А я играю в затворника. И не потому, что мне это нравится, а потому, что по-другому как-то не выходит. А еще все с кем-то ссорятся, кто-то кому-то надоедает, они кричат друг на друга, обижаются, потом жалуются кому-то еще и не находят выхода из этого чертова круга. А я сижу, слушаю и глупо улыбаюсь. Я ни с кем не ссорюсь, никого не посылаю и все у меня прекрасно. Просто потому что у меня никого нет. Я пью кофе в кофейнях одна, читаю книги и стихи самой себе и песни пою все той же себе. У меня есть я, это же хорошо, правда? Мы со мной гуляем по городу, правда вот я, которая обещала себе-второй как-нибудь взять фотоаппарат, все время о том забываю. Он лежит разряженный, и даже сейчас я, покручивая в голове мысль, что надо поставить на зарядку, не встаю со стула и, естественно, того не делаю. Мне никто не звонит, разве что из Питера, да сообщения из Калининграда, но все это ни здесь, ни со мной, и будто бы в другой жизни. Меня грызет изнутри осознание того, что этих людей, их улыбок, смеха, любви, у меня никогда всецело не будет. Может, еще полгода-год, а потом они просто останутся в прошлом, станут им. А я то останусь вот такая, неуклюжая в этой непонятной жизни, не сумевшая понять ее, останусь только с собой. И вот странно это. Мне большую боль причиняют не люди, а то, когда они уходят: сами или же просто плывя по течению - не важно. Но опустевшее место в сердце еще долго кровоточит и отдается тупой болью: будто с корнем выдернули.

А сегодня ночью мне снился сон. Они мне давно не снились. И в этом сне было все то, чего у меня нет и не будет. И звонок Аны, и встреча с другом детства, и соленый ветер Балтики. И объятья-поцелуи в самой западной точке России, и ночные разговоры под покровом белых ночей, и письма, письма, которых я никогда не дождусь. И это ощущение нужности, теплом разливающееся внутри, и душа зажившая, без синяков и ссадин. И я дышудышудышу. Живая. И у меня есть кто-то кроме меня. И я есть у кого-то.