Завораживая, манежа,
Свищет женщина по манежу!
Краги -- красные, как клешни,
Губы крашеные грешны.
Мчит торпедою горизонтальною,
Хризантему заткнув за талию!..

Андрей ВОЗНЕСЕНСКИЙ
«Отступление в виде мотогонок
по вертикальной стене»

Кто из старых москвичей не помнит легендарную Наталью Андросову,
сотрясавшую деревянный павильон в парке Горького своим бешеным мотоциклом?
Бесстрашная красавица стала королевой старого Арбата, и лишь с приходом
Булата Окуджавы началось двоевластие.

Юрий НАГИБИН
«Срочная командировка,
или Дорогая Маргарет Тэтчер»

-- Вас, лихую, ослепительно красивую мотогонщицу, называли королевой Арбата. Александр Галич, Александр Межиров, Андрей Вознесенский, Евгений Евтушенко, Юрий Казаков, Юрий Нагибин посвятили вам свои стихи и прозу...

-- Да, остается признать факт. Я была в молодости не дурна: высокого роста, почти всегда носила брюки и краги (высокие ботинки), предпочитала строгий английский стиль. Правда, в глаза-то никто не заявлял, что я, мол, королева Арбата, но вслед эти слова частенько доносились. Я не обижалась.

Мой давний приятель и сосед по Арбату (жили -- я в доме № 30, а он в № 32) Юра Казаков, царство ему небесное, описал историю моей довоенной и военной жизни в своей повести «Две ночи» («Разлучение душ»). Я послужила прототипом главной героини, Лены-мотогонщицы. Но у Юры она погибает от бомбы, на крыше арбатского дома...

Особенно мы дружили с Юрой Нагибиным, Адой Паратовой и Сашей Галичем. Меня называли Княжной. В этом тогда было больше от иронии, несмотря на подлинность этого титула. Это было в 50-х годах. Нас даже окрестили «неразлучной четверкой», всегда вместе: ездили за город, ходили на выставки, в театры, рестораны, гуляли ночами по городу, сиживали на крыше арбатского дома. Кстати сказать, в нашей четверке вскоре образовалась семейная пара -- Юра и Ада поженились.

Однажды летом 1953 года мы очень хорошо посидели в ресторане гостиницы «Советская». Настолько хорошо, что, когда вышли на улицу, постовой милиционер обратил на нас внимание. Мы стояли возле Юриной машины, готовы были в нее погрузиться. Не тут-то было. На милиционера от Юры повеяло запахом спиртного, и тот запретил ему садиться за руль, готов был права отобрать, а машину отогнать на стоянку. Но я сказала, что могла бы развезти всех по домам, так как хорошо умею водить автомобиль, и готова это продемонстрировать. Постовой ухмыльнулся, но все же позволил. После того как я сделала несколько лихих «колец» вокруг клумбы, он козырнул, вернул Юре права, а взамен получил приглашение на мое выступление. Правда, едва мы завернули за угол, Юра тут же занял место за рулем: он боялся маленького закрытого пространства (салон автомобиля), тем более если им управляет кто-то посторонний...

Как-то во время прогулки, тем же летом, Саша Галич подарил мне сборник стихов Анны Ахматовой «Четки». На первой странице он написал для меня стихи -- никакой другой бумаги под рукой не оказалось.

Историю этой дружбы Юра Нагибин воспроизвел в одной из глав книги «Срочная командировка, или Дорогая Маргарет Тэтчер»:

«Умоляю, не называйте меня Наталией Николаевной, -- первое, что сказала она в телефонную трубку, когда мы договаривались о встрече, -- Николаевна -- это по паспорту, на самом деле мое отчество Александровна. И вообще я не привыкла, когда ко мне обращаются по имени-отчеству, зовите просто Таля».

-- Таля, по паспорту вы Андросова, по рождению Искандер, после официального признания вас наследницей ветви рода Романовых фамилия стала звучать Искандер-Романовская. Вряд ли найдется в России человек, у которого одновременно было бы столько правомочных фамилий.
-- С каждой из них связан определенный этап моей жизни. В двух словах не расскажешь. Давайте по порядку.

