Цитата сообщения Оксана_Лютова Чтобы помнили. Гурченко Людмила Марковна



12 ноября 1935 года – 30 марта 2011 года

Народная артистка СССР (1983)
Лучшая актриса по результатам опроса журнала «Советский экран» (1983)
Лауреат Государственной премии РСФСР имени братьев Васильевых (1976, за роль в кинофильме «Старые стены»)
Лауреат Национальной премии общественного признания достижений женщин России «Олимпия» (2003)
Лауреат премии «Ника» в номинации «Честь и достоинство» (2010)
Лауреат Государственной премии Российской Федерации (1994, за роли в художественных фильмах последних лет)
Обладательница приза за лучшую женскую роль на Международном кинофестивале в Маниле (1982, за роль в кинофильме «Любимая женщина механика Гаврилова»)
Обладательница приза за лучшую женскую роль на XVI Всесоюзном кинофестивале (1983, за роль в кинофильме «Вокзал для двоих»)
Обладательница приза за лучшую женскую роль на Международном кинофестивале комедийных фильмов в Габрово (1985, за роль в кинофильме «Прохиндиада, или Бег на месте»)
Обладательница приза «За выдающийся вклад в профессию» на Кинофестивале «Созвездие» (1992)
Обладательница приза кинопрессы (в номинации «Моя любовь», 1996)
Кавалер ордена Трудового Красного Знамени (1981)
Кавалер ордена «За заслуги перед Отечеством» IV степени (2000, за большие заслуги в области киноискусства)
Кавалер ордена «За заслуги перед Отечеством» III степени (2005, за большой вклад в развитие искусства и многолетнюю творческую деятельность)
Кавалер ордена «За заслуги перед Отечеством» II степени (2010)


«Жизнь соткалась у меня из мгновений. Очень-очень разных. Самые прекрасные и мощные сгустки могут у кого-то быть в первой половине жизни, а у кого-то и в последней. А я? Может, лет через... ЕБЖ (в дневниках у Льва Толстого эта аббревиатура расшифровывается так: Если Буду Жив), я раскроюсь для вас, дорогие зрители, совсем с другой стороны? Вот недавно проснулась и сразу вскочила! Маюсь. Кручусь - не терпится! Да что же это тебе все не терпится? Ты же уже знаешь, что это «не терпится» потянет за собой неподъемный шлейф, пестреющий прежними иллюзиями, крушениями, придумками и новыми надеждами на «а вдруг»... Что же мне делать? Как остановить это «не терпится»? Нет, не могу. Поздно. Уже начинает бешено стучать сердце. Вот оно уже подпрыгивает к горлу, вот-вот выпрыгнет... А в подкорке души, в серых клетках мозга уже звучит мелодия, интонация, выкручиваются руки и ноги... Вот они уже все собрались и стучатся. И просят облечь их в «образ». Да, да, да! Облечь их в образ ушедшего века... Есть! Знаю! Поехали! «Успокойсь, дочурка. И помни: хорошега человека судьба пожметь-пожметь да и отпустить!». Да, это так. Но время другое, папочка, совсем другое. «Прощай, Двадцатый...» Хорошее название. Нравится…». Людмила Гурченко.

Людмила Гурченко родилась 12 ноября 1935 года в городе Харькове.

Ее папой был Марк Гаврилович Гурченко а мамой Елена Александровна Симонова-Гурченко. По словам актрисы, её мать происходила из дворян, а отец - из батраков. «Так получилось, - писала Людмила Гурченко в своей книге, - что я родилась, и мама школу не закончила. Она стала работать вместе с папой. Мама помогала папе-баянисту проводить массовки и утренники в школах, вечера и праздники на заводах и фабриках… Поэтому, можно сказать, что я родилась в музыкальной семье. А, точнее, я родилась в музыкальное время. Для меня жизнь до войны – это музыка! Имя свое я получила за два часа до рождения. Испуганный папа отвез маму в роддом. А сам на «нервной почве» побежал в кино. Тогда на экранах с огромным успехом шел американский приключенческий фильм «Акулы Нью-Йорка»…Герой фильма красавец Алан, совершает чудеса – спускается по канату с самолета на крышу несущегося поезда, в котором увозят его похищенную возлюбленную. Прелестную Люси. После сеанса потрясенный папа примчался в роддом и срочно передал маме записку: «Лель, детка моя! Если в меня будить орел, назовем Алан. А если девычка, хай будить Люси!». Но в роддоме папе сказали, что такого имени Люси в России нет. Есть имя Людмила. Это старое славянское имя. Означает «людям мила»…И зачитали папе целый список самых модных в то время имен: Кима, Ноябрина, Искра, Владлена, Сталина, Марклена, Октябрина, Мюда… «Як ето Мюда?..» - «Международный юношеский день…» - «Гм…давайте лучше Людмила… ето значить, что усе люди будуть до ней по ласке…». Из роддома меня привезли на извозчике. Такси в Харькове в 1935 году были еще редкостью».

Людмила Гурченко с отцом.

Со дня рождения до начала Великой Отечественной войны маленькая Люся жила вместе с родителями в Харькове в однокомнатной полуподвальной квартире в Мордвиновском переулоке в доме № 17. До начала войны родители Людмилы Гурченко работали в Харьковской филармонии. Папа Людмилы был необыкновенно светлым, веселым и общительным человеком. В доме у семьи Гурченко всегда было много гостей, которых радушно принимала мама Людмилы. Отец в семье для обеих был всем. Позже Гурченко о нем писала: «Всего пять с половиной лет я прожила «до войны... Так мало!».

Военный период в своей жизни Людмила Гурченко описывала в своих воспоминаниях.

«Война, война, война... Сталин, Россия... фашизм, Гитлер... СССР, Родина...» — слышалось отовсюду. Что такое война? Почему они ее боятся? Мне было очень любопытно — что такое «пострадало от бомбежки?» Как это выглядит? После бомбежки мы с папой пошли в город.

— Марк, не бери Люсю. Там могут быть убитые. Зачем ребенку видеть это?

— Ребенык, Леля, хай знаить и видить усе. И хорошее и плохое. Усе своими глазами. Жисть есть жисть, моя детка.

Мы пошли в центр, на площадь Тевелева. Во Дворец пионеров попала бомба. Середина здания, там, где был центральный вход, разрушена. Окна выбиты. А как же красные пушистые рыбки? Где они? Успели их спасти? Городской пассаж, что напротив Дворца, был разрушен совершенно, и даже кое-где еще шел дым. «Да, усе чисто знесли, зравняли з землею... ах ты мамыньки родныи...».

