Одинокий демон русской литературы |
Михаил Юрьевич Лермонтов (1814-1841г.г.) – поэт загадочный. О его короткой жизни мы вынуждены судить по сухим фактам и датам – родился, учился, служил, был убит – вот и все, что известно. Достоверных сведений о причине гибели Лермонтова тоже нет – все, кто имел хоть какое-то отношение к его дуэли с Николаем Мартыновым, в свое время как будто сговорились молчать. Лермонтов почти не оставил дневниковых заметок, писем, а то, что доступно, не дает полного представления о нем, как о человеке. Его по праву можно назвать русским Байроном, повторившим судьбу своего великого предшественника Пушкина. Таким же непонятным, и таким же мятущимся… И все же, рискну описать эту беспокойную душу поэта, его окружение, жизнь, и, конечно же, гибель. Итак…
Михаил Юрьевич Лермонтов родился 15 октября 1814 года в Москве. Крёстной матерью будущего поэта стала его родная бабушка со стороны матери — Елизавета Алексеевна Арсеньева, настояв при этом, чтобы мальчика назвали не Петром, как хотел отец, а Михаилом. Она же, сразу после рождения внука, в 7 верстах от Тархан основала новое село, которое назвала в его честь — Михайловским. Женщина властная и своенравная, Елизавета Алексеевна была «не особенно красива, высокого роста, сурова и до некоторой степени неуклюжа». Но она происходила из знаменитого рода Столыпиных и обладала недюжинным умом, силой воли и деловой хваткой. Её отец несколько лет избирался предводителем дворянства Пензенской губернии. В его семье было 11 детей. Елизавета Алексеевна была первым ребёнком. Один из её родных братьев, Александр, служил адъютантом Александра Суворова, двое других — Николай и Дмитрий, вышли в генералы, следующий стал сенатором и дружил со Сперанским, двое избирались предводителями губернского дворянства в Саратове и Пензе. Одна из её сестёр была замужем за московским вице-губернатором, другая за генералом. Сама Елизавета Алексеевна в возрасте 22 лет вышла замуж за Михаила Васильевича Арсеньева. Жених был хорош собой и состоятелен, также происходил из знатной семьи, но людьми они были очень разными. Для семейной жизни Арсеньев приобрёл в Пензенской губернии имение Тарханы, где и зажил с молодой женой спустя некоторое время после свадьбы. После рождения единственной дочери Марии, Елизавета Алексеевна заболела женской болезнью. Вследствие этого ее супруг сошёлся с соседкой по имению, помещицей Мансыревой, муж которой длительное время находился за границей в действующей армии. 2 января 1810 года (по старому стилю), узнав во время рождественской ёлки, устроенной им для дочери, о возвращении мужа любовницы домой, Михаил Васильевич принял яд. Елизавета Алексеевна и слезинки по благоверному не пролила, лишь лаконично заключила: «Собаке – собачья смерть», а потом с дочерью отбыла в Пензу, не приняв участие в похоронах и поминках супруга. Вернувшись спустя какое-то время в родные пенаты, Елизавета Алексеевна Арсеньева стала сама управлять своим имением. Своих крепостных, которых у неё было около 600 душ, она держала в строгости, хотя, в отличие от других помещиков, никогда не применяла к ним телесные наказания. Самым строгим наказанием у неё было выбрить половину головы у провинившегося мужика, или отрезать косу у крепостной.
Нет ничего удивительного в том, что эта родовитая и самостоятельная дама не любила своего зятя - армейского капитана Ю.П.Лермонтова, считая, что ее богатая дочь-наследница могла бы составить более подходящую партию. Но 17-летняя Маша Арсеньева, влюбившись в обаятельного капитана Юрия Петровича Лермонтова, и слушать о другом ничего не желала. Мать, скрепя сердце, дала согласие на брак Машеньки с образованным, привлекательным, родовитым, но далеко не богатым Юрием.
Родители поэта - Юрий Петрович Лермонтов и Мария Михайловна Арсеньева
Семейное счастье Лермонтовых длилось недолго. «Юрий Петрович охладел к жене по той же причине, как и его тесть к тёще; вследствие этого Юрий Петрович завёл интимные отношения с бонной своего сына, молоденькой немкой, Сесильей Фёдоровной, и, кроме того с дворовыми… Буря разразилась после поездки Юрия Петровича с Марьей Михайловной в гости, к соседям Головниным… едучи обратно в Тарханы, Марья Михайловна стала упрекать своего мужа в измене; тогда пылкий и раздражительный Юрий Петрович был выведен из себя этими упрёками и ударил Марью Михайловну весьма сильно кулаком по лицу, что и послужило впоследствии поводом к тому невыносимому положению, какое установилось в семье Лермонтовых». Говорят, все болезни от нервов… Именно с этого времени с невероятной быстротой развилась и болезнь Марьи Михайловны, впоследствии перешедшая в чахотку, которая и свела её преждевременно в могилу. Её посмертный памятник, установленный в часовне, построенной над склепом, венчает сломанный якорь — символ несчастной семейной жизни. На памятнике надпись: «Под камнем сим лежит тело Марьи Михайловны Лермонтовой, урождённой Арсеньевой, скончавшейся 1817 года февраля 24 дня, в субботу; житие её было 21 год и 11 месяцев и 7 дней».