Начну тривиально, как в сказке: было у царя Николая Первого четыре сына -- Александр (Второй, император), великие князья Николай, Михаил и Константин. У последнего было два сына -- великие князья Николай (названный в честь деда, царя Николая I), Константин и дочь Ольга. Старший из них, Николай (это уже история моего деда), чрезвычайно увлекался хорошенькими барышнями. Очевидцем тому не была, но, по свидетельству некоторых историков, он был до беспамятства влюблен в американскую балерину Фанни Лир. Именно для нее выкрал фамильные драгоценности. Когда обстоятельства дела открылись, Александр II разжаловал племянника в рядовые и повелел ему выехать в Оренбург. Там Николай женился на дочери шефа местной полиции Надежде фон Дреер. Этот морганатический брак стоил ему великокняжеского титула и потери прав на наследство для всех потомков.

Три года спустя на трон взошел Александр III, который вспомнил про своего кузена и перевел его в Ташкент. Здесь Николай Константинович развернул активную деятельность по строительству ирригационных сооружений. Заветной его мечтой было создать оросительную систему для всей Средней Азии. Местные жители очень почитали князя Николая Романова и в знак глубокого уважения прозвали его Искандером, что значит Великий. Это стало его новой фамилией и титулом, который унаследовали двое сыновей, Артемий и Александр, принцы Искандер. Отсюда начинается история моего отца.

Александр Николаевич Искандер закончил престижную военную школу и, по свидетельству многих, был весьма лихим и храбрым офицером. Он женился на Ольге Роговской, происходившей из старинного польского княжеского рода. У них было двое детей -- в 1915 году родился Кирилл, а в феврале 1917 года родилась я, Наталия Александровна Искандер-Роговская. Событий, которые происходили тогда в революционном Петрограде, разумеется, не помню. Вскоре семья переехала в Ташкент, во дворец деда. В Средней Азии было спокойнее, революция докатилась туда несколькими годами позже.

Возможно, это покажется странным, но дед приветствовал переворот 1917 года и даже послал Александру Керенскому телеграмму, текст которой опубликовали тогда во многих газетах. Он был расстрелян в 1919 году. Правда, за это время успел стать мне крестным отцом.

Отец служил в Белой армии и ушел за границу вместе с отступающими войсками. Хорошо помню, как он держал меня на руках. Ни времени, ни обстоятельств не помню, только огромное, безмерное чувство любви. И все.

-- Что сохранилось в памяти из ташкентского периода жизни?
-- Дедушкин дворец. Большой и роскошный. Дед собирал живопись, у него была шикарная коллекция картин. Вскоре после нашего приезда дворец превратился в музей, а потом в Дом пионеров. Мы жили в меленьком домике рядом. Там, вокруг дворца, росло много цветов, я помню их изобилие и благоухание. Еще -- очень красивый сад. В том саду росло много ореховых деревьев, и когда мы с братом бегали под ними, орехи стучали нам по головам.

Мое ташкентское детство продолжалось около пяти лет. Когда приезжала туда потом -- сад уже вырубили.

-- В 20-х годах вы с мамой и братом перебрались в Москву...
-- Прежде мама вышла замуж вторично. Тем самым мы с братом обрели заботливого отчима. Это был человек много старше мамы, ответственный служащий по финансовой части. Уже в Москве Николай Андросов вписал нас в паспорт как собственных детей, тем самым избавив впоследствии от многих неприятных объяснений. Я стала Наталией Николаевной Андросовой.

По приезде в столицу в 1922 году мы поселились в обычной («уплотненной») квартире на Плющихе. Я до четвертого класса училась частным образом, на дому у двух сестер, преподавательниц из гимназии. Одевали меня тогда очень даже неплохо. Но стоило маме надеть на меня обновку, как к вечеру она уже утрачивала не только свой вид, но и некоторые детали -- пуговицы, хлястик, часть рукава или кармана. Такой уж я была непоседой. Ничего не боялась -- ни огня, ни темноты, ни высоты. Мне, наверное, впору было родиться воином.

Там мы прожили недолго -- сосед-партиец сообщил о нас кому следует. В 1929 году семья вынуждена была перебраться в подвальчик на Арбате. Там я прожила до 1970 года.

-- Вряд ли возможно долго скрывать столь знатное происхождение. В семье принято было об этом говорить?
-- Что вы, быть внучкой великого князя и праправнучкой Николая I -- это же смертный приговор! Моя мама была очень осторожным человеком -- жизнь научила. Она никогда даже полусловом не намекала на родственную связь с царской семьей. Но некоторые семейные фотографии всегда стояли у нас в доме, их никогда не прятали. Я их рассматривала, знала, что это предки, родственники, не более.

