Спят вершины высокие гор и бездн провалы,
Спят утесы и ущелья,
Змеи, сколько их черная всех земля ни кормит,
Густые рои пчел, звери гор высоких
И чудища в багровой глубине морской.
Сладко спит и племя
Быстролетающих птиц.

Алкман


Оригинал:

εὕδουσι δ’ ὀρέων κορυφαί τε καὶ φάραγγες

πρώονές τε καὶ χαράδραι

φῦλά τ’ ἑρπέτ’ ὅσα τρέφει μέλαινα γαῖα

θῆρές τ’ ὀρεσκώιοι καὶ γένος μελισσᾶν

καὶ κνώδαλ’ ἐν βένθεσσι πορφυρέας ἁλός·

εὕδουσι δ’ οἰωνῶν φῦλα τανυπτερύγων.

Ἀλκμάν
____________________________________________________
P.S.:Перевод В. Вересаева. Жил в незапамятные времена в Спарте такой поэт. Алкман.
А уж Гёте и Лермонтов были гора-а-а-аздо позже! Помните:"Uber alien Gipfein ist Ruh..." или "Горные вершины спят во тьме ночной.."? Так вот. Это - первоисточник.

"Как печальны дни... и ночи. Как они таинственны, дни и ночи, эта бесконечная процессия рассветов и закатов. Наступление тьмы, приход света всегда меня волнуют. Меня посещают тогда такие печальные мысли, о людях встревоженных и испуганных, обо всех покинутых..." ( Айрис Мёрдок)

Эдуард Берн-Джонс.

"О одиночество, как твой характер крут!" (Б. Ахмадулина).



"Екатерина удалилась от людей (как и люди от неё). В жутком, неповторимом одиночестве, окруженная лишь книгами, выковывалась новая Екатерина - с железной волей, поступающая всегда зрело и обдуманно, как полководец в канун решающей битвы. Вскоре она сама ощутила внутреннее свое превосходство над людьми при дворе. Нет, она, как и раньше, могла поболтать о пустяках, но даже в пустом житейском разговоре оставалась в напряжении мысли, которому никто не властен помешать..."
(В.Пикуль "Фаворит")

Скажи мне, что это за растение около тропинки?
— Бессмертник.
— А вон то?
— Не знаю.
— Оно называется четырехлистник. — Огион остановился и показал окованным медью наконечником своего посоха на невзрачный сорняк. Гед внимательно рассмотрел его, взял засохший стручок, и, видя, что Огион не собирается больше ничего говорить, спросил:
— Какая от него польза, Мастер?
— Никакой, насколько я знаю. — Они пошли дальше, и Гед скоро выбросил стручок. — Когда ты будешь узнавать четырехлистник во все времена года по корешку, по листочку и по цветку, по виду, по запаху и по семени, только тогда ты сможешь научиться произносить его Настоящее Имя. А это больше, чем знать, какую он приносит пользу. Какую пользу приносишь ты или я? Полезна ли Гора Гонта или Открытое Море?

Урсула Ле Гуин " Волшебник Земноморья"

Желязны Роджер

И СПАССЯ ТОЛЬКО Я ОДИН, ЧТОБЫ ВОЗВЕСТИТЬ ТЕБЕ
(Цитата из Книги Иова).

