Блядь, блядь, блядь. Нельзя в нее влюбляться, просто нельзя.
У нее там Даша, которая пусть и делает ей больно, но моя девочка ее любит. Зачем все усложнять?
А у меня Аня, с которой мы вроде как сейчас вместе. Но откуда это ноющее чувство в груди?

А вчера я ей говорила о том, что я очень часто предчувствую.

Только тогда речь шла о нас с Аней. Но то предчувствие было только первым в цепочке.

И что, черт возьми, мне теперь с этим делать? Разреветься да и только.

рисую на руках кровавые узоры

Это так странно. Все, что вокруг меня, напоминает больше сюрреалистичное измерение нежели жизнь. Смазанные краски и никакого ощущения себя. Нужно вырываться, бежать. И возвращаться только тогда, когда снова начну ощущать себя.

Ходила на свидание. Бесплатно сходила на хорошее кино. Но руки на моих плечах, мои ладони в его. Было не неприятно, нет. Я просто не ощущала ни-че-го. Я чувствовала, что меня гладят по плечу и не более. И это меня раздражало. Эти пустые прикосновения.

Посмотрелась в зеркало после сеанса и поняла, что я красивая. Странно это. И захотелось тут же убежать. Но вместо этого мы прошли три остановки пешком, а я что-то рассказывала. Я когда говорю, будто бы защищаюсь. Кокон из слов. Я видела, что ему нечего говорить. Что он в принципе не привык говорить. Поэтому говорила я, смеялась я. Я же такая идеальная, такая чудесная и обаятельная. Так что мне тогда стоит? Вот именно, ничего. И внутри так пусто. Сев в трамвай, я почувствовала облегчение. Скинула балласт и пошла дальше. Только в том-то и суть, что сейчас мне нужно еще дальше.  Мама, мамочка, родная, отпусти меня. Выпусти, дай вздохнуть полной грудью. Дай вырваться, полетать немного. Мне это сейчас нужно.

 

И да, Оля, мы встретимся. Мне хочется посмотреть тебе в глаза. Не за то, что притворялась. За то, что лжешь даже тогда, когда в этом нет смысла. Я хочу понять. За что нас так. Нас с Викой.

 

 

Опять какие-то совсем не стихи, у меня их что-то стало много в последнее время, но возвращаться сюда и правда пора. Просто пора.

Перепост сегодняшнего, чтобы как-то увязать все в одно, претендующее на звание "цельного".

Когда обретаешь равновесие внутри себя, все окружающее тебя начинает раскачиваться все сильней, будто бы в попытке если уж не вывести из себя, сломать, то уж точно сбросить за борт.
Сегодня сидела минут пятнадцать и просто обнимала маму. Не могу видеть, слышать, да даже знать, о том, что происходит.
Но я вижу, слышу, и мне хочется вмазать ему.
Однако попытка дать ему пощечину в апреле, после того пиздеца, что он устроил, закончилась пробивающимся синим цветом сквозь тоналку на моем лице.
Больно не было, не дура, предполагала, что так и будет. Но не дать не смогла. А больно - просто - не было.
Обидно было.

И недавние обрывки напоследок.

Девочка-вдохновение,­ девочка-сгусток-меч­ты. 
Девочка-с-кончиков-­пальцев-падают-капли­-тьмы

***

Люди кажутся странными, люди гуляют по
белоснежно-каменным­ фальсификациям звезд

***

Мне кажется, что это было
Когда-то очень давно
Быть может, я кого-то любила
Или играла в кино

Мне кажется, что это было
Оно не могло не быть
И черный занавес криво
Срывал путеводную нить

И красная линия жизни
Моей и твоей судьбы
Рвалась. Я кричала тихо
Ты только не уходи

 

Цитата в предыдущем посте вполне так универсальна. Да и любовь понятие очень относительное и растяжимое. Поэтому я всегда предусмотрительно заменяю его на две категории "нужен" и "быть нужной самой".

У нее чувство дежа вю, а у меня горечь на языке от сигарет и ощущение предопределенности. Я никогда не была фаталисткой и тем более не хотела ей быть. Но я становлюсь ей. Неправильной какой-то фаталисткой, конечно, просто мне мои собственные посты кажутся до ужаса пророческими. 

