Путь в Сибирь. Каторга

«Повешенные повешены, но каторга 120 друзей, братьев, товарищей ужасна…» А.С. Пушкин

Через несколько часов после казни пяти декабристов, 13 (25) июля 1826 года, Николай I всенародно объявил в своем манифесте: " Дело,  которое мы всегда считали делом всей России, окончено; преступники восприняли достойную их казнь… туча мятежа взошла как бы для того,  чтобы потушить умысел бунта". И все же опасался, чтобы "потушенный умысел бунта" не вспыхнул вновь…
Ненадежной  казалась  даже хмурая Петропавловская крепость, где за крошечными окнами, обращенными на Зимний дворец, в кандалах  сидели декабристы.  Декабристов начали увозить из Петропавловской крепости сразу же после казни пяти…  Многие из осужденных были  переведены в крепостные казематы Шлиссельбурга, Роченсальма, Свеаборга, Кексгольма, Динабурга, Нейшлота, Свартгольма, Выборга,  Аландских островов и Бобруйска (Бобруйскую крепость превратили в политическую каторжную тюрьму, первыми узниками которой и стали декабристы. (Е. Апостол-Кергач, В. Рыбаковский, В.Тизенгаузен, И.Бурцев, Н.Булгарин, П. Бестужев, А.Гвоздев). Это было сущее пекло. Вошло в историю негодование А. И. Герцена: «Пусть Сибирь, пусть что угодно, но только не эта страшная тюрьма на Березине»).

Другие узники крепостей: капитан И.Д Якушкин; Г.С. Батеньков; три брата Бестужевы – Николай, Михаил и  Александр; подполковник М.С. Лунин; генерал С.П. Юшневский;  подполковник М.И. Муравьев-Апостол;  прапорщик Ф.Ф. Вадковский; И.И. Пущин; В.К. Кюхельбекер, В.А. Дивов и др.

А Поджио Иосиф Викторович был заключен в Шлиссельбургскую крепость — одну из самых страшных царских тюрем - на целых 8 лет, что было скрыто от семьи декабриста. И только после отбытия наказания поселён в с.Усть-Куда Иркутского округа, где находился и его брат А. В. Поджио.

Пятнадцать человек, приговоренных по 8 разряду к ссылке на поселение (кроме одного, Б.Бодиско, сосланного в армию на Кавказ), отправили в самые отдаленные и глухие места Сибири – Якутск, Туруханск,  Киренск, Олекминск, Витим, Верхоянск, Верхнеколымск, Ялуторовск, Тобольск, Баргузин, Селегинск, Верхнеудинск, Кяхта, Иркутск, Чита,  Анашино, Минусинск, Урик, Малая разводная, Красноярск и др. (после отбывания каторги там же селились и другие декабристы).

И сразу же, в июле, первую партию декабристов отправили на каторгу:  открылись двери восьми камер Петропавловской крепости и первые восемь декабристов: поручик Е.П. Оболенский, полковник С.П. Трубецкой,  генерал-майор С.Г. Волконский, подпоручики братья Андрей и Петр Борисовы, А.З. Муравьев, капитан А.И. Якубович, В.Л. Давыдов -  проследовали в Сибирь…

Декабристы прощались с Петербургом. Навсегда. Навечно. Взоры невольно обратились в сторону Сенатской площади, вспомнили  холодный, сумрачный день…, людскую кровь на снегу и злые глаза Николая I…
Сутки за сутками -  промелькнули Новая Ладога, Тихвин, Устюжна, Молога, Рыбинск, Ярославль, Кострома, Владимир, Нижний Новгород,  Вятка, Пермь, Кунгур. Когда прозрачным ранним утром поднимались на гребень Урала, перед  декабристами открылось безбрежное море  сибирских лесов. До Иркутска оставалось около трех тысяч верст. Промелькнули Колывань, Томск, Красноярск, Нижнеудинск…
Иркутские чиновники не знают, что делать с этими необычными каторжниками, Петербург пока молчит…  На свой страх и риск декабристов разбивают на части и отправляют: Оболенского и Якубовича – в Усолье, на соляной завод, в  шестидесяти верстах от Иркутска; Муравьева, Давыдова и братьев Борисовых – на Александровский, а Трубецкого и Волконского – на  Николаевский винокуренный завод.

