«Всю жизнь провел в дороге, а умер в Таганроге» — кто не знает этой язвительной эпиграммы Пушкина, написанной «солнцем русской поэзии» на смерть Александра I ?!

Впрочем, умер ли? Или же отправился с сумой по России, став паломником, а к концу жизни известным всей Сибири старцем Феодором Кузьмичом, скончавшимся в 1864 году в Томске?

Загадка странного ухода из жизни российского императора, еще при жизни удостоенного Сенатом «прозвания» Благословенный, одна из старейших в русской истории — в 2025 году ей исполнится 200 лет.

Чем дальше на восток от Москвы, где несколько поколений историков долгое время ломали и продолжают ломать копья на эту тему, и чем ближе к Томску, тем тише споры: в самом Томске эта история давно уже не считается загадочной. На земле, где упокоился старец, мало кто сомневается в том, что император имитировал свой уход из жизни, перейдя в другую реальность.

ЗАРЕВО НАД ТОМСКОМ

Корреспондент «НГ» встретился с протоиереем Олегом Безруких, бывшим томичом, а ныне настоятелем Никольского храма в селе Каменка Задонского района, доцентом кафедры философии, социологии и теологии ЛГПУ, который без малого тридцать лет служил в храмах Томска, а в середине 90-х, будучи первым проректором Томской духовной семинарии, вместе со студентами старших курсов принимал участие в обретении мощей духоносного старца Феодора Кузьмича, который завещал похоронить себя в ограде Томского Богородице-Алексиевского монастыря. Над его могилой был установлен крест со знаменательной надписью: «Здесь погребено тело Великого Благословенного старца Феодора Козьмича, скончавшегося 20 января 1864 года». По приказу томского губернатора слова «Великого Благословенного» не единожды закрашивали, но они всякий раз проступали сквозь верхний слой краски. Могила старца сразу стала местом массового паломничества. Томские старожилы в начале ХХ века вспоминали, что в момент кончины Феодора Кузьмича над домом купца Семена Хромова, где в последние годы жил святой, трижды поднялись гигантские, во все небо, языки пламени. Томские пожарные, увидев зарево, кинулись искать очаг, как бы сейчас сказали, возгорания, но тщетно.

Как рассказал отец Олег, обретение мощей было весьма непростым делом: в 1936 году часовню над могилой старца Феодора разрушили, а саркофаг глубиной 2,5 метра, на дне которого в простом деревянном гробе покоились останки святого, наши славные ленинцы превратили в отхожее место. Студентам семинарии пришлось перелопатить тонны мусора и нечистот, превратившихся за долгие годы в камень. Тем не менее, каким-то чудом гроб старца хорошо сохранился. Судя по внешнему виду останков было несложно сделать вывод, что погребенный был при жизни человеком рослым и крепкого сложения, каким, по описанию современников, и был старец Феодор Кузьмич, как, впрочем, и сам император Александр I. В Томске и поныне хранится рубаха старца, выдающая гренадерский рост ее хозяина, и губка, которой омывали его тело после кончины. И эта губка уже более полутора веков издает благоухание. Все это очень убедительно и не вызовет сомнений у людей верующих, хотя атеисты, вероятно, многозначительно покрутят пальцем у виска: мол, православие головного мозга вообще не лечится.

Прямых доказательств идентичности личностей императора и старца — многие десятки, косвенных — сотни. Тем не менее, несмотря на уверенность томичей, официальную точку в этой истории, по словам отца Олега, ставить пока еще рано: генетическая экспертиза костных останков старца Феодора Томского на их соответствие ДНК других представителей дома Романовых до сих пор не проведена. Почему — мы можем только предполагать. То ли это противодействие современных наследников династии Романовых, имеющих связи в высших эшелонах российской власти, либо отсутствие консенсуса в среде ученых-генетиков, или же чье-то нежелание разрушить красивую легенду, которая всегда выгоднее, чем скучная правда, как с экономической, так и информационной точки зрения.

