Одна очень образованная девушка, сейчас получающая второе образование (теологическое) прислала мне вот эту цитату из Святой Библии с многими знаками вопроса(???): "33. и поразил их поражением весьма великим, от Ароера до Минифа двадцать городов, и до Авель-Керамима, и смирились Аммонитяне пред сынами Израилевыми. 
34. И пришел Иеффай в Массифу в дом свой, и вот, дочь его выходит навстречу ему с тимпанами и ликами: она была у него только одна, и не было у него еще ни сына, ни дочери. 
35. Когда он увидел ее, разодрал одежду свою и сказал: ах, дочь моя! ты сразила меня; и ты в числе нарушителей покоя моего! я отверз о тебе уста мои пред Господом и не могу отречься. 
36. Она сказала ему: отец мой! ты отверз уста твои пред Господом — и делай со мною то, что произнесли уста твои, когда Господь совершил чрез тебя отмщение врагам твоим Аммонитянам. 
37. И сказала отцу своему: сделай мне только вот что: отпусти меня на два месяца; я пойду, взойду на горы и оплачу девство мое с подругами моими. 
38. Он сказал: пойди. И отпустил ее на два месяца. Она пошла с подругами своими и оплакивала девство свое в горах. 
39. По прошествии двух месяцев она возвратилась к отцу своему, и он совершил над нею обет свой, который дал, и она не познала мужа. И вошло в обычай у Израиля, 
40. что ежегодно дочери Израилевы ходили оплакивать дочь Иеффая Галаадитянина, четыре дня в году". 
(Книга Судей 11:33-40)

Что же тут получается? Возвратившись после поражения им аммонитян, Иеффай все же исполнил обет свой, данный Богу. О способе исполнения обета Иеффаева думают различно. И вот эта студентка тоже зацепилась умом за это место.

Некоторые из самых первых толкователей этого места, допускали, что Иеффай в самом деле принес свою дочь, вышедшую к нему первой на встречу после победы над аммонитянами, во всесожжение. Так например свт. Ианн Златауст в своей книге "Обозрение книги Судей" считает, что ото вполне могло быть. Другие же, особенно позднейшие (Генгстенберг, Рейнке, Кассель, Келер и др.), разбирая нюансы Второзакония полагают, что факта человеческого жертвоприношения в то время и при данных личностях быть не могло, а дочь Иеффая осталась в девстве и была посвящена скинии для определенно ее полу служения. А вот святой апостол Павел видит в Иеффае и его дочери пример ветхозаветных героев, "..победивших своей верой" (Евр 11.32) и это у него символ и предзнаменование Нового Завета.

Слова Иеффая о том, что он не может отречься от обета, данного Господу, скорее всего свидетельствуют о не совершенном знании им Закона - в той его части, в которой был предусмотрен выкуп людей, посвященных или посвятивших себя Господу (Лев. 27:1-8) и за дерзостно поклявшихся. Кроме того, Моисеевым законом категорически были запрещены человеческие жертвоприношения (Лев. 18:21; 20:2-5; Втор. 12:31; 18:10). А это знали все в Израиле и потому клятва Иеффая не могла подразумевать под собой человека, но только его скот.

На основании этого подходим к выводу, что когда Иеффай подойдя к дому не увидел возле него обычных для этого места и времени домашних животных, но только свою единственную дочь, то он сильно смутился и по рассуждении и совете со старцами принял это как знак, того что Богу не нужны волы и овцы, что Богу нужно сердце смиренное и сокрушенное, после чего он и совершил над нею обет свой (стих 39), но не буквально предал дочь свою единственную (продолжательницу рода) на всесожжение, а посвятил ее на пожизненное девство (переносно говоря, сжег ее жизнь на алтаре Божьем), отдав на служение в главную скинию собрания до конца дней ее. Трудиться же в скинии могли только девы не познавшие мужа и отголосок этого мы видим в сегодняшнем правиле для женщин служительниц (помощниц) алтаря. Посвящение девушки стало милосердным наказанием Иеффаяю от Господа за грехи юности (он возглавлял банду), а так же открыло Богу все сердце Иеффая, после чего Он оставляет его судьей над народом своии - хранителем Бога среди людей. Это Аксиос от Бога.

Горькая печаль Иеффая и его дочери - свидетельствует не в пользу смерти девушки, а показывает нам насколько труден был этот удел для еврейской девушки того времени, ведь она теряла возможность стать матерью Миссии, и просто матерью, теряла перспективу быть любимой у родного ей мужчины. Она теряла семью отца и при этом не могла быть ему подмогой в деле продолжения рода, что в те патриархальные времена, для девушки было первостепенным и очень ожидаемым. Ее просьба отпустить ее на два месяца, чтобы могла оплакать девство свое с подругами, пожалуй, служит одним из сильных аргументов в пользу ее пожизненного безбрачия. Это был плач о ранней "смерти" для мира той, которая уходила из жизни ее рода в жизнь храма, не познав радости материнства.

Жертва Иеффая стала правозвестницей в веках того, что Богу нужен судья (Царь, Президент и пр.) готовый отдать на алтарь Скинии собрания (Богу и Его людям) все свое, вплоть до жизни своих близких и собственной. Иеффай становится на тысячи лет прообразом Иисуса Христа. Смирение и любовь к Богу, отцу и своему народу дочери Иеффая в Ветхом Завете дисцилинируют весь женский род и подготавливают народ Божий к принятию факта возможности реального Введения во Храм девочки, которой наречено от Бога стать матерью Спасителя - Истинного Мессии, которая подобно дочери Иеффая скажет "Се раба Господня. Да будет мне по слову Его".

Особого внимания заслуживает то обстоятельство, что Дочь Иефая сама подчинилась обету данному отцом Богу : "..делай со мною то, что произнесли уста твои пред Господом". Тогда и даже сейчас это настоящий подвиг. А если кого-то смущает современная еврейская традиция, то именно здесь следует искать "оправдания" возникшему обычаю для дочерей Израиля ежегодно чтить память дочери Иеффая. Они чтут деву отдавшую всю свою жизнь служению добродетелям описанным для женщины в Законе Моисея.

P|S Если же все-таки довериться мнению Святителя Иоанна Златауста, то подобное могло случиться только в среде темнейших неофитов и от руки наитемнейшего из них.  А об этом затемнении Книга нам не рассказывает вообще ничего. Поэтому лучше жить в определенном выше понимании контекста.