Вообще-то я этим уже почти не занимаюсь. Я наелась профессиональной ориентацией и больше не хочу, тем более, что количество людей, которым я написала резюме или рассказала, как вести себя на интервью, давно насытило не только мои амбиции, но, кажется, уже и израильский рынок. Но меня попросили. Причем попросили те, к кому я хорошо отношусь и кто точно знает, что я "спасибо, больше не хочу". Поэтому я согласилась. Тем более, что мне пообещали русских.

То есть как. Конкретно русских мне никто не обещал. Меня пригласили в один из центров абсорбции, провести там несколько индивидуальных консультаций для олим (т.е. для репатриантов, выходцев из разных стран, приехавших жить в Израиль). Написать каждому резюме, ну и дальше по ситуации. И тут меня подвело имперское мышление. Я машинально решила, что раз "олим", значит - русские. А работать с русскими я люблю, хотя в последнее время у меня это складывается нечасто. То есть я со всеми люблю работать, но к русским у меня, понятное дело, личные сантименты. Плюс историческое обаяние русской эмиграции. И я поехала в центр абсорбции.

Русская эмиграция данного центра оказалась представлена уроженцами города Парижа и окрестностей. Всех их отличала умопомрачительная красота и полное незнание иврита. Меня предупредили, что иврит они "учат". Это оказалось правдой. В том плане, что там еще есть, куда учить.

Все они, ослепительно улыбаясь (где берут такие красивые лица? нужно будет съездить в Париж, проверить), спрашивали у меня, знаю ли я французский. Бедолаги надеялись, что ради их европейского происхождения им нашли французского консультанта. А им нашли меня. А мой французский - это примерно как их иврит, только хуже. Они хотя бы знают основы грамматики, то есть могут на слух отличить, скажем, глагол от неглагола. Я же французский понимаю довольно избирательно - то понимаю, то нет, а предсказать невозможно. С разговором дела обстоят еще лучше: в минуту острой необходимости я просто перечисляю подряд все французские слова, известные мне на заданую тему. Поскольку этих слов немного, моё французское самовыражение отличается крайним лаконизмом. Но зато я говорю на иврите. А также обладаю сознанием гегемона: во время разговора пытаюсь интонационно убедить собеседника, что он меня понимает. Часто удается, нужно только сосредоточиться хорошо.

Первой в мою камеру лингвистических пыток вошла девочка с хорошим еврейским именем Роза. К тому моменту я еще не была готова к тому, что вожделенные эмигранты не говорят практически ни на чем из моего языкового запаса, поэтому питала надежды и была расслаблена. Мы заговорили. На третьей фразе обаятельная девочка сообщила, что обучалась в специальном гуманитарном институте для детей с особенно большими проблемами развития. Ну, для тех, описывала она, щелкая пальцами, которых практически невозможно научить читать...

- Ты уверена, что хочешь упоминать это в резюме? - осторожно спросила я. - Может, просто напишем, что ты училась в гуманитарном институте?
- Нет, - с жаром возразила Роза, - это же очень важно! Нужно, чтобы мой будущий работодатель это знал!
С этим спорить было сложно. Будущему работодателю действительно стоит знать, что нанимаемого им работника практически невозможно научить читать.
- А писать? - заинтересовалась я.
- Писать тем более! - радостно заверила меня девочка.

Я задумалась. С одной стороны, я сама учу студентов никогда не врать в резюме. С другой, смотрю я на эту Розу и почему-то мне не кажется, что у неё особенно большие проблемы развития. Да и вообще какие бы то ни было проблемы. По-моему, нормально развитый двадцатилетний ребёнок. Что же у неё там с чтением-то, а?
- Роза, - попросила я, отвернувшись от компьютера, - расскажи мне о себе ЕЩЕ что-нибудь.
Роза кивнула. Рассказывать о себе ей нравилось.
- Я работаю, - сказала она. - Я даю частные уроки.
- Уроки чего? - спросила я в некотором замешательстве.
- Французского языка, математики и физики.
Мой следующий вопрос явился свидетельством того, что проблемы развития есть не только у Розы.
- Зачем? - тупо спросила я.
К счастью, Розин плохой иврит дал ей возможность не впадать в панику.
- Мне очень нравится работать с детьми, - сказала она.