ПРОРОЧЕСТВА ПРОЗОРЛИВЦА АВЕЛЯ

О монахе Авеле, предсказавшем судьбу династии Романовых и «бегство бесов, тиранивших Россию», случившееся на нашей с вами памяти в 90-х годах, мы узнаём из книг русского православного писателя Сергея Нилуса (1862 — 1929).

Сергей Александрович долгие годы подвизался в Оптиной Пустыни, старцы которой и открыли ему «форсайты», выражаясь современным языком, монаха Авеля — фигуры отнюдь не мифической, а реальной — его житие исследовано весьма подробно. Монаху Авелю, в миру Василию Васильеву, крестьянскому сыну, родившемуся в 1757 году в деревне Акулова, что в Алексинском уезде Тульской губернии, был «глас из воздуха» предсказывать и записывать «тайная и безвестная, что будет всему миру», чем он и занялся, подвизаясь в Николо-Бабаевском монастыре Костромской епархии. «Зело страшных и злых» тетрадей, принадлежавших его перу, было четыре или пять — об их количестве уже давно идут споры. В первой из них монах-провидец назвал точную дату кончины Екатерины Второй, и как на беду, та тетрадь попала в руки преосвященного Павла, епископа Костромского и Галицкого, который заключил, что «сия твоя книга под смертную казнию» и, сняв с прозорливца монашеское облачение, отправил бедолагу в острог, откуда по велению разгневанной императрицы он был переведен в Шлиссельбургскую крепость «под крепчайший караул».

Узнав год и день своей кончины, 17 марта 1796 года Екатерина II даже выпустила специальный указ в этой связи, в котором говорилось, что «…крестьянин Василий сын Васильев сочинил неистовую книгу от самолюбия и мнимой похвалы от простых людей, что в непросвещенных могло бы произвесть колеблемость… и яко богохульник и оскорбитель высочайшей власти заслуживает смертную казнь, но ее Императорское Величество, облегчая строгость законных предписаний соизволила онаго Василия Васильева посадить в Шлиссельбургскую крепость».

Но после того, как императрица скончалась в точно указанный Авелем день, о монахе вспомнили и, сняв с него оковы, отправили в Гатчинский дворец на аудиенцию с императором Павлом Петровичем, который заинтересовался своим будущим. Монах, как рассказывается в книге С. А. Нилуса, долго мялся, но все же предсказал Павлу Петровичу день, когда тот приемлет «мученическую кончину от удушения в опочивальне своей», что в конечном итоге и случилось в Михайловском замке в ночь с 11 на 12 марта 1801 года, да именно в его спальне, как монах и предсказывал. Естественно, Павел Петрович полюбопытствовал и насчет судьбы своего преемника, цесаревича Александра, на что получил ответ: «Француз Москву при нем спалит, а он Париж у него заберет и Благословенным наречется. Но невмоготу станет ему скорбь тайная, и тяжек покажется ему венец царский, и подвиг царского служения заменит он подвигом поста и молитвы, и праведным будет в очех Божьих». Дерзну предположить, что прозорливый монах так и не набрался смелости сказать Павлу, что цесаревич, будущий император Александр, имитирует свою кончину, чтобы отправиться паломничать по России.

История об этом умалчивает, а сами тетради до нашего времени не дошли, сохранившись лишь в памяти оптинских старцев — их, скорее всего, уничтожили еще в XVIII веке. Правда, особенно горькая, в нашем государстве не была в почете во все времена. Монаха Авеля еще не раз арестовывали и выпускали на свободу, в зависимости от политической конъюнктуры, однако он умер собственной смертью 29 ноября 1841 года в глубокой старости и был погребён в Суздале, за алтарём Никольской церкви Спасо-Евфимиева монастыря. Ниже, впрочем, мы еще вернемся к монаху Авелю.