из поста от девятого апреля, четырех месяцев еще не прошло, а на душе синяки появились еще по началу третьего. А сейчас на сердце рваная рана:

Меня грызет изнутри осознание того, что этих людей, их улыбок, смеха, любви, у меня никогда всецело не будет. Может, еще полгода-год, а потом они просто останутся в прошлом, станут им. А я то останусь вот такая, неуклюжая в этой непонятной жизни, не сумевшая понять ее, останусь только с собой. И вот странно это. Мне большую боль причиняют не люди, а то, когда они уходят: сами или же просто плывя по течению - не важно. Но опустевшее место в сердце еще долго кровоточит и отдается тупой болью: будто с корнем выдернули.

 А сегодня ночью мне снился сон. Они мне давно не снились. И в этом сне было все то, чего у меня нет и не будет. И звонок Аны, и встреча с другом детства, и соленый ветер Балтики. И объятья-поцелуи в самой западной точке России, и ночные разговоры под покровом белых ночей, и письма, письма, которых я никогда не дождусь. И это ощущение нужности, теплом разливающееся внутри, и душа зажившая, без синяков и ссадин. И я дышудышудышу. Живая. И у меня есть кто-то кроме меня. И я есть у кого-то.

На самом деле я долго это оттягивала. Вот такую вот запись. Глушила-глушила в себе, а потом, в один момент, давление стало слишком сильным и затвор не выдержал. И тихие всхлипы, когда внутри - адская боль, и слезы только в глазах, стекающие не по щекам, а куда-то по виску, просто потому что нет сил встать. А потом я курю на балконе. Уже не реву, просто курю. Но все равно ужасно пошло. Не тушу окурки и бросаю на траву. Хочу, чтобы она загорелась, чтобы все загорелось, чтобы кто-то умер, чтобы кому-то было больно. Кажется, я сейчас цитирую недавно написанный пост за Алису. Нет, не кажется. Я знаю. И еще не раз сделаю это в данной записи.

Но окурки тлеют, тлеют медленно, не гаснут, огонек все горит и горит, но пламя никак не разгорается. А потом, вселив в тебя надежду, что будет, да, все будет, гаснут. Оставляя пустоту от несбывшихся надежд и горечь вовсе не на кончике языка - на кончике языка остается сладость - а где-то там, глубже, у неба. Горькое и обидное всегда заседает глубже, нежели радостные, счастливые моменты. На то они и моменты, чтобы проходить, исчезать, будто и не было. Они как вдох, который тут же нужно выдохнуть. Даже не поняв, что ты дышишь. Что это не фон, это - суть. А горечь, она тягучая и нескончаемая. Ее можно давить в себе, засыпая сахаром или же солью, но она все равно пробьется. Когда-нибудь, когда ты будешь к тому не готов. А разве вообще можно быть готовым? Готовым к тому, что в тебя выстрелят, пырнут ножом, собьют на машине? Что самолет, на котором ты летишь, разобьется о скалы? Что тебе не разобьют, нет, сердце, а просто оставят рваную рану. Как небрежную надпись на стене собора: тут был я, мол, пойду дальше. Пометили. А я помеченная. Болью, разочарованием, обидой. 

Она ответила, а значит этот пост закончен. Потом, если будет иметь смысл.

И песня, ставшая для меня сегодня отчасти пророческой. Ее крутили по русскому радио два раза, а мне кажется, что весь день, пока я была на работе.

Небеса мои обетованные,
Что же вы молчите опять, высотою маня.
Небеса мои обетованные,
Нелегко пред вами стоять, так услышьте меня.

Солнцем разбужена
И укрытая тоненьким кружевом,
Я вдыхаю ее, забираю ее,
Полусонную, в плен без оружия.

И как без нее теперь?
Как продлить эту краткую оттепель?
Прижимаю сильней, да прибудет во мне
Ее запах и родинка на спине.

Но время не вернуть, а счастье слепо,
Вижу два её осколка неба,
И теряются слова...
Синева-нева-нева-нева...

Небеса мои обетованные,
Что же вы молчите опять, высотою маня.
Небеса мои обетованные,
Нелегко пред вами стоять, так услышьте меня.