Я так любила ходить в пассаж с мамой! Мне он запомнился как сказочный дворец! Много-много света! И сверкают треугольные флакончики одеколонов: «Аи-Петри», «Жигули», «Кармен»..., их много, бесчисленное количество. И мама счастливая, как на Первое мая! А теперь — бугристая, еще горячая груда кирпичей... Папа ушел на фронт добровольцем. В первые дни войны его возраст считался непризывным. Тогда мне папа казался молодым и здоровым. Только много позже я узнала от мамы, что он был инвалидом. После работы на шахте у него на животе были две грыжи. Операция не помогла. Он всю жизнь носил бандаж, который сильно вминался в живот с двух сторон. Ему нельзя было поднимать тяжести. Но я помню, как он то и дело поднимал тяжелые вещи (один только баян весил 12 килограммов). После той шахты у него всю жизнь был сильный кашель. Когда он кашлял или смеялся, он всегда придерживал живот. Папа ушел на фронт. Мы с мамой остались в Харькове. Филармония, за которой числились родители, имела строгий лимит на эвакуацию. В первую очередь эвакуировали заводы, фабрики, предприятия... а филармония и, тем более, нештатные работники — позже. Так мы и просидели с мамой на переполненном вокзале с чемоданами и мешками. А потом вернулись домой. Маме было двадцать четыре года. Она ничего не умела без папы, всего боялась. Когда папа уходил на войну, она была совсем потерянной и все время плакала:

— Марк, как же нам быть? Что же делать, Марк? А? Не оставляй нас... Я боюсь...

— Не бойсь Лялюша, не бойсь... Ты девка умная, чуковная... Што ж, детка, сделаишь... Жисть есть жисть... Дочурочка тебе поможить... А я не могу больший ждать... Пойду добровольно защищать Родину! Ну, с богум...

Папа ушел и унес с собой баян. А вместе с ним унес самые прекрасные песни, самый светлый праздник — Первое мая, самое лучшее в жизни время. Время — «до войны»… Я стояла на балконе и часами наблюдала за жизнью немецкой части. Утром они делали зарядку, бегали по кругу. Через год я поступила в школу. На уроках физподготовки я бегала по этому же кругу десять лет. Потом всю часть выстраивали, читали приказы, распоряжения. Половина немцев уезжала до обеда. Возвращались грязные, в грязной спецодежде, опять выгружали из машин металлические части, детали. Ели они три раза в день из котелков, прямо во дворе. Там же стоял большой котел на колесах. Вечером немцы пели, обнявшись и раскачиваясь из стороны в сторону. Они очень бурно и громко смеялись. Смешно им было все. Иначе откуда столько смеха? Тогда я впервые услышала звук губной гармошки, и не могла понять и разглядеть, что же издает такой неполноценный звук. Вдруг один немец понес свой котелок куда-то в сторону. Куда? Я так свесилась с балкона, что чуть не свалилась... И увидела, как он выливает из своего котелка суп в кастрюльку подбежавшей к нему девочки. Я скатилась с четвертого этажа и понеслась туда, где только что видела девочку. Там стояла толпа детей с кастрюлями. Проход на территорию части был закрыт железными трубами, но кто-то в одном месте их раздвинул. Через эту лазейку южно было проникнуть во двор, поближе к котлу на колесах. Можно поискать того «доброго» немца, который включил приемник. Вечером я уже была в толпе детей. Для первого раза взяла самую маленькую кастрюльку. Папа мне говорил с детства: «Ничего не бойся, дочурка. Не бойсь. Дуй свое. Актриса должна «выделиться». Хай усе молчать, ждуть, а ты «выделись» у обязательном порядке... Ето, дочурочка, такая профессия, детка моя».

Долго стоять молча, выпрашивать жалким взглядом? Нет. Надо заработать! Надо «выделиться». А как хочется есть! А какой запах!. Я и сейчас его ощущаю. Густой фасолевый суп! От ожидания чего-то неизвестного всю меня трясло. Я не знала, что сейчас сделаю. Но что-то сделаю. Это точно. Немцы получили ужин. Стали есть. Смолкли разговоры. Только аппетитное чавканье...

- Расцветали яблони и груши, поплыли туманы над рекой, выходила на берег Катюша, на высокий берег, на крутой!

Голос мой дрожал. Я давно не пела во все горло. А мне так необходимо было сейчас петь! Петь! Петь! С разных концов двора раздались нестройные аплодисменты. И этого было предостаточно... Ах, так? Так нате вам еще! Только спокойно!

- Цу грюнст нихт нур цур зоммерцайт, Нейн, аух им винтер, венн эс шнайт, О, таннэнбаум, о, таннэнбаум, Ви грюн зинд дайнэ блэттэр...
Несколько немцев подошли к железным трубам, чтобы посмотреть на русскую девочку, которая хоть и неправильно, но пела на их языке... Домой я принесла полную, до краев, кастрюльку вкусного, жирного фасолевого супа! Ничего! Завтра возьму кастрюльку побольше! Мы втроем съели этот суп. Я знала, что теперь я маму голодной не оставлю. Я тоже вышла на работу. Вскоре при моем появлении немцы оживлялись и называли меня Лючия. Я тоже разобралась: кто злой, кто добрый, а кому лучше на глаза не попадаться. Заметила, что лучше общаться со старыми. Старые — это тридцать-тридцать пять лет. Молодых было заметно меньше. Может, потому, что это была ремонтная часть. Но молодые были очень злые. Некоторые из них проносили мимо детей котелок и демонстративно выливали суп в бак с мусором».

После освобождения Харькова 23 августа 1943 года, 1 сентября Людмила пошла в школу № 6, которая находилась во дворе дома, где она тогда жила. А осенью 1944 года она поступила в музыкальную школу имени Бетховена. Гурченко рассказывала: «Осенью 1944 года в моей жизни произошло знаменательное событие — я поступила в музыкальную школу имени Бетховена. Папа прислал посылку, в ней «для дочурки» юбочка в складку со шлейками, блестящая крепсатиновая кофточка, рукава фонариком. Мама на меня все это надела, а на голове завязала огромный белый бант. Такую нарядную и привели меня на экзамен в музыкальную школу. Когда мы появились, в коридоре уже было много детей с родителями. Мы заняли очередь, и я стала изучать детей, гадая, кто на что способен. Прозвенел колокольчик, и нас впустили в экзаменационный зал. За большим столом сидели учителя во главе с директором школы Николаем Николаевичем Хлебниковым. Набирались классы по фортепиано и класс «по охране детского голоса». В него-то я и поступила… Я откашлялась, как это делают профессиональные певицы, и запела «Про Витю Черевичкина». Учителя рыдали от смеха, глядя на мою «жестикуляцию». А я ни на кого не смотрела, «дула свое». А потом, не дав им опомниться, запела самую взрослую песню — «Встретились мы в баре ресторана»: «Где же ты теперь, моя Татьяна, моя любовь и наши прежние мечты...». В музыкальную школу меня приняли безоговорочно. Экзамен прошел на «ура!» Но чтобы мама меня похвалила...

— Вот последнюю песню ты зря пела, Люся. Это совсем не детская песня. Надо было тебе сообразить... все шло ничего, а это зря.

— Мам, ну меня же приняли! А ты видела, как все собрались, а ты видела, как все слушали? Нет, ты скажи, ты видела? Ты видела или нет?