РУССКИЙ ГАМЛЕТ

Так, по-шекспировски, называл Александра I сам Наполеон Бонапарт, человек очень начитанный, который получал подробнейшую информацию о событиях, происходивших в Петербурге,— разведка в ту пору, как и в наши дни, особенно английская, не дремала. «Тайная скорбь», о которой говорил в беседе с Павлом Петровичем монах Авель, была новоявленному императору и в самом деле «невмоготу»: он, зная о заговоре против своего отца, ничего не предпринял для предотвращения его убийства, будучи уверенным, что заговорщики лишь отстранят Павла от власти, не причинив ему вреда и возьмут его под опеку, поселив в Михайловском замке. Однако цесаревича обманули: после бурного разговора с заговорщиками государь получил удар в левый висок массивной золотой табакеркой, ставший смертельным. На протяжении всего XIX века вплоть до 1905 года тема убийства Павла была в России абсолютно запретной. Официальной причиной его кончины был назван апоплексический удар. Как жестоко шутили посвященные в детали трагических событий, происходивших в Михайловском замке: император умер от «апоплексического удара табакеркой». Нет сомнений, что заговор против Павла был инспирирован Лондоном, а посланник Великобритании в России Чарльз Уитворт был хорошо осведомлен о планах заговорщиков и помогал им, чем мог. В ночь убийства в устье Невы стоял готовый к срочному отплытию английский военный корабль, который должен был вывезти из России заговорщиков на случай провала операции по устранению российского императора. И хотя цесаревич намеревался отказаться от трона сразу же после убийства отца, в ту же ночь заговорщики в жесткой форме воспрепятствовали этому. «Полно дурачиться! Вы уже не ребенок… Идите и правьте! Вы — император…», — сказал ему граф Пален, генерал–губернатор Петербурга, возглавлявший заговор.

Неизбывный грех отцеубийства нанес цесаревичу страшную психологическую травму, от которой он не оправился до конца своих дней. Не менее интересна и ранняя переписка юного цесаревича, отчасти проливающая свет на его таинственную «кончину». 10 мая 1796 года девятнадцатилетний Александр Павлович пишет письмо своему приятелю графу В. П. Кочубею, ставшему в годы его правления министром внутренних дел, в котором были такие слова: «Я знаю, что не рожден для того высокого сана, который ношу теперь, и еще менее для предназначенного мне в будущем, от которого я дал себе клятву избавиться тем или другим способом…». И ведь избавился, сдержав клятву!

О том, что молодой государь не был рожден для своего высокого сана, говорит и то, что он обычно гулял по столице пешком и без охраны. Хорошо известна история о том, как Александр I, гуляя зимой по набережной Невы, помог прачке, полоскавшей в реке белье, вытащить вверх по обледеневшему взвозу на набережную тяжелые санки с бельем. Та, рассказывали очевидцы, узнав, кто ей помог, оторопела и сильно расстроилась, сокрушаясь, что не предложила государю «постирать его рубашечки». Другой раз Александр Благословенный, совершая длительный моцион по столице, попав под сильный дождь, сильно промок и был вынужден нанять извозчика, которому по приезде оставил в залог свою мокрую шинель, поскольку денег у государя с собой никогда не было. Столь же проста и незатейлива была и его августейшая супруга Елизавета Алексеевна, а Каменноостровский дворец, где обычно обитала императорская чета «не имел в себе ничего царственного. Вокруг царского жилища не было видно никакой стражи, и злоумышленнику стоило лишь подняться на несколько ступенек, чтобы проникнуть в небольшие комнаты Государя и его супруги.

«Я ПОЖИРАЛ БИБЛИЮ»

Существует ошибочное мнение, что Александр I «воцерковился», как сегодня выражаются, с самых первых дней своего правления, после убийства Павла I. Это не так: духовный переворот молодого императора, до того безразличного к православию, случился после пожара Москвы в 1812 году, когда он впервые прочел Евангелие. Впоследствии он говорил: «Я пожирал Библию, находя, что ее слова вливают новый, никогда не испытанный мир в мое сердце и удовлетворяют жажду моей души». Впрочем, с тех пор, за 200 с лишним лет, ничего не изменилось: иной человек заснет, осилив страницу-другую Евангелия, другой хоть и дочитает до конца, но останется тем же человеком, что и был. И лишь меньшая часть наших с вами современников, прочитав Евангелие, услышит Христа, что и произошло два века назад с Александром Благословенным.

