Феофил выбирал себе невесту. 11 прекраснейших знатных дев были представлены ему. Феофил вошел в зал, держа в руках золотое яблоко, которое он должен был вручить своей избраннице. Подойдя к Кассии, он сказал: «От жены произошло все злое» (намекая на грехопадение Евы). Кассия же быстро отмела богословские инсинуации императора и ответила Феофилу: «От жены же произошло все лучшее» (имея в виду рождество Христа от Марии). Тут император здраво рассудил, что с такой женой править будет скорее не он, а она. В итоге яблоко было подано Феодоре, которая стала императрицей. Кассии же не оставалось другой дороги, как в монастырь… Такова легенда. А Феофил и в самом деле кончил плохо: он стал еретиком, уничтожавшим иконы.

А что касается «отлучения от образования»… Знаете, я недавно купил одну милую дореволюционную хрестоматию по Средневековью. В ней приводится германский средневековый закон, регламентирующий раздел имущества при разводе супругов: «жене идут все овцы, гуси, лари, пряжа, постели, перины, подушки, кольца, убрусы, псалтири и всякие божественные книги, обычно читаемые женщинами, сундуки, ковры, мягкие сиденья, занавески…». Составители этой хрестоматии обычно приводят только тексты — безо всяких комментариев. И только к этому месту они сочли необходимым сделать пояснение: «В средние века женщины, в общем, грамотнее мужчин».

— А как же знаменитые слова апостола: «Жены ваши в церквах да молчат; ибо не позволено им говорить, а быть в подчинении, как и закон говорит. Если же хотят чему научиться, пусть спрашивают о том дома у мужей своих; ибо неприлично жене говорить в церкви» (1 Кор. 14, 34-35)?

— Во-первых, апостол говорит о богослужебных собраниях, а не о всей церковной жизни (а вне Литургии голос женщин всегда звучал и слушался в Православии: вспомним советы древней подвижницы матушки Синклитикии).

Во-вторых, не будем забывать, что это слова именно Павла. Вроде бы если апостол нечто сказал — для христиан все должно быть ясно: следуй апостольскому завету. Но все не так просто, ибо этот апостол так говорил о принципе своей проповеди: «с иудеями я как иудей, с эллинами — как эллин». Это означает, что в его проповеди есть момент педагогического приспособления, нежелания по мелочам нарушать социальные нормы той среды, к которой он обращался. Он прекрасно умел отличать субботу от человека, умел человека ставить выше субботы, а субботу чтить за то, что ее почитание возвышает самого человека. Мало отличить главное от второстепенного — надо уметь ценить «второстепенное» ради того главного, что через него проступает.

Павел, например, учил, что ветхозаветное обрезание уже не имеет религиозного смысла.[13] Но когда он своего ученика, грека Тимофея посылал на проповедь, он все же обрезал его — иначе круг проповеди Тимофея слишком сузился бы. Евреи не стали бы внимать проповеди необрезанного грека, толкующего их Писания… Разве мы следуем этому примеру апостола? Подвергаются ли сегодня обрезанию наши монахи, отправляемые на служение в нашу миссию в Иерусалим?

Так, может, и слова апостола свободы об ограничениях для женщин были уступкой внешним нравам, попыткой «не дать повода ищущим повода» (2 Кор. 11, 12)? Христианство и так начало свой путь как маргинальная секта: его проповедовали презренные рабы и не менее презренные (в глазах имперских элит) евреи. Если бы апостольская проповедь шла через женские уста, то появился бы дополнительный и ненеобходимый социально-психологический барьер на пути Церкви к Вселенскости. Во всяком случае последующая история Церкви показала, что Церкви приходится считаться с теми социальными условностями, которые она сама одобрять не может, но учитывать должна.

Например, в Индии даже католикам пришлось строить разные храмы для христиан из разных каст и уж во всяком случае служить для них разные мессы, чтобы из одной чаши не причащать кшатриев и неприкасаемых. И в российских тюрьмах — та же проблема. На исповеди заключенный говорит священнику: «Я рад бы причаститься, но вы ведь причащаете и наших “опущенных”, а по нашим воровским понятиям, если я ем и общаюсь с ними, я сам становлюсь как они — и тогда и меня опустят»… Так что порой приходится служить отдельные службы для разных тюремных каст. Но из этого не следует, что сама Церковь проповедует кастовые различия. Так придавал ли сам апостол Павел своему совету о молчании жен характер ситуационно-педагогический, то есть преходящий, или же он видел в нем вечную норму церковной жизни? То, что апостол в обоснование своего совета ссылается на требования «приличия» и еврейского «закона», склоняет скорее к первому варианту.

А вообще это очень интересный пример того, как меняется церковная жизнь. Слова апостола Павла, запрещающие женщине возвышать глас свой в церковном собрании, понимались как внутрицерковная заповедь в течение девятнадцати столетий. Понимались настолько жестко, что женщины не могли даже петь в церковном хоре. Знаменитые блоковские строки — «девушка пела в церковном хоре…» — это свидетельство об уже начавшихся переменах: к концу XIX века ситуация начала меняться. Женские голоса сменили мальчиков в церковных хорах. Поначалу — «де факто». Затем уже всерьез (кажется, Чесноков стал первым композитором, который стал писать специально для женских голосов в церковных хорах).

После революции, когда мужчины ушли из храмов, женщины стали исполнять прежде чисто мужские послушания церковных чтецов[15] и даже алтарников.

Особняком стоит дата — 1971 год. В этот год впервые в истории Церкви делегатами Поместного Собора стали женщины (даже на архидемократическом Соборе 1917—1918 годов женщин, в том числе и игумений, не было). Участвовали женщины и в работе Поместного Собора 1990 года, избравшего Патриарха Алексия II.

В 90-е годы пришла пора религиозной свободы — и отнюдь не всё вернулось «на круги своя». Женщины стали проповедовать: писать статьи и книги, издавать и редактировать богословские журналы, вести уроки Закона Божия в церковных и светских школах, богословия в светских университетах (в XIX веке законоучитель — это только батюшка)[16]. В Тихоновском Богословском институте даже литургику — науку о богослужении — преподает женщина (М. С. Красовицкая)! И там же уже прошло несколько успешных защит богословских диссертаций женщинами.

В современной же культуре наконец-то зазвучали те голоса, которые принадлежали прежде «молчащему большинству». В Церкви зазвучал голос женщин. Православная женская богословская мысль рождается только на наших глазах. И я рад, что именно монастырь, причем укорененный в древнейшей и славнейшей обители Руси — московское подворье Троице-Сергиевой Лавры, издает богословские труды женщин (Олеси Николаевой и Ирины Силуяновой). Я рад этому парадоксу: именно монахи дают возможность зазвучать в Церкви голосу женщин.

Вспомним еще имена серьезнейшего московского философа Пиамы Гайденко и петербургской писательницы и философа Татьяны Горичевой — и станет ясно, что в России оказалось возможным появление женской православной мысли, не вырождающейся при этом в крикливый и натужно-диссидентский «феминизм». Для меня это пример нормального церковного развития. Так меняется растущее дерево: без громких деклараций, без искусственного «перспективного планирования». Живое растет просто — «само собой».

Впрочем, одну перемену я считаю желательной в нашей церковной молитве. В женских монастырях в богослужебные тексты внесены понятные и естественные коррективы: моление возносится не о «братьях святыя обители сея», а о «сестрах». Вот именно это последнее слово мне и хотелось бы почаще слышать в храме — не в качестве замены «братьев», а как дополнение. Скажем, в прошении — «Еще молимся о всех преждепочивших отцех и братиях, зде лежащих, и повсюду православных» добавление «и сестрах» было бы нелишним.

