Мне потребовалось более 50 лет, чтобы обратиться в ислам и вступить на путь «джихаду акбар», то есть великого джихада, к которому Магомет призывает всех верующих. «Истинный моджахед — это тот, кто ведет борьбу со своим нафсом (эго)».

Великий джихад ведется не с помощью оружия, а с помощью отваги, воли и смирения. Это джихад против себя самого, борьба за то, чтобы с каждым днем становиться чуть лучше. До моего «обращения» я была настоящей отступницей, которой могла бы сулить смертная казнь. С точки зрения ортодоксальной веры (в Иране или где-то еще) у мусульманина нет права отрекаться от веры или менять религию. Тот, кто рождается мусульманином, остается им всю свою жизнь и им умирает. Интересный момент: улемы (исламские мудрецы) двух главных коранических школ принимают покаяние отступницы-женщины, но категорически лишают такой возможности мужчин. Такая позитивная дискриминация связана с тем, что слабый пол считают не слишком разумным. Женщина слаба и сентиментальная, а, если верить некоторым трудам, так и вообще стоит на грани слабоумия. Ее может отнести в сторону, но у нее есть и возможность вернуться. А добрые христиане всего несколько веков назад вообще считали, что у нее нет души. Я напоминаю об этом, чтобы объяснить нежелание клеймить ислам и все мусульманское духовенство в его совокупности.

В прошлом я называла себя агностиком, а то и вообще атеистом. Однако такой выбор или скорее даже привилегия были далеко не у всех. Если бы я росла в традиционалистской среде с верующим отцом (на земле ислама он поистине всемогущ), я бы неизбежно пошла по проторенной дорожке верующей. Но семья дала мне свободу мысли в любых формах и проявлениях, а режим шаха (диктаторский, да, но далеко не инквизиторский) мирился с не слишком благочестивыми мусульманами, преследуя лишь тех, кто обращался в марксизм.

Мораль: я не трогала ислам, пока ислам не трогал меня. Но после того как аятолла Рухолла Хомейни установил в Иране Исламскую республику и ввел на практике свое кредо «ислам — неотъемлемая часть жизни человека с момента зачатия до самой смерти», игнорировать ислам я уже не могла. Как вы помните, произошло это в 1979 году. Я находилась во Франции и собиралась остаться там, чтобы выразить протест и бороться с недопустимым из моей приемной страны.

На этом долгом пути ожесточенной борьбы и суровых испытаний, вопреки, а, может быть, и благодаря глупым ошибкам, болезненным потерям и скитаниям по пустыне, великий джихад предстал передо мной как последнее средство борьбы с последователями вооруженного джихада. Будь то преследуемые всеми террористы или палачи, которые официально назначаются и получают щедрые вознаграждения от властей стран (в том числе и моей родины), где шариат стал главным законом. Я выбрала великий джихад, потому что в противном случае горечь и ненависть бы захлестнули меня. Раненая душа может обрести исцеление, но если она заплутает, то останется потерянной навсегда. Так говорил мой отец шейх Исмаил Хаштруди, большой авторитет в вопросах веры, человек прогрессивных и демократических взглядов и признанный мэтр великого джихада, который он рассматривал как высшее проявление духовной практики, стоящее на службе народа и его свободы.

Запачкавшая весь мир ненависть с каждым днем становится все сильнее. Это относится не только к палачам и мучителям, но и некоторым их противникам, которые думают, что могут справиться с ними принуждением, отторжением и войной.

Отказ от слепой ненависти к лишившимся человечности личностям, которые лишают жизни других людей без малейших колебаний, является первым шагом на пути понимания, поиска причин зла, предотвращения и исцеления.

Исламское государство казнит оступившихся мусульман как безбожников, нигерийцы из «Боко харам» похищают школьниц и продают их в сексуальное рабство, боевики «Аль-Каиды» в исламском Магрибе" убивают туристов и альпинистов... Все это во имя ислама и Магомета под чтение отрывков из Корана. В Пакистане имамы и проповедники отправляют верующих заживо жечь христиан за спаленные суры из Корана. В городе Кот Радха Кишан молодую пару бросили в печь за пару сожженных листков. Эти наемники — не настоящие мусульмане, а террористы и варвары. Но есть одно «но».