В начале октября после шестинедельного пребывания на каторге их снова собирают вместе и отправляют на Благодатский рудник (видно, дошел – таки циркуляр из Петербурга), к этому времени уже известно, что за вслед за мужьми выехали в Сибирь Е.И. Трубецкая и М.Н. Волконская (но это тема уже совсем другого рассказа).
В Благодатском руднике тройки остановились у приготовленной для них тюремной казармы. Перед ними была деревня, состоящая из  одной лишь улицы, окруженной изрытыми горами, в которых добывали серебряную и свинцовую руду. Это были голые печальные места, так  как все деревья и кустарники на много верст вырублены, чтобы каторжники не могли в них найти убежища. Тюрьма была расположена у  подножия высокой горы. Ее охраняли три солдата и унтер-офицер. Два отделения тюрьмы разделялись холодными сенями. В одном  содержались беглые каторжники, в другом – декабристы.
Волконский, Трубецкой и Оболенский поместились в одной клетке (иначе это помещение и назвать нельзя), шириной в два и длиной в  три аршина. Стоять в ней было невозможно – такие низкие были потолки.
Декабристы начинали свой день в пять часов утра, работая в кандалах под землей, и заканчивали его в одиннадцать часов дня, все  оставшееся время они проводили, за исключением, пожалуй, обеда и ужина, в душной, населенной насекомыми клетке.
Декабристов переводят в Читинский острог - Николай I, поняв свою ошибку, решил собрать каторжников в одном месте.

Декабристы  уезжают из Нерчинских рудников больными: "Трубецкой страдает болью горла и кровохарканием; Волконский слаб грудью; Давыдов слаб  грудью, и у него открываются раны; у Оболенского цинготная болезнь  с  болью зубов; Якубович от увечья страдает головой и слаб грудью;  Борисов Петр здоров, Андрей страдает помешательством в уме, Артамон Муравьев душевно страдает"  (из доноса управляющего медицинской  частью рудников лекаря Владимирского).

Их место в Нерчинских рудниках занимают три члена Общества соединенных славян: поручик И.И. Сухинов, подпоручик А.А.  Быстрицкий и прапорщик А.Е. Мозалевский, дорогою Быстрицкий заболевает и отстает от своих товарищей по несчастью.
Близ Тобольска Сухинова и его товарищей встретила Е.П. Нарышкина, направлявшаяся к мужу на каторгу.
Лишь в феврале 1828 г. они прибыли в Читу, чтобы продолжить свой путь дальше через Нерчинский завод в Зерентуйские рудники. Один год шесть месяцев и одиннадцать дней длилось это путешествие.

"Наше правительство, - говорили они, - не наказывает нас, но мстит нам… Это личное мщение робкой души…"
Поручику Ивану Ивановичу Сухинову в то время уже было тридцать три года. Позади все друзья, любовь, участие в восстании  Черниговского полка…
После поражения восстания он предпочел скрыться, а не сдаться на милость победителей. Пережидая поиски участников восстания в  погребе, он дважды пытался смыть кровью позор поражения, но оба раза револьвер дает осечку. В течение полутора месяцев он колесит по югу  России, имея виды перебраться за границ.  Но прибыв в Кишинев и оказавшись у цели ( ему осталось только перейти приграничную реку, и он –  вне опасности), Сухинов начинает колебаться, испытывая волнение по поводу судьбы своих товарищей.
"Горестно мне было расставаться с родиною. Я прощался с Россией, как с родной матерью, плакал и беспристанно бросал взоры свои  назад, чтобы взглянуть еще раз на русскую землю. Когда я подошел к границе, мне было очень легко переправиться... Но, увидя перед  собою  реку, я остановился... Товарищи, обремененные цепями и брошенные в темницы, представились моему воображению… Какой-то внутренний  голос говорил мне: ты будешь свободен,когда их жизнь пройдет среди бедствий и позора. Я почувствовал, что румянец покрывает мои щеки,  лицо мое горело, я стыдился намерения спасти себя, упрекал себя за то, что хочу быть свободным... и возвратился назад в Кишинев."
Через одиннадцать дней его выследили и отправили в кандалах в Одессу.  Следствие, суд… и вот он в Сибири.
Оказавшись на каторге,  Сухинов не смирился, он решает поднять бунт, освободить каторжан,а затем идти на Читу и принести свободу  остальным декабристам.