На третьем же аргументе, позволяющем полагать, что слова апостола не относятся к проповедническим опытам современных женщин, стоит остановиться подробнее.

В этом месте своего послания апостол призывает коринфян не увлекаться мистическими экспериментами. С точки зрения апостола, не следует поощрять в себе стремление к «глоссолалии», то есть говорению на «незнакомых языках». В общем — это текст, мягко, но ясно направленный против мистического экстремизма, подобного тому, что встречается у современных «пятидесятников» и «харизматов». «Если вся церковь сойдется вместе, и все станут говорить незнакомыми языками, и войдут к вам незнающие или неверующие: то не скажут ли вам, что вы беснуетесь?» (1 Кор. 14, 23). Затем апостол советует не говорить в собрании нескольким людям одновременно — «потому что Бог не есть Бог неустройства, но мира» . И затем — «жены ваши в церквах да молчат» . И вывод: «все должно быть благопристойно и чинно» .

Мы видим, что совет о молчании жен прозвучал в послании к общине, чьи собрания проходили довольно бурно. Эта община была легка на расколы, на внутренние распри. Не умела она еще и отличать подлинно христианского учения от подделок. Прикоснувшись к чему-то необычайному, она легко впадала в надменность и гордость. Поэтому апостол в посланиях к коринфянам напоминал им, что путь любви выше, чем путь гностического «знания», дар любви важнее дара «языков», жизнь в любовном единении важнее школьных споров по поводу того, чей учитель «выше».

Теперь представим себе, какой была роль новообращенных (а иных тогда просто не было) женщин в жизни такой общины. Эмоциональные, легковерные, они восторженно восприняли весть о том, что вера в Евангелие освобождает их от тягот иудейского закона. Недавно безмолвные — они стремились утвердиться в своем новом качестве, торопясь оповестить всех окружающих о своих духовных переживаниях. Сегодня мы видим, что в тех сектах, что возвещают непосредственные и регулярные «контакты с Духом», ведущую роль играют именно женщины. Елена Блаватская, Елена Рерих, Алиса Бейли, Елена Писарева, Мария Дэви Христос из «Белого Братства», Ольга Асауляк, Людмила Шапошникова, Наталья Бондарчук… В тех оккультно-гностических кружках, которые стояли на границе церковного христианства и язычества, также возвещались идеи и духовные опыты, быстрее пленявшие именно женское сознание. В Коринфе, где христиане еще не научились отличать гностические подделки от апостольской веры, голос женщин, видевших себя в роли «пророчиц», был слишком громок. Не входя в обсуждение доброкачественноcти каждого из «голосов» и «пророчеств», апостол Павел призывает сдерживать этот энтузиазм. Его голос — голос трезвого пастыря среди внезапно опьяневших. Никому не вынося строгого и жесткого приговора (чтобы не спровоцировать ответного бунта), он призывает не прикипать сердцем к этим экзотическим состояниям. В таком собрании — кричащем, многоголосом, мистически впечатлительном — жена да молчит. Хочет говорить? — Пусть она это делает в спокойной, трезвой обстановке у себя дома.

Не против женщин текст апостола Павла. И не в защиту полового сегрегационизма. Это просто текст в защиту трезвости и рассудительности. Разве не разум велит нам ставить любовь выше экзотических мистических дерзаний: «Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я медь звенящая. Если имею дар пророчества и знаю все тайны, а не имею любви: то я ничто» (1 Кор. 13, 1—2)? «Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится» (8).

Так вот — если бы Олеся Николаева, Ирина Силуянова, Татьяна Горичева и Пиама Гайденко вскрикивали на «иных языках», если бы они цеплялись ко всем встречным с предложением немедленно выслушать переданное им прошлой ночью «откровение», если бы они считали себя наделенными неким эзотерическим «знанием», если бы они ощущали себя проводницами неких «пророчеств», — то к ним с самой жесткой интонацией надо было бы обратить слова апостола: «Жена в церкви да молчит!»

Но ведь все они — философы. Все они пишут логично, строго, сдержанно, призывая контролировать движения сердец и эмоций доводами науки, логики, богословия. Если бы в том коринфском собрании посреди всеобщей опьяненности «иными языками» вдруг встала бы женщина и спокойно сказала: «Братья! не упивайтесь своими “вдохновениями”. Самый важный дар духа — это любовь. В сердце нетрезвое, в сердце, опьяненное своими “переживаниями”, этот дар не войдет. Поэтому давайте отложим нашу возбужденность и научимся бесстрастно-умной молитве…», — разве осудил бы ее апостол Павел за это выступление?

— Почему женщине нельзя быть священником?

— Давайте сразу уясним: я ведь тоже не священник. Так что мои ответы не стоит воспринимать как попытку человека, дорвавшегося до кусочка власти, не допустить кого-то другого до этого же кусочка. Я говорю о том, чего нет и у меня. Я сам отношусь к той части человечества, которая не совершает церковных таинств, то есть к той части, к которой принадлежат и все женщины. А лозунги о несправедливости рождаются как: сначала человеку внушают, что у него есть права, о существовании которых он и не подозревал, а потом заявляют, что этих прав ты лишен. Жил себе человек спокойно без всякого DVD, а ему вдруг говорят, что каждый порядочный человек имеет DVD, и лишь тебя этот коммунистический (вариант: «воровской») режим совершенно несправедливо лишил права на пользование DVD. И вот человек, который доселе даже не знал, что это такое, начинает смысл своей жизни видеть в борьбе за обладание DVD.

Так же и здесь: жила себе девушка и никогда и не помышляла о том, чтобы стать священницей. По правде говоря, она и в храм-то не заходила… Но тут ей говорят: «Да ты знаешь, как тебя православные унизили! Они не разрешают тебе стать священником!» — и всё, одним озлобленным нервным клубком, борющимся за свои «права», в мире стало больше… А ведь сущность человека совсем не сводится к борьбе за свои права. Человек вообще осуществляет себя не тогда, когда пользуется своими правами, а когда он исполняет свой долг. Помимо того, что у человека есть права, в его жизни имеет место еще и служение. Так вот священник — это священнослужитель. Это не человек, который обладает правами священника; напротив, он несет послушание священника, служит. Так что Церковь просто не возлагает крест священнослужения на плечи женщины. По-моему, тут не столько ущемление прав, сколько забота о женщинах.

— Но почему же у протестантов есть женское священство, а у православных его нет?

— Человек живет в мире символов. И в этом его отличие от животных, для которых каждый предмет просто равен самому себе (точнее — сиюминутной реакции животного на этот предмет), а потому и не является ни знаком, ни символом.

А те символы, в окружении которых (и чрез посредство которых) живет человек, бывают разные. Это могут быть образы (иконы) литературные и живописные, музыкальные и сценические. Так вот, священник — это литургическая икона Христа. Алтарь — это комната Тайной Вечери. Литургия есть сама Тайная Вечеря. На этой Вечере Христос Сам раздавал Свои Кровь и Плоть. Он взял Чашу и сказал: пейте, это кровь Моя. А не Дева Мария взяла Чашу и сказала: пейте, это кровь Моего Сына. Мы причащаемся крови Христа, которую дал Он Сам, именно поэтому священник, причащающий Крови Христа, должен быть литургической иконой именно Христа, а не Марии.

Кроме того, на Литургии священник именно раздает Дары. Давать, дарить — служение мужское. Принимать — это служение женское. Так что священство есть выражение именно мужского архетипа.

А мышление протестантов не-иконично, не символично. И поэтому в их системе женское священство вполне логично. И я против женского священства протестантов ничего не возражаю. Более того, все те служения, которые несет пастор протестантов, может нести и православная женщина. Подумайте сами, какие функции выполняет пастор в протестантской общине. Протестантский пастор прежде всего проповедник. Но и у нас женщина может быть проповедником и учителем (в воскресной школе или в богословском институте, например).