— Еще бы не слушать! Так и детей распугаешь…».

В сентябре 1945 года с войны вернулся Марк Гаврилович, и семья постепенно вернулась к своей довоенной жизни. Люся училась в двух школах, в обычной - кое как, и в музыкальной – с усердием. Уже тогда ее интересовало только то, что могло пригодиться ей в будущей профессии. Она писала: «Я развивалась стихийно. Война, голод, оккупация, трудности способствовали раннему развитию во мне взрослых качеств: быстрой ориентации в обстановке, умению приспособиться к трудностям. А с другой стороны, я была темной и необразованной. Все меня интересовало лишь настолько, насколько это могло быть полезным в моей будущей профессии. Отбор происходил чисто интуитивно: хочу, нравится, люблю... Зачем мне то, что не пригодится в работе? Было только ликование молодости, беззаботное, самонадеянное. И вдруг — проснулась. Поздно. Школа практически была закончена. Остались последние выпускные экзамены. И что? Математику запустила, химию запустила, физику... С ней, и в самом деле, было безнадежно. И я сейчас поражаюсь, как это маленький приемник ловит весь мир. Мне сто раз объяснят, я вроде уже и поняла, а потом: «Нет, как же — такой маленький, и весь мир?!». Это у меня точно от папы. В багаже — только русская классика. Правда, немного шире, чем в школьной программе. Времени мало. Но делать что-то надо. У меня же получается то, что нравится, что меня интересует. Значит, надо попробовать себя заставить».

Людмила Гурченко с родителями.

В 1953 году, после окончания десятилетки, Гурченко поехала в Москву и поступила во ВГИК, в мастерскую Сергея Герасимова и Тамары Макаровой. В воспоминаниях Гурченко писала: «Началась совершенно новая жизнь. Жизнь в новом измерении. Среди учеников Герасимова я как белая ворона. Я пришла на курс с большим аккордеоном, с желанием на экране петь и танцевать, с мечтой быть только музыкальной артисткой. Обязательно. Постепенно, исподволь и незаметно, Сергей Апполинариевич и Тамара Федоровна подводили меня к тому, чтобы я стала ученицей их школы - реалистической школы. И в то же время ни в коем случае не оставляла, а, наоборот, развивала свои музыкальные способности. На третьем курсе я сыграла в «Разбойниках» Шиллера свою первую драматическую роль - Амалию. И только после этого начала становиться полноценной ученицей Герасимова».

В дипломных спектаклях Людмила Марковна играла роль Кето в оперетте «Кето и Котэ» и роль Имоджин, которая и пела, и танцевала, и играла на рояле в сценической композиции по Теодору Драйзеру «Западня». ВГИК она окончила в 1958 году.

Первое приглашение в кино Людмила Гурченко получила от группы, создававшей сугубо драматическую картину - фильм «Дорога правды» снимался в Ленинграде режиссером Яном Фридом по сценарию Сергея Герасимова. Гурченко писала: «Я не за тем сюда пришла, чтобы молчать!» - оказывается, это была моя первая фраза в кино «Дорога правды». Об этом мне сказал журналист Валерий Кичин. Интересно. Именно это я и хотела - прийти в кино, чтобы не молчать, не плыть по течению, а самой создавать волну. Идти по узкой непроторенной тропинке, а не по широкой дороге, проложенной ранее… Папа и мама и смотрели «Дорогу правды» десять раз. Эта небольшая роль была для моих родителей радость «агромадная»… Думаю, что потом они уже никогда не были так счастливы, как после того первого появления их «дочурки» на большом харьковском экране, да еще лучшего кинотеатра, который стоит на главной улице города».

В 1956 году на экраны страны вышла новогодняя комедия режиссёра Эльдара Рязанова «Карнавальная ночь», в которой главные роли, по настоянию Ивана Пырьева, сыграли известный Игорь Ильинский и студентка Людмила Гурченко.


В фильме «Карнавальная ночь».

Фильм имел огромный успех и на многие годы полюбился зрителям, а благодаря роли Леночки Крыловой Гурченко стала всесоюзной любимицей. Гурченко рассказывала: «Карнавальную ночь» завершили в рекордный по тем временам срок - за пять месяцев. Многое было впервые. Звукооператор Виктор Зорин записал меня в «Песне о хорошем настроении» отдельно от оркестра. Сбежались смотреть все работники звукоцеха. В тонзале оркестром дирижировал Эдди Рознгр, а я пела под простейший наушник, слушая оркестр, а поддерживала меня и вдохновляла музыкальный редактор Раиса Александровна Лукина. Эксперимент был во всем. «Карнавальная ночь» получилась удачной по всем компонентам: сценарий, режиссер, композитор, оператор, звукооператор, оркестровки Юрия Саульского, актеры. У всех в творчестве - пик. И так получилось, что у Б.Ласкина и В.Полякова - это лучший сценарий, снятый в кино. У Эльдара Рязанова - самая оптимистичная и живучая музыкальная картина. У Л.Лепина - самая популярная музыка. У Игоря Ильинского - самая большая в кино удача после «Волги-Волги». У нас с Юрием Беловым после «Карнавальной ночи» началась биография в кино. Сценарий был написан на Игоря Ильинского. У него была острая и гротесковая роль. На ней держался фильм. У нас с Юрием Беловым - роли голубые, подсобные, в них все решала наша собственная индивидуальность. В «Карнавальной ночи» у Юрия Белова, как ни в какой другой картине проявился его редкий трагикомический талант. Я пришла прямо на экран искренней, верящей в добро, жизнерадостной, полной сил, с желанием непременно «выделиться». Какое счастье я испытала; когда в черном платье, с белой муфточкой пела «Песню о хорошем настроении»! Ведь именно об этом я мечтала в те голодные и страшные вечера в детстве, когда мы с тетей Валей в упоении, среди боа и вееров, мурлыкали мелодии из «Большого вальса»... «Карнавальная ночь» - это итог моей двадцатилетней жизни с родителями. И больше я такой не была. Никогда. Потому что на следующий же день после выхода картины на экраны, на меня обрушилась слава…».