И тут я сообразила. Роза, сказала я с нежностью, ты не училась в институте для детей с проблемами. Ты училась в педагогическом институте. На отделении дефектологии.
- Конечно, - согласилась Роза, - именно поэтому я туда и пошла.

После того, как мы разобрались в детях с проблемами, дело пошло веселей. Я поняла, какие именно глаголы путает Роза, поэтому её резюме было сооружено довольно быстро. Мне даже удалось убедить Розу не писать, что она владеет ивритом "на очень хорошем уровне", хотя бы потому, что подобное заявление, сопоставленное со словарным запасом милой соискательницы, ставит под сомнение всё остальное содержание резюме. Мы сошлись на дипломатичном "иврит в стадии интенсивного изучения" и расстались, довольные друг другом.

После Розы меня поджидала очередная услада глаз. В кабинет вошел смуглый мальчик, копия раннего автопортрета Карла Брюллова. Только стройней. Ранняя копия прекрасно осознавала свою привлекательность, чем немедленно воспользовалась против меня, улыбнувшись с применением ямочек. Звали раннюю копию Тициан. Подсознания не бывает.

Тициан всю свою рабочую биографию провел в Каннах, работая официантом. Я лично про Канны знаю только то, что там бывает кинофестиваль, и на этом мое образование в данной области заканчивается. Зато я кое-что понимаю в построении резюме, и мне кажется, что строчка "2006, Круизетт" выглядит чуть более лаконично, чем хотелось бы читателю.
- Ты не понимаешь, - смеялся Тициан, - это же Круизетт! Как только любой владелец ресторана увидит, что я там работал, он немедленно меня возьмет!
- Может, мы хотя бы напишем, кем ты там работал? - пыталась я вступиться за честь израильских рестораторов, - и уточним, что такое "Круизетт"?
- Ну ты что, - кипятился Тициан, - Круизетт - это самая знаменитая в мире набережная, это всем известно! Там обедают ВСЕ богатые люди.

Я не была уверена, что владельцу, скажем, шашлычной на рынке Махане-Иегуда, известно, что такое "Круизетт", поэтому все-таки настояла на уточнении. Зато без боя сдала позиции на требование Тициана упомянуть, что одно кафе, в котором он работал, находилось "на рю д'Антиб". Вообще-то в израильских резюме не принято писать точные адреса зарубежных мест работы, но мне пришлось принять на веру утверждение Тициана, что само название этой улицы заставит рыдать от восторга любого стоящего работодателя. По-моему, Тициан здорово разочаровался в израильской психологии. Но меня тоже можно понять: я нечасто бываю в Каннах.

Следующей мой кабинет посетила Эмма. Эмма принесла с собой простыню. Мое смелое предположение, что она собирается со мной заночевать, не оправдалось. На простыне были записаны Эммины места работы. Мелким почерком. Учитывая, что Эмме от роду недавно сравнялось двадцать два, это выглядело интригующе. Проблема заключалась только в том, что мелкий почерк был французским, а иврит Эмма знала исключительно в общих чертах. Она молча положила передо мной свой список и выжидающе посмотрела на меня. Я выжидающе посмотрела на неё.
- Ребята сказали, - сообщила Эмма, - что ты понимаешь по-французски.
Хотела бы я знать, кто из них меня так подставил. Не иначе, Тициан мстил за Канны.
- Я знаю некоторое количество французских слов, - призналась я. - Но мы всё-таки постараемся перевести это на иврит, хорошо?

