Само совершенство,
Perfect (Second Opportunities #2)



Захарий Бенедикт Стенхоуп III был назван
в честь своего деда
и являлся его точной копией,
но у Маргарет Стенхоуп имелись
гораздо более веские причины для того,
чтобы ненавидеть своего старшего внука.

Джулия вообще необычный ребенок,




Отрывки из книги:













Джулия на ходу распечатывая конверт, направилась в соседнюю комнату. Внутренне она готовилась к очередной снисходительной лекции о том, что с ее стороны глупо и наивно придавать слишком большое значение их отношениям в Колорадо, но, прочитав уже первые несколько строк, поняла, что ошиблась, и испытала острый приступ радости и нежности, мгновенно залечившей все старые раны. Весь мир теперь был заключен для нее в тех невероятных словах, которые она читала, и в том удивительном человеке, который их написал, даже не будучи уверенным, что она прочтет эти строки…

« Моя дорогая Джулия, я знаю, что ты никогда не увидишь это письмо,
но все равно не могу не писать тебе каждый день.
Это помогает мне жить.
Мне кажется, что, когда я тебе пишу, ты становишься немного ближе.
Господи, как же я скучаю по тебе.
Я думаю о тебе каждую минуту, каждую секунду.
Лучше бы мы никогда не встречались.

Нет! Я говорю что-то совсем не то!
Потому что воспоминания о тебе —
это единственные светлые воспоминания в моей жизни.

Я постоянно думаю о том, счастлива ли ты.
Я бы очень хотел, чтобы ты была счастлива.
Я бы хотел, чтобы у тебя была прекрасная, замечательная жизнь.
Именно поэтому я не смог сказать того, что ты хотела от меня услышать.
Я боялся, что если скажу эти слова, то ты будешь ждать меня всю жизнь.
Ты хотела, чтобы я сказал, что люблю тебя.
Пожалуй, то, что я не сказал этих слов, было единственным моим не эгоистичным поступком по отношению к тебе.
Но теперь я раскаиваюсь даже в нем.
Я люблю тебя, Джулия.
Господи, как же я тебя люблю.
Я бы отдал всю оставшуюся жизнь за всего лишь один год, проведенный с тобой. Полгода.
Три месяца.
Месяц.
Сколько угодно.
Ты похитила мое сердце, любимая.
Но взамен ты оставила мне свое.
Я знаю, что это так —
это было написано в твоих глазах каждый раз,
когда ты смотрела на меня.
Я больше не сожалею о потере свободы и о годах,
проведенных в тюрьме.
Единственное, о чем я сейчас жалею, —
только о том, что рядом со мной нет тебя.
Ты еще очень молода, и я знаю,
что сможешь быстро забыть меня и зажить своей собственной жизнью.
Ты должна это сделать, Джулия.
Я очень хочу, чтобы ты это сделала.
Хотя, конечно, это гнусная ложь.
Единственное, чего я действительно хочу, —
снова видеть тебя, сжимать в своих объятиях и заниматься с тобой любовью снова и снова,
до тех пор, пока в тебе не останется места ни для кого, кроме меня.
Навсегда.
До встречи с тобой я не понимал,
почему обычный половой акт люди называют «занятиями любовью».
Теперь я это понимаю.
Иногда меня прошибает холодный пот при мысли о том, что ты, возможно, забеременела.
И я прекрасно понимаю,
что если это так, то я должен первым попросить тебя избавиться от моего ребенка. Но, Господи, Джулия, я так не хочу, чтобы ты это делала.

