Вера и Жизнь 3, 1979 г.

 

Кому приходилось изучать картины художника Патона, тот должен был обратить внимание на то, что особенная красота их, благодаря известному приему искусства, зависит от их частичного безобразия. Там есть цветы и птицы, рыцари, прозрачнокрылые феи и дети ангельской красоты, а где-нибудь в углу холста мы видим какой-либо уродливый, отталкивающий образ — жабу, скользкую улитку, ящерицу, которые своим безобразием особенно выделяют чудную красоту остальной картины. Точно так же в древней скульптуре безобразные грифы и зеленые драконы среди ангельских ликов на фронтоне соборов увеличивали своей уродливостью окружающую их красоту.

 

Такого же рода контрасты встречаются и во многих повествованиях Нового Завета: двенадцать учеников, и один из них диавол, Христос на кресте, чистый и царственный, а по обеим сторонам Его разбойники. Так и в пятнадцатой главе Евангелия от Луки: прекрасная картина ликования, по причине возвращения блудного сына, оттеняется мрачной тучей — образом старшего брата.

 

Но подобное сочетание контрастов, без сомнения, преследует не только художественную цель. Помимо намека на фарисеев, сопоставление этих двух характеров, блудного сына и его брата, имеет еще глубокий нравственный смысл.

 

Грехи можно разделить на два рода: есть грехи плоти и грехи расположения. Или, говоря точнее, грехи страстей, включая сюда все виды похоти и себялюбия, и грехи характера. Примером грехов страстей в Новом Завете является блудный сын, а примером грехов характера — его старший брат.

 

На первый взгляд кажется, что именно младший брат — темное пятно на картине. Ведь это он погряз в грехах и опозорил себя и своих. И до сих пор люди видят в блудном сыне соединение всего худшего в человеческом характере и противопоставляют ему его домовитого старшего брата. Но возможно, что это суждение неправильно и что худший из двух — старший брат.