Еще протестантский пастор может быть духовным советчиком, принимающим исповеди людей. Он не дает им «отпущения грехов» (такой практики протестантизм не допускает), а просто является свидетелем человеческого покаяния и советчиком. Что ж — и наши «старицы», духовно опытные монахини несут такое же служение в нашей церковной жизни. Есть такие монахини, к которым за духовными наставлениями ездят даже священники и епископы… Протестантский пастор организует общинную жизнь своего прихода — но и у нас такой работой вполне могут заниматься женщины. Немалым числом приходов реально управляют «матушки»… А вот чего не бывает у протестантов — ни у женщин, ни у мужчин, — никто из них не служит Литургии. Ибо, по их учению, Литургии как таинства просто не существует, а есть лишь приходской театр, в котором люди разыгрывают евангельские сценки и делятся «воспоминаниями».

Священства в православном понимании у протестантов нет, а потому их пасторы (или, как почему-то говорят русские баптисты — пастора) исполняют несвященнические служения, не таинство-совершительные. И тут и в самом деле не имеет значения пол этого функционера. В общем, как еще 30 лет назад сказал наш Синод о женском священстве протестантов — «Мы не видим оснований для возражений против любого решения этого вопроса в конфессиях, где священство не признается таинством и где, следовательно, с точки зрения Православия, сакраментального священства, как такового, вообще нет».[18]

— Выходит, православное неприятие женского священства мотивируется только на уровне «символов»?

— Нет, не только. Тут есть и «онтология», поскольку речь идет о таинстве, которое совершает Бог, а не только о нашем осмыслении того, что делаем в храме мы. Хотя, впрочем, все равно надо признать, что женское священство в Православии отсутствует прежде всего в силу традиции, а не в силу каких-то юридически прописанных норм.[19] Но, кроме этого, есть еще и несколько психологических мотивов. В женской религиозности есть какая-то парадоксальность. Есть такая странная церковная алхимия. Берем два компонента: первый — Православие, второй — женщина. Каждый из этих компонентов сам по себе теплый, пушистый, хороший. Теперь сливаем их в одну колбочку. Что получаем? Православие + женщина = приходская ведьма. Далеко не всегда, конечно, но все же слишком часто, чтобы этого не замечать.

Удивительно, но факт: почему-то женская религиозность более жестока, нежели религиозность мужская.

Вроде бы с именем женщины связаны тепло и ласка, мягкость и заботливость. Но слишком часто приходится замечать, что женская религиозность бывает гораздо более ригористической, жесткой и даже жестокой, чем религиозность мужская. У многих женщин России есть опыт изгнания из храма. Как точно написала об этом опыте публицистка рериховского лагеря Т. Книжник — нередко наши прихожане «реагируют на длину юбки, рукава рубашки и отсутствие платка на голове с чуткостью и непреклонностью, достойной самого исправного турникета в метро». Но — кто же именно работает «турникетом» в наших храмах? Священники ли, бородатые прихожане, или, напротив, «босолицые» благочестивые юноши контролируют «форму одежды» заходящих женщин? Да нет — свои же товарищи по полу. Знаменитые наши «бабушки»… И даже проповеди священников, призывающие их воздержаться от такого самочиния, зачастую не помогают.

Посмотрите, как разнится поведение мужчины и женщины в храме (при условии, что у обоих еще нет опыта церковной жизни). Мужчина, впервые зашедший в храм, ведет себя как охотник в лесной чаще. Он опасливо и внимательно озирается по сторонам. Но он опытен, он еще и не в таких переделках бывал. Поэтому он во всем разберется сам, он сам решит, куда какие свечки втыкать, и не стоит лезть ему под руку с советами… Женщина же, впервые заходящая в храм, напротив, открыта к советам. Она только обрадуется, если кто-то подойдет к ней и объяснит. И вот она получает первые наставления: у этой иконы свечку за пять рублей, у этой — за десять, здесь поцелуй, здесь один поклон, а вот тут — три… Но человек склонен ситуации своего первого вхождения в новый для него опыт воспроизводить вновь и вновь. И если женщина на заре своего воцерковления получила инструкцию, то и потом в течение десятилетий эти обретенные ею «тайные знания» она будет транслировать все новым и новым захожанкам. Может быть, поэтому женская религиозность бывает более «инструктивной» и жесткой.

Я просто совершенно уверен, что именно женщина написала дикий «акафист Божией Матери в честь иконы Ея, «Прибавление ума»». Это самобытное (а также самовольное) творение (увы, растиражированное Мгарским монастырем Полтавской епархии с поддельным благословением Патриарха Алексия) возвещает: «О, Всенепорочная Дево, в Царстве Сына Твоего, иже что нечистое не выйдет за нарушение Заповедей Божиих, люди умом притупляются, да наказаниями вразумляются и будут петь Тебе: Радуйся, грязных женщин, пришедших в храм, обличающая. Радуйся, продолжающим ходить грязными в храм, колдунам и чародеям их портить подвергавши. Радуйся, грязных дерзавших касаться святыни, скорбями и болезнями наказуеши. Радуйся, касаться церковной святыни в эти дни, грех дважды усугубляеши. Радуйся, потерявших страх Божий, забвению их ум придаеши. Радуйся, не ходящим в храм во дни очищения, благодать им сохраняющая. Радуйся, грязным бравшим благословение у священников, благодати им не даеши. Радуйся, священников, касающихся грязных женщин, благодати на несколько часов лишаеши. Радуйся, священников, не вразумляющих людей, наемниками именуеши. Радуйся, Пресвятая Богородице, прибавление ума…»

Автору сих виршей ум явно не был прибавлен — оттого творение ее равно дико и с точки зрения содержания, и с точки зрения соблюдения правил церковно-славянского языка… Естественно, что с учением Церкви подобные домыслы не имеют ничего общего. Порой приходится слышать, что недавно обратившаяся женщина готова до истощения «запостить» всю свою еще не верующую семью. Через женские предания транслируются такие «нормы» благочестия, как запрет передавать свечку через левое плечо. Женщины создают культ «батюшки» на приходе (возводя его в ранг «старца»). А уж женская готовность верить самым нелепым домыслам давно уже сделала устойчивым и в церковной лексике словосочетание — «бабьи басни».

И это — не просто частность. На первых же страницах Библии мы встречаемся с предупреждением о том, что женская религиозность склонна к крайностям. Ева беседует со змием в Эдемском саду, и змий спрашивает, что же Бог запретил людям. Ева отвечает: нам к древу познания добра и зла нельзя прикасаться. Но заповедь-то была другая: не вкушай плода древа познания добра и зла. Ева же вместо «не вкушай» говорит даже «не прикасайся», вместо плода теперь уже запретно все древо. Ева ужесточает заповедь. Тем самым, по мысли святителя Филарета Московского, Ева не выказывает понимания смысла запрета, и внешнее действие («не прикасайтесь») выставляет как условие вечной жизни.[21] Случайный, внешний мотив Ева поставляет здесь главным и единственным. Отсюда змей видит, что жена не внутренними нравственными мотивами руководится, но простым страхом перед наказанием — и именно сюда направляет свои усилия.

Библию иногда полезно читать по-детски. Представь-те эту картинку, как на страничке «Детской Библии»: жена стоит перед яблонькой, а змей обвился вокруг ствола и даже голову сверху свесил. И в ответ на слова жены о смертоносности прикосновения он всем своим видом говорит: «Да я не то что прикоснулся, живу я тут — и ничего! Так что давай, вперед, без суеверий!» Так именно ужесточение, искажение заповеди женой привело к ее более легкому нарушению: смерть — в понимании Евы — происходит от прикосновения, а раз она уже видела змия, прикоснувшегося к древу, то так стало легко допустить, что прав не Творец, а этот столь необычный собеседник. И затем уже в опыте самой жены еще прежде вкушения от древа познания вроде также подтвердилось, что можно нарушить заповедь без особых последствий: жена сначала «взяла плодов его», увидела, что прикосновение к древу не убило — и после этого «и ела».