Тогда же, после смерти дочери, бабушка забрала к себе внука, предъявив отцу ультиматум: либо тот отдает ей своего сына на воспитание, либо она лишает Михаила наследства. Юрий Петрович, пораскинув мозгами и признав, что в отличие от тещи не имеет возможность тратить на сына «по четыре тысячи в год на обучение разным языкам», был вынужден подчиниться обстоятельствам. Правда с уговором, что сын будет при бабке до 16-летия и во всех вопросах его воспитания Арсеньева будет советоваться с отцом. Распрощавшись, папаша уехал в свое имение Кропотово (Тульская губерния). А все его условия-уговоры были благополучно забыты: вскоре даже короткие свидания отца с сыном встречали непреодолимые препятствия со стороны Арсеньевой. Но слово свое по поводу создания всех благоприятных условий для воспитания своей единственной отрады Мишеля, Елизавета Алексеевна полностью сдержала. Проживая в бабушкином имении Тарханы Пензенской губернии, мальчик получил превосходное домашнее образование. Кроме поэтического таланта, он был одарен и удивительной музыкальностью: хорошо играл, сочинял музыку, пел арии из оперетт. Слыл шахматистом и математиком, владел шестью иностранными языками. А еще он мог бы стать настоящим художником (оставил много полотен). Для развития всех этих талантов внука Арсеньева не жалела никаких ни сил, ни финансов. А опасаясь за здоровье мальчика (ее очень напугала ранняя смерть дочери), она несколько раз вывозила его на Кавказские минеральные воды. Именно там, 10-летний Мишель встретил девочку лет девяти, и именно там в первый раз у него проснулось необыкновенно глубокое чувство, оставившее память на всю жизнь, но пока еще неясное и неразгаданное…
Юный Мишель и обожавшая его бабушка - Елизавета Алексеевна Арсеньева
Когда пришла пора подумать о дальнейшем хорошем образовании для мальчика, Арсеньева с внуком перебралась в Москву, дабы не расставаться с ним. Там Лермонтов обучается в Московском университетском благородном пансионе (сентябрь 1828-го - март 1830-го), позднее в Московском университете (сентябрь 1830-го - июнь 1832-го) на нравственно-политическом, затем словесном отделении. Между тем, срок воспитания его под руководством бабушки приходит к концу. Отец в то время часто навещает сына в пансионе, но и тут не обходится без вмешательства Елизаветы Алексеевны. Отношения зятя с тёщей обостряются до крайней степени – идет борьба за Михаила. Женщина, ссылаясь на свою одинокую старость, взывает к чувству благодарности внука; грозит, как и раньше, отписать всё своё движимое и недвижимое имущество в род Столыпиных, если тот, по настоянию отца, уедет от неё. Конец дележки предсказуем: Юрий Петрович в который раз отступает, несмотря на то, что сын искренне привязан к нему…
…Ранняя смерть матери, конфликт бабушки с отцом, рассказы о самоубийстве деда на новогоднем балу в Тарханах - всё это не могло не отразиться на характере подрастающего поэта, и, следовательно, на его творчестве. В одном из черновых набросков 1831 года он писал:
"Я сын страданья. Мой отец
Не знал покоя под конец,
В слезах угасла мать моя,
От них остался только я,
Ненужный член в пиру людском,
Младая ветвь на пне сухом..."
Характер у молодого человека сформировался непростой и далеко не каждый мог найти с ним общий язык. Зачастую он был заносчив, язвителен и дерзок в общении с людьми, беспощаден к слабостям других и высокомерен. Вот только некоторые характеристики, данные ему современниками: «неприятный до последней степени», «его ум ни на что не годен, кроме дерзости и грубости», «отталкивающая личность, высокомерно презирающая остальной люд», «существо желчное, угловатое, испорченное и предающееся самым неизвинительным капризам», «дурной человек: никогда ни про кого не отзовется хорошо». Только близкие и родные по духу ему люди видели любящее сердце, отзывчивую душу, и идеальную глубину мысли. Однако сам будущий поэт очень немногих считал достойными этих своих сокровищ...
Светское общество считало его некрасивым и желчным. Вот описание внешности поэта, данное И.С. Тургеневым: "В наружности Лермонтова было что-то зловещее и трагическое; какой-то сумрачной и недоброй силой, задумчивой презрительностью и страстью веяло от его смуглого лица, от его больших и неподвижно тёмных глаз. Их тяжёлый взор странно не согласовывался с выражением почти детскости нежных и выдававшихся губ. Вся его фигура, приземистая, кривоногая, с большой головой на сутулых плечах, возбуждала ощущение неприятное, но присущую мощь тотчас сознавал всякий". Как-то Лермонтова даже спросили, кто прототип его Демона. Он ответил: «Я сам!». Все всполошились: «Неужто? Ведь Демон ужасен!» «А я еще хуже», – рассмеялся Лермонтов. И действительно, в своем обществе это был «настоящий дьявол, воплощение шума, буйства, разгула, насмешки»…
Однако в чем не расходятся ни друзья, ни завистники Лермонтова, так это в том, что поэт обладал поразительным умом. Он постоянно читал, причем на нескольких языках, всегда блестяще учился и порой знал больше, чем его университетские преподаватели. Один из сокурсников Михаила Юрьевича по Московскому Университету Павел Вистенгоф рассказывает: «Студент Лермонтов держал себя совершенно отдельно от всех своих товарищей. Он даже и садился постоянно на одном месте, отдельно от других, в углу аудитории, у окна, облокотясь по обыкновению на один локоть и углубясь в чтение принесенной книги, не слушал профессорских лекций. Это бросалось всем в глаза. Шум, происходивший при перемене часов преподавания, не производил никакого на него действия». А еще юноша умел говорить правду в лицо, за это его и считали дерзким. На экзамене по изящной словесности профессор Победоносцев задал поэту какой-то вопрос, на который Лермонтов начал бойко и с уверенностью отвечать. Профессор оборвал его: «Я вам этого не читал; я желал бы, чтобы вы мне отвечали именно то, что я проходил». На что получил ответ: «Это правда, господин профессор, того, что я сейчас говорил, вы нам не читали, потому что это слишком ново и до вас еще не дошло. Я пользуюсь источниками из своей собственной библиотеки, снабженной всем современным». Стоит ли говорить, что после этого случая преподаватели постарались срезать Лермонтова на экзаменах, и у них это получилось. Тогда Лермонтов переехал в Санкт-Петербург с намерением снова поступить в университет, но тут ему отказались засчитать два года, проведённых в Московском университете, предложив поступить снова на 1 курс. Юношу такое долгое студенчество не устраивало, и он под влиянием петербургских родственников, прежде всего Монго-Столыпина, наперекор собственным планам, поступает в Школу гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров. К своей военной службе он относился очень серьезно, а в дальнейших сражениях проявлял удивительную силу воли и храбрость…
В своей жизни Михаил Юрьевич испытывал сильные чувства к нескольким женщинам. Всю свою жизнь он искал истинную любовь, душу, способную понять и воспринимать его таким, какой он есть. К сожалению, ни с одной женщиной он не связал свою жизнь. Любовь приносила ему горечь, разочарование и страдания. Но в чем-то повинен он был сам: его чувство было вулканом – то спящим и молчаливым, то огненным и страстным. И от этого страдали все его женщины, не всегда понимая истинных чувств Мишеля. И все же, кто они - вдохновительницы и мучительницы поэта? Это Лопухина В.А., Сушкова Е.А., Щербатова М.А. и Быховец Е.Г.
