Автор: Тиш Formalin
Бета: бля, хочу бету(((
Фендом: "Гардемарины, вперед!"
Персонажи: Корсак/Софья, Д`Брильи/Ягужинская, Белов to Ягужинская, Оленев to Судьба (он ну совсем как Неджи *_*), какие-то разбойники и камердинер Никиты.
Размерожанр: виньетка, недосонгфик.
Рейтинг: Жо
Размещение: запрещено
От автора:Вообще, фендом благодатный настолько же, насколько благодатна сама Россия - а написали по ней фиков столько, что... одна "Война и мир" чего стоит. xD

Иль это нрав у нас таков...

Алёшка, задрав юбку, отбрыкивается от нападающей на него Софьи. Маленький кулачок раз за разом попадает больно, упруго отскакивает от его плеча - наутро проступят синяки, потому что кожа у Корсака еще совсем белая, по-девчачьи нежная, мягкая. И даже не важно, что под этой кожей перекатываются почувствовавшие свою силу мышцы, совсем не девичьи.
Софья останавливается, недоуменно упирает руки в боки, смотрит на смеющуюся подругу: она не понимает, почему эта странная крупноватая девица, только что с визгом изворачивающаяся из-под её ударов, теперь смеется, закидывая голову, обнажая какой-то странно большой кадык на худой шее. Аннушка, вытирая слезы смеха, внезапно умолкает и ласково смотрит на Софью:
- Не буду больше с тобой спорить, если хочешь, то я и сегодня лягу у костра.
Потом, когда они уже ложатся, завернувшись в плащи, Софья начинает засыпать, мерзнет, прижимается к Алешкиному боку. Корсак поправляет одним пальцем выбившуюся из-под платка короткую светло-русую прядку волос, думает о том, что будет сложно Софье сказать правду.

Но на судьбу не стоит дуться.

Лошадь под Сашкой идет боком, испуганная выстрелами. Белов придерживает на голове шляпу и отстреливается. Разбойники - черт с ними! - ерунда, а ему нужно спешить, успеть.
- Черти что! - Белов ругается, дергает поводья, люшадь, фыркая, прядает ушами и, вскинувшись, припадает на задние чуть согнутые ноги. - Ах, зар-раза!
Наконец, удается развернуть ошалевшую кобылу, и Сашка уже скачет, отстреливаясь от матерящихся за спиной разбойников.
Он выполнит просьбу Анастасии, и любой ценой довезет крест в Петербург. Если понадобится - и ценой собственной жизни. Как легко делаются все дела, когда ты молод и влюблен, когда под кожей не кровь, а чистый яркий огонь.


Русский взнос за счастье милых не кошелёк, а голова.

Руки у Ягужинской - мед и шелк. Пальчики тонкие, пахнут мятой горячего русского чая. Шевалье заискивающе смотрит в глаза любимой женщины, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не прижаться коленом к упрятанному в юбках её бедру. Анастасия, откинувшись на спинку сидения, думает о том, что вся её жизнь теперь - кареты, разъезды, ругань мужиков, перепрягающих лошадей, почтовые гостиницы и этот носатый француз с черными глазами. А ведь все могло быть иначе...
Русские лица придворных дамочек, круглящиеся в кружеве. Морщинистые мордочки похожих на мопсов камердинеров под седыми париками, молодящиеся министры. Балы, более пышные, чем это могли себе позволить принимающие. Балы - яркие, с богатым подъездом, краснеющие девки, любующиеся из-за угла на барышень, и кавалеры, кавалеры, кавалеры.
Но даже если бы она, Ягужинская, осталась бы дома, не было бы у неё этого милого мальчика с горящими глазами и высоким чуть выпуклым лбом, прикрытым непокорными кудряшками. Ах, как он сжимал её руку! Совсем не так, как это делает Д`Брильи - но более робко и оттого приятно.


Едины парус и душа... Судьба и Родина - едины.

Князь Оленев скучает, уныло водит по картонке маленьким угольком. Камердинер, расхаживая из угла в угол, ковыряет в носу и время от времени бурчит себе под нос что-то на латыни. За окном темнит чернильными тучами Питер, смыкает над головами редких, кутающихся в плащи, прохожих морось. Северный город пахнет Невой и рыбным запахом влажности. Деревянные тротуары околотков чернеют ярче, чем брусчатка богатых улиц островов.
Вот уж о чем меньше всего думал Петр, когда строил город - так это о здоровье своих подчиненных. Никита пожимает плечом, ухмыляется своим крамольным мыслям. Завтра в дорогу, а от отца никаких вестей. Денег нет и не будет. Князь тоже мне.
Вот она, Россия - яркая, светлая. С ухабистыми дорогами, с широким реками. Вся здесь, спрятанная в питерском тумане, под белыми волнами. Россия, настоящая - в глазах Никиты, чьи черты слабо отражаются в темном вечернем окне, в руках сбивающего румяна его камердинера, в молодой беременной жене его отца. В судьбах и душах людей, увлеченных дворцовыми интригами и любовными переписками. Россия - великая, падкая на иностранщину, сейчас видится Никите непонятным большим зверем, переворачивающимся с боку на бок, лениво почесывающимся и изредка отмахивающимся от франко-саксонских мух, жадных до её, русского, варенья и золота.
Никита потирает испачканные угольком пальцы - с них сыпется черная мелкая крошка.
- Подавай умываться. Алешкин паспорт у нас, завтра поедем его искать.
Камердинер ворчит, но любовно гладит после умывания плечи барина.
Никита ложится спать, зная, что он - не один, и что его Судьба тоже не обойдет. У него есть друзья и его собственные глаза, которые очень по-русски отражались сегодня вечером в вечернем стекле.