Старались мы долго. Эммин трудовой стаж состоял из пребывания в том или ином стане в течение месяца-двух, после чего она перебиралась на новое место. Я пыталась привести все эти места к какому-то общему знаменателю, чтобы из списка в двадцать восемь наименований стало понятно, в каких сферах специализировалась соискательница. Эмма наотрез отказалась выбросить хотя бы одно из дорогих её сердцу мест работы, а также очень настаивала на том, чтобы все места были переведены максимально точно. Поскольку на общение у нас с Эммой был ровно час (то есть никакой возможности потратить два дополнительных часа на переговоры), мы мужественно принялись переводить. Секретарь-сортировщик в Департаменте по налоговым сборам в Париже... Продавец-консультант в Доме Одежды в Лионе... Консультант по оформлению наследства в Ницце... Телемаркетинг в области страхования охраны на предприятиях... Кассир в зале денежных операций... Продавец книг... Каталогизатор вывесок... Официантка, уборщица, няня... Уборщицу мне удалось выкинуть. Не без деликатной борьбы.

Одним из последних пунктов шла должность, которую мне никак не удавалось понять. Я пыталась определить её как "офисный работник", Эмма спорила, что это не "офисный", а какой-то другой работник, хотя он и работает в офисе, я не понимала, коса нашла на камень и они совместно тормозили. В какой-то момент я с надеждой спросила:
- Слушай, а как долго ты там проработала?
- Там? - Эмма лучезарно улыбнулась. - Час.
Мои глаза стали оптимистично-квадратными. Неужели тут-то мне и пойдет карта?
- Эмма, э...
- Ой, извини, - улыбка стала еще лучезарней, - я слова перепутала. Год.
Я вздохнула и вернулась к переводу. Карта не пошла.

Эдуардо был прекрасен во всех отношениях, а главное - не происходил из Франции и не был лучезарен. После некоторого количества эмоциональных южан серьезный, чуть скованный румын Эдуардо стал для меня можно сказать поддержкой и опорой. К счастью, он не знал французского. Мы поняли друг друга.

Линде на этой неделе исполнялось восемнадцать лет. Эти восемнадцать лет светились из её карих глаз, вились в длинных волосах и отсвечивали на матовой коже. К резюме она приложила свою фотографию. Я её понимаю. Я к своему резюме тоже приложила бы её фотографию.

- У тебя есть электронная почта? - спросила я Нину.
- Есть! - уверенно ответила Нина. - Ноль два, девятьсот пятнадцать, сорок шесть, сорок шесть.

А Лазар на любой вопрос "где?" отвечал "в Париже". Я даже начала подозревать, что по-французски к этому слову есть какая-нибудь малоприличная рифма. "А еще я работал официантом".
- Где?
- В Париже.
- Да, в Париже, но где? В ресторане, в кафе, в столовой?
- В Париже.
- А учился ты где?
- В Париже.
- В рамках какой специальности?
Лазар посмотрел на меня внимательно и повторил ласково, как для больной:
- В Париже.

К черту подробности. Бросим всё, коллега, и уедем в этот далёкий Париж. Давно пора.

Последней меня навестила смешливая Лили. Наша работа шла споро и весело, пока не наткнулась на тот факт, что Лили в бурной юности (в Париже, ага) работала манекенщицей. Я готова была написать ей это в резюме, но мне нужно было быть уверенной, что я правильно её поняла - на иврите существует несколько слов, определяющих сходные специальности, и важно точно определить, о чем речь. Манекенщицей? Моделью? Фотографии? Журналы?
Лили на всё кивала, хихикала и повторяла слово "реклама". Мне понадобился пример. Я взяла с полки местную рекламную брошюру, раскрыла, не глядя, на каких-то картинках, и показала Лили:
- Вот как тут?
- Нет, - сказала Лили, посерьёзнев, - немножко иначе.

Я перевернула брошюру к себе. С фотографии на меня задумчиво смотрел президент Израиля.

http://neivid.livejournal.com/?skip=60