Отбывавшие с  Сухиновым каторгу товарищи по восстанию Мозалевский и Соловьев, люди твердые, решительные и непреклонные,
однако,  не поддержали его: у них вызывали опасения каторжники, привлеченные к замыслу Сухиновым.  Сухинов затаился и стал скрывать свою решимость, приняв смиренный, скромный вид.  Однако скоро замысел стал известен начальству. Один из каторжан, затаив обиду и возжелав благодарности, а,  быть может,  только  благодаря хмельному угару, донес на Ивана Ивановича (нужно добавить, что начальство не восприняло его слова всерьез, но этим же вечером
он был удавлен, что заставило по - новому взглянуть на проблему).
Началось следствие. Суду было предано 19 человек. Несмотря на то, что Сухинов ни в чем не сознался и все отрицал, 6 человек - сам Сухинов, Голиков, Бочаров и еще три каторжанина: Моршаков, Михайлов и Непомнящий - были приговорены к смертной казни, остальные  получили 200 - 300 ударов плетьми каждому.
Комендант каторги Лепарский утвердил это решение и лично руководил исполнением приговора. Эта казнь была очень суровой даже  в условиях каторги. Но Сухинов ее избежал.
Не известно,  о чем думал он, может хотел избежать позорной казни или решил отдать долг чести. Но в связи с невозможностью побега из-под  стражи Иван Иванович предпринимает первую попытку свести счеты с жизнью - отравиться, но доза оказалась недостаточной. Увеличивает  дозу, но в бессознательном состоянии привлекает внимание охранников - ему спасают жизнь. Накануне казни он повесился в камере.
(Существует версия, что его можно было спасти, но лекарь, по-видимому, поняв,  почему Сухинов решил свести счеты с жизнью, велел  аккуратно перевезти тело, не сотрясая его на ухабах, чтобы в легкие не попал воздух, и положить на лед в погребе).  На следующее утро тело
Сухинова было опущено в могилу вместе с другими казненными каторжанами. А через несколько дней недалеко от бараков был найден труп  девушки - невесты Сухинова. Она последовала за суженым пешком и замерзла в лесу. Их трагическая любовь напоминает судьбу "двух из  двадцати миллионов"..."две не прожитые жизни". Все могло быть - и счастье, и дом, и дети... И вот ничего, два холмика и два креста. Как это  было у Г.С. Батенькова:
"Тревог и радости свидетель -
Тяжелый камень на пути,
Мой гроб и колыбель, прости,
Я слышу скрип могильных петель!"

Что тут еще можно добавить, только то, что заговор, вошедший в историю каторги под названием Зерентуйского, не отвратили  декабристов от мыслей о свободе.  Но перед ними всегда вставал вопрос: куда бежать?  Можно было идти на юг, через Маньчжурию, в Китай. Этот путь был кратчайшим, но ненадежным: их могли убить в пути. Другой путь  лежал на восток - на лодках по речке Чите и судоходной Ингоде до Амура, к Великому океану и далее в Америку. (В случае преследования их  могли расстрелять с  обоих  берегов Шилки и Ингоды).  На запад дорога была  в четыре тысячи верст до границ Европейской России,  на север путь шел по пустынной тундре к Ледовитому океану. Какой из этих путей был менее опасным? Предполагаемый побег был назначен  на лето 1828 года, вскоре после того, как декабристов перевезли в Читу. Но был открыт "Зерентуйский заговор", в результате которого охранный режим ужесточился. Потом встал вопрос, что делать с женами: оставить в руках раздраженного правительства или подвергнуть их всем тяготам и лишениям, связанным с трудным путем?
В итоге от группового побега пришлось отказаться.
Большой успех могли иметь одиночные побеги...
Михаил Лунин, например, замышлял побег, чтобы "огласить правду", даже достал компас, приучал себя к умеренной пище, пил только  кирпичный чай, запасся деньгами, но, серьезно взвесив все, отказался от своего замысла: его, неустрашимого и храброго человека, пугали пешие  и конные караулы, а дальше - бесскрайняя, голая и голодная степь.
Василий Ивашев поделился своим замыслом побега с друзьями: Петром Мухановым и Николаем Басаргиным. Последние, испугавшись,  что столь трудный путь убьет его, пригрозили проинформировать коменданта. На следующий день Ивашева вызвали к начальству, и перед  выходом он "одарил" друзей ледяным презрением... Но все оказалось гораздо проще, к нему приехала невеста. Естественно,  мысль о побеге ушла  сама собой.
Декабристы с достоинством прошли свой долгий и тяжкий сибирский путь каторги и ссылки до конца.