Так часто в нашей церковной жизни: излишне жесткие и необъясненные запреты приводят наших взрослеющих детей к итоговому разочарованию в фундаментальных и обоснованных истинах Евангелия. И то, что первый поступок женщины на земле, согласно Библии, — это ужесточение запрета, вряд ли случайно. Женская религиозность ищет запреты, с радостью их принимает и транслирует. Боюсь, что женское священство стало бы не более добрым, а более жестким. Женскими устами произнесены и женским пером записаны такие, например, страшилки: «Одна странница видела такой сон: по мосту шли девушки с накрашенными губами и волосами, и все они падали в липкую смолу и погибали». А ведь это прямое противоречие слову Библии: «человек смотрит на лице, а Господь смотрит на сердце» (1 Цар. 16, 7).

Еще один пример страстно-эмоционального «богословствования». В женский монастырь приходит письмо от матери четырех детей. Она говорит, что по «вопросу об ИНН-цифровом штрих-коде» разные священники говорят ей разное, и просит совета: брать ли «номер» или рискнуть будущим своих детей и остаться без работы… Вот наиболее яркие перлы из ответа сестер — «нас всего 20 сестер, все очень молодые, юные девушки». — После описания грядущего антихриста говорится: «Вот что готовит мир… Поэтому нам ничего от этого мира не надо! И все сестры обители так рассуждают. Более того, мы уже начали готовиться страдать, видя, как зло набирает силу, как торжествует в мире нечестие, са танизм. Был в нашем монастыре очень трудный период, когда мы защищали свой храм, чтобы в него не заходили в развратной одежде, накрашенные, полуообнаженные женщины, которые смеялись над христианским благочестием… Модницы просто помогают сатанистам. Прежде всего с современной мо дой связаны их ритуальные надругательства сатанистов над христианской культурой. Особенно это видно в американской моде, которую финансируют еврейские банкиры. Самое распространенное и давно привычное для всех женщин — крашеные губы и ногти — это символ ритуального кропления жертвенной кровью в секте жидов-хасидов, но от этого отказаться оказывается невероятной трудностью… Если бы только захотели понять и распознать “зверя” не только в ИНН, но во всей современной культуре, которая готовит ЕМУ место в наших душах, делая их мертвыми для принятия Святого Духа… Бог возвеличил русский народ перед всеми другими народами… Народ, который в своей вере, в своем следовании за святыми стоял впереди всех народов, — НАРОД-БОГОНОСЕЦ».

Замечу, что ИНН этого монастыря — 2353013199. Значит, «страдания» этих сестер были лишь в том, что они хамили туристкам, которых Бог по Промыслу Своему привел в их храм, а они их оттуда выгоняли… И еще одна немаловажная деталь: при написании слова «Бог» эти юные богословицы обходятся одной заглавной буквой. А вот для антихриста им не жалко целых трех бо-о-ольших буквищ. Похоже, что в своем монастыре они не Христа ищут, не Ему уневещиваются, а от антихриста прячутся — ибо в их помыслах сей персонаж занимает больше места, чем Истинный Жених… Надеюсь, что их фарисейские размышления о превознесенности русского народа (который в большинстве своем как раз и не шел за святыми в советские годы, да и по сю пору лишь пятью или тремя процентами от своей численности участвует в церковной жизни) над всеми остальными не дойдут до Греции… А что касается помады и секты хасидов — то ведь мода на крашеные губы гораздо древнее хасидов (это движение появилось лишь в середине XVIII века и, кстати, вызвало ожесточенное сопротивление раввинов и как следствие — поддержку правительства России).

У нас уже есть общественный институт, куда пустили женщин, — школа. Чем это кончилось? Мужчины там водиться перестали, школа стала чисто женским институтом. Конечно, в этой мутации нет вины женщин-учительниц. Но все же — хороша ли эта мутация? Я в этом сильно сомневаюсь. Если появится женское священство, то это будет верный шаг на пути превращения Православия в тоталитарную секту. Задатки к этому у нас и так есть. Но добавление женского фактора еще более это усилит.

Кроме того, не стоит забывать и об особой впечатлительности женщин. Их отзывчивость могла бы сослужить дурную службу, если бы появилось женское священство. Вспомните — как проходит исповедь в приходском храме. Кающийся стоит рядом со священником — и оба они открыты взорам остальных людей. А на исповеди люди, понятно, рассказывают о разном. И грехи бывают действительно грязные и подлые. Нетрудно догадаться, как все это будет отражаться на милом лице отзывчивой и сердечной священницы. Да по ее лицу весь храм будет читать, про что идет речь…

Это не означает, что женское духовничество невозможно. Даже священники и епископы, бывает, ездят за духовным советом и на исповеди в старицам в женские монастыри. Но это именно старицы — люди, в которых все чисто «женское» уже выгорело. А долгий опыт жизни в Церкви и духовной брани остался. Этим опытом они и делятся (понятно, что, не будучи священниками, они не читают молитв на разрешение исповеданных грехов).

Итак, если преодолевается «удобопреклонность» женского начала к эмоционально-неконтролируемым реакциям, если воцаряется трезвость, то голос женщины звучит в Церкви.

Бывают, конечно, и истерики (причем у обоих полов). В качестве примера можно вспомнить книжку З. Ждановой «Сказание о житии блаженной Матроны», публицистику Анны Ильинской и вроде бы вполне мужские по авторству, но уж больно истеричные публикации «Жизни вечной» о «блаженной Пелагии Рязанской». А если проповедь, написанная или произнесенная женщиной, лишена истерики, если в ней нет даже столь естественной позы взирания «сверху вниз», с которой «посвященный» вещает тем, кто еще не дорос до его вершин, — то нет оснований к тому, чтобы подводить этот женский труд под строгое понимание слов апостола Павла о молчащей жене.

Протодиакон Андрей Кураев

Биография:
Профессор Московской Духовной Академии; старший научный сотрудник кафедры философии религии и религиоведения философского факультета МГУ. Родился в Москве на Сретенье 1963 года (15 февраля). В 16 лет поступил в МГУ. В 1984 г. окончил философский факультет МГУ по кафедре истории и теории научного атеизма, поступил в аспирантуру Института философии АН СССР; в 1985 г. перешел на работу в Московскую Духовную Академию. В 1988 г. окончил Московскую Духовную семинарию, после чего учился в Бухарестском Богословском институте. По возвращении из Румынии с 1990 по 1993 г. работал референтом Патриарха Московского и всея Руси Алексия. В 1992 г. окончил Московскую Духовную Академию. В 1993-1996 гг. декан философско-богословского факультета Российского Православного Университета св. Иоанна Богослова. С 1997 года – профессор Свято-Тихоновского Православного Богословского Института. С осеннего семестра 2004 года основное место работы – МДА (чтение лекций в Свято-Тихоновском институте (ныне Университете) при этом продолжается). В 1994 г. в Институте философии РАН защитил диссертацию на соискание ученой степени кандидата философских наук. В 1995 г. защитил кандидатскую диссертацию по богословию в Московской Духовной Академии. В 1996 г. Патриархом Алексием по представлению ученого совета РПУ присвоено ученое звание профессора богословия. Решением Синода от12 марта 2002 года включен в состав редколлегии сборника «Богословские труды». Решением Синода от 24 декабря 2004 года включен в состав Синодальной Богословской комиссии. 15 февраля 2003 года Патриархом Алексием награжден орденом преп. Сергия Радонежского 3-й степени. Член экспертно-консультационного совета по проблемам свободы совести при Комитете Государственной Думы РФ по делам общественных организаций и религиозных объединений.