В годы войны внутренний разлад императора и желание искупить свои вольные и невольные грехи только усилились: от него все чаще слышали слова о том, что он «отрастит себе бороду и будет питаться хлебом в недрах Сибири». Государь практически отстранился от управления страной, отдалился от семьи и родных, отвергал светские утехи и ежедневно проводил многие часы коленопреклоненным, в истовых молитвах.

«Я ТОЖЕ СВОЙ СРОК УЖЕ ОТСЛУЖИЛ…»

После войны 1812 года он встречался и с монахом Авелем, которого в 1802 году за «злую прорицательную тетрадь», предрекавшую сдачу Москвы Наполеону и ее пожар, отправили с глаз подальше: никто не мог представить себе даже в самых смелых фантазиях, что «француз» дойдет до Москвы. Монаха упекли на Соловки, в монастырь, где он под неусыпным надзором пробыл более десяти лет в келье, больше напоминавшей одиночную камеру. Однако, когда Москва-таки сгорела и был взят Париж, о нем снова вспомнили — император затребовал его к себе на аудиенцию, которая состоялась в 1813 году. Утверждают, что слова, сказанные Авелем, лишь укрепили намерения государя удалиться от дел — в последующие годы он много раз встречался с другими прозорливыми старцами, дабы «перепроверить» услышанное от Авеля и окончательно убедиться в правильности своего решения, строго-настрого запрещая придворным летописцам упоминать об этих поездках в каких-то письменных документах. Он постоянно колесил по России со своим легендарным кучером Ильей Байковым — в те годы личностью не менее известной, чем сам император, поскольку тот, сидя на козлах, всегда был на виду. Так что пушкинская ирония — «всю жизнь провел в дороге» — была абсолютно уместна.

Похоже, что заключительная и решающая точка во внутреннем разговоре императора была поставлена после его встречи с Серафимом Саровским в Дивеево, у которого он побывал незадолго до своей странной «кончины» в Таганроге. Несколько часов продолжалась их беседа, после которой старец Серафим, провожая императора, крикнул с крыльца ему вдогонку: «Сделай же, Государь, всё так, как я тебе сказал…». Да разве мог смиренный раб Божий Александр ослушаться духоносного старца? Он всё сделал так, как ему было велено, срочно «умерев» в Таганроге 1 ноября 1825 года, где вместо него в гроб положили удивительно похожего на «усопшего» императора фельдегеря по фамилии Масков, который преставился за день до «кончины» императора.

В последний год перед «смертью» Александр I не раз говорил: «Солдат 25 лет отслужил — и свободен. Я тоже свой срок уже отслужил, пора и на покой». Император, в котором было в разы больше чужеземной крови, чем русской, стал типично русским подвижником благочестия: сгорая от жажды покаяния, он винил себя во всем — в смерти отца, кончине двух дочерей, умерших во младенчестве, естественно, в войне 1812 года, унесшей десятки тысяч жизней. И даже в грандиозном наводнении, случившемся в Петербурге в 1824 году, гениально описанном в «Медном всаднике» Пушкиным, не любившем своего венценосного тёзку.

«НЕТ ТАЙНЫ, КОТОРАЯ БЫ НЕ ОТКРЫЛАСЬ…»

Формат журнальной статьи не позволяет вдаваться во многие сотни деталей истории «смерти» императора в Таганроге: в ней все шито белыми нитками. Читателям «НГ», которых детали все же заинтересуют, я бы посоветовал обратиться к книге Марины Михайловны Громыко «Святой праведный Феодор Кузьмич—Александр I Благословенный» — лучшей из того, что написано на эту тему.

