В колонках играет - PINK FLOYD - MAROONED
Настроение сейчас - трясёт

© copyright valkoinen

Отрывок из космической одиссеи; сказки для взрослых, которые внутри себя – дети (имя которой я не назову по коммерческим причинам)



Дождались. Легендарные и античные Кастор и Полидевк - в моей интерпретации. Больно, но боль моя светла. А это, нижеследующее – самая большая моя Драгоценность, вернее, отрывок из неё. Все смыслы Земли, все, ради чего я дышу, соединены в ней. В литературе можно ВСЁ. Литература – это пространство, в котором нет границ. Это Свобода – абсолютная и полная.

А еще в ней категорически воспрещается воспринимать всё, ЧТО ДАЁТСЯ – буквально. Полезнее искать параллельный, междустрочный смысл.

Проще всего сказать: персонажи у автора хреново себя ведут, и захлопнуть книгу. Не задаваясь вопросом: что автор, рискуя, хотел подобным поведением персонажей открыть, сказать и показать?

Внимание: самая «несдержанная» глава, - если это слово вообще можно к произведению применить.

- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -

КОСМИЧЕСКАЯ ОДИССЕЯ. СКАЗКА ДЛЯ ВЗРОСЛЫХ, КОТОРЫЕ ВНУТРИ СЕБЯ – ДЕТИ.



Полдень в Поднебесной Империи отозвался легким туманом. Туман полз, едва заметно густел, устилал бирюзовое Море, невысокие отроги и холмы, - и только деревья на равнинах, ясные и незамутненные, купались в сиянии солнечного света, которому, казалось, нет конца и края. Их не мог достать туман.

Зеленоглазый юноша, длинноногий, и прекрасный, как само солнце, одной рукой задумчиво мял прядь своих черных волос, а другой, - напряженной и нервной, - водил по теплой коре священного дерева Кипарис.

- Теперь у тебя есть все основания меня презирать, мой Кипарис… – с болью в голосе сказал он. Роскошные губы его кривились и дрожали.

Кипарис некоторое время молчал.

- Ты прав. У меня есть основания тебя презирать… - заговорил он после продолжительной паузы – Но не могу… Осколки здравого смысла бесследно тонут в океане твоей Красоты. Обними меня, ты слишком прекрасен, Ирнанд.

Ирнанд виновато опустил голову, прижал к себе тёплое и любящее дерево, - и стоял, не шевелясь, вдруг рядом с ним возник тот, с кем они были похожи, как две капли воды, и громко ударил по лицу.

- За что? – тихо спросил Ирнанд.

- Будешь спрашивать, вообще изобью до полусмерти.

- За что? – упрямо повторил он вопрос, трогая нервными пальцами алые очертания его ладони.

- Ты не просто ветреный, ты распущенный, Ирнанд!

Ирнанд смотрел на него с неверием, ибо никогда не видел в его лице большего количества негодования и презрения.

- Как ты догадался? – спросил он таким голосом, словно для него гас целый мир, и все его смыслы были сосредоточены только в нём: полном его Отражении.

- Божественный император любит тебя, Ирнанд… – неторопливо начал Ивлин - В последнее время он стал еще более счастлив. Значит, он впустил тебя в свою жизнь. Но и без твоего соперника не обошлось: если он позволил тебе приблизиться к императору, если он с лёгкостью на все согласился, значит, ты ему тоже чем-то полезен. Ты распущенный, Ирнанд.

Ирнанд почувствовал слабость во всем теле, и прислонился к дереву, чтобы не упасть. На концах его ресниц повисли слёзы. Ивлин не удержался, и снова ударил, оставляя на тонкой и белоснежной коже багровый отпечаток руки.

Облако, повисшее над холмами, стало случайным свидетелем избиения, и едва завидев несправедливость, - стремительно снижалось.

- Садись на меня, Ирнанд, я унесу тебя от этого деспота – всерьёз беспокоилось Облако.

- Спасибо тебе, Облако – Ирнанд приблизился, и благодарно поцеловал его пушистую поверхность – Ты можешь лететь. Он любит меня, и на самом деле не желает зла. Думаю, его приступ ярости уже прошел. Остается очередь за раскаянием.

Облако на прощание обвилось вокруг Ирнанда, потёрлось о его ноги на манер кота, и не сказав ни слова Ивлину, мгновенно исчезло в высоте.

- Ты свёл с ума всю Поднебесную Империю – снова негодовал Ивлин, и тряс его как тряпичную куклу – Неужели ты не понимаешь, ЧТО заставляет меня быть деспотом?