Протоиерей Алексий Уминский размышляет о том, как искать волю Божию, как связаны воля Божия и послушание духовнику, и том, как преодолевать трудные жизненные ситуации и искать Бога в самые скорбные жизненные моменты.

- Мы каждый день говорим в молитве: «Да будет воля Твоя». Но разве мы готовы эту волю принять? Ведь дальше, как правило, звучит: «Да минует меня чаша сия». Т. е. подразумевается некое условие - мы примем Божию волю, но далеко не всю.

Протоиерей Алексий Уминский - Действительно, человек часто не понимает, что он просит, когда читает молитву «Отче наш». Вообще, молитва «Отче наш» часто почти не осознается. Мы привыкли, что есть эта молитва, а какие слова звучат и что за этими словами стоит, это как-то немножечко отделено. Если задуматься над каждым словом этой молитвы, все может стать очень серьезным. Если говорить о словах «Да будет воля Твоя», тут у людей возникает вопрос: «Что такое воля Божия»? Мы привыкли думать, что воля Божия для человека - какая-то тайна за семью печатями. И, чтобы эту волю узнать, надо к старцам каким-то поехать, причем, к особенным, кто тебя увидит и сразу волю Божию о тебе скажет, а ты еще и спросить ничего не успеешь. Такие вот представления. Даже паломнические туры есть «За советом к старцу».

Т. е. за всем этим коренится очень важная вещь - люди считают, что воля Божия им не доступна. Поэтому мы говорим «Да будет воля Твоя» часто почти формально, потому что это что-то особенное-особенное, то, чего мы о себе не знаем и что о себе надо выяснить.

Это проявляется, например, в таком: есть ли воля Божия покупать или продавать дом; есть ли воля Божия на ремонт в квартире. И очень часто люди к этому относятся очень серьезно, ссылаясь на Житие Амвросия Оптинского, когда к нему пришла бабушка и он ей сказал, как правильно кормить куриц. И теперь все духовные советы, вся воля Божия заключена в том, «как правильно кормить куриц». И, по большому счету, разрешение этой проблематики, как разрешение бытовых проблем, очень сильно вошло в христианское сознание. Почему-то кажется, что именно здесь и есть пик воли Божией. Хотя мне кажется, что в этом смысле волю Божию искать не надо. Ну, купишь ты машину, или не купишь… «А вот купил без благословения машину и попал в аварию», - тогда что значит, когда люди, покупая машины с благословением, попадают в аварии? И так во всем.

Мы ищем волю Божию как санкцию на какие-то свои идеи, проекты. Т. е. для себя мы уже решили и нам осталось только эту санкцию получить - поставить печать у духовника, священника, старца, чтобы воля Божия как-то себя проявила. Мы полностью ответственность с себя сняли, нам легко и просто. Мне кажется, что человеку достаточно своей собственной головы, своей собственной воли, чтобы принимать решения и брать ответственность за свои поступки.

Если я вижу, что человек Великим постом собрался кататься на горных лыжах, то мне кажется, у христианина должно хватать собственного ума, что ему дороже - церковная служба, духовная настроенность или момент развлечения? Хотя бывают обстоятельства, когда нет возможности выбирать время отпуска, то все равно всегда возможно сопоставить свой отдых со своим духовным миром. Зачем спрашивать на это благословение? Чтобы кататься на лыжах спокойно, ни о чем не думая? А когда я говорю, что не надо бы этого делать, мне отвечают, что билеты-то куплены и, батюшка, от Вас уже ничего не зависит, как только сказать «Благословляю».

- Послушание - это исполнение воли Божией?

- Поиск воли Божией сопряжен с понятием послушание. И тогда получается, что, если человек живет по послушанию, то он волю Божию исполняет, а если живет без послушания, то он воли Божией не исполняет. Наверное, это правильно в контексте строгой монашеской жизни, когда человек действительно уготовляет себя в полное отречение от своей собственной воли, но это еще не значит, что, отсекая собственную волю, человек гарантировано живет по воле Божией. Это вопрос его духовного руководства, которое берет на себя духовник.

А что касается жизни других христиан, которые о послушании знают преимущественно через аскетическую литературу, здесь все немножко по-другому. Здесь люди плохо себе представляют: что такое послушание, кому послушание, что стоит за этим словом и как с этим воля Божия соприкасается? Мне кажется, что должно быть так, чтобы человек сам умел слышать волю Божию. Потому что это прошение заложено в молитве всех христиан «Да будет воля Твоя». Это значит - воля была и ее надо услышать, ее надо принять и по ней надо поступить. К этому должна быть какая-то готовность у человека.

А слово «послушание» рождается в открытости человека для слушания, насколько человек может и привык слушать не только самого себя. Если человек вообще привык слышать других людей - слышать и вслушиваться. Это вещи очень серьезные. А если человек привык слышать только самого себя - свои собственные проблемы, свои собственные боли, свои собственные одолевающие желания, которые ставятся во главу угла,-то как человек может слышать что-то другое? Он не способен к слышанию, значит, в принципе неспособен к послушанию. А слух, он ведь развивается.

Слышание внутреннее тоже способно воспитываться, развиваться. И оно воспитывается, конечно, семейно. Во-первых, оно воспитывается через послушание в семье, через послушание родителям прежде всего. И здесь очень важный момент: послушание - оно же взаимное. Когда мы говорим о послушании Богу, мы не учитываем того, что Бог находится в постоянном слышании нас, Он пребывает в постоянном послушании у нас.

В седальне 4-го гласа Утрени есть замечательные слова обращения к Богу: «/ и мне да будут на послушание / Божественная Твоя ушеса.(Антифон 2, глас 4.)

Т. е. «и да будут мне внимать / Божественные уши Твои». Мы же хотим, чтобы Господь услышал не только наши молитвы, но и нашу боль, надеемся, что Господь слышит и невысказанные наши мольбы, страдания, наши несоответствия,-то, что мы и сказать-то часто не можем, потому что в душе, бывает, такое творится, что и слов не подберешь. Иногда и слов не скажешь, только внутренне соберешь свое сердце, чтобы Бог его увидел и услышал. И вот этого послушания мы от Бога ждем более всего. И в этом смысле Бог, можно сказать, находится в послушании у человека. В постоянном послушании.

И когда мы говорим о послушании в семье, оно примерно так же должно складываться: когда родители очень хорошо слышат, что творится в душе у их собственного ребенка, очень хорошо это понимают. Не используют ребенка для своих родительских манипуляций, не стараются переделать и переламывать ребенка, чтобы получить то, что хочется им, а требуют послушания, потому что считают это правильным. Мы говорили о том, что дети хотят от родителей и если это обострить, то родители могут ждать послушания от своих собственных детей. Тогда это послушание взаимное. Послушание в открытости, в том, что ребенок умеет слышать, слушать, слушаться.

Ко всему прочему у родителей есть определенная власть, которую они могут использовать неправильно, а могут использовать во благо. И через это в ребенке рождается первейшее чувство умения слышать то, что происходит вокруг. Видеть и слышать правильно, реагировать на какие-то вещи, которые доносятся до слуха, по-разному. Когда доносится грубость, хамство и нецензурщина, уши свои закрывать. А когда есть крик о помощи, даже если внутренний, в глазах человека, на эту помощь сразу спешить. Эти вещи связаны со слышанием, они тоже связаны с послушанием - состоянием доверия и открытости. И, с другой стороны, со знаком различения доброго и злого. И следующая степень послушания - в церкви.

