Светлая Латгалия - маленькая русско-латышская часть земли среди лесов, среди озер. Проезжая мимо населенных пунктов с чисто латышскими названиями, у неискушенного взгляда пришлого путешественника не останется никаких сомнений, что он за границей матушки России , батькивщины Беларуси или холодной черно-сине-белой Eesti (Эстонии). И, вдруг, между старой Режицей (ныне Резекне) и Двинском (ныне Даугавпилс) промелькнуло название речки - Рушеница. О! Твой глаз вырвал это слово из всех названий написанных непонятными буквами?! Ты - молодец! Сворачивай, родным запахло!
“Как?” - спросишь ты у хуторянина Яши Петрова, местного жителя с незапамятных времен, - “Как называется это озеро?” А он тебе в ответ, - “Рушона.” Слышите ? Рушона!
О, великая Рушона, о, отец-озеро, ты нежный и ласковый, как тёплый латгальский мужчина, ты умеешь успокоить и приласкать, ты снимаешь все усталости и даришь рыбку мужикам, теплую воду и купание ребятишкам, ягоды, грибы, травы и вкусный воздух - бабам и девкам! И, вот, пошли названия: Морозова, Иванова, Малиновка, Кондрашова,Мурашова меж ними мелькает Межмала, Берзниеки, Приедите...
Итак, Мурашово. Там стоит старый столетний староверческий дом, куда на лето приезжают пожить на свежем воздухе пара пожилых людей, один из которых и является потомком и прямым наследником ветхой исторической постройки под названием “изба”. Зовут его просто и по-русски - Иван. Старый рыболов, удачливый браконьер, джентльмен всех возможных удач, озерный пират, a в народе просто Хоттабыч и его верная, аккуратная, интеллигентнейшая, с роскошным профилем и женственной фигурой, прелесть какая, тётя Галечка.
Галя, с утра до вечера, мечется по хозяйству, придумывая где бы что упорядочить, простирнуть, отмыть, тряхнуть, в общем, чтобы не заскучать. А Иван Хоттабыч достает свой неизменный журнал "Наука и жизнь" за май 1984 года с весьма пользительной информацией из жизни минералов или привитых от куриной слепоты лабораторных крыс и уже вот четвертый год изучает с непримиримым упорством одну и ту же тему. Страница в журнале на статье с крысами заметно испачкалась и пожелтела, поскольку последних четыре года так ни разу перевернута не была. На дворе стоял холодный конец апреля, и, наши герои, слишком рановато переселившиеся из теплого города в холодную избу, изрядно заскучав, начали придумывать себе занятия. Идея пришла гениальная и простая - разбить огород!
Иван Хоттабыч взялся за дело, изрядно накатив местного самогона добытого у родственников на ближайшем хуторе, и лежал уже изрядно нарядный и читал статью про крыс, а Галя, вооружившись различным садовым инвентарём, в поте лица, реализовывала злосчастный проект. Копать - дело не хитрое, но весьма утомительное, а если дать в руки лопату бывшей стахановке-комсомолке, воспитанной в послевоенной Белоруссии, то завтра та стахановка может стать инвалидом третьей группы с постельным режимом и диетическим питанием, что в общем-то и случилось. А Ваня, тем временем, спал как убитый. Наутро, оправившись ото сна и ночных видений, Иван почувствовал непереносимую тягу опохмелиться, вышел во двор и увидел, что скудная лесная земля перед домом была перекопана заботливой женской рукой.
“Да...”, - смутная догадка озарила Ванин проспиртованный мозг, - “Надо привезти говна с того берега для огорода.”
Подсознание ему подсказывало, что в противном случае, Галин труд скорее всего не оправдает начавшуюся внезапную недееспособность и инвалидность такой полезной, единственной добровольной ухаживальщицы за его истерзанным самогоном телом. Ну и, опять же ж, можно прихватить, чем опохмелиться.
Усевшись в весьма и весьма утлую лодчонку, широко забирая вёслами, Хоттабыч поплыл к соседу за коровьим дерьмом, у интеллигентных людей называемым навозом. Прошел час, другой, третий... Прелесть наша, тетя Галя, вдруг затосковала, не найдя Ивана на диване с журналом в руках. Накинув голубую косынку на гордые плечи, она прошлась до ближайшего мыска, который образовывал довольно глубокую и большую заводь, подходившую к самой избе, где обычно швартовалась Ванина дырявая лодка. В момент, заценив ситуацию, женщина поняла, что ее благоверный уплыл куда-то на дырявом корыте. Помятуя, что давеча речь шла о необходимости удобрить землю навозом, встревоженная Галина металась по берегу, убивая свое сознание страшными картинами Ваниного утопления, его похорон, поминок и безрадостной жизни в одиночестве, как вдруг на кромке озерного горизонта вырисовывается качающийся Ванин силуэт, идущий по воде, аки Христос, размахивая зачем-то при этом веслом. Фигура на воде медленно и уверенно приближалась и уже стало видно напряженное Ванино лицо и испуганные глаза. Забитое по борта коровьим говном плавсредство, одному богу известно по какой причине не затонувшее вместе с беспечным русским бродягой, неуверенно приближалось к мыску.
По берегу металась зареванная Галя. Махая голубым платком, она умоляюще кричала во весь голос: "Ваня! Брось говнооооо!" Тихое туманное озеро, любезно подхватив жалобный зов несчастной женщины, донесло его до пьяных ушей Хоттабыча. “Говнооооо! Вно! Брось!”
- “Ага!”, - подумал старый озерный браконьер - “Что, стерва, жалко меня, жалко?! Ну, держись!”
Почти достигнув мыска, стоя по колено в зловонной жиже, в лодочке, тянувшей на последнем издыхании кучу дерьма, Иван, озорно оттолкнувшись от берега веслом, с песней "Помнишь мама моя, как девчонку чужую” поплыл через опасный омут к самому своему дому. Открыв от удивления свой правильный ротик, Галя же осталась стоять одиноко на мыске. До берега Иван дошел в состоянии перевозимой им субстанции, на карачках едва выполз из лодчонки и заснул на берегу, непроизвольно морща нос от запаха собственного худенького тела.
Среди ночи Хоттабыча торкнуло в мозг, - “Он что-то забыл, он что то забыл, он что то забыл!” Открыл глаза. Ощутил себя в вонючем состоянии, лёжа в летней комнате дома. И тут его вдруг осенило - бутылка! Она же была прикопана в навоз заботливым соседом еще на том берегу, чтобы Галя не заметила. Демон-алкоголь навязчиво шептал ему, - “Найди, откопай, выпей и будет тебе счастье!” Взяв лопату и почувствовав себя застоявшимся в стойле веков терминатором, наш герой начал заботливо выгребать из лодочки говнецо и, сканируя мутным взглядом каждую пядь, разочаровано скидывал его в огород, привнося тем самым пользу в общее начинание. Но её нигде небыло! Он пошел как сапёр, осторожно ощупывать землю вилами, ещё надеясь отыскать вожделенную пропажу. Увы - тщетно.
К тому времени проснулась зареванная Галина, посмотрела в окно и, ахнув, села. На краешке лодки, опираясь на лопату, сидел грустный Хоттабыч, смахивал скупую стариковскую слезу и разочарованно смотрел на хорошо удобренный огород. Он чувствовал себя обманутым, обманутым вдвойне, из-за того, что вода смыла бутылку со столь желаемым содержимым, и за то, что сделал, по его мнению, не свою работу. Приказав жене затопить баню и отстирать испачканную фeкалиями одежду, грустный Иван пошел на соседний хутор искать самогону.