Как все неправильно,
И за что полюбила она меня
Объяснения нет, она послана мне
За десяток веков ожидания.

Солнцем разбужена
И укрытая тоненьким кружевом,
Я вдыхаю ее, забираю ее,
Полусонную, в плен без оружия.

Но время не вернуть, а счастье слепо,
Вижу два её осколка неба,
И теряются слова...
Синева-нева-нева-нева...

Небеса мои обетованные,
Что же вы молчите опять, высотою маня.
Небеса мои обетованные,
Нелегко пред вами стоять, так услышьте меня.

 

Свобода взамен на любовь — слишком неравный обмен. (с)

трясет

трясет

меня изнутри трясет

я и правда задыхаюсь

все так же

изнутри

Я чувствую себя ужасно грязной. Мне немного мерзко оттого, что я сделала. Но что делать, когда все заходит в тупик? 

Остается только правда. Или вера. Или надежда. Я честно уже сама там запуталась, что остается под конец, по крайней мере, что должно оставаться, с моих же слов, только в разные периоды времени, но у меня сейчас осталась только боль. Гаденькая такая, сгусток, застрявший внутри, прицепившийся своими липкими ручонками к моей сути и не дающий вздохнуть. А может, не получается, потому что вдыхать нечего?

мне кажется, что я конченый человек. мне нечего взять от жизни, я делаю вдох и ничего не чувствую, а собственные глаза кажутся стеклянными. такое, наверное, бывает у каждого, и это вполне объяснимо человеческой натурой, вечными заморочками современного темпа жизни, стрессом, усталостью, но ведь совершенно другое, когда это чувство преследует тебя постоянно, и меняются не белые и черные полосы, а апатия и истерика, не давая спокойно вздохнуть, сделать шаг - ровный, уверенный, и хотя бы немного, но пройти по расстилающейся впереди дороге. и мне уже пришлось убедиться, что дело тут во мне и только во мне, что отрава эта сидит у меня глубоко внутри, и если я пытаюсь ее обмануть, срываясь с места, убегая, то очень скоро, опомнившаяся и злая, она нагоняет меня, обрушиваясь с такой силой, что я уже боюсь только одного - смерти. да, такой вот элементарный, физический и животный страх. просто груз, с огромной высоты летящий мне на плечи, бьет не просто морально, бьет физически, так, что я не могу контролировать тело, оно сначала просто отказывается, а потом затихает, не способное на движения. я чувствую себя в такие моменты куклой, сломанной куклой, ах, если бы только мне, как и им, не нужно было бояться смерти. и это, наверное, тоже глупо, само проявление и наличие такого страха, но я ужасно, ужасно боюсь не проснуться. у меня этот страх был всегда, сколько помню себя, но в последние месяцы он обострился настолько, что только начал подливать масла и в без того беснующийся огонь. я боюсь, мне от этого хуже, и боюсь я еще больше. меня трясет, я задыхаюсь, я реву, а сделать-то ничего не могу. что толку, что я знаю, что вся гадость, все проблемы - они во мне, что толку, что те же домашние мне твердят об этом без остановки, что толку в знании, если я все равно ничего, ничего не могу сделать. и не надо тут слов про то, что я даже не пыталась, руки опустила, и если бы я только захотела... да что вы знаете? знали бы вы, КАК я хочу, насколько сильно я хочу жить, шагать без конца по этой извилистой, нагретой солнцем дороге, искать что-то, встречать кого-то, любить и просто быть-быть-быть.