E. Доброхотова-Майкова, перевод


Оно никуда не девалось, никогда не рассеивалось - черное облако, из которого им на головы стеной лил дождь, били молнии, слышались артиллерийские раскаты грома.
Корабль снова поменял галс, Ван Беркум пошатнулся и едва не выронил коробку. Ветер ревел, рвал с плеч мокрую одежду, вода плескалась по палубе, закручивалась в водовороты у щиколоток - набежит, схлынет, снова набежит. Высокие валы поминутно ударяли в борт. Призрачные зеленые огни святого Эльма плясали на реях,
Шум ветра и даже раскаты грома прорезал крик терзаемого демонами матроса.
Над головой болтался запутавшийся в такелаже мертвец - дожди и ветры выбелили его до костей, скелет облепили движущиеся зеленые огоньки, правая рука покачивалась, то ли призывно, то ли предостерегающе.
Ван Беркум перенес коробку на новую грузовую площадку и принялся найтовить её к палубе. Сколько раз они перетаскивали эти коробки, ящики и бочки? Он давно потерял счет. Похоже, стоило им закончить работу, следовал приказ тащить груз на другое место.
Ван Беркум посмотрел через фальшборт. Всякий раз, как выпадала возможность, он вглядывался в далекий, едва различимый за дождем горизонт и надеялся.
Это отличало его от товарищей по несчастью. Он один из всех сохранял надежду, пусть совсем маленькую - потому что у него был план.
Взрыв громового хохота сотряс судно. Ван Беркума передернуло. Капитан теперь почти не выходил из каюты, где коротал время в обществе бочонка с ромом. Говорили, что он режется в карты с дьяволом. Судя по хохоту, дьявол только что выиграл очередную партию.
Делая вид, будто проверяет найтовы, Ван Беркум нашел глазами свою бочку - она стояла среди других, и Ван Беркум узнал её по маленькому мазку синей краски. В отличие от прочих она была пуста и проконопачена изнутри.
Поворотясь, он двинулся обратно. Мимо пронеслось что-то огромное, с крыльями, как у летучей мыши. Ван Беркум втянул голову в плечи и пошел быстрее.
Еще четыре ходки, и всякий раз - быстрый взгляд вдаль. И вот... И вот?
Вот оно!
Он увидел! Корабль справа по курсу! Он торопливо огляделся, Поблизости никого. Вот он, случай! Если поторопиться, и если никто не заметит.
Он подошел к своей бочке, снял найтовы, снова огляделся. По-прежнему никого. Другой корабль явно приближался. Некогда, да и незачем было просчитывать курсы, прикидывать направление ветра и течений. Оставалось рисковать и надеяться.
Так он и поступил: подкатил бочку к фальшборту, поднял и сбросил в воду. В следующее мгновение он прыгнул следом.
Море было ледяное, кипящее, черное, Его потянуло вниз. Он лихорадочно барахтался, силясь вынырнуть на поверхность.
Наконец блеснул свет. Волны швыряли пловца, перехлестывали через голову, увлекали вниз. Всякий раз ему удавалось вынырнуть.
Он уже готов был сдаться, когда волнение вдруг улеглось, гроза стихла, просветлело. Плывя, он видел, как его корабль удаляется, унося с собой маленький передвижной ад. А рядом, чуть левее, покачивалась на волнах бочка с синей отметиной. Ван Беркум поплыл к ней.
Через какое-то время ему удалось догнать бочку и ухватиться за нее, даже немного высунуться из воды. Он держался за бочку и часто дышал. Его трясло. Хотя волны заметно ослабели, вода оставалась очень холодной.
Как только вернулись силы, он поднял голову и огляделся.
Вот оно!
Судно, которое он заметил с палубы, заметно приблизилось. Он поднял руку и замахал. Сорвал рубашку - она заплескала на ветру, как знамя.
Он держал рубашку, пока не занемела рука. Снова поднял голову: корабль стал ближе, хотя и не было уверенности, что его заметили. Судя по относительным курсам, они могли разминуться в ближайшие несколько минут, Ван Беркум переложил рубашку в другую руку и снова замахал.
Когда он снова поднял голову, то увидел, что судно сменило курс и направляется к нему. Останься у него хоть немного сил или хоть какие-то чувства, он бы разрыдался. Но он лишь ощутил навалившуюся усталость и нестерпимый холод. Глаза щипало от соли, и тем не менее они слипались. Надо было все время смотреть на онемевшие руки, чтобы убедиться - они ещё держат бочку.

Быстрее! - шептал он. - Быстрее!
Он был почти без сознания, когда его втащили в шлюпку и завернули в одеяло. Шлюпка ещё не подошла к кораблю, а он уже спал.
Он проспал остаток дня и всю ночь, просыпаясь лишь для того, чтобы глотнуть горячего грога или бульона. Когда он пытался заговорить, его не понимали.
Только на следующий вечер привели матроса, который знал по-голландски. Ван Беркум рассказал ему все, что произошло - с той минуты, как он нанялся на корабль, и до прыжка в море.
- Чудеса! - заметил матрос, закончив перевод рассказа офицерам. Значит, эта побитая штормами галоша, которую мы видели вчера, и впрямь \"Летучий Голландец\"! Значит, он взаправду существует, а ты... ты единственный, кому удалось с него спастись!
Ван Беркум слабо улыбнулся, осушил кружку и отставил её в сторону. Руки у него тряслись.
Матрос похлопал его по плечу.
- Успокойся, дружище, все позади, - сказал он. - Ты никогда не вернешься на дьявольское судно. Ты на борту надежнейшего корабля с отличными офицерами и командой. Мы всего несколько дней назад покинули порт. Набирайся сил и выбрось из головы тяжелые воспоминания. Мы рады приветствовать тебя на борту \"Марии Селесты\".



МАРИЯ-СЕЛЕСТА

Летучий Голландец

Вот уж не думала, что кто-то из современных поэтов меня сможет удивить, а вот удалось таки! Разве что чуть-чуть затянуто, но всё-таки очень даже хорошо и здОрово.
Главное под необычным углом и в ином разрезе. Так сказать...


“Чертовка-погода - опять собираются тучи,
Но бриз океанский полезней любого бальзама!”
“А что за корабль на рейде?” - “Голландец. Летучий.”
“Летучий Голландец? Да что Вы? Тот самый?” - “Тот самый.”