«Каземат нас соединил вместе, дал  нам опору друг в друге... дал нам охоту  жить, дал нам политическое существование за пределами политической
смерти»
М.А. Бестужев.

Читинский острог

Чита...  В то далекое время это было небольшое село. Посреди поля  тянулась  одна-единственная улица с несколькими десятками  деревянных домов и покосившихся изб. На пригорке стояла небольшая церковь, в стороне - тюрьма, обнесенная высоким частоколом из  толстых бревен.
Именно здесь декабристы провели четыре года,  и эти годы читинской каторги Иван Пущин назвал "юношеской поэмой".  Здесь собралось  восемьдесят два человека, остальные продолжали еще томиться в крепостях.  Узников  временно поместили в старой читинской тюрьме и лишь в  сентябре 1827 года перевели во вновь отстроенный острог.
В Чите рудников не было. Здесь работа была более легкой:  декабристы чистили казенные хлевы и конюшни, подметали улицы, копали  рвы и канавы, строили дороги, мололи зерно на ручных мельницах.
Каждое из четырех помещений острога носило свое название:  в "Москве" жили преимущественно москвичи, в "Новгороде" шли  бесконечные и жаркие споры, "Псков" - младший брат Новгорода, в "Вологде" жили члены общества Соединенных славян.
Лепарский, комендант тюрьмы, вопреки инструкции, давал декабристам читать присылавшиеся им журнал "Московский телеграф" и  газеты "Русский инвалид" и "Литературную газету" Антона Дельвига, лицейского товарища А.С. Пушкина, И.И. Пущина и В.К. Кюхельбекера.
Но все равно, чтобы послать на каторгу ту или иную запрещенную книгу,  приходилось прибегать к разного рода уловкам: выдирать,  например, заглавный лист такой книги и вместо него вклеивать другой с более "невинным" названием  (цензура в лице Лепарского не успевала  читать все книги, так как их поток к тому времени стал велик).
В Читинском остроге зародилась и окрепла "каторжная академия". Большое внимание в ней уделялось изучению иностранных языков.
Преподавались:  английский, французский, немецкий, итальянский, голландский, польский, латинский и греческий языки.
Среди декабристов было много блестяще образованных людей, людей высокой культуры - и здесь организовываются лекции.
Преподавались: военные науки - стратегия и тактика, высшая и прикладная математика, астрономия, физика, химия, анатомия, история  России, философия, русский язык и словесность  (к сожалению,  в связи с модой на Францию некоторые декабристы гораздо лучше говорили по-французски, а некоторые , вообще, изъяснялись с трудом на языке своей Родины).
Братья Борисовы занимались собиранием коллекции насекомых и растений. Была собрана коллекция местных минералов.
Большое внимание уделялось литературным занятиям. Декабристы писали стихи и рассказы, занимались изысканиями, относившимися к  русской старине. Было написано много статей по политическим, экономическим и юридическим вопросам.
Декабристы пробовали себя и в живописи... Удивительна портретная галерея Н.А. Бестужева, лично мне нравятся еще пейзажные изыски  Соловьева...
Здесь же, в Чите, декабристы начинают писать историю своего движения, переносят на бумагу свои мысли и ощущения, ежегодно  поминают день восстания и погибших друзей.  В одну из годовщин М.А. Бестужев напишет стихотворение, которое посвятит восстанию  Черниговского полка:
Что ни ветр шумит во сыром бору,
Муравьев идет на кровавый пир...
С ним Черниговцы идут грудью стать,
Сложить голову за Россию-мать.
И не бурей пал долу крепкий дуб,
А изменник-червь подточил его,
Закатилася воля-солнышко,
Смертна ночь легла в поле бранное.
Как на поле том бранный конь стоит,
На земле пред ним витязь млад лежит,
Конь! мой конь! скачи в святой Киев-град:
Там товарищи, там мой милый брат...
Отнеси ты к ним мой последний вздох
И скажи: "Цепей я нести не мог,
Пережить нельзя мысли горестной,
Что не мог купить кровью вольности!"