Когда М. Ю. Лермонтову было 15 лет, в Москве, у своей московской кузины Сашеньки Верещагиной, он познакомился с ее близкой приятельницей, Екатериной Александровной Сушковой (1812—1868г.г.), с которой пережил настоящий «роман», распадающийся на две части: в первой его части — торжествующая и насмешливая героиня, заставившая юного Лермонтова испытать всю жестокость неразделенной любви, похожей на обман; во второй — холодный и даже жестоко мстительный герой, Лермонтов. Девушка родилась 18 марта 1812 года в Симбирске и была двумя годами старше юного поэта, которого все называли просто Мишель. Восемнадцатилетняя столичная барышня, у которой были, по словам В. П. Желиховской: «стройный стан, красивая, выразительная физиономия, черные глаза, сводившие многих с ума, великолепные, как смоль волосы, в буквальном смысле доходившие до пят, бойкость, находчивость и природная острота ума», произвела сильное впечатление на юного поэта, тут же прозвавшего ее «Miss Black-Eyes» (Мисс Черные-Глаза). Этой самовлюблённой барышне нравилось быть окружённой поклонниками, кокетничала она и с будущим поэтом, подтрунивала над ним и не относилась серьёзно к его чувствам, обращаясь с Лермонтовым как с мальчиком, но отдавая должное его уму. «У Сашеньки (А. Верещагиной), - писала Сушкова, - встречала я ее двоюродного брата, неуклюжего, косолапого мальчика лет шестнадцати или семнадцати, с красными, но умными, выразительными глазами, со вздернутым носом и язвительно-насмешливой улыбкой. Он учился в Университетском пансионе, но занятия его не мешали ему быть почти каждый вечер нашим кавалером на гулянье и на вечерах; все его называли просто Мишель, и я так же, как и все, не заботясь нимало о его фамилии. Я прозвала его своим чиновником по особым поручениям и отдавала ему на сбережение мою шляпу, мой зонтик, перчатки, но перчатки он часто затеривал, и я грозила отрешить его от вверенной ему должности». Девушка искала удачного замужества, но Лермонтов в качестве жениха ее не привлекал: слишком юн. "Мне восемнадцать лет, - говорит Сушкова Лермонтову,- я уже две зимы выезжаю в свет, а Вы ещё стоите на пороге этого света и не так-то скоро его перешагнёте". А он спорил с ней до слез, доказывая свою правоту. Свои первые стихи Мишель посвящает, конечно, Екатерине Александровне. Стихотворение «Нищий» было написано им после того, как он увидел слепого нищего, над которым подшучивала молодежь, кладя вместо денег камушки. В этом стихотворении юный поэт сравнивает себя с этим несчастным, а Сушкову с молодежью, которая обманывает бедолагу:
Так я молил твоей любви
С слезами горькими, с тоскою;
Так чувства лучшие мои
Обмануты навек тобою!..
Екатерина Сушкова
Спустя много лет, Сушкова изображала поэта в недуге всепоглощающей и безнадёжной страсти к ней и приписывала себе стихотворение, посвящённое Лермонтовым совсем другой — Вареньке Лопухиной, его соседке по московской квартире на Малой Молчановке: к ней он питал до конца жизни едва ли не самое глубокое чувство, когда-либо вызванное в нём женщиной.
Варвара Александровна Лопухина – одна из самых глубоких сердечных привязанностей М.Ю.Лермонтова. Со старшей сестрой Вареньки - Марией Александровной, поэт, как ни удивительно, очень дружил, постоянно переписываясь с нею одною до конца своей жизни. Дружен он был и с братом девушек – Алексисом. Знал он и Вареньку, но именно осенью 1831 года, когда девушку привезли из богатого вяземского имения в Москву на первый в её жизни великосветский сезон, он полюбил её. Аким Шан-Гирей, троюродный брат поэта, воспитывавшийся в семье Арсеньевой, вспоминал: "В соседстве с нами жило семейство Лопухиных: старик отец, три дочери-девицы и сын; они были с нами как родные и очень дружны с Мишелем, который редкий день там не бывал... Он был страстно влюблен... в молоденькую милую, умную, как день, и в полном смысле восхитительную В.А. Лопухину; это была натура пылкая, восторженная, поэтическая и в высшей степени симпатичная... Чувство к ней Лермонтова было безотчетно, но истинно и сильно..." Как же состоялась встреча молодых людей?.. Весной 1832 года компания молодежи с Поварской, Большой и Малой Молчановки собралась ехать в Симонов монастырь ко всенощной — молиться, слушать певчих, гулять. Случайно во время этой поездки Лермонтов оказался рядом с Варенькой. Минувшей зимой 16-летнюю девушку привезли в Москву на «ярмарку невест». Она только одну зиму выезжала и еще не успела утратить ни свежести деревенского румянца, ни сельской естественности и простоты. Это делало ее не похожей на московских барышень, у которых все было рассчитано: жест, поза, улыбка. Каждая перемена настроения, мимолетное чувство и мелькнувшая мысль отражались на ее подвижном лице, которое в минуты внутреннего подъема становилось прекрасным. У Вареньки было немало поклонников: мужчин привлекали тонкие черты ее лица, большие задумчивые глаза, в омуте которых можно было утонуть, и взгляд, ничего общего не имевший с томным... но такой манящий. В доме общительной и любящей веселье Арсеньевой, «всеобщей бабушки» (она, действительно, была всем бабушка и заботилась обо всех, кто составлял круг ее внука), часто собиралась молодежь, и многие молодые люди оказывали внимание Вареньке. Даже родинка над бровью не портила облика девушки - она только подчеркивала изящество лица и всю «негордую» красоту в целом. Именно этот образ стал для Лермонтова эталоном красоты, и во многих произведениях он, вольно или невольно, описывает его. Как, например, в этом стихотворении:
Она не гордой красотою
Прельщает юношей живых,
Она не водит за собою
Толпу вздыхателей немых.
И стан её – не стан богини,
И грудь волною не встаёт,
И в ней никто своей святыни,
Припав к земле, не признает.
Однако все её движенья,
Улыбки, речи и черты
Так полны жизни, вдохновенья,
Так полны чудной простоты...