В 1958 году актриса снялась в комедии «Девушка с гитарой». Материальное положение Гурченко в то время было сложным, поэтому она принимала предложения об участии в творческих встречах со зрителями, так называемых актёрских «халтурах». Это послужило поводом для травли, и в советской прессе появились «разоблачительные» статьи. По утверждению некоторых источников актрису, оказавшуюся изгоем, не приглашали сниматься девять лет, однако в фильмографии Гурченко нет перерывов более одного года. Как сообщала русская редакция Би-Би-Си, со ссылкой на неназванные историки и искусствоведов, «Карнавальная ночь» вызвала недовольство советской номенклатуры, многие представители которой узнали себя в сатирическом образе директора дома культуры Огурцова. В интервью, опубликованном после её смерти в 2011 году, Гурченко называла причиной своей травли отказ от предложенного ей сотрудничества с КГБ и последовавшего гнева министра культуры СССР Николая Михайлова. Гурченко писала: «Ко мне подошел директор картины и сказал, что в обеденный перерыв за мной приедет машина из Министерства культуры. ...Всю группу вызывал к себе сам министр культуры. Он хвалил фильм и советовал тем же составом снять еще одну такую же удачную комедию. Я и подумала, что разговор будет касаться этой темы. В тот день я снималась в премилом платьице. Решила в нем и поехать к министру. И прическа хорошая. И реснички длинненькие, модные по тем временам. Поеду новой, неузнаваемой. Опять будут хвалить. Жизнь прекрасна! Завтра напишу письмо домой, что меня вызывал сам министр. А папа всем будет говорить, что «без моей дочурки министр — сто ж якая величина — як без рук». А может, пошлют меня далеко-далеко за границу. Согласитесь, это обидно — сняться в главной роли, в успешном фильме, но так ни разу за границей с ним и не побывать.

Подъезжаю к министерству, что находилось на красивой улице Куйбышева. Вхожу в здание. Меня уже встречают. Но проводят не в кабинет министра, где уже была наша группа, а в кабинет с надписью «Зам. министра по радиовещанию». Сижу. Жду. Появляются сразу оба — и министр, и зам. И сразу в атаку. Да в какую! Что, мол, я себе позволяю? Такое позорище! Танцы, вертлявые западные штучки-дрючки. И это наша комсомолка! Слово «вертлявые», с грассирующим «р», я и сейчас слышу. Я приметила это «р», когда министр наш еще не был министром культуры, а был секретарем ЦК комсомола. Я онемела от страха и абсолютнейшей неожиданности. А заместитель по радиовещанию говорил, что у него растет сын. Что они с женой всю жизнь прожили в чистой и морально устойчивой атмосфере. Так и сына своего воспитывают. И очень, очень, крайне нежелательно, чтобы их мальчик, вообще, наши дети формировались на таких буржуазных образцах. И вообще, чтобы в советской школе, в нашей стране — и ни капли высокого патриотизма?... Ого! С чего это? На патриотизм я как-то не обратила сразу внимание. А вот буржуазные образцы... Может, это про то, что недавно с оркестром спела и тут же сымпровизировала танец? Так весь оркестр Эдди Рознера аплодировал. Ведь у нас такого еще никто не делал на эстраде. И в зале прошло на «ура»! И сюда, значит, дошло. И сюда, значит, передали. А что здесь такого? После первого фильма уже прошло время. Уже пошло разделение на «принимающих» и «не». Чопорные дамы объединились и выступили дружным фронтом против вертлявой попрыгуньи. Но вы же министры, вы же не дамы. Вы же понимаете, что время не стоит на месте. В фильме вы вместе со всеми смеялись над косностью и обывательщиной. Вы же сами просили сделать еще один такой же смешной фильм. Нет, нет, что-то не то. И вдруг моя длинная модная ресничка — хрясь! — и предательски наполовину отвалилась. А горячие слезы как из ведра полились по лицу. И ничего не могу с собой поделать. Голова, что могла бы подсказать выход, пуста. Безвольные руки. И нечем «взять себя в руки». «Полный труп», как сказал бы папа. Пошли меня мочалить за левые концерты. Но ведь в них участвовали какие имена и звания — не мне чета. А в заказной статье их имена только указаны. На мне же сделан главный акцент. Выживай, держись Люси-Ирена-Марлен! «С лица земли сотрем! Имени такого не будет!» — это слова министра. И это не сегодняшние демократические денечки, когда говори, что хошь, всем до фонаря. То было жестокое время. И то был настоящий приговор. И очень скоро такой фамилии не стало. Очень скоро. Долго надо мной будут витать: «однодневка», «несерьезно», «не советуем», «не следует», «не желательно». Перестали снимать в столице. Перестали снимать на других студиях. Забыли. Предали забвению. Тихо похоронили. Забальзамировали. Вот тогда у меня появилась возможность свободно размышлять о моем патриотизме. И привели меня эти раздумья на Чистые Пруды. К той гримасе отвращения. «Не захотели послужить Родине...». Что ж, «Не хотите кушать хлеб с маслом, будете кушать г...». И я его кушала. Кушала много лет…».

В образовавшейся тишине актриса Людмила Гурченко была вынуждена зарабатывать, выступая с концертами на заводах, на шахтах, в поездках по стране, и жила в общежитиях

— первая квартира, по её словам, у неё появилась лишь после развода в тридцатилетнем возрасте. В 1958 году Людмила Гурченко познакомилась со студентом сценарно-киноведческого факультета ВГИКа Борисом Андроникашвили. Вскоре молодые люди вступили в брак, а 5 июня 1959 года в Харькове у них родилась дочь Маша. Гурченко писала: «Вышла замуж по большой любви. Он как будто явился из фильмов, «взятых в качестве трофея после разгрома немецко-фашистских захватчиков», которые я смотрела после уроков. Просто одурела, ослепла от любви.

Я сильно отставала по всем «швам»: и по образованности, и по воспитанию, и многому разному. Я тянулась к высокой планке. Прошло время. Родилась Машенька. Приехала я с мамой и с полуторамесячным ребенком в Москву, а нас то и не особенно ждали. На вокзале никто не встретил. Так и началось то, что называется распадом. Я пережила. Тяжело, с большими осложнениями в здоровье. Но мой здоровый дух меня спас. Только на всю жизнь у меня засела горькая фраза: «Мой ребенок растет без отца». А потом: «Весь его сказочный облик поблек, расплылся так, что и не узнать». Ну, что ж: «Суждены им благие порывы, но свершить ничего не дано…».

Брак Гурченко распался через три года. После развода Людмила Марковна буквально жила на два города - Москву, где безуспешно пробовалась на разные роли, и Харьковом, где росла ее дочь Маша.