И что же еще можно сказать о послушании, о воле Божией? Тайна ли воля Божия для нас? Иногда священник может рассказать человеку некую тайну, как, например, врач раскрывает тайну нашей болезни. Что для этого он делает? Чтобы нас выслушать, врач говорит нам: «Разденьтесь». Человек себя обнажает, и врач тогда его внимательно слушает, потому что человек себя открыл, обнажил.

И священник тоже может услышать, если человек способен очень честно, очень открыто показать себя. Сам себя до конца он не видит, но показать себя он может. Священник вслушивается в него, вглядывается: «А вот это тебе надо срочно удалять». Так может сказать священник, как врач. Это тоже послушание. А квартиру менять - не менять, поступать в институт - не поступать, жениться - не жениться… Но ведь как-то же другие люди, кто живут вне церкви, - и женятся, и в институты поступают, и квартиры меняют. Почему-то они волю Божию не привлекают. А для нас вот именно в этом воля Божия должна быть.

Для меня всегда загадка, почему мы ищем волю Божию вот в этом, но не ищем ее в другом, что совершенно открыто, совершенно доступно и явственно - в самой ткани жизни церкви, в молитвах, которые мы читаем, в Евангелие, которое мы раскрываем, в Таинствах, которые для нас существуют. Вот она, Воля Божия, которая постоянно присутствует в нашей жизни. Только открой себя для нее, только постарайся как-то вслушиваться, постарайся слышать что-то кроме самого себя.

И тогда человек будет говорить «Да будет воля Твоя», понимая, что ВОЛЯ БОЖИЯ - ЭТО ТО, ЧТО ВСЕГДА ВЕДЕТ ЧЕЛОВЕКА К СПАСЕНИЮ. Это не разрешение его сиюминутных проблем, не надо пристегивать волю Божию в таком утилитарном виде: «Поступаю я по воле Божией или против, если я иду в магазин покупать что-то или сажусь в поезд, чтобы ехать куда-то?»

Какое это имеет значение?

Если сердце твое лежит в направлении Горнего Иерусалима, тогда понятно, что так или иначе будешь вслушиваться в волю Божию, чтобы найти тот правильный путь в Горний Иерусалим, тогда Господь тебя поведет. А если человек будет искать в этой жизни, в этом мире удобные места по воле Божией, то это совершенно бессмысленно. Уж лучше тогда руководствоваться обычным жизненным прагматизмом.

Когда мы говорим: «Да будет воля Твоя», мы прежде всего призываем себя к некоему послушанию. Не сколько привлекаем Бога, потому что воля Божия - только возьми, только руку протяни, а скорее всего мы это говорим, чтобы самим быть способными к этому слышанию, послушанию.

Воля Божия сопряжена с таким понятием как свобода. Для нас понимание воли Божией - это ограничение нашей свободы, потому что если воля Божия, то не моя. А если моя воля не совершается, то моя свобода ограничена. А по большому счету, мне кажется, это научение свободы, потому что слова воля и свобода - синонимы. И когда человек просит быть свободным свободой Бога, то это очень дерзновенное прошение, для этого надо быть свободным от того, что тебя здесь держит крепкими узами. Это может быть и грех, и мелкие привычки, да просто желание раствориться в житейском.

Если человек постоянно скрепляет себя желанием житейских благ, житейского устроения, то вообще-то воля Божия тут вообще ни при чем, потому что она о другом - она о свободе Горнего Иерусалима, она туда нас призывает. Мне кажется, что все равно, в каком мы учимся институте, в какой квартире мы живем, сделан ли у нас европейский ремонт или не сделан, что вообще в бытовом смысле нас окружает. Это непринципиальные вещи. То, что мы здесь ищем волю Божию - в разрешении наших земных проблем, значит, мы чего-то не понимаем, когда эти слова говорим.

- Мы часто делим волю Божию на ту, что относится к нам, и на ту, что для других людей. Как бывает легко советовать другим: «Терпи! Смирись!» Особенно это странно звучит, если у человека серьезные проблемы, или даже беда. Какие слова можно говорить, если хочешь выразить сочувствие?

- Да можно ничего не говорить, надо просто посочувствовать. Если человек по-настоящему умеет слышать чужую боль, умеет сочувствовать, то здесь ничего придумывать не надо. Тут даже не о чем говорить.

- То есть найдутся нужные слова?

- Конечно. Тут никаких приемов не надо. Сразу становится понятным, ощущается.

- Воля Божия... как принять ее, если теряешь близких? Недавно после 9-летней борьбы с раком ушел из жизни Александр Стронин, много делавший для сайта Вместе. На его отпевании в храме было очень тяжело видеть столько горюющих людей, особенно тяжело было смотреть на плачущих мужчин. Но как многие потом говорили, было поразительно, что на этом фоне скорби и горя его жена и сын стояли с какими-то нереально просветленными лицами. Это было большим утешением. И встал вопрос - это так потому, что Саша был таким человеком, и они рядом с ним обрели такой свет?

- Нет, нет. Это то, о чем мы сейчас говорили. Господь слышит человеческое сердце. И это слышание Богом, Божие присутствие так наполняет человека в минуту горя, что человек так переживает, светло переживает. Никому невозможно это объяснить. Недавно один человек меня спрашивает: «Как же так? Что же Бог? Неужели Ему трудно вмешаться?» Или когда у человека горе, как это объяснить? Это никак не объяснить.

Если это с тобой случится, ты можешь задать этот вопрос Богу. И Он тебя услышит. А пока это с тобой не случилось, и ты пытаешься понять за другого, ты никогда этого не поймешь. Это может понять только тот, кто находится сейчас в этом состоянии. Если он у Бога по-настоящему начинает что-то спрашивать, Бог его обязательно слышит и обязательно ему отвечает. Обязательно! Если человек готов к этому слышанию. Он все получает. Он все знает. Он все знает! И это внутреннее знание дает ему возможность горе переживать. А иногда человек задает вопросы Богу, а ответы слышать не хочет. Потому что он не привык слышать в принципе. Он только себя слышит. И тогда в горе человек может дойти до отчаяния, потому что он не слышит и не хочет ничего слышать кроме собственной боли.

- А еще люди могут же сказать…

- Человек не ищет у людей ответа на эти вопросы. Либо он ищет обмана для себя. Люди могут сказать все, что угодно, особенно те, которые никогда не переживали горя. Но с такими вопросами человек к людям не обращается, он может к священнику подойти, если не совсем хорошо знает Бога. Когда людей спрашивают: «Почему это со мной», - значит, этот вопрос Богу не задан или человек не хочет получить правильный ответ на этот вопрос. И тогда, в принципе, никакой ответ ему просто не нужен, ему надо постоянно разжигать, разжигать, разжигать в себе это чувство, когда человек в отчаянии, это дает ему ощущение присутствия жизни.

- А какой совет…

- Нет никаких советов. Здесь никаких советов никому не дашь. Человек, который переживает этот момент и который действительно находит у Бога ответ, он настолько становится умным и опытным, что ему никто никакого совета дать не может. Он и так все знает. Ему не надо ничего говорить, он сам все прекрасно знает. Поэтому этот человек в советах не нуждается. Тяжело тем людям, которые в такой момент не хотят слушать Бога и ищут объяснения, обвинения, самообвинения. И тогда это тяжело, потому что это самоубийство. Утешить человека, не утешенного Богом, невозможно. Вот что я хочу сказать. Конечно, утешать необходимо, надо быть рядом, очень важно в такой момент быть в окружении людей любящих и слышащих. Утешить человека, который не принял божественного утешения, никому не удастся никогда. Это невозможно.

- После таких слов не знаю что больше сказать…

- Тогда все, точка.