По сравнению с объектом своей любви, юный Лермонтов считал себя гадким, некрасивым, недостойным, сутуловатым горбачом: так преувеличивал он свои физические недостатки. Стеснялся он и своей хромоты - однажды на занятиях в манеже Михаил взялся объезжать молодого жеребца, с которым не могли справиться егеря. С жеребцом он справился, но бешеной скачки испугалась кобылица – взвилась на дыбы и угодила подкованным копытом в колено лихому наезднику. Колено было раздроблено, и Лермонтов три месяца провел в постели. Нога срослась не совсем ровно, и это дало злопыхателям повод говорить, что у него «кривые ноги». Отличались молодые люди и характерами: Варенька была доброй, мягкой и отзывчивой. Ее спокойный характер являлся полной противоположностью пылкому, порывистому и временами несдержанному Лермонтову, который считал, что у него нет, и не может быть шансов... Что особенно было досадно поэту – так это одинаковый с девушкой возраст. Скажем, ее 16 лет – это не его 16 лет. В эти годы за Варенькой, девушкой на выданье, уже во всю ухлестывали женихи, она могла блистать в салонах, покоряя мужские сердца, тогда как Мишеля все еще считали несерьезным мальчишкой-сорванцом. Но поначалу ни Лермонтов, ни Лопухина не отдавали себе отчета в своих чувствах и не подавали виду, что начинают безудержно увлекаться друг другом (хотя по горящему взору юной особы и румянцу на щеках Мишель не мог не догадываться об этом). Как нередко бывает, их любовь дремала до поры до времени, чтобы потом разгореться все сильнее и сильнее. И вот тогда Лермонтов стал «Отелло». Когда другие оказывали девушке знаки внимания, он вскипал, злился. Мучился от ревности, когда видел предмет своего обожания в окружении поклонников. Старательный биограф поэта Павел Висковатый приводил по этому поводу строки из его дневника: «не думал, что она может быть причиной страдания»… Впрочем, Вареньке эта любовь приносила не меньше страданий. Она жила как будто в темноте, словно продвигалась на ощупь, ведь Лермонтов не давал ей никаких четких ориентиров, то и дело ставя в тупик... Он то вдруг становится к ней холоден, то относится только как к другу, а то требует истиной страсти. В порыве ревности и обиды Лермонтов пишет:
Я не унижусь пред тобою:
Ни твой привет, ни твой укор
Не властны над моей душою,
Знай, мы чужие с этих пор.
И проходило совсем немного времени, как из-под его пера появлялись строки, в которых он просит прощения у любимой:
О, вымоли ее прощенье.
Пади, пади, к ее ногам.
Не то – ты приготовишь сам.
Свой ад, отвергнув, примиренье.
Сильная привязанность все-таки переросла в настоящее чувство – взрослое и цельное, которое Лермонтов, наконец-то, смог распознать в своем сердце. Но это случилось немного позже. Когда поэт узнал... о замужестве Вареньки. В 1832 году Лермонтов, покинув Московский университет, переезжает в Петербург. Там он идет по военной стезе, став гусаром и познает все радости столичной жизни. Любовь к Вареньке отступает на второй план: появляются новые друзья, множество светских развлечений (и возможно, увлечений – Лермонтов всегда был увлекающейся натурой). Кроме того, бурная литературная деятельность и пришедшая известность не оставляют времени для сентиментальных воспоминаний. Хотя говорят, что женский профиль, который поэт часто рисовал в своих юнкерских тетрадях, отчаянно напоминает Варенькин портрет. Кроме того, в письмах к Марии Лопухиной он неизменно интересуется судьбой ее сестры. Вот одно из таких писем поэта: «Мне бы очень хотелось задать вам небольшой вопрос, но не решаюсь начинать. Коли догадываетесь – хорошо, а нет – значит, если б я задал вопрос, вы не могли бы на него ответить…». На что М.А. Лопухина, мгновенно догадавшись, отвечает: «Поверьте, я не утратила способности вас понимать… Она хорошо себя чувствует, выглядит довольно веселой…вообще же ее жизнь столь однообразна, что даже нечего о ней сказать, - сегодня похоже на вчера. Думаю, что вы не очень огорчитесь, узнав, что она ведет такой образ жизни; потому что он охраняет ее от всяких испытаний; но я бы желала для нее немного разнообразия; что это за жизнь для молодой особы, - слоняться из одной комнаты в другую, к чему приведет ее такая жизнь? - она сделается ничтожным созданием, вот и все. Ну и что же? Угадала ли я ваши мысли? То ли это удовольствие, которого вы от меня ожидали?"… Если Мария Александровна угадала вопрос Лермонтова, то сцена, описанная ею о жизни Вареньки, как ни странна она, на самом деле не могла не доставить удовольствия Мишелю - ему стало ясно, что хоть одна душа на земле помнит и думает о нем постоянно, неотступно, как мать помнит дитя, с которым разлучена... Но, если Варенька бережет себя «от всяких искушений», то Лермонтов вовсе от них не отказывается. В декабре 1834 года он вновь увлекается Екатериной Сушковой, с которой был знаком ранее, и с которой развивается вторая часть его романа - мстительная. К тому времени, он уже прекрасно понимал, что когда-то эта девица попросту играла с ним. Но теперь он не хотел оказаться в проигрыше. Пришло время расплаты…
Среди множества авантюрных историй, поведанных миру Александром Дюма, есть и такая: некто Майо прославился тем, что морочил головы молодым красавицам, коварно расстраивая уже готовые свершиться браки. Имя Майо во Франции середины ХIХ века было необычайно популярно: так звали героя бесчисленных карикатур и забавных повествований, острого на язык горбуна. Однако история, которую рассказал своим читателям Дюма, имела место не во Франции, а в России, где писатель провёл более полугода, после чего в течение месяца ежедневно обрушивал на парижан дешёвые, по пятнадцать сантимов выпуски, в которых красочно живописал свои похождения в России. Таким образом, российский Майо оказался одним из персонажей французского романиста, причём персонажем реально существовавшим, да ещё сочинявшим стихи – некоторые из них Дюма представил в собственном переводе на суд парижской публики. Например, такие:
Ночевала тучка золотая
На груди утёса великана…
Не нужно быть знатоком литературы, чтобы узнать автора этих строк. Да, это Лермонтов – именно о нём (вернее, и о нём тоже) шла речь в выпусках, издаваемых Дюма. Именно его наградили прозвищем Майо – «по причине его маленького роста и большой головы, что придавало ему некоторое сходство с легендарным горбуном». Но самому Дюма в этой истории не принадлежит ни слова: автор в данном случае лишь добросовестно цитировал свою российскую корреспондентку поэтессу Евдокию Ростопчину, родственницу Екатерины Александровны Сушковой. Ростопчина в это время уже лежала на смертном одре, и потому особого доверия заслуживают ее обращенные к Дюма слова: «Не сомневайтесь в правдивости даже малейших подробностей, сообщаемых мной, — они продиктованы памятью сердца»… Итак, что же это за история?..