В 1960 году в Киеве Людмила Гурченко приступила к работе в фильме «Гулящая». Она рассказывала: «Первое время в фильме я жила словно в летаргическом сне. «Мамочка, приезжай скорее, побудь со мной, только не говори папе!» - кричала я беспомощно маме в трубку, понимая, что папа один с ребенком не справится. Как жить? Я так боюсь одна. Он казался мне таким сильным... Да я одна погибну, умру. Я изо всех сил сжимала челюсти на съемке, потому что проклятые слезы душили беспрерывно. Я только держалась и сдерживалась. Зато уж ночью плакала навзрыд, до изнеможения… Я вставала утром. Ехала на студию. Сидела на гриме. Что-то говорила. Что-то играла. Как-то снималась. Слава богу, картина по роману известного украинского писателя Панаса Мирного рассказывала о трагической судьбе украинской крестьянки. На экране перед зрителем проходит вся жизнь героини от восемнадцатилетней чистой девушки, соблазненной и покинутой «молодым богатым паном», до женщины, опустившейся, прожившей бурную и страшную жизнь. И вот, в конце жизни, она приходит к своему родному порогу, в свою деревенскую хатку. Приходит, чтобы дожить свой век. Но в ее хатке живут чужие люди. И хоть на дворе лютует зимняя вьюга, «добрые люди» не открыли ей дверь. Так и замерзает она у родного порога. Страшная жизнь с таким трагическим финалом. Слабенько сыграла я эту роль. Верными на экране мне показались только те кадры, где я - то ли в силу внутреннего состояния, то ли чего-то извне - совершенно забывала, что идет съемка, существовала в созвучных мне обстоятельствах роли. Но рядом не было никого, кто бы, заметив это, напутствовал, заставил бы запомнить, зафиксировать эти краткие моменты. Ставил картину режиссер Иван Кавалеридзе, талантливый скульптор. Фильмы снимал очень редко. Тогда ему уже было за семьдесят. За кадром он вспоминал и рассказывал нам о своих красивых романах. Вспоминал свою молодую жизнь, необыкновенные истории. Он и в том возрасте был красив - такой большой, седой, мудрый красавец. И мы себе представляли, каким же он действительно был неотразимым в то время, когда происходили эти истории. Но как только входили в кадр, все менялось. В кадре во время самых страшных грехопадений героини от меня требовалась пуританская нравственность. Нужно было, как говорится, зачать без зачатия. Вот задача! Слабо, противно сыграла эту роль. В повторе никогда этот фильм не смотрю. Сейчас бы мне такую роль... Но все придет позже… И опять меня ругали в прессе за «Гулящую». А публика меня отождествляла с героиней. Вот, мол, теперь ясно про актрису все. Я же измучилась своими личными переживаниями вконец. Еще раз что-то сильно во мне надломилось. И вдруг многое - и косые взгляды, и ругательные статьи - стала воспринимать не так остро. А даже скорее как должное. Вроде что-то атрофировалось, и стало казаться, что меня всегда должны ругать. Странные это были два года жизни. Не знаешь, чего больше было в них - то ли счастья и радости от работы, то ли горя от потери семьи. Все вместе перемешалось в один запутанный мучительный узел. И вот так я вошла в новый период долгого отлива».

В 1962 году Людмила Гурченко ненадолго связала свою судьбу с Александром Фадеевым. Гурченко писала: «Саша Фадеев очень напоминал Машиного отца - студента. Был артистом в театре армии. Его беда была в том, что он неверно выбрал профессию. Он многое сумел бы в жизни, если бы не стал актером. Здесь кроется причина и нашего разрыва. Меня все тянуло в музыку, в кино... куда-то в мечту... А приходилось сидеть на земле. Хоть человеком он был очень добрым. Он, очевидно, переживал свои неудачи и горько их заливал. Моя интуиция и здоровый дух опять выбросили меня в одиночное плаванье».

В 1963 году Гурченко поступила в труппу театра Современник. «А что она будет у нас играть?» - вопрос, которые сопровождал ее все годы пребывания в театре. Ролей ей не давали, или давали роли на пару слов. И она опять ездила по стране с концертами и встречами со зрителем, что бы обеспечить себе, ребенку и родителям достойную жизнь, и, конечно же, видеть глаза зрителей, чувствовать их энергетику и понимать, «Нужна! Нужна!».

В 1965 году она ушла из «Современника». Гурченко рассказывала: «Итак, в один прекрасный день я вдруг подала заявление об уходе из театра по собственному желанию. Тихо и спокойно. Как будто это было давно решено. Хотя еще утром, идя на репетицию, об этом даже не думала. Я просто представила, что сейчас, на репетиции новой пьесы, я буду долго сидеть в ожидании своих двух реплик... И... ноги, помимо сознания — красиво или некрасиво, удобно или неудобно, раньше или позже, деликатно или нет — сами повернули в фойе направо, к главному режиссеру. И как пелось: «...Но бывает, что минута все меняет очень круто...». И от сознания своей свободы и победы стало так легко! Победы? Я ведь не справилась, потерпела поражение, не сумела стать незаменимым винтиком. Но почему же радость облегчения била через край? Все четыре стороны света для меня свободны — выбирай любую. Ничего впереди не ждет. А я счастлива. Но ведь тогда, в Харькове, в больнице, когда во мне мучительно умирала моя любовь, я ведь была счастлива. Потому что одновременно с этим я приобретала облегчение. И где-то впереди брезжил свет. Я знаю, что выхожу из увлеченностей в работе, из самых поначалу необыкновенных увлечений, как только чувствую насилие над своим внутренним миром, о котором не расскажешь словами. Он вдруг бастует, кричит, бьется и физически направляет движение в нужное русло. Своей, только своей дорогой. Позже я часто возвращалась к этому важному периоду жизни. Да и не было ни одного выступления, где бы зрители не интересовались причинами моего ухода из «Современника». Почему же я все-таки ушла из лучшего театра? Уязвленное самолюбие? Непризнанный талант? О, как же я изо всех сил подавляла в себе все негативное, и подавила, в конце концов. Тогда и стало легче. Но прежде мне нужно было научиться терпеть. А порой я думала так: первый успех пришел «вдруг», без вклада. Без труда выловила рыбку из пруда. А после была неминуемая расплата. Научиться терпеть и воспитать в себе волю».

А дальше были пробы в кино, просмотр в Театр Сатиры, съемки в фильме «Рабочий поселок» и новые бесконечные концерты по стране. Так Людмила Марковна стала артисткой Госконцерта. В 1967 году Людмила Гурченко познакомилась с Иосифом Кобзоном, за которого вскоре вышла замуж. Брак свой с Кобзоном она называла одной из самых жутких ошибок своей жизни. В 1970 году Кобзон и Гурченко развелись.

Иосиф Кобзон и Людмила Гурченко.

В 1969 году Людмиле Гурченко было присвоено звание Заслуженной артистки РСФСР. А 17 мая 1972 года состоялся ее первый творческий вечер в ЦДРИ. Для артиста такой вечер - особое событие и тяжкий труд одновременно. Необходимо все очень точно отрепетировать, согласовать участие гостей и их выступлений, что крайне сложно, учитывая загруженность коллег Гурченко в театре и кино. Но к 17 маю все сложилось благополучно. Треть вечера в зале был «лед», публика сурово и надменно молчала. «Карнавальная ночь» прошла при гробовом молчании. Смеялись только на экране. Это было ужасно, но Люся в который раз в своей жизни сказала «Давай!». И пела – пела знакомые и не знакомые песни, пела свои песни. И вдруг зал дрогнул в тот момент, когда звучала «Маленькая балерина» Вертинского. Она сделала ее по-своему – и, после минутной тишины, зал взорвался аплодисментами. «Этим творческим отчетом мне нужно было себя проверить - созрела ли я к поединку с московской публикой? Она меня забыла. Она вообще ничего обо мне не знает. А я уже другая. Смогу ли я изменить свое положение? Смогу ли выйти из «второго сорта»? И я, сцепив зубы, никак внутренне не реагируя на «лед», на прием публики, в абсолютном одиночестве проводила свой вечер. Я видела и любила только своих партнеров, экран и пианиста Давида Ашкенази… Уже закончилась программа, уже много раз я уходила за кулисы и опять выходила на сцену. Но в зале еще и еще чего-то от меня ждали... Я подошла опять к микрофону.

