Ноги по колено в осоке и дилижансы – на запад. Лютики под вечер, все равно что бутылка рома без продыху. Для Гарри что лютики, что ром – несносное пойло, у него от жёлтого с детства в глазах рябит. Подташнивает.

Дивись на меня! Дивись на меня! 
То...
©

Лед на реке объят пламенем. Огонь плавит снег и пожирает его изнутри, и звезды срываются в пропасть – в ту самую неизмеримую глубину под водой и дальше, еще глубже, на миллиарды лет в глубину – в раннее:

В глубокой темноте закипает вода – спираль накаляется так, что стекло жжет ладони. Интересно, кто придумал эту штуку. Аквариум – это только так называется, на самом деле в нем нет ничего, кроме воды до краев и раскаленной лампы на самом дне. Теперь, когда весь прочий свет погас, кажется, будто в комнате нет ничего, кроме этого огненного света, нет и самой комнаты.
А здесь могли бы жить рыбы.

Там, подо льдом, под твоей кожей закипают рыбы и ты закрываешь глаза – лед настолько ледяной, что жжет ладони. Пожар – это только так кажется, на самом деле все выглядит так, будто кто-то включил лампочку. Сейчас, когда ты настолько близко к поверхности и в волосах путаются звезды, ты вглядываешься в свое отражение и смеешься.
Но там, под водой, не слышны звуки.

Я выстраиваю коридор из зеркал и вглядываюсь с твое отражение. Ты все время вертишься, и лабиринты трельяжа превращаются в бесконечную череду: твоих волос, ушных раковин, глаз. В этом круговороте ты похож на пожар – с опаленных ресниц в зеркальную пропасть срываются оловянно-серые взгляды, палевые волосы падают на щеки россыпью веснушек, и щеки под скулами темнеют румянцем. Ты убираешь волосы за ухо и закрываешь глаза.

Той комнаты, ее больше нет. И ты смеешься.