Российский Майо - М.Ю.Лермонтов
К 1834 году в жизни Михаила Юрьевича и Екатерины Сушковой произошли большие изменения. Лермонтов стал офицером лейб-гвардии Гусарского полка, за Катериной прочно установилась репутация легкомысленной кокетки. Она собиралась выйти замуж за Алексея Лопухина, друга Мишеля и родного брата Марии Александровны и Вареньки. Алексей был влюблён в Сушкову давно, с того самого лета 1830 года, когда столичная барышня кружила головы московским увальням. Вряд ли он нравился самоуверенной кокетке: и не ловок, и не блестящ. Однако к зиме 1834 года положение изменилось. После смерти отца молодой Лопухин оказался сам себе хозяином, и весьма богатым для бесприданницы Сушковой женихом. И вот он ехал в Петербург с самыми серьёзными намерениями - чтобы сделать Екатерине Александровне официальное предложение, а в Москве об этом никому, кроме Александры Верещагиной (кузины Лермонтова), не известно. Да и та, считаясь подругой Екатерины, разделяла мнение родных Алексея, что Сушкова выходит замуж не по любви, а скорее по расчету. Видимо, Верещагина и «благословила Лермонтова на спасение «чрезвычайно молодого» Алексея от «слишком ранней женитьбы».
Московская кузина-интригантка Александра Верещагина
До приезда Лопухина оставалось около двенадцати дней, когда Мишель, на свою ответственность, решил расстроить гибельный и для Алексиса, и для осиротевших его сестёр брачный союз. Елизавета Алексеевна (бабушка поэта) к тому времени заказала для него у лучшего столичного портного и вицмундир, и гусарскую, с белым султаном шляпу, и щегольскую шинель с бобровым воротником. Но новоиспечённый гусар не дал милой старушке налюбоваться им в новенькой форме: кинулся на свой первый петербургский бал, даже не представившись полковому начальству. И по странному стечению обстоятельств на первом же балу Лермонтов встретил Сушкову. От былой его влюбленности к тому времени не осталось и следа. После первых же встреч с Екатериной в Петербурге, он пишет в Москву своей поверенной М.А. Лопухиной, говоря о склонности ее брата к Miss Black-Eyes: «…Эта женщина – летучая мышь, крылья которой цепляются за все, что попадется на пути! – Было время, когда она мне нравилась, теперь она меня почти принуждает за нею ухаживать… есть что-то в ее манерах, в ее голосе такое жесткое, отрывистое, изломанное, что отталкивает; страсть ей нравиться, перешла в удовольствие в том, чтобы ее компрометировать, чтобы видеть, как она запутывается в своих собственных сетях». И это при том, что при встречах с Екатериной Александровной он не дает ей проходу, навещает ее дома, танцует только с ней на балах… И вот результат - Лермонтову-гусару, наследнику крупного состояния, ничего не стоит заполонить сердце когда-то насмешливой красавицы и расстроить её брак с Лопухиным. Позднее, объясняя свой отказ от «верного счастья» с Алексеем, она писала: «Но я безрассудная была в чаду, в угаре от его [Лермонтова] рукопожатий, нежных слов и страстных взглядов… как было не вскружиться моей бедной голове!». Со стороны же Лермонтова, это была настоящая тирания и издевательства! Гладко причесанные волосы не шли Екатерине — а он требовал, чтоб она всегда причесывалась только так. Она носила нелепые наряды, которые ему почему-то нравились, с замиранием сердца вспоминая слова Мишеля: «Что вам до других, если вы мне так нравитесь?». А как она ревновала! Всякую молодую девушку (даже истинную уродину) Екатерина ненавидела за один взгляд, брошенный на нее Мишелем, за самое незначительное его слово, обращенное к ней. А при своих поклонниках гордилась им, была с ними неучтива, едва отвечала им, потому что ей хотелось сказать: «Оставьте меня, вам ли тягаться с ним? Вот мой алмаз-регент, он обогатил, он украсил жизнь мою. Вот мой кумир — он вдохнул бессмертную любовь в мою бессмертную душу!»… В конце концов, Сушкова сама признается Лермонтову в любви – это был отчаянный поступок, уронивший ее честь в глазах светского общества… Подумать только, как она переродилась, эта гордячка Екатерина Сушкова, эта неотразимая «miss Black eyes»! Куда девались ее самоуверенность, ее насмешливость! Она готова была встать перед Лермонтовым на колени, лишь бы он ласково взглянул на нее!..