- Спасибо. Я счастлива. Здесь, в зале сидят мои родители. - Все зашевелились, а папа, слегка приподнявшись, поклонился; мама втянула голову в плечи. - Я хочу для них исполнить песню, романс их молодости – «Осень».

Давид Ашкенази начал вступление... Я смотрела в зал. Впервые мелькали два белых платка. Мама плакала вместе с папой.

- Ах ты, моя дочурочка! Якой же я радый, какой же я довольный твоим вечером... Усех положила на лупаты! Правда, одним недовольный. Надо было на сцену и родителей вывесть - нас з Лелею - хай усе видять, хто тибя родив!».

С 1973 года началась вторая жизнь Людмилы Гурченко. Весной она была приглашена сниматься в фильме «Старые стены», где она исполнила роль Анны Георгиевны. Во время съемок ее настигло страшное известие – умер Марк Гаврилович. Гурченко писала: «Я хочу попытаться рассказать о своем отце. Человеке сильном и слабом, веселом и трагичном, умном от природы и почти совсем неграмотном в сегодняшнем понимании слова «образование». Из прожитых семидесяти пяти своих лет сорок пять папа жил в городе, но так и не научился говорить грамотно. Город и цивилизация его как бы не коснулись. Люди, которые хоть раз общались с ним, встретив меня через время, всегда задавали один вопрос: «А как твой папа? Ну, расскажи про своего папу... Ну, пожалуйста!». И я рассказывала. Они смеялись, поражались его неожиданным поступкам, его речи, ему... Я не могла им сказать, что его уже нет, что с 17 июня 1973 года я мечусь и нигде, ни в чем не могу найти покоя. Только в работе, которой, к счастью, загружена в последние годы без перерыва. Я знаю, что надо отдохнуть, но боюсь этого. Ведь тогда у меня будет свободное время, и опять на меня обрушится тоска, боль, пустота... Ведь нет больше моего папы! Папа прошел через всю мою и мамину жизнь, наполнив ее радостью, юмором, уверенностью, что мы с мамой - прекрасны».

В 1976 году за роль Анны Георгиевны в фильме «Старые стены» Людмиле Гурченко была присуждена Государственная премия РСФСР имени Братьев Васильевых. Началось ее триумфальное возвращение в кино - Людмила Гурченко блестяще играла и пела в музыкальных лентах 1970-х годов: «Табачный капитан» в 1972 году,

«Соломенная шляпка» в 1975 году,

«Мама» в 1976 году,

«Небесные ласточки» в 1976 году

и других картинах.

В 1977 году Людмиле Марковне было присвоено звание Народной артистки РСФСР. Тогда же она познакомилась с музыкантом и аккомпаниатором Константином Тобяшевичем Купервейсом, сыном писателя Тобяша Купервейса. Их гражданский брак продлился 18 лет. «Слишком большой отрезок жизни. Так, в двух словах не расскажешь, - написала Людмила Марковна в своей книге «Люся стоп!».

Новые роли в сложных, трагических картинах принесли актрисе не только удовлетворение в работе, но и международную славу. В 1976 году она снялась в фильме «Двадцать дней без войны» режиссера Алексея Германа, «Сибириада» режиссера Андрея Михалкова-Кончаловского, удостоенного в 1979 году специального приза жюри Каннского кинофестиваля. Гурченко рассказывала: «Уже до финала были аплодисменты, а перед концом картины и после они не смолкали и превратились в «скандеж» - как на концерте. И «браво», «браво», «браво»... Мы кланялись вперед, назад, влево, вправо. Никто не уходил, и мы стояли и кланялись, кланялись... А потом стали обнимать и целовать друг друга... Эмигранты кричали по-русски: «Молодцы! Мо-лод-цы! Людоч-ка! Мы так счастливы за вас!». Мы плакали от радости. Смешались звания, регалии, титулы, посты - мы были небольшим русским островком на прекрасной французской земле. Она нас приняла, она почувствовала нашу силу, на ней запахло Русью». Во время съемок в фильме «Сибириада» по совету Никиты Михалкова Людмила Гурченко начала писать свою первую книгу, посвященную отцу. Книга получила название «Мое взрослое детство», вышла в 1982 году и моментально разлетелась с книжных прилавков.

В фильме «Сибириада».

Долгое отсутствие ролей компенсировалось чередой звездных работ в фильмах «Пять вечеров» режиссера Никиты Михалкова,

«Вокзал для двоих» режиссера Эльдара Рязанова,

«Любимая женщина механика Гаврилова» режиссера Петра Тодоровского,

«Полёты во сне и наяву» режиссера Романа Балаяна

и «Любовь и голуби» режиссера Владимира Меньшова.

В 1983 году фильм Эльдара Рязанова «Вокзал для двоих» участвовал в конкурсной программе Каннского фестиваля. Гурченко рассказывала: «Когда начался наш конкурсный фильм «Вокзал для двоих», я оглянулась - вокруг нас было пустое пространство. Я так нервничала, что не сразу поняла, что мы сидим в партере, а «наш» балкон так далеко, что люди кажутся мошками. Никто не пожелал сидеть рядом. Вот тебе и сплетение искусства и политики. А когда начался фильм, аж сердце защемило. После роскошного изображения на экране в других фильмах, вдруг наше, родное изображение на «шосткинской» пленке с чуть голубоватыми лицами героев. «Ну, думаю, черт с вами - это наша жизнь. Пусть такая, «вокзальная», без гостиниц и удобств, но наша, незаимствованная. Жизнь в отдельно взятой стране. Что сказать... Втянулись, втянулись зрители, притихли и стали следить за развитием событий. Первый раз привезли фильм, где фигурирует у нас на советском экране тюрьма. Тут, ну просто муха пролетит, - слышно. А когда я закричала: «Играй, играй - громче!!!» и стало ясно, что мы с Басилашвили успели добежать (добровольно!) до тюрьмы, успели к утренней поверке и от этого были счастливыми ... ну знаете... В этом месте раздался такой вздох облегчения... И стало ясно, что люди есть люди, что актеры и режиссер совсем не виноваты. «Это» происходит в посольстве. Мы возвращались к своему «Карлтон-отелю». Нас все время обгоняли зрители и заглядывали в лицо. А когда мы дошли до отеля, там нас поджидала целая толпа. И искренне говорили нам очень известные французские и английские слова поздравлений, одобрений и пожеланий. А что еще нужно? Да вообще-то нужно многое. Но в том, 83-ем, этого было ого, как много!..».

В фильме «Любовь и голуби».