Отметим лишь, что якобы посмертная маска Александра I была снята с лица живого человека, что убедительно доказывают исследования современных криминалистов при помощи 3D технологий — в начале XIX века никому даже и в голову бы не пришло сомневаться в этом. Более того, описание болезни и протокол вскрытия тела покойного полны нестыковок, а момент смерти вообще никак не зафиксирован. Не может не удивлять и то, что императрица Елизавета Алексеевна, урожденная принцесса Луиза Мария Августа, родившаяся в Германии, в семье Карла Людвига Баденского и Амалии Гессен-Дармштадтской не сопровождала тело любимого супруга в Петербург, а отправилась туда через полгода, но не доехала, «умерев» в Белеве — ныне райцентре в Тульской области. В ее смерти тоже обнаруживается немало белых пятен. Многие исследователи уверены, что она, как и ее муж, также решила уйти из мирской жизни, став затворницей Верой Молчальницей, которая прославилась тем, что за 25 лет не произнесла ни одного слова.

Многих удивляет тот факт, что первое свидетельство об Александре I, ставшем Феодором Кузьмичом, датируется 4 сентября 1836 года. Где же, задаются они вопросом, бывший император пропадал более десяти лет? Ответ очевиден: в монастырях — в Почаеве, Киево-Печерской Лавре, в Псково-Печерском монастыре и, конечно же, в Дивеево у Серафима Саровского, который почил в 1833 году. Во всех этих местах императора знали-привечали и умели хранить тайну. Должно было пройти время, чтобы разговоры о его смерти утихли, да и сам экс-государь должен был измениться внешне настолько, чтобы его не узнали. Однако иногда его узнавали и не раз, чаще всего это были бывшие солдаты, которые, увидев рослого старца, удивительно похожего на императора, падали перед ним на колени. Нет сомнений, что императорский двор в Петербурге был в курсе всех его перемещений — панихиду по Александру I там не служили вплоть до 1864 года, когда он умер в Томске «по-настоящему». Да и какие могут быть сомнения, когда в кабинете Александра III в одном ряду с портретами царствующих особ висел и портрет старца Феодора Кузьмича. Хорошо известно, что «в теме» был и Александр II, не раз бывавший в Томске без особой на то нужды. Что же касается Николая I, то он пару раз вдруг «исчезал» на несколько дней из Нижнего Новгорода, когда бывал там в поездках. Исследователи считают, что в эти дни он наведывался в Дивеево, что неподалеку, где, вероятно, и «отсиживался» царственный старец.

Правда, под конец жизни, утратив бдительность, старец порой выдавал себя. Однажды в Томске, когда в доме купца Хромова обсуждали давние переговоры Наполеона с Александром I, старец, молившийся в соседней комнате, вдруг открыл дверь со словами: «Никогда я не говорил это Наполеону!». А в 1864 году, когда Феодор Кузьмич лежал на смертном одре, купец Хромов дерзнул спросить Федора Кузьмича, не он ли государь Александр Павлович? На что старец ответил: «Чудны дела твои, Господи… Нет тайны, которая бы не открылась…»

Известно, что при своей «официальной» жизни Александр I cтрого запретил ставить себе памятники — Александрийский столп, выше которого мечтал «вознестись» Пушкин, был построен уже в 1834 году, после мнимой смерти императора. Памятники Александру I и сегодня можно пересчитать по пальцам. Уверен, что для многих липчан будет неожиданной новостью, что один из них установлен осенью 2013 года в Липецкой области — в селе Паниковец Задонского района по соседству с местным Богоявленским храмом. Инициатором установки памятника, ставшего выражением нашей благодарности героям войны 1812 года, стал ныне, увы, покойный А. С. Шуринов, праправнук героя той войны полковника П. Н. Шуринова из деревни Локтево Задонского района. Побывайте в Паниковце — оно того стоит. И не забудьте заглянуть в Богоявленский храм, где пребывает икона старца Феодора Кузьмича, привезенная из Томска. Ведь историческую память, как и человеческую, нужно периодически освежать и тренировать. Иначе она, ослабевая, пропадает совсем.