Нет холода в доме, пока есть вода и заварка,
Пока для гостей ни того, ни другого не жалко.
Копи — ни копи — все равно не успеешь потратить.
Нам хватит.
Отведав вина, не считать на лозе виноградин.
Смотреть на огонь просто так, не чего-то там ради.
Подальше от тех, о которых забудем, как звать их.
Нам хватит.
И все мы поймем, помогая подняться уставшим,
Так что там кроить и делиться на "наших" и "ваших",
Пускай по счетам ничего нам никто не заплатит.
Нам хватит.
Нам хватит всего, нам всего понемногу досталось,
Еще бы хоть самую малость, но — лень да усталость...
О чем промолчим на последнем, на главном закате?
Нам хватит. Нам хватит.
Андрей Козловский


Я – старая птица и больше уже не пою,
Из красной листвы всё смотрю я на стаю свою.
И в воздухе шелест и трепет лесов и морей,
Там учится стая подальше летать, побыстрей.
Кричат первогодки, для них упражненья страшны,
Не знают, как долго лететь им до южной страны.
Не вам свои силы беречь! Это мне их беречь,
Чтоб вас хоть на час от опасности злой устеречь.
Когда полетим, в треугольнике угол займу,
Один на себя встречный ветер в полёте приму.
Вперёд, задыхаясь, и первым я встречу беду,
И сердца не хватит, и камнем я вниз упаду.
Чтоб пели вы громко на южной весёлой земле
О белых ночах, о туманах, о солнце во мгле.
Овадий Савич


В этой книге не будет ни слёз, ни цветов, ни обманов,
И мальчишке шпаргалкою вздохов не станет она.
Это горечи возраст и климат смертельных туманов,
Не страна – сторона.
Обольщенья распались, – вот полночь последнего чувства.
Вот свобода твоя – от пристрастий родства и свойства.
И одна только правда – молчать, и одно лишь искусство –
Облететь, как листва.
Овадий Савич


Однажды, теплым весенним утром, Господь проснулся излишне рано.
Он встал, встряхнулся, повел боками, нектара выпил Он из-под крана,
Потом умылся (да-да, нектаром) и в форточку посмотрел немножко.
Затем вздохнул и пошел работать: сегодня нужно придумать кошку.
Вчера был заяц. Отличный заяц! Вот этим зайцем Он был доволен:
Такие уши, такая попа, и нос - улыбчивый поневоле.
А в прошлый раз был, конечно, ежик. Куда ж без ежиков в мире этом.
Но кошка - это в разы сложнее. Не просто зверь, а мечта поэта.
Она должна быть пушистой, мягкой, с когтями - когти ей пригодятся,
Она должна работать урчалкой и на полу вверх собой валяться.
Куда там свиньям и дикобразам, куда лисицам и капибарам!
У кошки должен быть дух победы и девять жизней - почти задаром.
Бог долго клеил хвосты и лапы, ругался, дергал, свистел и правил,
Приклеил гребень, потом отклеил, приклеил уши и так оставил,
Усы повтыкивал, селезенку, ну там сердечко, конечно, печень,
Полоску в шкурку, потом урчальник - чтоб кот хозяина обеспечил
Отличным муром. Потом глазищи, язык шершавый, и нос получше,
И уж последней, безумно нежно и аккуратно он вклеил душу.
Она была бесконечной. Да ведь все души, в общем-то, бесконечны.
Местами - твердой, местами - мягкой, и самую чуточку - человечной,
Чтоб у человека, когда он смотрит в глаза кошачьи - паденье, тайна! -
Осталось чувство: он с кошкой вместе, и вместе, в общем-то, неслучайно.
Спустился вечер. Луна смотрела в окно тигриным искристым взглядом.
В зеленой чашке чаинки спали, остывший чайник приткнулся рядом.
Бог спал, укрывшись цветастым пледом. В окне дрых аист, под стулом - заяц.
Под боком Бога лежала кошка и мир мурлыкала, не моргая.


Каждый день
посыпайте голову перцем,
Обязательно
посыпайте голову перцем,
Потому что,
когда злой Барбазуб
Вас утащит
и продаст ведьме Лахмуте,
Которая захочет
бросить вас в суп, —
Она сперва ощупает вас,
принюхается,
А потом — «АА-ПЧХИ!» —
как чихнет!
«Нет, — скажет Лахмута, —
для меня это слишком круто!
От острого
будет болеть живот».
И она выбросит вас за окошко,
как ненужную дребедень,
И вы побежите домой
с колотящимся сердцем…
И так вы спасетесь —
если каждый день,
каждый день
Будете посыпать свою голову перцем!