Источник - сайт "ПРАВОСЛАВИЕ И МИР", беседовала Тамара Амелина

Протоиерей Алексий Уминский
Биография:
Я родился третьего июля 1960 года в городе Москве в обычной советской семье: папа - инженер, мама - учительница. Мои родители были людьми далекими от Церкви, но с настоящими глубокими нравственными устоями, и естественным образом заложили в меня понятия правды, справедливости, любви, добра, необходимые каждому человеку. Как обычно в жизни каждого человека - учился в школе, был пионером, комсомольцем. Мама была преподавателем французского языка, я с детства неплохо говорил по-французски и поступил в педагогический институт имени Крупской на факультет романо-германских языков. В институте среди моих соучеников были стихийно верующие люди, я стал читать Евангелие и много других ранее неизвестных мне книг, и постепенно стал обращаться к Богу. В 1980 году я крестился и к концу института был уж сознательным христианином. После института в течение десяти лет работал в школе учителем французского языка. В конце 80 годов, когда началась перестройка, я уже сознательно выбрал для себя путь священства, поехал в Псково-Печерский монастырь, и отец Иоанн благословил меня. Я был рукоположен в 1990 году. Сначала служил несколько месяцев дьяконом в городе Клин в кладбищенской церкви, а потом был настоятелем Успенского собора в городе Кашире. Время было сложное, храм был захвачен Богородичным центром, мне пришлось его буквально отвоевывать, и потом как-то налаживать в нем приходскую жизнь. До сих пор я поддерживаю отношения со своими прихожанами из Каширы, которым очень благодарен за неизменную память и любовь. И через три года моего служения я перевелся в Москву и стал клириком храма святого князя Владимира и одновременно - директором православной Свято-Владимирской гимназии. Директором я оставался в течение шести лет, а в настоящее время являюсь духовником гимназии. В 1994 году я был назначен также исполняющим обязанности настоятеля храма Святой Троицы в Хохлах. Одновременно с этим я являюсь членом редколлегии журнала "Альфа и омега", автором многочисленных статей по православной педагогике, работаю на телевидении. Сначала на канале культура я вел программу "Дела житейские", а потом сериал, посвященный житиям святых "Тесные врата". В последнее время являюсь ведущим программы "Православная энциклопедия" на канале ТВЦ.

/www.bogoslov.ru/text/1188437.html



Процесс поиска новых смысловых и нравственных ориентиров в нашем обществе еще далек от своего завершения. Сильный ценностный сдвиг, произошедший в области взаимоотношений полов – одной из наиболее важных сторон человеческой жизни, сделал ее предметом пристального внимания современных православных богословов. В свете этого особенно актуальной предстает статья кандидата филологических наук, сотрудника Института перевода Библии Андрея Десницкого.

Многие люди считают, что для христиан всё, связанное с сексом, является грехом. Заблуждение ли это? Трудно ответить однозначно, потому что тут всё упирается в наше представление о сексе. В современной культуре это, безусловно, один из главных идолов, в жертву которому люди готовы приносить что угодно – и отношение христиан к такому идолу может быть лишь резко отрицательным. Так уж сложилось, что заповеди «не убий» и «не укради» современное общество охотно принимает и считает основами своего правопорядка, но вот отношение к заповеди «не прелюбодействуй», которая идет в том же списке, уже совсем другое. По сути, ее заменила заповедь «мы все имеем право на всё, что происходит по взаимному согласию между совершеннолетними гражданами».

Одна из уловок идола по имени «секс» как раз состоит в том, чтобы присвоить всё, что только связано в человеке с полом и интимной жизнью. Дескать, существуют только два варианта: поклоняться этому идолу или отвергать всякую мысль о телесной стороне любви как греховную. Но это, разумеется, ложный выбор.

А что говорит о телесном общении полов Библия? С самого начала рассказа о сотворении человека книга Бытия отмечает: «…сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его; мужчину и женщину сотворил их» (1:27). То есть деление на два пола не просто задумано Богом, но оно оказывается почти настолько же важным, как и сотворение «по образу Божию». Далее, во второй главе той же книги, мы встречаем и объяснение: «…не хорошо быть человеку одному» (2:18). То есть совместная жизнь мужчины и женщины – неотъемлемое свойство человечности, и – внимание! – его смысл отнюдь не сводится к продолжению рода, как у зверей или птиц, которых Бог тоже сотворил самцами и самками, но ничего подобного о них не сказал. Для человека принципиально важно общение с тем, кто равен ему… и в то же время отличается от него.

Можно ли считать, что с самого начала, еще в Эдемском саду, общение между полами подразумевало и телесную любовь? Мы не знаем наверняка, но уж совершенно точно нигде в Библии – ни в книге Бытия, ни в других книгах – ничего не говорится о греховности такой любви. Может быть, в Эдемском саду всё вообще было иным, чем в нашем мире, и общение полов там тоже выглядело совершенно иначе. Вообще, первые главы Бытия обращают сравнительно мало внимания на эту сторону жизни, она идет у людей как бы сама собой: например, в пище им даются определенные ограничения (Ною и его потомкам запрещено вкушать кровь), но отношения между полами практически никак не регулируются.

Правда, есть один загадочный эпизод прямо перед рассказом о Ноевом потопе: «сыны Божьи» берут себе в жены «дочерей человеческих» (Бытие 6:2), и такое их поведение является явным грехом. Мы не знаем, о ком именно тут идет речь: может быть, о князьях и правителях, которые заводили себе гаремы, не спрашивая желания самих девушек. Но могут здесь подразумеваться и языческие культы с их оргиями, в которых, как верили их участницы, они вступают в «священные браки» со своими божествами. Такое прочтение вполне согласуется с библейской традицией, ведь в ней очень часто отношения Бога и Израиля изображаются как брачный союз, а поклонение идолам приравнивается к блуду.

Соответственно, греховность блуда вовсе не в том, что люди вступают друг с другом в интимную связь, а в том, что они нарушают узы верности, которые связывают супругов или жениха и невесту. Библия никак не отрицает телесной стороны любви, но ограничивает ее рамками брачного союза. В Ветхом Завете есть удивительная книга – Песнь Песней, – которая воспевает именно такую цельную любовь, в которой верность друг другу и душевное единение сочетаются с телесной близостью любящих: «Да лобзает он меня лобзанием уст своих! Ибо ласки твои лучше вина…» – так начинается эта книга. Ее издавна толковали аллегорически, как рассказ о любви Бога и избранного народа или Церкви (что, в общем-то, одно и то же), но и при таком толковании телесная любовь оказывается возвышенной и прекрасной: ведь это с ней сравнивается мистическое общение с Богом! Если бы она была греховной, такое сравнение просто было бы кощунством.

Итак, телесная близость считалась неотъемлемой частью брака, а сам брак – союзом мужчины и женщины… или мужчины и нескольких женщин. Ветхий Завет никак не запрещает и не регламентирует многоженства, и мы видим в нем немалое количество мужчин, у которых было больше одной жены. Кроме полноправных жен, встречались еще и наложницы, то есть рабыни, делившие ложе со своим господином. Иногда их появление было связано с тем, что жена оставалась бездетной (именно по этой причине, например, Авраам взял себе в наложницы Агарь, служанку своей жены Сары), но, конечно, причины тут могли быть и другими. Сегодня такое отношение к женщине кажется нам жестоким и варварским, но на самом деле это частный случай рабства, которое вовсе не отрицается в Ветхом Завете. Там вообще нет призывов к социальной революции: существующие в обществе нормы скорее принимаются, но остается явным стремление преобразить это общество изнутри. Со временем люди приходят к пониманию того, что нормы их жизни просто не соответствуют идеалам их веры, и начинают менять свои нормы (некоторые, правда, предпочитают менять веру).

