Социальные последствия прогресса в промышленности читателю, вероятно, известны лучше, чем все такие последствия за предшествующие времена. Наиболее очевидные из них носили пагубный характер. Повышение коэффициента полезного действия машин оставляло людей без работы. Когда в поисках работы они шли на фабрики, их заработки постоянно снижались настолько, что работать приходилось не только всем взрослым членам семьи, но на хлопчатобумажных фабриках, например, даже и малолетним детям приходилось работать полную смену в отвратительных условиях труда. Смена длилась по 12 и даже 16 часов в сутки. У себя дома они пряли, быть может, столько же времени, но здесь они работали свободно, чередуя работу с отдыхом по собственному разумению, и не должны были подчиняться жесткой фабричной дисциплине. Жилищные условия в новых поселках, выросших вокруг фабрик, были отнюдь не лучше условий труда. Отдельные дома, пожалуй, были не хуже, чем в прежних деревнях, но санитарные условия, вполне терпимые в условиях сельской местности, становились невыносимыми в городах с большой плотностью населения.
Пожалуй, самую острую безработицу переживали ремесленники, которых расширяющиеся фабрики поглощали очень медленно. Такая безработица носила временный характер, но ее последствия были весьма серьезными для оказавшихся не удел ремесленников. Машины, как казалось, порождали безработицу. Они выполняли работу, которая раньше занимала много рабочих рук. Надо ли поэтому удивляться тому, что временами ремесленники восставали против этих машин? В 1663 году, а затем в 1767 году они уничтожили механические лесопилки под Лондоном.
Были мятежи против лентоткацкого счанка в 1676 году и против чулочных машин в 1710 году. Дом Джона Кейя разрушили в 1753 году, а ему самому пришлось покинуть родину. В 1768 году блэкбернские прядильщики уничтожили прядильные машины Харгривса. В 1776 году и в последующие несколько лет велась систематическая борьба с машинами Аркрайта. Кромптону приходилось не раз скрываться. Однако сам по себе такой перечень может ввести в заблуждение. Выступления против машин, доходящие до саботажа, в действительности случались не так уж часто, если сравнивать число этих выступлений с числом внедрявшихся в производство новых машин. И очень часто уничтожение машин было не столько проявлением враждебности к самим машинам, сколько средством борьбы против ненавистного хозяина, который урезал заработную плату или ухудшал условия труда. Известное стихийное выступление ноттингемских чулочников-луддистов носило, по сути дела, именно такой характер. Луддизм в этом смысле не был профессиональным движением, а представлял собой тактическое средство борьбы в особых условиях конца XVIII и самого начала XIX веков.
Но помимо такой явной нищеты, машины и фабричная система производства приносили огромную пользу. Все больше людей пользовались всевозможными производимыми товарами. Рабочие, разумеется, были вынуждены учиться овладевать средствами борьбы за свою долю товаров, но все-таки они ту или иную долю получали, а уровень жизни в целом после первых мрачных десятилетий XIX века фактически повышался. Наилучшим показателем повышения жизненного уровня является, пожалуй, рост населения. В Англии и Уэлсе численность населения возросла с 6,5 миллионов в 1750 году до 10 с лишним миллионов человек в 1811 году1. Прирост населения объяснялся отчасти большей рождаемостью и отчасти — что еще важнее — снижением смертности, служившим показателем улучшения народного здравоохранения, то есть повышения общего жизненного уровня. Это в свою очередь отчасти объяснялось повышением производственной мощности машин, хотя при этом нельзя забывать о происходившей одновременно революции в сельском хозяйстве, что не менее важно. В Лондоне в период с 1749 по 1758 год из каждых 42 случаев госпитализации рожениц умирала одна, а из новорожденных погибал каждый пятнадцатый. В 1799— 1800 годах смертность снизилась до 1 :914 для рожениц и до 1 : 115 для новорожденных. Отчасти это служит показателем того, что поступавшие в больницы матери были здоровее и меньше голодали. Отчасти же это свидетельствует о повышении уровня медицинских знаний и медицинского обслуживания. В свою очередь это было обусловлено тем, что возросшая производительность в промышленности и сельском хозяйстве позволила большему числу людей оторваться от производства предметов первой необходимости и посвятить себя изучению медицины и приобретению врачебной практики.
Итак, промышленные перемены в XVII и XVIII веках, несмотря на свои отрицательные стороны, действительно были огромным шагом вперед для всего человечества, шагом по пути к тому положению, в котором мы находимся сейчас, с перспективой ликвидации нищеты навечно и обеспечением для всех людей материальных благ, на основе которых строится полноценная и счастливая жизнь.
Влияние промышленных перемен на численность населения лучше всего иллюстрируется сравнением среднегодового прироста в тот или иной промежуток времени. Так, в период от 1483 до 1700 года средний годовой прирост на тысячу населения составлял 0,7 процента; от 1700 до 1750 года—0,33 процента, а затем с усилением влияния промышленной революции становился все более ощутимым, достигнув 0,85 процента в 1750—1811 годах и 1,28 процента в 1811—1851 годах.