Как тогда называть некоторых представителей руководства Исламской Республики и ваххабитского королевства, не говоря уже о других ближневосточных державах? Два этих соперничающих государства ведут скрытую войну за лидерство в мусульманском мире и ненавидят друг друга не меньше, чем террористов, которым при необходимости оказывают финансовую поддержку. Они (опять-таки во имя пророка и совершенно бессовестным образом) насаждают называемые божественными и вневременными законы шариата.

Обезглавливание отступников в ваххабитском королевстве, избивание камнями прелюбодеев в Исламской Республике. Тех, кто отступает от шариата, ждут побои, тюрьма и пытки: иранские и саудовские блогеры убедились в этом на собственном горьком опыте. Приниженный статус женщины, смертная казнь за гомосексуализм и т. д.

Вывод: одни фундаменталисты действуют совершенно легально, а другие — абсолютно нелегально. Одни — заседающие в ООН уважаемые руководители стран, а другие — бандиты и террористы. Перед одними расстилают красную ковровую дорожку, а других забрасывают бомбами. Ну а где во всем этом ислам? Где настоящий ислам? Где сила примера? Почему Франция, родина прав человека и светского общества, становится союзницей Саудовской Аравии, позволяет Катару подминать под себя свой рынок? Разве эти страны не финансируют фундаменталистские структуры? Откуда берутся деньги имамов-салафитов из пригородных мечетей, которые превращают молодежь в фанатиков и дают девушкам деньги для того, чтобы те носили чадру? Почему Франция передала Ирану двух известных террористов, один из которых лишил жизни на ее территории бывшего премьер-министра Шапура Бахтияра?

Это важнейшие вопросы, однако опасные и губительные рассуждения ультраправых не могут быть ответом на них. Как-то мне довелось услышать такие разглагольствования одного члена Национального фронта в кафе: «Да пусть режут друг друга. Только не у нас. Если потребуется, Марин не постесняется разорвать дипломатические связи с Саудовской Аравией». Как бы то ни было, все это лишь пустые пожелания. Сейчас мы на своем опыте убедились, что происходящее где-то «там» рано или поздно заденет и нас. После формирования Исламской Республики и прихода к власти провозгласившего себя посланцем Бога на Земле Хомейни иранские демократы, как светские деятели, так и верующие, неизменно твердили западным политикам об опасностях исламского фундаментализма. Реальная политика, экономические интересы, неверные оценки, катастрофическая война Буша-младшего в Ираке и хаос в Ливии — все это способствовало появлению Исламского государства и подъему активности террористических групп. А главными жертвами становятся сами мусульманские народы, которым приходится расплачиваться сотнями тысяч жизней. Но некоторые все еще продолжают сражаться (причем нередко с голыми руками и даже из тюремной камеры) с духом ИГ и так называемым священным террором, в том числе и со стороны высших религиозных властей. Взять хотя бы пример аятоллы Боруджери, который вот уже не первый год томится в иранской тюрьме.

Посыл этих настоящих мусульман выглядит следующим образом: разделение религии и государства. Они требуют этого во имя веры, ради спасения ислама, который валяют в грязи, избивая и убивая невинных. Будь то «законно» или нет. Светское государство означает конец шариата. А конец шариата означает переосмысление Корана и выработку нового его толкования в соответствии с требованиями времени. Да, исламу нужно обновление. Это движение уже набирает обороты в Иране и других государствах. Гражданским обществам мусульманских стран необходимо оказать безусловную поддержку.

Пораженная в самое сердце Франция может и должна поддержать этих истинных мусульман, начав с объединения тех, кто требуют реформы на территории страны: религиозные деятели, мыслители, интеллектуалы, юристы, артисты и т. д.

В прошлом французские религиозные власти не стали защищать Салмана Рушди и даже не осудили выпущенную против него в 1988 году фетву Хомейни. Однако то, как представители мусульманской веры во Франции единогласно выступили против недавних терактов, говорит, что они, наконец-то, созрели для работы по реформе ислама. Я обратилась в этот ислам, чтобы, если завтра мне того захочется, сменить религию, перейти в иудаизм или опять стать агностиком лишь для того, чтобы лучше понять других людей. Великий джихад — единственный путь к этой цели.

Источник