Итак, дьявольский план Мишеля удался, прежняя помолвка с Алексеем была расстроена, и, по мнению Екатерины, дело явно шло к новой. Но, женитьба ни на Сушковой, ни на ком бы то не было совершенно не входила в планы Лермонтова. И чтобы избежать ненужного ему брака, и при этом не попасть (как тогда говорили) в историю, он нашёл «прелестное средство» - оговор самого себя. Слово самому автору: «когда я увидел, что в глазах света надо порвать с нею, а с глазу на глаз всетаки казаться ей верным, я живо нашел чудесный способ — я написал анонимное письмо». (Это была та самая анонимка, о которой писала в своём письме Александру Дюма графиня Растопчина). Вот это послание от слова до слова: «Милостивая государыня Екатерина Александровна! Позвольте человеку, глубоко вам сочувствующему, уважающему вас и умеющему ценить ваше сердце и благородство, предупредить вас, что вы стоите на краю пропасти, что любовь ваша к нему (известная всему Петербургу, кроме родных ваших) погубит вас. Вы и теперь уже много потеряли во мнении света – оттого, что не умеете и даже не хотите скрывать вашей страсти к нему. Поверьте, он недостоин вас. Для него нет ничего святого, он никого не любит. Его господствующая страсть: господствовать над всеми и не щадить никого для удовлетворения своего самолюбия. Я знал его прежде, чем вы. Он был тогда и моложе, и неопытнее, что, однако, не помешало ему погубить девушку, во всем равную вам и по уму, и по красоте. Он увез ее от семейства и, натешившись ею, бросил. Опомнитесь, придите в себя, уверьтесь, что и вас ожидает такая же участь. На вас вчуже жаль смотреть. О, зачем, зачем вы его так полюбили? Зачем принесли в его жертву сердце, преданное вам и достойное вас? Одно участие побудило меня писать к вам; авось еще не поздно! Я ничего не имею против него, кроме презрения, которого он вполне заслуживает. Он не женится на вас, поверьте мне; покажите ему это письмо, он прикинется невинным, обиженным, забросает вас страстными уверениями, потом объявит вам, что бабушка не дает ему согласия на брак; в заключение прочтет вам длинную проповедь или просто признается, что он притворялся, да еще посмеется над вами, и – это лучший исход, которого вы можете надеяться и которого вам от души желает вам неизвестный, но преданный вам друг NN»... Читая эти ужасные слова, сокрушавшие все ее надежды, Екатерина Сушкова так изменилась в лице, что дядюшка, мирно игравший в карты с гостями, почуял неладное. Он вскочил, выхватил письмо из рук племянницы и принялся читать его вслух, ничего не понимая, не осознавая, что позорит племянницу перед гостями, которые слушали его с жадным любопытством и уже мерили Катеньку презрительными и даже подозрительными взорами. Дядюшка – он был человек не злой, да вот беда – умом недалекий – только удивлялся, с чего это какой-то аноним так заботится о судьбе племянницы. «А кто это – погубленное сердце? – вопрошал он с видом туповатым. – А кто таков этот злодей коварный? А кого он погубил? А кто такой NN?»… Гости втихомолку потешались. Наконец они разошлись, и тут к Екатерине подступила разгневанная тетушка Марья Васильевна. Она была гораздо умнее и язвительнее своего супруга, а уж позлонравничать над племянницей, жившей у нее в доме на положении бедной родственницы, ей всегда было в радость, хлебом не корми! Сколько раз она измывалась над Екатериной по самым ничтожным выдуманным поводам, ну а тут дала себе волю. Что была принуждена вытерпеть Екатерина – брань, колкости, унижения! Девушка защищалась как могла, уверяла, что знать не знает и понимать не понимает, о чем может идти речь. «Вероятно, письмо это написал какой-нибудь отверженный поклонник, чтобы навлечь на меня неприятность! – воскликнула она наконец. – Но за что ж меня бранить?!». Тетушка слегка поумерила пыл – мысль показалась ей вполне вразумительной. И тут вдруг младшая сестра Екатерины, Лиза, существо тихое, но весьма приметливое, проговорила с видом совершенно невинным и даже немного глуповатым: «Ой, мне кажется, я знаю, о ком пишет этот NN»… Екатерина похолодела. Конечно же, она тоже знала всех персонажей анонимного послания, но от этого ей было не легче. Слишком тяжелые обвинения возводились на того, кого она любила и ей ничего так не хотелось, как развеять подозрения родственников, остаться одной и обдумать полученное письмо. Вернее, уверить себя, что все в нем – грязная клевета на кумира ее сердца. Неужели Лиза ее выдаст? Она ведь и впрямь знает, кому Екатерина недавно отказала и в кого она влюблена!.. Да, Лиза не пощадила сестру. С тем же наивным видом она рассказала, что человек, которому отказала Екатерина, чем и разбила его сердце, это Алексей Лопухин, ну, тот самый, который то и дело езживал к ним прошлым годом, да и месяц назад был в Петербурге, а потом исчез, бесследно пропал. Ну а злонравный искуситель – не кто иной, как молодой Лермонтов, ну этот стихоплет, забавный юнец, Мишель! Сделала ли Лиза свое признание по глупости или потому, что завидовала прекрасным черным глазам старшей сестры и ее успехам в свете, – это теперь не суть важно… Далее следует отказ Лермонтову от дома. Екатерине Александровне родные запрещают говорить и танцевать с ним... Но несостоявшаяся невеста искала возможность поговорить с поэтом, который к тому времени уже явно избегает бывшую возлюбленную. "...Наконец выпал удобный случай, и я спросила его: - Ради бога, разрешите моё сомнение, скажите, за что вы сердитесь? Я готова просить у вас прощения, но выносить эту пытку и не знать за что - это невыносимо. Отвечайте, успокойте меня!". Лермонтов, сбросив ненужную теперь маску пылкого влюблённого, отвечал ей совершенно спокойно, если не сказать холодно: "- Я ничего не имею против вас; что прошло того не воротишь, да я ничего уж и не требую, словом, я вас больше не люблю, да, кажется и никогда не любил!"… Екатерина позже удивлялась, как это она не умерла на месте после его слов. «Вы жестоки, Михаил Юрьевич… — пробормотала она с трудом. — Вы жестоки!». «Не более, чем вы были жестоки со мной», — промолвил он холодно и ушел, даже не поклонившись… А затем поэт и вовсе принимает такую форму обращения к Сушковой, что она немедленно становится скомпрометированной в глазах «света», попав в положение смешной героини неудавшегося романа. Михаил Юрьевич разрешит себе не сочинить роман, а «прожить его» в реальной жизни, разыграв историю по нотам, как это будет в недалёком будущем делать его Печорин…
В своем письме к А.М. Верещагиной, написанном позже, когда отношения с Екатериной Александровной уже были прерваны, Лермонтов рассказывает обо всем более подробно: «Если я начал с того, что стал за нею ухаживать, это явилось отблеском прошлого… в свете я стал более холодным с нею, чтобы показать, что больше ее не люблю и что она меня обожает, открыто ее покинул, стал насмешливым и дерзким, холодным и жестоким с ней перед людьми, стал ухаживать за другими… Она была смущена и смирилась – это дало повод толкам и придало мне вид человека, одержавшего полную победу; потом она принялась меня всюду бранить, но ее ненависть показалась всем уязвленной любовью. Потом она пыталась меня вернуть напускной печалью – я не вернулся – и всем искусно воспользовался»… «Итак, вы видите, я хорошо отомстил за слезы, которые меня заставляло проливать кокетство м-ль Сушковой пять лет назад; о! дело в том, что мы еще не свели счетов: она заставила страдать сердце ребенка, а я только заставил помучиться самолюбие старой кокетки»…
