Как только утихло подобие Потопа,
Заяц остановился в траве и кивающих колокольчиках и помолился радуге сквозь паутину.
О, потаенные самоцветы - раскрывшиеся цветы!
На грязной широкой улице открылись ларьки, поволокли лодки к морю, отвесному, как на гравюрах.
Хлынула кровь в покоях Синей Бороды, - и на бойнях, - и в цирках, где окна бледнели под ставшим в зените Господним тавром. Кровь и молоко лились.
Бобры воздвигли плотины. Закипел грог в кабачках.
Из-за струящихся стёкол большого дома смотрели дети, одетые в траур, на дивное зрелище.
Хлопнула дверь - и на деревенской площади ребенок раскинул руки и сгрёб в охапку все флюгеры и всех петухов с колоколен - под ослепительным ливнем.
Мадам *** установила пианино в Альпах. Шла месса, и шли к первому причастию у ста тысяч алтарей собора.
Отбыли караваны. И Великолепный Отель был возведен средь хаоса льда и полярной ночи.
С тех пор Луна стала слышать жалобный вой шакалов в ковыльных степях и эклоги скрипучих сабо в саду. А после в лиловом поющем лесу Эвхарис сказала мне, что это - весна.

Пруд, вскипай, бей ключом! Пена, хлещи через мосты и леса! Трубы органов, полотнища тьмы - громы и молнии, - вздымайтесь и мчитесь! Печали и воды, несите и возносите Потопы!
Ведь с тех пор, как они иссякли, - о потаенные самоцветы, раскрывшиеся цветы! - всё скука!
И Королева, Колдунья, раздувшая жар в своем глиняном горшке, никогда не пожелает открыть нам то, что ведомо ей и неведомо нам.

Егоровский Дмитрий: Потоп