В 1982 году Людмила Гурченко узнала, что ее дочь Маша родила сына Марка. Внук – любимый, ненаглядный мальчик был назван в честь отца. Людмила Марковна была счастлива и обожала Марка до безумия. А в 1983 году Маша родила девочку Елену – «Леночка «Калошина», так ее называла моя мама. Лена все время что-то складывала, перекладывала, копошилась в своих игрушках. «Барыня-коробочка» - сказала бабушка Лёля. Она была остроумной женщиной: «Капошная» - смешно и весело. Мне нравилось, хотя Леночка больше любит, когда ее зовут Аленкой. Я и не спорю, но разве можно объяснить, почему, когда произносишь «Капошная», внутри разливается особое родственное счастье. Слов для объяснения нет. Счастье разливается. И всё…».

В ГЦКЗ «Россия» в марте 1987 года Гурченко дала сольные концерты, а в 1992 году был записан и издан ее первый сольный диск «Да, не верится!». В 1993 году во время работы над спектаклем «СекСказки» судьба свела Людмилу Марковну с продюсером Сергеем Михайловичем Сениным, который впоследствии стал ее мужем.

С Сергеем Сениным.

Гурченко рассказывала: «Спектакль «Бюро счастья»... Прошло несколько месяцев работы над спектаклем. Дело двигалось с большим скрипом. А в один день все обрушилось... И только один человек держался, верил и заставил всех поднять головы. Сергей Михайлович Сенин. Я не знаю, чего ему это стоило. Я не знаю, скольких шрамов на сердце. Интересно, что он сходится с людьми довольно легко. Но редко-редко кого-то допускает близко к себе. В нем глубоко скрывается никому не открывающееся «я». Его достоинства и недостатки здорово дополняют друг друга. Он может быть резким и даже грубым, но никогда не изменит своему кодексу чести. Трудности он ни на кого не перекладывает. Не жалуется. Сам в себе все перемалывает... Он умен, тонок, многое видит наперед, терпелив. «За честь, за дружбу» - это тоже его тост. Как и моего папы».

В 1994 году Людмила Гурченко приняла участие в записи программы «Час пик», ведущим которой был Владислав Листьев.


14 декабря 1998 года в жизни Людмилы Марковны случилась трагедия. Совершенно неожиданно погиб от передозировки ее обожаемый внук Марк. Это трагическое событие послужило началом окончательного разрыва отношений с дочерью. Единственный кто еще хоть как-то связывал этих двух женщин - была Елена Александровна. Но беда не приходит одна – 5 мая 1999 года умерла мама Людмилы Марковны. Гурченко рассказывала: «Она взяла с собой блок сигарет. Поехала лечить ноги, а попала в реанимацию с легкими. Когда мы приехали к ней на следующий день, врачи показали снимок легких. Легкие были черные. Не было ни одного живого светлого места. Она терпела. И курила, курила, курила. Сережа ездил к ней каждый день. Я через день. Глаза у нее были пустые. Жизнь кончилась. Марика нет. А больше ничто ее не интересует. «Прости, прости, Люся, меня. Прости. Спасибо. Спасибо!». А через три дня, когда вставили трубку в гортань и продели ее в легкие, она не могла говорить. В ее глазах был ужас! Вот больница и врачи, которых она больше всего в жизни боялась. «Вот как это, Люся, страшно», - говорили ее глаза. Говорить сама не могла. Только целовала руки Сереже и мне. Такого я от своей мамы не ожидала никогда. Мы, в общем-то, единственные, кто был рядом с ней постоянно. Я много думала о маме. Ведь у нее и вправду не было жизни, кроме той, которую она провела рядом с папой. То было время, когда люди ничего не имели, кроме друг друга. У них ничего, ну абсолютно ничего не было, а они были счастливы! Потом война. Я, со своей славой и ударом об землю. У папы инфаркт. Любовь к Машеньке. Ее жизнь без папы, без любимой работы. И великое счастье - Марик! Вот и все. Остальное - нюансы, мгновения, периоды... Похоронили ее рядом с папой. В одной могиле. Она была атеисткой. Ненавидела иконы, молитвы. При той больнице есть зал, где последний обряд расставания устроен как во всем мире - музыка, цветы, мрамор, торжественная аура. Все-все по последнему слову. Моя мама в белом моем платке, который я когда-то купила в Эмиратах и так ни разу не надела. И на лбу лента, как хоронят верующих. Нет, пусть будет так. Папа верил: «Не, што ни скажи, дочурка, а сила якая-то есь! Думаю, Бог, он де-то сидить на неби и усе видить...».

В 2000-м году Эльдар Рязанов пригласил Людмилу Гурченко сняться в картине «Старые клячи». На съемочной площадке он собрал удивительный ансамбль великих актрис – Лию Ахиджакову, Ирину Купченко, Светлану Крючкову.

Три фильма – три этапа жизни режиссера и его актрисы. Гурченко рассказывала: «С Эльдаром три встречи. Начало пути. Середина жизни – «Вокзал». И вот «Клячи», третья дистанция, самая короткая. Я должна была с Эльдаром пройти эти пути. И я это сделала. В этой картине я его очень любила. Мы друг друга поразительно чувствовали, как будто прожили всю жизнь бок о бок. Как люди, которые прошли все испытания, размолвки, интриги, сплетни, зависть. Переступили через все и снова вместе. Мы победили. Он все время чувствовал, что я живу с огромной неподъемной тяжестью на душе. Кладбище. Марик. Мама. И папа. Он это понимал! И мне было легче работать. Ведь как непросто жить, когда вокруг столько желающих «по-своему» оценить поступки, внезапно выскочившие слова... Недавно Эльдар рассказывал мне, что только после «Карнавальной ночи», когда он выходил к зрителям, зал стоял. И вот после «Старых кляч» точно так же».

Последними ее работами в кино стали фильмы «Старые песни о главном»,

«Осторожно, Задов»

и «Двенадцать стульев».

В 2009 году совместно с режиссером Дмитрием Коробкиным она сняла свой музыкальный фильм «Пестрые сумерки».

Последние годы жизни подарили Людмиле Марковне удивительные дни дружбы и любви с молодым и талантливым стилистом, фотографом и актером Асланом Ахмадовым. Они были очень дружны.

Людмила Гурченко и стилист Аслан Ахмадов.