...Неизвестно, был ли благодарен Алексис Лопухин Лермонтову за вмешательство. И, вообще, имел ли право поэт вмешиваться в чью-либо судьбу и распоряжаться чужими чувствами… Но что было, то было. Спустя четыре года, в 1838, Алексис благополучно женился на В. А. Оболенской. В том же 1838 году, через три года после окончательного разрыва с Лермонтовым, Сушкова вышла замуж за своего поклонника — дипломата Хвостова, который не был осведомлен о тайном скандале. Венчание происходило в петербургской церкви Святых Симеона и Анны на Моховой. Лермонтов присутствовал, потом он опередил молодых и при их входе в дом рассыпал солонку соли, приговаривая: «Пусть молодые ссорятся и враждуют всю жизнь». Но ему не удалось испортить их отношения. Живя в Тифлисе, куда дипломат Хвостов был откомандирован Министерством иностранных дел, они Лермонтова не принимали… К слову сказать, Екатерина Александровна так и не узнала, кто автор анонимного письма. К своему счастью и спокойствию – не узнала, все списав на недоброжелателей поэта и не разочаровавшись полностью в личности Лермонтова. Это мог быть кто угодно, но только не милый Мишель!.. Саморазоблачительные строки о настоящем авторе послания были обнародованы лишь в 1882 году, через четырнадцать лет после смерти Сушковой… На ее же счастье, роман Лермонтова «Княгиня Литовская» увидел свет тоже после ее кончины, и ей не пришлось вспоминать намек Мишеля про то, что он на деле заготовляет материал для многих своих сочинений. Екатерина Александровна так и не узнала, что была для Лермонтова не только объектом низкой мстительности, но и этим самым материалом, неким подопытным существом, на котором он просто отработал сюжет задуманного им произведения об очередных пакостях «героя нашего Времени» — Григория Александровича Печорина, бывшего во многом alter ego самого Лермонтова… Об этом говорит и его открытое признание: уже не прикрытое флером романтической выдумки, откровенное, циничное и жесткое: «Теперь я не пишу романов — я их делаю!». Но Лермонтов изрядно промахнулся-таки, заявив, что женщина всегда прощает зло, которое мужчина делает другой женщине. Женщина по имени Судьба его все-таки не простила… Здесь не намек на его ужасную участь всеми гонимого, одинокого демона. Речь лишь о том, что роман «Княгиня Лиговская», роман, ради которого было разбито столько сердец, вряд ли можно считать творческой удачей Михаила Юрьевича. Так себе — школа злословия, не более того. Зато стихи, написанные юным Мишелем, до слез влюбленным в обворожительную кокетку Екатерину, — эти стихи поистине прекрасны…
Но тогда, в 1835 году, для Лермонтова как будто прозвучал гром среди ясного неба! – пришло известие о замужестве Вареньки Лопухиной. Вполне возможно, что она узнала о мнимой любви к Сушковой, и это стало последней каплей (его холодность и долгое молчание она уже как-то привыкла выносить)... К тому же, ей к тому времени было уже больше двадцати лет – непозволительная роскошь в те времена в таком возрасте сидеть в невестах, ожидая, когда у любимого поэта будет прилив хорошего настроения! И вот, под влиянием родителей, Варвара Александровна выходит замуж за Николая Фёдоровича Бахметева, человека ревнивого, старше ее на семнадцать лет. Именно непредсказуемое поведение поэта приводит Лопухину к алтарю, где она стоит в подвенечном платье, бледная и красивая, как все невесты, и необычайно грустная... Рука об руку с другим, которому она говорит «да». Потому что Лермонтов не расслышал и не разгадал ее... Или не смог сказать ей своего «да», спрятавшись в вихре утех и развлечений. Варенька же, как пушкинская Татьяна, повинуется судьбе и выходит замуж за нелюбимого. И вот тогда поэт очнулся… В одно мгновение вдруг оказалось, что любовь к Вареньке жива, ревность и негодование распаляют это чувство до предела. В один миг Мишель вспоминает, что она – самый дорогой для него человек и он тяжело переживает эту, по его мнению, измену любимой женщины. Горечь утраченной любви надолго окрашивает его творчество, а Варенька становится единственной властительницей его израненного сердца. Лермонтов понял это всей душой, но понял, видимо, поздно. Правда, он писал как бы в свое оправдание, не надеясь, впрочем, на него:
У ног других не забывал
Я взор твоих очей;
Любя других, я лишь страдал
Любовью прежних дней...
Никогда больше он не сможет найти замену этому светлому чувству, будет пытаться его заглушить, но все тщетно. Несмотря на все свои иные увлечения, так и не сможет смириться с тем, что Варенька дала обет верности другому, что она вдруг стала Варварой Бахметевой. Никогда он не осмелится так назвать свою возлюбленную. Для него она и после замужества останется Варенькой Лопухиной. Именно Варенькой – доброй и нежной, ускользнувшей, быть может, по его вине, но не забытой...
Лермонтов любил рисовать Вареньку... Особенно в образе испанской монахини...
Ее репутацию Михаил Лермонтов всегда берег. Он практически никогда не называл ее имени в своих произведениях, даже явно посвященных ей. Хотя в некоторых и пытался «замаскировать» имя любимой. Так, он переименовал свою героиню, которую сначала хотел назвать Варварой, в Веру – в драме «Два брата», неоконченном романе «Княгиня Лиговская» и в своем самом известном романе «Герой нашего времени». Более того, в последнем Лермонтов изменил и первоначальный портрет героини: родинку над бровью он «перенес» на щеку. Вот отрывок из все той же «Княгини Лиговской», который в точности изображает то, что хотел сказать о своей любви поэт, и также то, что он думал о переживаниях девушки. Княгиня Вера Лиговская - Варенька Лопухина, Печорин - Лермонтов: «Варенька привезла ему поклон от своей милой Верочки, как она ее называла, - ничего больше, как поклон. Печорина это огорчило - он тогда еще не понимал женщин. Тайная досада была одной из причин, по которым он стал волочиться за Лизаветой Николаевной; слухи об этом, вероятно, дошли до Верочки. Через полтора года он узнал, что она вышла замуж; через два года приехала в Петербург уже не Верочка, а княгиня Лиговская и князь Степан Степанович»… «За десертом, когда подали шампанское, Печорин, подняв бокал, оборотился к княгине: « Так как я не имел счастия быть на вашей свадьбе, то позвольте поздравить вас теперь». Она посмотрела на него с удивлением и ничего не отвечала. Тайное страдание изображалось на ее лице, столь изменчивом, рука ее, державшая стакан с водою, дрожала... Печорин все это видел, и нечто похожее на раскаяние закралось в грудь его: за что он ее мучил? с какою целью? Какую пользу могло ему принести это мелочное мщение?.. он себе в этом не мог дать подробного отчета»... Вареньке, как и ее мужу, не стоило труда узнать из «Княгини Лиговской» многое, а потом был «Герой нашего времени»... Бахметеву казалось, что все, решительно все узнают, подозревают в героях «Героя нашего времени» его жену и его. Даже родинка у Веры на щеке такая же, как у Вареньки, только у нее над бровью... Биограф Лермонтова вспоминает, что однажды на вопрос, бывал ли он с женою на Кавказских водах, бился Бахметев в негодовании и кричал: «Никогда я не был на Кавказе с женою! - это все изобрели глупые мальчишки. Я был с нею больною на водах за границей, а никогда не был в Пятигорске или там в дурацком Кисловодске»… Ну что тут поделаешь? Супруг все воспринимал слишком близко к сердцу. А ведь прототипами героев себя считали многие (биографу было известно по крайней мере до шести дам, утверждавших, что именно с них списана княжна Мери), все они представляли свои доказательства, во всех них Лермонтов будто был влюблен серьезно и единственно. Так что Вареньке не грозила молва света, грозила лишь ревность и глупость мужа. Лермонтов был к нему язвителен, а все пришлось переносить его любимой…
А что же Варвара?.. Может быть, она любила мужа, была верной женой, хорошей матерью, но она никогда не могла забыть Лермонтова, как и он ее. Муж запретил ей общаться с поэтом, да к тому же в приказном порядке «предложил» уничтожить все его письма (и все остальное, что имело отношение к Лермонтову, – а это также были рукописи, рисунки). Варенька все-таки успела во время отдыха на курорте передать часть этих милых сердцу вещей Александре Верещагиной, благодаря которой многое уцелело...
