Сон сегодня приснился.

Я -- жаждущий интереса неугомонный молодой человек в эпоху медленно загнивающего СССР с сегодняшним техническим уровнем развития. Рамки, нормы, правила и догмы -- бред, и мой воспаленный разум выжимает сам себя в поисках легитимной человеческой эмоциональной свободы: дайте мне хоть что-нибудь, чтобы отличаться от спортсмена, комсомольца и просто красавца. Затерявшись формально в рядах успешных мальчиков, я здорово конформно резонирую с окружающим успешным большинством, как наконец мне снисходит понимание того, что я остро нуждаюсь в выражении той самой своей осознаваемой потребности в интересе, во внутренней невидимой индивидуальности и антибыте.
Спортсмен, комсомолец и просто красавец? Это не фигура речи, я занимаюсь спортом, кажется, состою в комсомоле и хороший студент весьма престижного высшего учебного заведения. Поняв, что в спорте самореализоваться нет возможности, я обращаюсь к одной известной электронной энциклопедии, шерстя ее на предмет уникальных персоналий, и с ужасом осознаю, что успешных и интересных людей в СССР нет. Даже самые интересные люди как на подбор -- школа, армия, вуз из списка престижных, диплом, аспирантура, диссертация, работа в каком-то загнивающем НИИ, работа преподавателем в собственном вузе.
Вооружившись кое-какими материалами и знанием актуальных биографий, я встречаю своего старого товарища, который рассказывает мне небывалую новость: оказывается, я давно веду авторское шоу для узкой аудитории людей, ищущих ответы.
// так и было, не судите за разрыв повествовательной ткани: можете представить, что у меня случилась амнезия.
Подготовившись к предстоящей встрече, я явился в назначенное время на свое собственное шоу и начал вспоминать.
Мое шоу носит странное название "Большое дело". Объяснить, почему я его так назвал, я не мог.
Каждую неделю люди приходят ко мне в снимаемую, видимо, мной лекционную аудиторию за ответами. Вопросы у них самые разные, некоторые просто хотят чего-нибудь необычного, ну хоть чего-нибудь хоть сколько-нибудь необычного, а некоторые просто приносят с собой вещи на проверку. Кажется, я многих знаю, но сейчас в аудитории человек пятьдесят, не меньше.
Перед началом работы я обычно настраиваю аудиторию на неформальное общение, мы с публикой нуждающиеся друг в друге элементы: тогда я начинаю показывать людям те интересные вещи, которые мне удалось узнать за неделю. Я показываю найденное им видео в сети про некоторых чудаков, где один видный ученый прыгает, как сумасшедший, в запале какой-то лекции, и публика веселеет, люди расслабляются и привычно доверяют свой разум и сердце моему ловкому в странных исканиях мозгу.

Я вспоминаю, что сейчас должна пройти традиционная процедура голосования: все пытаются угадать, сколько в аудитории правды.
Дело в том, что я занимаюсь ответами. Я отвечаю людям на вопросы просто так, как душе угодно. Узкой моей специализацией является определение искренности: люди приносят письма или другие вещи, самые разные: подарки, любые формы регистрации высказываний -- так, например, кто-то принес много пуговиц, на которых были написаны слова -- а также просто сами произносят какую-нибудь речь, а потом ждут от меня ответа: ну как, искренне получилось? Как думаешь, эта вещь сделана с чувством? Испытывал ли автор этого письма острые чувства при написании?
Аудитория в наперебой галдит числа -- это количество, по их мнению, искренних предметов в этой аудитории.
- Двенадцать!
- Двадцать три!
- Семнадцать!
- Четырнадцать!
- Девятнадцать!
Люди должны выдвигать версии, пока я авторитетно не покончу с "голосованием".

- Шестнадцать.

В моем голосе килограмм металла, и он легко перекрывает аудиторный гул.
Люди сразу притихают, доверившись моему авторитетному мнению. Кажется, здесь действительно шестнадцать искренних вещей.
Как бы то ни было, я должен выбрать именно столько.
Люди по одному встают с мест и подходят ко мне, складывая на стол принесенные предметы -- кто письма, кто милые безделушки и мелочи -- брелоки, фигурки и прочее, а кто и уже упомянутые пуговицы с надписями. Я бегло вчитываюсь в письма, ощупываю вещи, представляю себе автора -- в общем, определяю искренность. Люди верят мне безоговорочно: те вещи, которые являются искренними, можно спокойно дарить, не боясь, что получатель будет не рад подарку. С другой стороны, не стоит отправлять неискреннее письмо, вряд ли это хорошо скажется на отношениях с адресатом. В конце концов, политики могут тренировать свои речи по моему критерию -- искренний политик, несомненно, одержит успех.
Кажется, люди уже расходятся, и еще одно заседание "Большого дела" прошло успешно. Люди за неделю накопят новые вопросы и необходимость в правде, в указаниях, и снова придут ко мне, где я им буду рассказывать новые интересные байки из сети, а может, мы займемся какой-нибудь необычной игрой, или придумаем новый способ извлекать интерес из воздуха.

Эпилог
Но все это не могло уж так долго продолжаться, и моими выходками заинтересовалась правящая партия.
Сцена: я веду многотонный грузовик с сорокаметровой фурой по одному из международных шоссе, по радио поет Шнур на ужасном английском, за окном территории объединившихся в государство линуксоидов -- кажется, сейчас я еду по области OpenSuse -- все мужчины носят зеленое, а женщины в белоснежных блузках. Вдоль шоссе пасутся местные домашние пингвины.