Я даже не знаю, что писать. Я плохо ориентируюсь в разговоре с кем-либо, скопления людей меня раздражают, а с преподавателями невозможно найти общий язык. У меня жуткое ощущение, что в меня не верят. Совсем. И сразу отпадает всякое желания не просто что-либо делать, а жить. Восемь таблеток триган-дэ в три захода с интервалом в 45 минут (2/4/2). И на алгебре, когда все писали егэ, я не могла прочитать задание: все слилось в черные полоски. Так и просидела пару. А потом я поймала Артема. Странно даже, мы с ним разговаривали-то сто лет назад, а уж обнимал он меня так очень давно. А на улице прошел ливень, было жутко холодно и мерзко, и мы стояли с ним, курили и молчали. Дошли до его дома, и я вроде как пошла к остановке, но повернула к Регине. Там меня пытались накормить, но кусок в горло не лез. И я зачем-то снова вернулась к нему. По домофону ответила его мама, интересно, она меня еще помнит? Когда поднялась на этаж (тринадцатый, символично, ага), он вышел ко мне сонный и как на зло без футболки. Снова молчали, я, по-моему, что-то говорила, а он меня снова обнял. Я стояла замерзшая и не хотела, чтобы это когда-нибудь заканчивалось. Но вот уже я еду в автобусе, а потом засыпаю дома. А сейчас, проснувшись, мне почему-то кажется, что этого не было. Его не было. Просто больное воображение под действием таблеток так жестоко подшутило надо мной. Я хочу быть с ним рядом. Пусть даже потому, что мне кто-то нужен... Но этот же человек не чужой, есть вещи, которые нас связывают. И я не позволю этому измениться. По крайней мере я точно знаю, что осень, осень была.

Убитые впустую 4 дня и пробник по алгебре, в котором много геометрии, но лучше бы этой геометрии было больше, потому что на долбанном B-14 я не помню, как найти наибольшее значение функции. Гугл не тупи и помоги мне.

Моя талия составляет 55 см, а моя еда за последние 22 часа сейчас передо мной: салат из морской капусты, не уверена, что и сто грамм есть, кружка несладкого чая и поджаренный черный хлеб с маслом. Я хочу посмотреть кино и что-нибудь почитать. А еще я хочу к маме или вообще к кому-нибудь, потому что вторые сутки подряд в одиночестве сводят с ума.

Я не из тех, кто может утешить, успокоить в нужный момент. Тем более дать совет. Я просто впадаю в ступор. Потому что говорить правду: тяжело. Да кому она, к черту нужна? А неправду: гадко. Просто гадкомерзконизко лгать близкому человеку. Толкать его еще глубже в бездну. Поэтому мне легче молчать. Я могу слушать бесконечно. И это не будет пустым. Меня и саму на изнанку вывернет за то время, пока ты будешь говорить. У меня не сердце болит, нет. Душа. За тебя. За себя уже переболела, приелось. А за тебя больно. Я просто чувствовала последние несколько дней, что не так что-то. Просто неприятный комок где-то внутри застрял и не давал покоя.

Прости, что я могу сказать лишь вот так вот резко, как сказала там, в теме. Если бы я могла, то просто бы обняла тебя сейчас. Крепко-крепко. И не отпускала бы. Я бы слушала тебя до конца, а потом шептала всякие глупости. Им ведь всегда есть место в нашей жизни. Я бы просто была рядом. Если, конечно, то тебе было бы надо.

Ничего не образуется, Саш, но все точно будет хорошо. Черный всегда разбавляется другим цветом. Иначе бы он просто потерял свою силу. Ты справишься. Перешагнешь. Даже без меня, все равно справишься. В тебе есть сила, внутри. Стержень, который сложно сломать. Ты не сломался, нет. А трещины, их еще много будет.

Весна, у всех любовь-морковь, отношения всякие, в "а" классе и вовсе эпидемия после Питера, а у меня роман с романом Дюморье и аллергия, похоже что на весну в целом. А еще растворимый кофе с молоком, печенье, которое, как выяснилось, является единственной едой в доме, новый персонаж на ролевой и два сочинения, которые надо написать. А если полезть еще дальше, непрочитанные книги, которые я так хочу прочитать, Вертинский, который ждет, пока его прочитают и послушают, а еще лучше, посмотрят фильм о нем, и еще много скаченных фильмов, ткань, застрявшая в положении между "я просто ткань" и "я сарафан", представляющая собой нечто "я наверное буду сарафаном", конечно же, если руки у меня все же дойдут. И еще сегодня с утра была гроза, но я знаю об этом лишь потому, что мама говорила, а я слышала сквозь сон, я встала к одиннадцати, и мне куда лучше чем вчера. Дома уже никого не было, температура спала, а дышать намного легче. Я жива.