Продолжение темы. АКТЕРЫ И СУДЬБЫ. Легендарная пани Моника.
«ОТЕЦ ДЕРЖАЛ В РУКАХ ЗАПАЯННУЮ КОРОБКУ С МОЗГОМ ЛЕНИНА И ДРОЖАЛ»
— Я, Ольга Александровна, поражаюсь, какой глубокий, просто-таки завораживающий у вас взгляд. От чего, скажите, у женщины могут блестеть так глаза?
— Очевидно, от встречи с вами — так полагается ответить? Ну а если серьезно — наверное, от природы. Может, и от профессии — кто ж его знает...
— Вы — дочь знаменитого большевика-дипломата Александра Аросева, и я даже читал, что ваш отец перевез мозг умершего Ленина из Горок в Москву — это не преувеличение?
Три сестры — Наталья, Ольга и Елена Аросевы, середина 30-х годов
— Истинная правда.
— Почему в таком случае мозг, а не сердце или, не знаю, печень?
— Видимо, для последующих поколений решили сберечь самое ценное (был даже основан Институт марксизма-ленинизма, где этот мозг хранился и, очевидно, хранится до сих пор). Трепанацию черепа врачи провели в Горках, а отцу доверили доставить ценнейший груз в столицу — это подтверждают соответствующие документы. У него даже рассказ есть о том, как держал в руках запаянную коробку с мозгом...
— ...серым веществом самого вождя!..
— ...и дрожал.
— Выдающиеся люди окружали вас с детства — кого вы запомнили из тех, кто бывал у вас дома?
— Больше всего меня поразил Ромен Роллан, который у нас прожил три дня. Отец работал тогда председателем ВОКСа — Всесоюзного общества культурных связей за границей — и старался приглашать в Советский Союз авторитетнейших деятелей культуры, писателей, с которыми был знаком. Таких набралось немало, потому что в свое время за революционную деятельность он был отправлен царским режимом в ссылку, откуда бежал, и в эмиграции жил в Париже. Свободно разговаривал по-французски, по-английски, по-немецки...
— Культурным был человеком на фоне коллег по партии...
— Да, а поскольку с Роменом Ролланом давно дружил (бывал у него в швейцарском городке Вильневе, останавливался в его доме), то всемерно содействовал, чтобы этот знаменитый писатель приехал в Москву. Гость захотел остановиться у нас в квартире, но потом все-таки его переселили в гостиницу «Националь»: тут, дескать, дети... Это был тусклый, сгорбленный старик, больной туберкулезом. Бледные, сероватые щеки и мышиного цвета накидка — мохнатая, с начесом, в которую он постоянно кутался. Глаза, правда, очень живые... Классик буквально всем интересовался, то и дело о чем-то спрашивал, а поскольку мы с сестрами начинали учиться в немецкой школе, с ним даже разговаривали.
Французский писатель Ромен Роллан с женой, Иосиф Сталин и Александр Аросев, 1935 год. «Роллан был тусклый сгорбленный старик, больной туберкулезом. Глаза, правда, очень живые...»
— Сегодня большевики тех лет кажутся некой загадкой: трудно понять, что же они из себя представляли. Это были люди, слепо одержимые идеей, — полуграмотные или вообще безграмотные? Фанатики и убийцы?
— Они были разные. Мне сложно свидетельствовать, поскольку была ребенком и далеко не все понимала, но своего отца знаю: такие, как он, боролись за новую власть, мечтая о равноправии, это романтики, интеллигенция...
— ...идеалисты...
— Именно. Отец — так сложилась его судьба — непосредственно принимал участие в революции. Он был прапорщиком царской армии, и под его руководством войска перешли на сторону восставших большевиков. Стал членом военно-революционного комитета и начальником Штаба Вооруженных сил в Москве (там в отличие от Петрограда бои все-таки были), потом как образованного человека его бросили на дипломатическую работу (он служил послом в Латвии и в Литве, которые тогда были буржуазными странами, затем пять лет провел в Швеции и в Чехословакии), а по возвращении в Москву застал у власти других людей, далеко не романтиков.
— Как испокон веков повелось: задумывали революцию одни, совершали другие, а плодами воспользовались третьи...
— Да, и в столице был уже совершенно другой расклад. Отец упустил момент становления и прихода к власти новых людей, поэтому должность ему дали не слишком влиятельную. Он обиженно называл себя метрдотелем всесоюзного значения, но занимался этим с удовольствием. У него были большие связи за рубежом, он даже написал книжку «Наши друзья в Европе». По его приглашению здесь побывали Андре Жид, Виктор Маргерит, Ромен Роллан, папа умел налаживать связи с европейскими деятелями культуры.
Из книги Ольги Аросевой «Без грима на бис».
«Родители зачали меня в Париже, в знаменитом посольском особняке на Рю де Грепель... Потом отца назначили послом в Швецию — еще до знаменитой большевистской «феминистки», жрицы свободной любви Александры Коллонтай. Из Стокгольма — по внезапной, безумной любви к другому человеку — мама от отца и уехала (кругом виноватая, требовать и ставить условия она не могла). Отец сам захотел нас воспитывать, и первые свои шаги по земле я сделала в Швеции, а ген театра впервые проснулся во мне в Праге.
Ольга Аросева в спектакле Театра сатиры «Домик» по Валентину Катаеву, 1953 год
Этот ген тоже от отца — он даже на официальных приемах в те строгие, жестко подконтрольные времена пел и вдохновенно долго читал гостям стихи русских поэтов, рассказы Чехова и Зощенко. Я тоже была постоянным «выступальщиком» — на посольских концертах для сотрудников...
Рядом с посольством находился известный Театр на Виноградах — туда в 30-е годы привез молодой театральный реформатор, пламенный коммунист Бертольд Брехт свою знаменитую «Трехгрошовую оперу». Заядлый театрал, отец, конечно, отправился на спектакль и прихватил нас, трех дочек. Последствия оказались плачевными: из хороших, новых платьев я и моя подружка-чешка нарезали лохмотья (совсем такие, как у жуликов-оборванцев мистера Пичема), переоделись и отправились просить милостыню. Из нас двоих более красноречивая, я рассказывала душераздирающую историю о том, что мама нас бросила, а папа занят и денег не дает, — почти автобиографию... Сердобольные горожане останавливались, удивляясь, отчего две милые крошки в таком жалком виде вынуждены побираться на холодной улице...
История о том, что дочка советского посла переоделась нищенкой и просит на улицах Праги милостыню, попала в газеты — прочитав скандальную информацию, отец сел за стол и схватился руками за голову: «Боже мой, за что мне все это?..».
В это же время случилась другая «театральная» история. Когда Гитлер в Германии рвался к власти и в Чехии начались массовые демонстрации протеста, мы с сестрами ввинтились в толпу взрослых и тоже пошли в колонне, выкрикивая антифашистские лозунги. В конце концов нас забрали в полицию, и мы снова попали на страницы газет. Корреспонденты уже без шуток спрашивали: «Что, собственно, позволяют себе в лояльной по отношению к немцам Чехословакии дочери советского посла?» — и опять папа сидел за столом, обхватив голову руками...».
«ЕЖОВА ПАПА НАЗЫВАЛ КОЛЕЙ — ВОТ И ОТПРАВИЛСЯ К НЕМУ НА ЛУБЯНКУ. ОТТУДА УЖЕ НЕ ВЕРНУЛСЯ...»
Читать далее...
