Это так странно. Все, что вокруг меня, напоминает больше сюрреалистичное измерение нежели жизнь. Смазанные краски и никакого ощущения себя. Нужно вырываться, бежать. И возвращаться только тогда, когда снова начну ощущать себя.

Ходила на свидание. Бесплатно сходила на хорошее кино. Но руки на моих плечах, мои ладони в его. Было не неприятно, нет. Я просто не ощущала ни-че-го. Я чувствовала, что меня гладят по плечу и не более. И это меня раздражало. Эти пустые прикосновения.

Посмотрелась в зеркало после сеанса и поняла, что я красивая. Странно это. И захотелось тут же убежать. Но вместо этого мы прошли три остановки пешком, а я что-то рассказывала. Я когда говорю, будто бы защищаюсь. Кокон из слов. Я видела, что ему нечего говорить. Что он в принципе не привык говорить. Поэтому говорила я, смеялась я. Я же такая идеальная, такая чудесная и обаятельная. Так что мне тогда стоит? Вот именно, ничего. И внутри так пусто. Сев в трамвай, я почувствовала облегчение. Скинула балласт и пошла дальше. Только в том-то и суть, что сейчас мне нужно еще дальше.  Мама, мамочка, родная, отпусти меня. Выпусти, дай вздохнуть полной грудью. Дай вырваться, полетать немного. Мне это сейчас нужно.

И да, Оля, мы встретимся. Мне хочется посмотреть тебе в глаза. Не за то, что притворялась. За то, что лжешь даже тогда, когда в этом нет смысла. Я хочу понять. За что нас так. Нас с Викой.

мне кажется, что я конченый человек. мне нечего взять от жизни, я делаю вдох и ничего не чувствую, а собственные глаза кажутся стеклянными. такое, наверное, бывает у каждого, и это вполне объяснимо человеческой натурой, вечными заморочками современного темпа жизни, стрессом, усталостью, но ведь совершенно другое, когда это чувство преследует тебя постоянно, и меняются не белые и черные полосы, а апатия и истерика, не давая спокойно вздохнуть, сделать шаг - ровный, уверенный, и хотя бы немного, но пройти по расстилающейся впереди дороге. и мне уже пришлось убедиться, что дело тут во мне и только во мне, что отрава эта сидит у меня глубоко внутри, и если я пытаюсь ее обмануть, срываясь с места, убегая, то очень скоро, опомнившаяся и злая, она нагоняет меня, обрушиваясь с такой силой, что я уже боюсь только одного - смерти. да, такой вот элементарный, физический и животный страх. просто груз, с огромной высоты летящий мне на плечи, бьет не просто морально, бьет физически, так, что я не могу контролировать тело, оно сначала просто отказывается, а потом затихает, не способное на движения. я чувствую себя в такие моменты куклой, сломанной куклой, ах, если бы только мне, как и им, не нужно было бояться смерти. и это, наверное, тоже глупо, само проявление и наличие такого страха, но я ужасно, ужасно боюсь не проснуться. у меня этот страх был всегда, сколько помню себя, но в последние месяцы он обострился настолько, что только начал подливать масла и в без того беснующийся огонь. я боюсь, мне от этого хуже, и боюсь я еще больше. меня трясет, я задыхаюсь, я реву, а сделать-то ничего не могу. что толку, что я знаю, что вся гадость, все проблемы - они во мне, что толку, что те же домашние мне твердят об этом без остановки, что толку в знании, если я все равно ничего, ничего не могу сделать. и не надо тут слов про то, что я даже не пыталась, руки опустила, и если бы я только захотела... да что вы знаете? знали бы вы, КАК я хочу, насколько сильно я хочу жить, шагать без конца по этой извилистой, нагретой солнцем дороге, искать что-то, встречать кого-то, любить и просто быть-быть-быть.

Кажется, уже наступила Пасха. В прошлом году мы встречали ее в поезде Москва-Белгород, устроившись полулежа втроем на нижней полке плацкарта и поедая купленный Кристиной куличик. Я еще тогда умудрялась высказывать весьма атеистические идеи или хотя бы мысли о том, что понятие веры и вопрос о божественном происхождении Христа весьма относительны. В конце концов вера, которую мы исповедуем, названа именно его именем. Личность Иисуса, наверное, загадка на все времена. Мне в этом плане очень нравится книга "Код да Винчи" (восторг по поводу фильма тоже не могу не выразить). Но тогда мы дружно посмеялись над абсурдностью моих слов в такой дней и тут же переключились на какую-то другую тему. Та поездка все же была для меня глотком свежего воздуха, глотком свободы. Я вырвалась из клетки, расправила крылья и только-только полетела... Так мне на шею накинули удавку, заставив добровольно вернуться в тюрьму - со сгнившей человечиной внутри. И сейчас меня день за днем трясет просто от физического ощущения несвободы. Будто бы эта клетка внутри меня, и вот почему у меня так болит за ребрами.
Но надо что-то делать. Точнее, мне просто необходимо что-то делать. Мне противопоказано сидеть сложа руки. Я начинаю думать. Как сейчас, например. Думать о тех вещах, которые сейчас совершенно неуместны. Лучше я буду ковыряться в каком-нибудь тексте, нежели в самой себе. И то, и другое я крайне люблю, но если первое меня при должном усердии и глубине моих копаний приведет меня, по крайней мере, к заключительному этапу по литературе, то первое к черт знает чему и навряд ли сильно хорошему. Только куча сомнений, неуверенность в себе, своих силах и своем выборе. А еще ненужные надежды. Не ненужные даже, просто тому несужденно сбыться. А я то сейчас ловлю себя на том, что уже надеюсь. Именно поэтому мне нужно что-то или кто-то, которые будут меня тянуть к земле, к реальности. Я хочу. чтобы меня закрутило, просто крышу снесло. Хотя бы как в ноябре.