Впервые услышала о своей принадлежности к царской фамилии от маминых подруг Ксении Апухтиной и Нины Бахрушиной. Они очень осторожно заговорили со мной об этом. Время-то какое было. Уж лучше ничего не знать, тогда по крайней мере скрывать не придется. Я никогда об этом направо-налево не болтала, но мои друзья знали, кто я по происхождению. К этому относились нормально, без восторгов или презрения. Чтобы кто-то прекратил дружбу из-за моего происхождения -- такого не было.

-- А неприятности, надо полагать, были...
-- И немалые! Мною периодически интересовались «серые люди» из КГБ. Много раз возили на Лубянку, предлагали сотрудничество, я сказала, что доносить не умею и учиться этому не собираюсь.

...Я занималась в спортивном клубе «Динамо». Один молодой человек, комсомолец-динамовец, был в меня влюблен. Ответных чувств во мне его порывы не вызывали, и тогда он поставил условие: либо я становлюсь его девушкой (со всеми вытекающими отсюда последствиями), либо он напишет письмо на Лубянку. За что получил от меня пощечину. Не знаю, писал ли он на Лубянку, но однажды пришел и сказал: «Таля, срочно сожги все документы!» Никогда панике я не поддавалась, а тут, на тебе, послушалась и сожгла некоторые бумаги, в том числе родословные родителей, свидетельство о рождении. Спустя много лет некоторые из документов удалось восстановить. А совсем недавно мне выдали новое свидетельство о рождении.

Отчим умер в начале 30-х годов. Жили мы очень бедно. Мне удалось окончить всего семь классов. Но способности к грамматике, арифметике, черчению у меня были. Этим-то я и зарабатывала: где чертежные работы выполню, где ликбез проведу, где счетоводом... Мама брала надомную работу -- перепечатывала рукописи на машинке. Кроме того, постоянно закладывали вещи в ломбард. Не уверена, что это были фамильные бриллианты, но какие-то дорогие вещицы в семье к тому времени еще сохранились.

Продолжить учебу хотя бы в техникуме не представлялось возможным.

Я всегда была рисковым человеком, любила скорость. В детстве сумасшедше скакала на лошадях, потом занималась в мотоциклетном клубе. В 30-е годы молодежь очень тянулась к технике. Как член клуба, я участвовала в спортивном параде на Красной площади. Изображала статую дискобола. Застыв на высоченной платформе, проплыла перед трибуной мавзолея, на которой стоял Сталин.

В 1939 году, уже будучи опытной мотогонщицей, я пришла работать в аттракцион «Гонки по вертикали», который находился в парке Горького. Построили аттракцион американцы, но проработали недолго -- их сочли шпионами... Я гоняла по вертикальной стене-бочке, испытывала новые мотоциклы, много падала, потом опять гоняла.

-- И так продолжалось...
-- ... до сорок первого года, пока не началась война. Деревянную бочку, внутри которой я гоняла на мотоцикле, разобрали на дрова. Пошла работать шофером, возила руководство из «Разноэкспорта». Машину мне дали о-го-го, «Линкольн»! И я ездила по столице, к которой подступали фашистские войска. Боясь, что они войдут в город, «Разноэкспорт» эвакуировался. Я с ними не поехала. Опять пошла работать, в этот раз на грузовике. Днем возила хлеб на передовую, ночью -- снег из Александровского сада для строительства оборонительных заграждений. В «свободное время» дежурила на крышах, тушила «зажигалки»...

-- Бесстрашный характер достался в наследство от отца?
-- Полагаю, да. Чувствую, что мы едины не только по крови, но и по духу. Возможно, мы были бы очень дружны. Это лишь предположение. Хотя... В период «оттепели» его вторая жена, к тому времени уже вдова, жившая в Париже, разузнала обо мне через вереницу знакомых, написала письмо, мне передали его в Москве. Она сообщила, что отец умер в 1957 году. Некоторое время мы с ней переписывались. Очень славная, добрая русская женщина. Позднее она прислала несколько отцовских рассказов. Я их читала и будто бы с ним, живым, разговаривала.

...Едва фашистов отогнали, в 1942 году мы с партнером стали восстанавливать свой аттракцион в цирке. А после войны вновь построили «бочку» в парке Горького. Опять гоняла по стене, падала, разбивалась так, что врачи прочили мне костыли на всю оставшуюся жизнь, а я снова садилась на мотоцикл. Никогда не плакала и не жаловалась. Тогда, в 40-е годы, я потеряла колено... С огромной высоты я вместе с мотоциклом рухнула вниз. Смотрю, а из коленки кости торчат. «Ну что, -- говорю, -- везите меня в больницу». Примерно через год я снова гоняла по стенке. До 1967-го. В тот год на каких-то гастролях в компании кто-то упомянул, что женщина в пятьдесят лет уже старуха. Я сидела тут же, но никто из них не знал, что мне именно столько. В душе я над ними посмеялась... Ушла из аттракциона, потому что... время пришло уйти.

