В Венеции теперь не принято любить

А я бы мог давно часы остановить, и сделать первый ход на площади San Marco...

В Венеции теперь не принято любить, как триста лет назад - безудержно и жарко.
Ты прячешь от меня и слёзы, и лицо под маской золотой, что в сумраке палаццо восходит
в первый раз полуночной Луной /а я привык под ней давно уже скитаться/...

Что власть Ваша мне? Я сильнее на тысячу лет

Моя Королева, на город спускается тьма -
и край Вашей мантии пойман уже полнолуньем.
Бегите, пока ещё силу имеют слова, пока ещё правите.
Вы, не равняя влеченье с безумьем. Что власть Ваша мне?
Я сильнее на тысячу лет.

ЭНДШПИЛЬ

Расстегни мне рубашку до третьей, смотри в глаза -
Вероятность того, что я выстою так ничтожна...
/Ты на пятом ходу неуверенно бьёшь коня,
На шестом я уверенно чувствую эндшпиль кожей/.

Не играй со мной ночью - ночью черным черно,
Мои тёмные пешки чутко стоят у двери.
Нелинейная Дама в сливочном кимоно -
Я готов проиграть, не дойдя двух шагов до цели.

Время.....

Время, любовь моя, это всего лишь линия: тронь её пальчиком - и зазвенит струной. Под эту музыку призрак седой Вергилия гостем неназванным встанет на мостовой.
Не отвечай ничего, только слушай издали эту партиту, в которой есть я и ты. Кто её пишет? Не знаю...

Такими чистыми падают с неба тающих нот листы.
Тронь же их пальчиком - вызови нас влюблёнными, полными света, страсти, вина, времён...

Чтобы наутро теплой, изящной, сонною - я обнимал тебя, пряча в ладонь твой стон.
Лентой серебряной бог мой вплетётся в волосы, в рыжие кудри твои, как сто книг назад.

Мёд

В сотах твоих течёт пряный осенний мёд,
Если узнал на вкус - значит, спасенья нет.
Пальцами соберёшь с губ моих сладкий лёд,
Двери запрёшь на ключ, молча погасишь свет.

Восемь писем для Генриетты. Письмо первое

Мои ночи наполнены снами о тебе так же, как наполнено водой небольшое лесное озеро после дождя... После июльского ливня, который вторгся за пределы водного зеркала, нарушив в нём плавное течение облаков, томное покачивание деревьев и одинокий полёт ищущей добычи совы...


Травы медленно клонятся к земле, повинуясь ласковому, но стремительному напору полночного ветра. Ещё одно мгновение, и вода озера выйдет из берегов и зальёт дремлющий луг, окутанный туманом, в котором видны только сияющие соцветья нежной лаванды. Осторожно проникая вперёд и, одновременно, всё глубже и глубже в землю - эта вода заполнит и наполнит собой всё...

Из цикла "Восемь писем для Генриетты"

В поисках идеальной скрипки я объездил почти всю Италию. Скрипки всевозможных оттенков и форм побывали в моих руках: темное эбеновое дерево и светлые тона стройных высоких клёнов, выросшие в горах благородные ели и тополя, самшит и полисандр их отделки... Превращаясь в музыкальные инструменты, они приобретали свой голос, равный человеческому и, иногда, даже превосходящий его. Каждая обладала своим лицом, не похожим ни на какое другое. Даже масть каждой из них была особенной - каштановые и вишнёвые, черные и почти белые, рыжие... С чудесной гладкой отполированной кожей, изнеженные - они были боящимися полуденного солнца аристократками и скромными смуглыми простолюдинками, пропитанными ветрами Генуи и Кремона.