“А, может быть, всё это ложь?” - “Это правда святая.
Он здесь ненадолго, немного застрял на погрузке.”
“Он правда летал?” - “Говорили. Давно не летает.”
“Он точно голландец?” - “Не знаю, но пьёт словно русский.”

“Сказали, он - демон!” – “Спросите у тех, кто сказали.”
“Но как же людская молва?” - “Пропади она прахом!”
“А он убивал?” - “Только скуку и чёрную зависть.”
“А те, что погибли?” - “Они погибали от страха

И сила скорее в уме, а не в верном кинжале.”
“Но шторм - это вам не рисунок на тонком картоне!
И корпус не нов и его паруса обветшали!”
“Покуда корабль мечтает - он вряд ли утонет.”

“Какой он наивный!” - “Скорее упрямый, упёртый.”
“Он что, сумасшедший?” - “Едва ли, причина другая.”
“Кого-то боится, считаете - бога ли, чёрта?”
“Да нет - ни того, ни другого. Себя, полагаю.

Он - то умудрённый старик, то малыш годовалый
И любит веселье, истории знает смешные.”
“Куда ему в море? Не выдержит первого вала!”
“Он выдержит первый. И пятый. И все остальные.”

“Выходит, что он безрассудный?” - “Скорее отважный.”
“Не слишком приветлив?” - “Порой молчаливый и странный.”
“Он может сюда не вернуться?“ - “А это не важно -
Чем гнить на земле, так уж лучше на дне океана.

Уходит куда-то надолго, приходит усталый,
А в трюме - ни леса, ни меха, ни уса китова.”
“Богатый, небось?” - “Нет, богатство к нему не пристало.”
“Так он не купец, не разбойник, не пастырь? А кто он?

Отважный моряк - укротитель зелёного змея?
Скитался по белому свету и что в результате -
Ни славы, ни денег, ни почестей! Что он имеет?
Он просто безумец!” - “Не думаю. Просто мечтатель.”

“Выходит, что не уважает ни чёрта, ни бога?”
“Бог - то, что в тебе. Hо и чёрт неотвязчив как муха.”
“А в трюмах, наверное, водка?” - “Она, но немного.
Скорей для лечения ран, чем лечения духа.

Земля для него как пустыня - глухая, немая.
Давления суши душа не выносит морская.”
“И он уплывёт?” - “Он уже паруса поднимает.”
“И он полетит? Вы уверены?” - “Я допускаю.

Не выпадет чайке проснуться болотною выпью,
Не светит матросу роскошная шляпа из фетра...
Он снова уходит - ну что же, давайте-ка выпьем!
Семь футов под килем ему и попутного ветра!”


27.11.2007

Автор: Игорь Приклонский

БРАВО!!!

ГАМАЮН, ПТИЦА ВЕЩАЯ

(картина В. Васнецова)

На гладях бесконечных вод,
Закатом в пурпур облеченных,
Она вещает и поет,
Не в силах крыл поднять смятенных...

Предвечным ужасом объят,
Прекрасный лик горит любовью,
Но вещей правдою звучат
Уста, запекшиеся кровью!..

Не хочу на работу, активно не хочу-у-у-у-у! А получать зарплаточку нраися! Ох, как нраисся! Однако! НЕ ХОЧУ-У-У на работу! И так каждое воскресение со второй половины дня... Никакие аффирмации меня уже не берут. Активно не хочу заниматься этим видом деятельности. Он противоречит самоёй моей природе. Но приносит доход. Н-да...
Аутотренинг давно исчерпан. Что еще попытаться применить? Взывать к мужеству и героизму? Попробую... Тогда примерно вот так:

МУЖАЙСЯ, ЦАРЬ ЛАКЕДЕМОНЯН
_______________________________
Чтобы ее увидели в слезах,
позволить не могла, собой владея,
величественная Кратесиклея.
В ее лице, в движениях, в молчании
ничто не говорило об отчаянье.
На миг – всего на миг – ей изменила выдержка,
и, прежде чем отплыть на скорбном корабле в Александрию,
Кратесиклея в храме Посейдона
уединилась с сыном, чтобы тут
прижать его к себе, "взволнованного" – говорит
Плутарх, – и "полного мучительных предчувствий".
Но сила духа в ней возобладала,
и Клеомену молвила она:
"Держись, мужайся, царь лакедемонян!
Когда мы вновь окажемся на людях,
в слезах никто не должен видеть нас,
затем что слезы недостойны Спарты.
Лишь это в нашей власти, мы же сами
от воли Провидения зависим".

И на корабль взошла – навстречу этой "воле".

P.S.: Благодарим за поддержку несравненного Константиноса Кавафиса (Царствие ему Небесное!) и рускоязычный сайт посвященный его творчеству
http://library.ferghana.ru/kavafis/main.htm.