Двадцать один двадцать пять.
Осознав как подлог
существование один на один с толпою,
я останавливаю свой внутренний монолог
и начинаю внутренний диалог с тобою.
Правда, забавно – я твой часовой механизм –
колбы вращая, смещаю эпохи, как пазлы.



Видишь, мне тоже к лицу бытовой твой цинизм!
Кто бы подумал, что циником быть так заразно?
И помолчать бы, да сами бегут с языка
нервные литеры, развоплотившись в звуки.
Кто его знает, а ну как придет та строка,
из-за которой мой мир не умрет со скуки.

Ты же взираешь с укором, мол, не суесловь,
сам молчалив – разговоры тебе не по чину.
Чем удивить тебя, бог из песочных часов?

Хочешь, скажу, сколько в колбах твоих песчинок?
Хочешь, поведаю снов и язычеств азы?
Воздух качнется в безветрии перед закатом,
колокол медно-зеленый покажет язык
и отольется, как олово, лава набата.

Двадцать два сорок.
Мысль все еще подле виска,
подло обходит выставленные заслоны –
чем черт не шутит, а ну как придет та строка,
ради которой в начале и было Слово.




Фото Павел Апалькин
GARY MOORE —The Prophet