Я думаю все ясно.  "Муравьев" - это Сергей Муравьев-Апостол, освобожденный из-под  ареста членами общества Соединенных славян и возглавивший восстание Черниговского полка. "Изменник-червь" - скорее всего,  Майборода, по доносу которого был арестован Павел Пестель  13(25) декабря 1825 года. Хотя, возможно,  это более собирательный образ людей,  донесших на декабристов властям или струсивших, что  равнозначно предательству. Много их - капитан Пыхачев, лекарь Михаил Грибовский, поручик Яков Ростовский, Иван Шервуд, впоследствии  получивший прозвание Шервуд Верный, но скомпрометировавший себя клеветническими доносами перед шефом III отделения Бенкендорфом.
Повествование же ведется от имени Ипполита Муравьева-Апостола, младшего из братьев, давшего клятву вместе с Анастасием  Кузьминым (Кузминым) убить друг друга в случае поражения восстания Черниговского полка. Ипполит застрелился еще на поле боя, а Кузьмин  после ареста был очень молчалив и угрюм и ночью убил себя.
Декабристы положили в Чите начало развития огородничества. У их жен были собственные огороды, а на тюремной территории под них  было отведено обширное место.  В первый год урожай был плохим, а затем в артельной похлебке появился картофель, репа, морковь. На следующий год засолили в
больших бочках шестьдесят тысяч огурцов, которые до этого были совсем неизвестны за Байкалом.
Излишками картофеля декабристы делились с местными крестьянами. В парниках выращивали даже арбузы, дыни, цветную капусту и  спаржу. По вечерам устраивались концерты. Из Петербурга прислали фортепиано. Волконская, обладательница прекрасного голоса, пела;  отличными басами обладали братья Александр и Николай Крюковы, выделялся своим голосом А.И. Тютчев. Федор Вадковский и Николай  Крюков превосходно играли на скрипке, Петр Свистунов - на виолончели, Алексей Юшневский - на фортепиано и альте, и вместе они  составляли хороший квартет. Василий Ивашев играл на фортепиано и читал свои стихи.
Часто в стенах звучала "Марсельеза",  и очень любили декабристы петь арии из оперы "Вольный стрелок" Вебера, которая была  переименована в России в "Волшебный стрелок";  пели "Славянских дев", посвященных Александром Одоевским, автором ответного послания  А.С. Пушкину, женам декабристов и положенных на музыку Федором Вадковским.
Так проходили годы...

                                                                                               Петровский завод

Мы вступили в тюрьму, как в преддверие гроба, но сердца наши были спокойны, душа тверда.
В.И. Штейнгель


…Декабристы переезжают в новую тюрьму. Было пасмурное утро ранней осени. После пяти лет, проведенных в крепостных казематах и  тюремных камерах, они впервые дышали полной грудью, наслаждались привольем необозримых полей и лугов, далью синевших на горизонте  лесов, срывали цветы...
Это была скорее радостная прогулка, чем утомительное путешествие. Не было цепей, в которых декабристов привезли четыре года назад  в Читу.
Выехали двумя партиями. Первая тронулась в путь 7 августа 1830 года, вторая - через два дня.
В расцвете сил и молодости вошли в новую тюрьму Петровского завода семьдесят декабристов.
Осмотревшись, они начали обустраиваться. Два крайних боковых отделения, первое и двенадцатое, как наиболее спокойные, были  предоставлены женатым.
В левом крыле тюрьмы поселились преимущественно члены Северного тайного общества, в правом - Южного. Остальные, в том числе  члены общества Соединенных славян, заняли камеры центрального фасада.
Женам разрешено было в Петровском заводе жить в казематах вместе с мужьями, но детей запрещено было брать с собою. Жены  выстроили себе небольшие деревянные дома, которые декабристы обставили мебелью, изготовленной своими руками. Приготовив дома пищу,  жены возвращались с нею в казематы.
Условия жизни в Петровском заводе резко отличались от Читинских. Здесь, в отдельных камерах, можно было больше следовать своим  привычкам, ложиться и вставать не по общей побудке, питаться отдельно.