- Мы давно не виделись, а ты бьешь меня вместо того, чтобы обнять! – воскликнул Ирнанд, а потом спросил совсем тихо - Считаешь мою ветреность моим недостатком?

По лицу его было видно: сердце его разрывается от внутренней боли. Ноги Ирнанда опять подкосились, и он почти лёг на Кипарис.

Внезапно Ивлин смягчился. Голос его стал сбивчив и слаб, а глаза тоже заблестели:

- Ты не виноват в том, что свёл с ума всю Поднебесную Империю.… От тебя без ума даже камни, деревья и цветы – что тогда говорить обо мне? Или что тогда говорить о тех, у кого есть руки – чтобы прикасаться к тебе, или есть губы – чтобы тебя целовать? Ты самый прекрасный. Я тебе об этом говорил?

- Мы с тобой похожи, как две капли воды, Ивлин - отвечал Ирнанд, и открыто любовался им.

- Прости меня, мой богоподобный. У тебя нет недостатков. И разве смогу я тебя презирать? Но я разгневан. Ты развлекаешь любого, кто посмотрит горячим взглядом в твою сторону.

Тонкая рука стала вдруг тяжелой, просвистела в воздухе, нанесла удар, и едва не оцарапала кожу.

- Не любого. Только тех, кого люблю.

- Ты… ты сам знаешь, каким словом я хочу тебя назвать. Мы с тобой одинаковы лицом и телом, но ты не побрезгуешь лечь даже со мной – Ивлин толкнул его, громко повалил в траву, сам упал рядом, прижал запястья:

- Что это за маскарад? Ты себя видел? Что это за полупрозрачные красные одежды?

- Мне их снять? Могу снять при тебе! – темпераментно бросил Ирнанд, предпринимая попытки вырваться.

Неожиданно Ивлин совсем сдался, склонился над своим Отражением, заговорил куда-то в его глаза и волосы:

- Не надо, мой прекрасный. Не снимай эти красные одежды… Когда ты в них, моё сердце замирает от любви к тебе. А теперь сделаю то, после чего могу навсегда тебя потерять.

Обезумевший Ивлин еще сильнее сжал его тонкое тело, закрыл глаза, и горячо припал к губам: его сны, его детские мечты сбывались. Он долго целовал его прекрасные губы, - таких же, как и его собственные, размыкал их, исследовал, вдавливал покорное тело юноши в нетерпеливые луговые травы, - а потом в страхе от него отпрянул:

- Я хотел твоих поцелуев, Ирнанд. Проклинаю себя за эту страсть к тебе, но разве я способен что-либо изменить? Теперь ты вправе меня возненавидеть.

Губы Ирнанда, еще горячие, сомкнулись, лицо приняло удивлённое выражение, и он долгое время не мог вымолвить ни слова. Он увёл глаза в сторону, и бездумно смотрел куда-то вдаль, сжимая губами колос какой-то сорной травы.

- Вот и произошло то, чего я с моей стороны опасался - продолжил Ивлин.

- Мои поцелуи столь отвратительны? – вырвался из короткого забвения Ирнанд, приподнимаясь над луговой травой.

- Твои поцелуи самые сладкие во Вселенной, моё Отражение.

- Тогда не отказывайся от них. Любить – хорошо, преступно – ненавидеть – горячо ответил ему юноша, который был абсолютной его копией.

- С тобой не поспоришь - как зачарованный вторил ему Ивлин, и снова потянулся к его губам, сметая на своем пути все мыслимые и немыслимые – умозримые - преграды, которые пробкой стояли в его сердце, превращая свободное пространство Вселенной в непроходимый и утомительный лабиринт.

- Могли бы предаться поцелуям в другом месте – невсерьёз упрекнул их Кипарис, пошевелил корнями, и глубоко вздохнул.

Зеленоглазые юноши рассмеялись, резво вскочили на ноги, поцеловали Кипарис, и исчезли в неизвестном направлении.

- Мы простим их? – снова вздохнул Кипарис, зашумел листьями, и посмотрел куда-то в высоту.

- Мы простим их. Мы слишком их любим... Не можем не простить. – с непоколебимой твёрдостью ответило ему Облако, быстро снижаясь. Ему хотелось обнять Кипарис в такой нелёгкий для него момент.



Прекрасные юноши в последний раз обернулись, переглянулись, и улыбнулись собственным мыслям.

Таинственное Небо удивлялось. Таинственное Небо внимательно и тепло смотрело им вслед мягкими и заходящими лучами.

- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -