Б е ж е н ц ы

Вторник, 02 Августа 2011 г. 04:57 + в цитатник

Б е ж е н ц ы

После прихода русских в Ташкент в 1865 году началось и закономерное перетекание сюда народа из Европейской и Азиатской России. Сначала это были семьи военных, потом началось переселение гражданских лиц. Это были рабочие руки и умы, так нужные на новом месте. Особенно процесс переселения активизировался после открытия Ташкентской железной дороги на Оренбург в 1906 году.

Не все переселенцы ехали сюда как на новое место жительства, готовые отдать Ташкенту свой труд, опыт, знания. Не для всех Ташкент стал Родиной. Особенно заметны и разрушительны для города были два потока беженцев, спасавшихся от собственных бед: один – голодающие Поволжья и Сибири в начале 20-х годов; второй – бегущие от войны в 1941 году.

И все эти тысячи, десятки, сотни тысяч людей Ташкент обогрел и накормил.

Жителям России стоило бы помнить об этом всегда…

Александр Неверов. Ташкент - город хлебный

Отрывок.

- Вода,  понимаешь, в Ташкенте больно холодная, и видно все в  ней,  будто в зеркало...  Ягода разная,  
как бы не соврать, растет целыми десятинами.  Идешь,  к примеру, день - и всё сады, сады,  сады...  
Избы у каждого без крыши, и канавки нарыты для пропуска воды.

   - А хлеб почем?

   - Хлеб  дешевый.  Если поработать сартам недели две, пудов двадцать можно загнать на готовых харчах...

 … - Сейчас в Ташкенте будем.

   Стукнуло Мишкино  сердце,  оборвалось,  будто  упало  куда,глаза заслепило. Сначала ничего не видел, 
только пятно зеленое бежало вдоль  паровоза,  а  когда паровоз пошел тише,  глянули сады ташкентские, 
глиняные стенки, тонкие высокие деревья.

   - Эх, Ташкентик!

   Мимо садов ехали чудные,  невиданные телеги (арбы) на  двух огромных колесах.  Сытые лошади с лентами 
в хвостах и гривах играли погремушками. На лошадях верхом сидели чудные, невиданные люди с  обвязанными 
головами, а от огромных колес поднималась белая  густая пыль,  закрывала сады,  деревья,  и  нельзя было 
ничего увидеть сквозь нее. Потом  верхом на маленьких жеребятах (ишаках) ехали толстые чернобородые  мужики 
тоже с обвязанными головами. 
Сидят мужики на  маленьких  жеребятах,  стукают  жеребят  по шее тоненькими палочками,  а жеребята, мотая 
длинными ушами, идут без узды, и хвосты у них ровно телячьи.

Паровоз сделал маленькую остановку. Высунулся  Мишка, увидел торговцев с корзинками на головах, услыхал 
нерусские голоса. Из корзинок, из деревянных коротычек глянули яблоки разные и еще что-то, какие-то ягоды 
с черными и зелеными кистями, широкие, белые лепешки.

   -  Вот  так живут! - подумал Мишка, облизывая языком сухие, голодные губы.

   Кондратьев спросил:

   - Ну, Михайла, рад теперь?

   А  он  и  сам не знает хорошенько: будто рад и будто сердце сжалось - очень уж много всего.

   Кондратьев успокаивал:

   - Ничего, Михайла, теперь не пропадешь.

   - А русские есть здесь?

   - Всякие есть.  Пойдешь в город,  увидишь.

На станции лежали мужики, бабы: голые, полуголые, черные от ташкентского солнца, больные, умирающие. Поглядел Мишка издали, подошел ближе, постоял, подумал:

- Неужто и здесь хлебом нуждаются?

Вышел. Робко направился в зеленую улицу с высокими деревьями,остановился. Запрокинул голову, разглядывая сучкастое дерево, засмотрелся на чернобородого мужика (сарта), едущего верхом на маленьком жеребенке, и вдруг испугался: навстречу шел какой-то человек или не человек: руки, ноги видно, голову, а спереди,

вместо лица - черная занавеска*). Отошел Мишка в сторону от невиданной диковины, поморщился, выпячивая губы, и снова

медленно двинулся по узенькой зеленой улице в пыльный, сухой, горячий город. Долго чернела голова в большом отцовском

картузе, долго белелись чулки, перекинутые через плечо. Вот остановился, поглядел в грязный пропыленный арык (канавку),

опять пошел, повернул за угол и скрылся...

*) Так ходят сартянки с покрытыми лицами…

…Поздней осенью, в ясный теплый денек, на маленькой станции,между  Бузулуком  и Самарой, остановился ташкентский 
поезд, Из вагонов,  с  вагонных  площадок, попрыгали мужики. Поезд стоял недолго.  Когда вагоны двинулись дальше, 
деловито постукивая колесами,  на твердом подмороженном песочке, рядом с рельсами, горкой  лежали  сложенные 
мешки привезенного хлеба, помеченные крестиками, палочками, кривыми неровными буквами.

На двух мешках, весом пуда по три, было написано химическим карандашом: Мих. Додон…  Это был Мишка.

В Ташкенте он долго ходил по базарам, ночевал под заборами, валялся  около  грязных  арыков, думал, совсем умрет- 
брюшная болезнь  пристала  к  нему:  целыми  днями понос мучал и кишки выворачивало  наружу  от гнилых подобранных 
яблок с персиками. 
Но  все-таки  не пропал он в тяжелые дни, вытерпел, перенес: и вошь,  и  грязь,  и  брюшную  болезнь... Проел 
ножик с ремнем, подбирал  гнилые  яблоки, протягивал руку за милостыней, и все это ему надоело, опротивело: 
такими делами зерна не привезешь, а Мишке нужно зерно, чтобы самому посеять, хозяйство спасти...

   Встал  он  на  работу в  садах у  богатого сарта,  встретил бузулукских мужиков и  ушел с  ними работать в 
степь.  Молотил пшеницу,  резал камыш,  джугару,  заработал два  мешка пуда по четыре,  два пуда отдал за  
провоз, проел дорогой,  не  желая милостыньку клянчить,  и  вместе с  мужиками вернулся в родные края.

Александр Неверов. Настоящая фамилия - Скобелев. Родился в крестьянской семье. Работал сельским учителем. Печатался с 1906 года. По своим убеждениям был близок к социалистам-революционерам (эсерам). В первые годы советской власти - один из самых востребованных властью писателей. Тогда же много переводился на иностранные языки. В памяти остался как автор повести "Ташкент - город хлебный" (к 1928 году - 17 изданий). Ранняя смерть избавила от проблемы "отклонения вместе с линией". В Ташкенте никогда не был.