-- У вас наверняка было много поклонников, людей, не просто приносящих цветы и ожидающих у подъезда, а, что называется, с «серьезными намерениями». Как с ними боролись?
-- Вы подвигаете меня к рассказу о личной жизни? Вот делать свою личную жизнь достоянием многих мне бы не хотелось. Пусть это будет только со мной. Могу лишь сказать, что замуж выходила один раз, за Николая Владимировича Досталя, режиссера с «Мосфильма». Он трагически погиб на съемках в 1959 году.

-- В музее Российской императорской фамилии, что на Малой Семеновской, вам посвящена часть экспозиции. Как чувствуете себя в ореоле внимания, будучи единственной представительницей рода Романовых в России?
-- Если бы это могло что-то изменить в жизни. Я столько лет жила «Андросовой»... Но свои корни я чувствовала всегда. Это можно, наверное, назвать «голосом крови». И не то чтобы я задирала перед кем-то нос, но было что-то внутри, что заставляло всегда «держать спинку». И я держала. И не сгибалась ни при каких обстоятельствах. Сейчас понимаю, что не всегда это было мне на пользу, может быть, следовало где-то слукавить, «подмазаться», пустить слезу. Я же всегда высоко поднимала голову и улыбалась, даже если впору было взвыть от боли. Я читала, как издевались большевики над семьей Николая II в Ипатьевском доме, и думала: «Господи, откуда же такая великая сила духа у совсем юных девочек, великих княжон, которым приходилось и за ранеными ухаживать, и во дворе работать». Не роптали, не жаловались. Гордость? Терпение! Первое -- от дьявола, второе -- от Бога.

В общем-то, я очень рада, что сейчас упала завеса, разъединяющая нас с внешним миром, с Европой. Можно путешествовать, встречаться с теми, кто когда-то приходил в наш арбатский подвал. Да только многих из них уже нет на свете.

-- Доводилось ли встречаться с великой княгиней Леонидой, какие у вас отношения с заграничными родственниками?
-- С Леонидой мы встретились один раз, когда она навещала Россию. Насколько она наследница Российского престола, вопрос очень спорный. Замечу, я на это место не претендую.

Родственников-то за границей много, только узнаю о них из средств массовой информации. Мы не общаемся. То ли все гордые очень, то ли каждый таит мысли о праве на наследство, то ли попросту думают, что бедная русская родственница станет просить у них денег или убежища. Во всяком случае мне было бы любопытно повстречаться с ними, поговорить...

-- Таля, вы мечтаете о чем-нибудь?
-- Только об одном -- побывать на могиле отца в Ницце. Как она выглядит, знаю по фотографиям, присланным мне его второй женой. Но это лишь глянцевые листки бумаги... Поехать во Францию мешает не здоровье -- я по-прежнему легка на подъем, несмотря на костыли, -- а отсутствие средств.

Фото
А.Бочинина, Л.Шерстенникова

Мы познакомились с Наташей в 1964 году. Произошло это благодаря Александру Межирову. Он, человек чрезвычайно склонный к мистификации и приукрашиванию действительности, взахлеб рассказывал о некой прекрасной мотогонщице, гоняющей по стене в парке Горького. Признаться, долгое время я не «покупался» на его восторженные рассказы, так как был уверен, что он преувеличивает и редкую красоту женщины, и необычайную эффектную зрелищность аттракциона. Но в конце концов стало интересно, и я отправился в парк.
То, что увидел, просто потрясло мое воображение. Витиеватость и превосходная степень Сашиных слов в сравнении с действительностью превратились в ничто. После выступления я прошел за кулисы, где нас друг другу представили.
Наташа -- потрясающая женщина. Природа ее щедро одарила не только физическим совершенством богини, но и чрезвычайным благородством и редким чувством юмора. Очень тонко она чувствовала поэзию, всегда держала в машине сборник стихов своего любимого поэта Бориса Пастернака. Кстати, гоняя по стене, обычно читала про себя стихи, знала их множество.
Наше знакомство было непродолжительным. Мы давно уже не виделись, но я храню о том времени самые восторженные воспоминания.