Так получилось и с рабством, и, много раньше того, с многоженством. Уже к концу ветхозаветного времени мы видим, как безо всяких запретов нормой стал союз одного мужчины и одной женщины, ведь именно такой брак наилучшим образом отражает принцип, заложенный еще в рассказе о сотворении человека. Мужчина и женщина могут быть неравноправны в некоторых общественных условиях, но по своей природе они равны, едины и дополняют друг друга. Более того, именно в Ветхом Завете мы встречаем удивительные рассказы о женщинах, сыгравших огромную роль в истории израильского народа, причем сыгравших ее именно по-женски. Вот моавитянка Руфь, которая в точности исполнила законы Израиля тогда, когда многие израильтяне сами о них забыли, а вот красавица Есфирь, ставшая персидской царицей и уговорившая царя отменить назначенное избиение евреев. Им посвящены отдельные книги, но подобных героинь мы встретим и в других повествованиях Ветхого Завета. Именно такие рассказы надежнее всяких политических деклараций заставляли мужчин взглянуть на женщину иными, чем прежде, глазами.

Но в некоторых отношениях Ветхий Завет все же резко противостоит нормам того времени. В те далекие времена во многих культурах вполне нормальными считались связанные с сексом обряды: так, «храмовые блудницы» при языческих капищах не просто зарабатывали себе на жизнь, но скорее выполняли своего рода священнодействие, как они его понимали. Ветхий Завет в самых резких выражениях осуждает такое. Не оставляет он никаких добрых слов для еще одного явления, широко распространенного сегодня – гомосексуализма. Причина вполне понятна: он противоречит замыслу Творца о единстве двух полов. Сегодня принято брать за точку отсчета желания самих людей: «А что в этом плохого, если они сами того хотят?» – но для Библии человеческая воля никогда не стоит на первом месте. Свобода выбора человека не должна приводить к нарушению ясно выраженных заповедей и к извращению естественных форм жизни.

В то же время конкретную форму супружеских отношений в браке Библия никак не пытается определять, оставляя ее целиком и полностью на усмотрение супругов. Благословенно всё, что совершается в браке ради целостности человека и единства между мужчиной и женщиной, и осуждается всё, что уводит человека в сторону от этих ценностей.

Новый Завет продолжает эту линию: достаточно вспомнить, что свое первое чудо Христос сотворил на свадьбе в Кане Галилейской. Он не просто почтил это празднество своим присутствием, но, превратив воду в вино, позволил ему продолжаться и дальше. Тем самым Он подтвердил великую ценность брака. В Евангелии от Матфея мы находим и слова о том, что брак, по сути, есть нерасторжимое единство (Ветхий Завет как раз допускал развод): «Кто разведется с женою своею не за прелюбодеяние и женится на другой, тот прелюбодействует; и женившийся на разведенной прелюбодействует» (19:9). Лишь прелюбодеяние, т.е. односторонний выход супруга из брачного союза, может этот союз разрушить. Такая строгость удивила даже ближайших учеников: «Если такова обязанность человека к жене, то лучше не жениться». Оказывается, брак накладывает на мужчину такие серьезные обязательства…

И тут прозвучали очень необычные слова Спасителя: «Не все вмещают слово сие, но кому дано, ибо есть скопцы, которые из чрева матернего родились так; и есть скопцы, которые оскоплены от людей; и есть скопцы, которые сделали сами себя скопцами для Царства Небесного. Кто может вместить, да вместит» (19:11-12). Понятно, что существуют люди, физически не способные к плотской любви и потому непригодные для брака (скопцы), причем одни из них таковы от рождения, а другие подверглись хирургической операции. На них, естественно, права и обязанности брака не распространяются. Но кто эти скопцы, сделавшие себя таковыми «для Царствия»? И по сей день существует секта, которая понимает эти слова буквально: ее приверженцы физически оскопляют себя.

Но, по-видимому, эти слова надо трактовать не в большей степени буквально, чем призыв вырывать себе глаз, когда увидишь нечто соблазнительное (от Матфея 5:29). Оскопивший себя ради Царствия – это человек, добровольно отказавшийся от радостей семейной жизни, чтобы служить Богу. Обратим внимание, что Христос вовсе не принижает брака, вовсе не называет тех, кто от него не отказывается, какими-то второсортными людьми, негодными для духовной жизни: наоборот, это они «вмещают» заповедь о нерасторжимости брака. Отказ от брака подобен временному отказу от пищи, т.е. посту: в пище нет ничего дурного, она тоже дар Божий людям, но в определенной ситуации человек смиряет себя, отказывая себе в самом необходимом, чтобы подчеркнуть свою всецелую преданность Богу и зависимость от Него.

Позднее эту мысль развил апостол Павел. Он сам оставался холостым, да и какая семья выдержала бы такие странствия и опасности, через которые довелось ему пройти! Он объяснял это так: «Неженатый заботится о Господнем, как угодить Господу; а женатый заботится о мирском, как угодить жене» (1 Коринфянам 7:32-33), – и потому советовал тем, кто хочет всецело посвятить себя служению Богу, оставаться холостыми. Впрочем, для него и епископ мог быть женатым, лишь бы только это был «муж одной жены», т.е. человек, проявивший верность в браке. Последние полтора тысячелетия, правда, епископы избираются из числа монахов, как раз решивших стать «скопцами ради Царствия».

Брак и для апостола Павла есть образ отношений Бога и человека. Ему принадлежат удивительные слова, над глубиной смысла которых мы редко задумываемся: «Жены, повинуйтесь своим мужьям, как Господу, потому что муж есть глава жены, как и Христос глава Церкви, и Он же Спаситель тела… Мужья, любите своих жен, как и Христос возлюбил Церковь и предал Себя за нее» (Ефесянам 5:22-25). Да, с одной стороны, апостол Павел говорит о подчиненном положении жены (что в том обществе было совершенно естественно), но с другой – указывает на источник этой внутрисемейной иерархии. Она отражает отношения между Богом и Церковью, а главное, мужьям вовсе не дозволяется самодурствовать и пользоваться своей властью для самоуслаждения. Они призваны любить своих жен, и не только так, как жених любит невесту, но и той любовью, которую на Кресте явил Сам Христос. Прочитав такие слова, поневоле придешь к выводу, что роль мужей в семье апостол описывает куда строже, чем роль женщин: повиноваться не так уж и трудно, а вот повторить подвиг любви, явленный на Кресте…

А что же интимные отношения? Как и в Ветхом Завете, у апостола Павла они есть неотъемлемая часть супружеской жизни и только ее: «Жена не властна над своим телом, но муж; равно и муж не властен над своим телом, но жена. Не уклоняйтесь друг от друга, разве по согласию, на время, для упражнения в посте и молитве, а потом опять будьте вместе, чтобы не искушал вас сатана невоздержанием вашим» (1 Коринфянам 7:4-5). Как мы видим, здесь предложен главный принцип христианской аскетики: время молитвы и особого духовного сосредоточения, называемое постом, требует от человека отказа от привычных радостей жизни. И вместе с тем он уточняет, что в супружеских отношениях такое должно происходить только по взаимному согласию, иначе «высокая духовность» одного из супругов может стать тяжким искушением для другого.

Как мы видим, Библия признает телесную, интимную или, если угодно, сексуальную сторону человеческой жизни как естественную и непостыдную. При этом она ставит ей определенные рамки, а еще точнее – указывает на главный принцип единства мужчины и женщины и их верности Богу и друг другу в браке, которому и должна подчиняться эта сторона нашей жизни. Сексуальная вседозволенность, равно как и отвращение от телесной стороны любви как от чего-то грязного и греховного, в равной степени чужды Библии. Как всегда, она призывает нас идти средним, «царским» путем.

АВТОР - Десницкий Андрей Сергеевич