И не дай Бог, мои майско-июньские планы сорвутся из-за этой черт-знает-какой и черт-знает-откуда-взявшейся болезни. Услышь меня хотя бы сейчас, раз не слышал столько лет. Раз не откликался маленькой девочке, по ночам с детской наивностью опускавшейся на колени на холодном полу и складывающей ладошки в молебельном жесте. Пусть это будут лишь последствия элементарного переутомления, того нервного срыва или вовсе возраста. Пусть это не выльется во что-то более серьёзное. Я хочу жить, безумно хочу. Я же ничего не сделала в этой жизни, не оставила след, своего имени. Да я и не жила толком. А сейчас нужно лечь спать, потому что после приступа я спала крайне мало, будто бы подсознательно избегая этого состояния. Может, именно из-за этого у меня практически весь день ноет за грудиной. Но слишком уж сильный отпечаток в моей памяти оставила смерть Алины несколько лет назад.

А я играю в затворника. И не потому, что мне это нравится, а потому, что по-другому как-то не выходит. А еще все с кем-то ссорятся, кто-то кому-то надоедает, они кричат друг на друга, обижаются, потом жалуются кому-то еще и не находят выхода из этого чертова круга. А я сижу, слушаю и глупо улыбаюсь. Я ни с кем не ссорюсь, никого не посылаю и все у меня прекрасно. Просто потому что у меня никого нет. Я пью кофе в кофейнях одна, читаю книги и стихи самой себе и песни пою все той же себе. У меня есть я, это же хорошо, правда? Мы со мной гуляем по городу, правда вот я, которая обещала себе-второй как-нибудь взять фотоаппарат, все время о том забываю. Он лежит разряженный, и даже сейчас я, покручивая в голове мысль, что надо поставить на зарядку, не встаю со стула и, естественно, того не делаю. Мне никто не звонит, разве что из Питера, да сообщения из Калининграда, но все это ни здесь, ни со мной, и будто бы в другой жизни. Меня грызет изнутри осознание того, что этих людей, их улыбок, смеха, любви, у меня никогда всецело не будет. Может, еще полгода-год, а потом они просто останутся в прошлом, станут им. А я то останусь вот такая, неуклюжая в этой непонятной жизни, не сумевшая понять ее, останусь только с собой. И вот странно это. Мне большую боль причиняют не люди, а то, когда они уходят: сами или же просто плывя по течению - не важно. Но опустевшее место в сердце еще долго кровоточит и отдается тупой болью: будто с корнем выдернули.

А сегодня ночью мне снился сон. Они мне давно не снились. И в этом сне было все то, чего у меня нет и не будет. И звонок Аны, и встреча с другом детства, и соленый ветер Балтики. И объятья-поцелуи в самой западной точке России, и ночные разговоры под покровом белых ночей, и письма, письма, которых я никогда не дождусь. И это ощущение нужности, теплом разливающееся внутри, и душа зажившая, без синяков и ссадин. И я дышудышудышу. Живая. И у меня есть кто-то кроме меня. И я есть у кого-то.

Написала строку и стерла. Потому что тоже как-то неправильно.

Я не верю, что это весна такая, что это апрель. Если это апрель, то зачем ему рядиться февралем? Питерским таким. То ли чтобы меня в депрессию вогнать, то ли чтобы я свалилась с температурой. Только вот ни того, ни другого от меня никто-никто не дождется. Мне нравится эта сыростьсерость, нравится мокрый снег из-за которого ничерта не видно. Мне нравится теряться во всем этом, нравится кутаться в музыку в наушниках, нравится быть честной с собой. Я будто бы оживаю, начинаю думать, чувствовать. Я включаю и голову и сердце тогда, будто бы говорю своему подсознанию, мол, да, теперь можно. А на уроках я послушно говорю то, что от меня ждут, с абсолютно отсутствующим взглядом и без намека на вдумывание, а когда за пару в журнале уже стоят две отличных оценки, я так же бездумно продолжаю глядеть даже не в книгу, а в окно. А там метельметельметель и мне бы улететь...

Как-то не везет мне. Фотоаппарат взяла с собой сегодня, а там зарядка на нуле. Не забыть зарядить.

И ногти накрасить.

Вообще, вот такие вот хочу. Прямо очень-очень. Но тут мороки огого будет.

А еще я слушаю пикник и немного злюсь на то, что на концерт мама с крестной сходили без меня.