«Я влюблена в Аслана и в то, что он делает», - говорила актриса. Каждый трактовал это признание в меру своей испорченности. Кто-то завидовал, кто-то восхищался. Но равнодушных не было. На самом деле Гурченко с Ахмадовым связывала работа и крепкая дружба. Их познакомила модельер Елена Ермак. Все началось с фотосессии Гурченко. Аслан подправил стрелку на глазу актрисы, и после этого Людмила Маркова предпочитала гримироваться только у Аслана. Незаметно для самих себя Аслан и Людмила Марковна подружились. Принял Аслана и супруг Гурченко Сергей Сенин. В тяжелый для Аслана жизненный период именно пара Гурченко-Сенин поддержала его. По словам Аслана, Людмила Марковна была потрясающей женщиной, неимоверно целеустремленной, она не могла сидеть без дела. После того, как актриса сломала бедро, уже через месяц она поднялась на ноги, как бы тяжело ей это не далось, но бездействие было для нее еще тяжелее. Гурченко, которая до этого никогда не занималась спортом, тренировала мышцы при помощи тренажеров, мячей и прочего спортивного инвентаря. «До перелома мы записали несколько песен. – рассказывал Аслан Ахмадов в интервью. - Горели идеей выступить вместе. И вдруг травма... Она переживала, что так не вовремя это произошло. Ну, говорит, ничего, месяц пройдет, встану и пойду. Я каждый день навещал ее в больнице. Там коридор длинный, метров 50. Она говорила: смотри, что умею - и туда- обратно прохаживалась. Делала упражнения. Это стоило ей невероятных усилий, мужества и боли. Люди с таким переломом очень долго поправляются. Люся, которая ни дня в своей жизни не провела в спортзале, окружила себя мячиками, тренажерами, чтобы качать икроножные мышцы. Говорила: «Не имею права валяться тут долго!». Через месяц уже не разрешала помогать ей - вставала сама. Прихожу, она с палочкой. «Оп! – показывает фокус. - Я уже и без опоры стоять могу».


Последней работой Людмилы Марковны стал музыкальный видеоклип на песню Земфиры «Хочешь?», снятый в феврале 2011 года, за месяц до смерти актрисы. В клипе Гурченко исполняла песню, стоя среди экранных образов своих партнёров по киноработам, уже ушедших из жизни — Александра Абдулова, Юрия Белова, Олега Борисова, Евгения Евстигнеева, Александра Кайдановского, Андрея Миронова, Юрия Никулина и Олега Янковского.


Из больницы Людмила Марковна была выписана в марте. Она радовалась, что, наконец, находится дома. Она горела новыми идеями и планами. Вечером 30 марта Людмила Гурченко и её муж Сергей Сенин смотрели музыкальный фильм о Людмиле Марковне, который снял телеканал «Интер». Внезапно Людмиле Марковне стало плохо. Она успела сказать супругу, что ей трудно дышать, пожаловалась на сильную боль в груди, а потом потеряла сознание. Сергей Михайлович подхватил супругу и отнес в комнату, бережно уложил на кровать и стал делать жене искусственное дыхание, непрямой массаж сердца, но все было напрасно. «Люся умерла в течение одной минуты, - рассказал медикам Сергей Сенин. – Я пытался спасти ее, но у меня ничего не получилось. Врачи, осмотрев пациентку, зафиксировали признаки биологической смерти. На кардиографе шла прямая линия». По словам медиков, Людмилу Марковну можно было спасти, если бы квалифицированные специалисты подоспели вовремя. Вскрытие, по просьбе супруга Людмилы Марковны, делать не стали, но история болезни и симптомы позволили медикам максимально точно установить причину смерти – ее вызвала тромбоэмболия лёгочной артерии.

Прощание с Людмилой Гурченко состоялось 2 апреля в Центральном доме литераторов в Москве. Дочь Маша пришла на прощание с матерью, как простая почитательница ее таланта, отстояв в общей очереди. Возложив цветы к гробу матери, Маша немедленно ушла. Похороны прошли в тот же день на Новодевичьем кладбище. Актриса была похоронена рядом с другими артистами — Татьяной Шмыгой, Олегом Янковским и Вячеславом Тихоновым.

30 сентября 2011 года, через полгода после смерти актрисы, с разрешения семьи в газетах был опубликован ряд материалов о тех днях, включая последние записи в личном дневнике самой Людмилы Гурченко.
4 августа 2012 года на могиле Людмилы Гурченко был открыт памятник из черного гранита и белого мрамора, авторами которого стали Юрий Хоровский и Юрий Шабельников.

В 2012 году Людмиле Гурченко был снят документальный фильм «Как я стала богиней…».



Материалы сайта www.gurchenko.ru



Фильмография:

1956 Карнавальная ночь
1956 Дорога правды
1956 Сердце бьется вновь
1958 Девушка с гитарой
1960 Пойманный монах
1960 Роман и Франческа
1961 Гулящая
1961 Человек ниоткуда
1963 Укротители велосипедов
1964 Женитьба Бальзаминова
1965 Рабочий поселок
1965 Строится мост
1966 Нет и да
1967 Взорванный ад
1969 Белый взрыв
1970 Дорога на Рюбецаль
1970 Мой добрый папа
1970 Один из нас
1971 Корона российской империи, или снова неуловимые
1971 Тень
1972 Летние сны
1972 Табачный капитан
1972 Цирк зажигает огни
1973 Дача
1973 Дверь без замка
1973 Дети Ванюшина
1973 Открытая книга
1973 Старые стены
1974 Соломенная шляпка
1975 Дневник директора школы
1975 Шаг навстречу
1976 Двадцать дней без войны
1976 Мама
1976 Небесные ласточки
1976 Преступление ("Нетерпимость", фильм первый)
1976 Семейная мелодрама
1976 Сентиментальный роман
1977 Вторая попытка Виктора Крохина
1977 Обратная связь
1978 Красавец-мужчина
1978 Острова в океане
1978 Познавая белый свет
1978 Пять вечеров
1978 Сибириада (В 4-х фильмах)
1978 Уходя - уходи
1980 Идеальный муж
1980 Особо важное задание
1981 Любимая женщина механика Гаврилова
1981 Отпуск за свой счет
1982 Вокзал для двоих
1982 Магистраль
1982 Полеты во сне и наяву
1982 Шурочка
1983 Рецепт ее молодости
1984 Аплодисменты, аплодисменты...
1984 Любовь и голуби
1984 Прохиндиада, или бег на месте
1987 Претендент
1988 Дорога в ад
1988 Ожог
1989 А был ли Каротин
1990 Имитатор
1990 Моя морячка - композитор, вокал, актриса
1990 Наша дача
1990 Нелюдь ("В раю запрещена охота")
1991 Виват, гардемарины!
1991 Сексказка ("Сек-с-казка")
1992 Белые Одежды
1992 Гардемарины-III
1992 Прощальные гастроли
1993 Люблю
1993 Послушай, Феллини!..
1994 Прохиндиада-2
1996 Четверо - вокал
1997 Старые песни о главном - 2
1998 Мама - вокал
2000 Старые клячи
2001 Женское счастье
2002 Шукшинские рассказы
2004 УВД-2. Во власти (Украина)
2004-2005 Осторожно, Задов! - сериал
2005 Рецепт "Ортопеда" (Россия-Украина)
2005 Горыныч и Виктория
2005 Взять Тарантину
2005 12 стульев (Украина)
2006 Карнавальная ночь-2, или 50 лет спустя
2007 Первый дома
2008 Золотая рыбка
2009 Пестрые сумерки