В 1841 году, после гибели поэта, здоровье Вареньки ухудшилось. Осенью 1841 года её сестра Мария писала: «Последние известия о моей сестре Бахметевой поистине печальны. Она вновь больна, её нервы так расстроены, что она вынуждена была провести около двух недель в постели, настолько была слаба. Муж предлагал ей ехать в Москву — она отказалась, за границу — отказалась и заявила, что решительно не желает больше лечиться. Может быть я ошибаюсь, но я отношу это расстройство к смерти Мишеля»... Именно смерть Лермонтова стала для женщины сильнейшим потрясением, от которого она так и не смогла оправиться. В 1851 году в возрасте 36 лет Варвара Бахметева скончалась, пережив своего героя-поэта на 10 лет. Похоронили её в Малом соборе Донского монастыря. Её муж пережил её больше чем на тридцать лет. Николай Фёдорович Бахметев умер 3 марта 1884 года и был похоронен рядом с супругой...
Еще одной возлюбленной Лермонтова была Мария Алексеевна Щербатова, урождённая Штерич. Она рано овдовела и вела в столице светский образ жизни. Но охотнее, чем на балах, она бывала в гостеприимном доме Карамзиных, где, видимо, познакомилась и с Лермонтовым. Образованная, умная, молодая женщина хорошо знала литературу, любила стихи и музыку и была очень хороша собой. Лермонтов говорил о ней своему родственнику Шах - Гирею, что она такая, “что ни в сказке сказать ни пером описать”, М. И. Глинка вспоминал, что Щербатова была “прелестна, хотя не красавица, видная, статная и чрезвычайно увлекательная женщина”. Любила ли она его, Мишель не знал. Но он, если бы мог, подарил бы ей всю землю. М. Ю. Лермонтов посвятил М. А. Щербатовой стихотворение “Отчего”:
Мне грустно, потому что я тебя люблю,
И знаю: молодость цветущую твою
Не пощадит молвы коварное гоненье.
За каждый сладкий день иль сладкое мгновенье
Слезами и тоской заплатишь ты судьбе.
Мне грустно… потому что весело тебе.
Особенно ценил поэт смелость и независимость суждений Щербатовой, её внутреннюю силу и верность сердечным привязанностям. С именем этой вдовы связывают и первую дуэль поэта. 16 февраля 1840 года Лермонтов был на балу у графини Лаваль, в особняке на Английской набережной. Там и произошло столкновение между Лермонтовым и молодым Барантом, виновницей которого стали считать М. А. Щербатову, за которой, по свидетельству современников, “волочился сын французского посла Эрнест де Барант, пустой, чванный человек”. На балу молодая вдова оказала Лермонтову “немножко слишком явное предпочтение”. Это и взорвало Баранта, который увидел в поэте счастливого соперника… Последствием ссоры стала дуэль, на которой поэт был легко ранен в руку. Но царь был разгневан: в апреле Николай I приказывает поручику Лермонтову отправляться в Тенгинский пехотный полк в действующую армию на Кавказ. Там, с июня по ноябрь поэт принимает участие в боевых сражениях, проявив отвагу, и был даже представлен к награде... Награждения не последовало — император решил отметить заслуги Лермонтова лишь отпуском в столицу…
Последней женщиной в жизни Лермонтова стала Е.Г.Быховец, дальняя родственница поэта. Бронзовый цвет лица и черные очи... Она имела много поклонников из окружения Михаила Юрьевича. Но сам он искал в Екатерине Григорьевне милые черты Вареньки Лопухиной. И находил, что радовало его безмерно. В своем стихотворении, обращенном к Екатерин е Быховец, он написал:
Когда порой я на тебя смотрю,
В твои глаза вникая долгим взором:
Таинственным я занят разговором,
Но не с тобой я сердцем говорю.
Я говорю с подругой юных дней,
В твоих чертах ищу черты другие...
С Екатериной Григорьевной Быховец Лермонтов встретится после разлуки прямо в день его дуэли, последней дуэли в его жизни... Она проживет с поэтом часть его последнего дня...
Но об этом моя следующая история...
Серия сообщений "Классики":
Часть 1 - «Я встретил вас» Тютчев и Амалия Лерхенфельд
Часть 2 - Любовь А. Чехова и Л. Авиловой
...
Часть 23 - "Случайный" писатель Куприн
Часть 24 - Самый мистический классик (Н.В.Гоголь)
Часть 25 - Одинокий демон русской литературы... (М.Ю.Лермонтов)
Часть 26 - Погиб поэт... Невольник чести? (продолжение о Лермонтове)
Часть 27 - История в художественных образах (Жуковский
Часть 28 - Скандал и подвиг Грибоедова...
Часть 29 - Христианский подвиг Жуковского
Серия сообщений "Литература":
Часть 1 - Остров Сахалин.
Часть 2 - Шорт-лист "Большая книга"-2011
...
Часть 5 - Факт о стихотворении "Мне нравится, что вы больны не мной"
Часть 6 - Авторские сайты и страницы о писателях
Часть 7 - Одинокий демон русской литературы
Комментировать | « Пред. запись — К дневнику — След. запись » | Страницы: [1] [Новые] |