Но это имело и свои недостатки: рушился общий стол, началось  расслоение, и постепенно стали исчезать те простые, сердечные отношения, которые объединяли декабристов в их общем тесном Читинском  остроге. Этому содействовало и время: годы уходили, здоровье подтачивалось, на работу выходили уже не с хоровыми песнями, реже  собирались в общий круг.

Образовалось несколько кружков, объединившихся по признакам родства, мировоззрений и наклонностей  характеров.
Как  трудно видеть, что уходит из жизни что-то самое главное, чего раньше даже не замечали, а  считали чем-то обыденным  и привычным.  Рушится мир человеческих отношений, растет неприязнь и зависть. Уже тяжело принимать помощь от более обеспеченных  товарищей. Мне сегодня,  в 90-х годах, на эмоциональном уровне представляется именно такая картина... Что это - типичная ситуация  ограниченной и изолированной группы людей или же это природа человеческая? Все это как-то пусто, грустно и страшно... Хочется бежать к  ним и кричать: что вы делаете, остановитесь, ведь ваша общность - это самое ценное и, возможно, единственное, что у вас осталось.
Но жизнь постепенно входила в свою однообразную колею, без надежды на близкие перемены.

В  первые годы пребывания в Читинской  тюрьме декабристы еще надеялись на снисхождение. В петровском заводе на это уже никто не рассчитывал.
В этих условиях декабристы все же посвящают много времени научным и литературным трудам, проводят занятия и собрания, которые
по-прежнему в шутку называют "каторжной академией". Среди них много неверующих, и в спорах между идеалистами и материалистами здесь,  как и в России, на воле, формируются материалистические воззрения.
Николай Бестужев в серьезном экономическом труде "О свободе торговли и промышленности" выступал противником  феодально-крепостнических ограничений в промышленности.  

Декабристы всесторонне изучали край. Вольф провел анализы местных  минеральных вод, которыми так богата Сибирь.

Некоторые писали повести, стихи, рисовали. Переводили на русский язык произведения  греческих и латинских классиков.
Декабристы пытались  печатать свои произведения, но Петербург не давал на то разрешения. Позднее некоторые произведения увидели  свет, но многое было уничтожено в рукописях при периодических казематных обысках.
Из книг, получаемых из России, образовались даже специальные библиотеки. Одна медицинская, например, состояла из 4000 книг и  ценный атласов.

Время шло, и вот уже отдельные группы декабристов заканчивали назначенные им сроки каторги. Приговоренные к меньшим срокам  перешли на поселение еще из Читинского острога, остальные переходили постепенно, по мере окончания их каторжных сроков, уже из  Петровского завода.
В 1835 - 1836 годах вышли на поселение декабристы, отнесенные приговором суда ко второму разряда, а через четыре года покинули  тюрьму Петровского завода остальные.
С грустью расставались декабристы с товарищами по каторге... Что впереди? Неизвестность и неопределенность...

Использовано http://cosalinda.narod.ru

 

 

 

 

Серия сообщений "Декабристы и другие ссыльные в Сибири":
Часть 1 - Декабристы в Сибири
Часть 2 - Декабристы, умершие в Сибири
...
Часть 9 - Декабристы в Енисейской губернии 2
Часть 10 - Портреты декабристов
Часть 11 - Каторга 1
Часть 12 - Каторга 2
Часть 13 - Каторга 3. Ещё про Петровский завод
Часть 14 - Ссылка. Иркутск 1
Часть 15 - Ссылка. Иркутск 2