Подожди…
Мне только что пришла в голову одна мысль.
Я понимаю, что не имею права просить тебя оставить моего ребенка,
но если ты захочешь, все это можно будет устроить следующим образом:
ты уволишься и уедешь из Китона.
Материально ты ни в чем не будешь нуждаться —
об этом я позабочусь.
А потом, когда ребенок родится, ты сможешь отвезти его к моей бабке.
Если ты действительно беременна и согласна на такой вариант,
то я напишу ей заранее и все объясню.
При всех прочих своих недостатках эта женщина никогда не отказывалась от возложенных на нее обязательств.
И тогда можно быть уверенным в том,
что наш ребенок будет воспитан должным образом.
У нее осталась весьма значительная сумма денег,
причитавшаяся мне в качестве наследства.
Даже ничтожно малой ее части будет более чем достаточно,
чтобы вырастить ребенка и дать ему подобающее образование.
Ты была совершенно права,
когда говорила, что нельзя просто поворачиваться спиной к родным людям
и сжигать за собой все мосты.
Ведь даже после ухода из дома я бы мог очень многое сказать своей бабке,
и это умерило бы ее ненависть ко мне.
Ты была права, когда говорила,
что я любил ее и восхищался ею.
Ты была права абсолютно во всем,
и если бы я мог сейчас повернуть время назад,
я бы все сделал совсем по-другому.
Ты знаешь, я все-таки решил отправить тебе письмо.
Это, конечно, ошибка с моей стороны.
Я понимаю, что не имею права этого делать,
и тем не менее посылаю его.
Я считаю, что ты должна знать, как вести себя в случае чего.
Мне невыносима сама мысль о том, что ты так и не узнаешь о вполне реальной альтернативе аборту.
Вполне возможно, что твоя почта до сих пор просматривается,
поэтому это письмо я посылаю тебе не по почте.
человек, который передаст его тебе, — мой друг.
Ради меня он рискует своей безопасностью так же, как это сделала ты.
Ты можешь полностью доверять Мэтту.
Если ты беременна, то скажи ему об этом, так же как и о том,
какое решение ты приняла по этому поводу.
И еще одно, прежде чем придет время бежать в деревню,
чтобы успеть к еженедельной выборке почты, —
я хочу, чтобы у тебя обязательно были деньги на всякие предвиденные и непредвиденные расходы.
Деньги, которые тебе передаст Мэтт,
принадлежат мне, так что не трать напрасно времени, отказываясь от них.
Он действует согласно моим указаниям и выполнит их в точности,
а поэтому давай не будем создавать ему лишних трудностей.
Поверь, у меня еще достаточно денег для того,
чтобы и самому ни в чем не нуждаться.
Я бы очень хотел написать тебе более связное письмо,
но на это, к сожалению, нет времени.
Я больше не буду тебе писать,
так что не жди и не надейся понапрасну.
Письма заставят нас обоих предаваться несбыточным мечтам,
и если я как можно скорее не прекращу этим заниматься,
то умру от желания быть рядом с тобой.
Да, и напоследок…Я прочел в газетах, что Костнер недавно выпустил новый фильм.
Если, посмотрев его, ты начнешь слишком часто думать о Кевине,
то мой призрак будет преследовать тебя до конца твоих дней.
Я люблю тебя, Джулия.
Я любил тебя в Колорадо.
Я люблю тебя здесь, где сейчас нахожусь.
Я буду любить тебя всегда.
Везде.
Вечно «.



Джулии очень хотелось прочитать письмо Зака еще раз, но строчки расплывались перед глазами и, разрыдавшись, она выпустила его из рук. Уткнувшись лицом в стену, она все плакала и плакала. Плакала от счастья и разрывающей сердце боли. Плакала от несправедливости судьбы, которая сделала Зака изгоем. Плакала над собственной глупостью, из-за которой уезжала от него тогда, в Колорадо. Плакала над собственным бессилием и беспомощностью



Голос Зака в телефонной трубке оказался слишком низким. И каким-то очень далеким, и… немного чужим.

— Ты одна, Джулия?
— Да.
— Существуют ли на свете какие-то слова, которые могли бы убедить тебя отказаться от твоей безумной затеи?
Это было не совсем то, что Джулия ожидала услышать, но она твердо решила на этот раз не дать ему обмануть или запутать себя.
— Да, существуют, — мягко ответила она. — Ты можешь сказать мне, что все, написанное в письме, ложь.
— Хорошо, — снова послышался далекий, холодный голос. — Это все ложь.
Призвав на помощь всю свою выдержку, она до боли сжала трубку в руке и закрыла глаза.
— А теперь скажи мне, что ты не любишь меня, любимый.
На этот раз в далеком голосе звучали искренняя боль и мольба;
— Пожалуйста, Джулия, не заставляй меня говорить это. Я очень тебя прошу.
— Я тебя люблю, Зак. Ты даже не представляешь, как я тебя люблю.
— Не нужно, Джулия. Не говори так… Теперь Джулия точно знала, что обязательно добьется своего, и наконец смогла немного расслабиться.
— Я не могу не говорить этого, любимый. Так же как не могу не любить тебя. Теперь для меня остался лишь один возможный путь, и ты о нем знаешь, — нежно сказала она.
— Джулия, умоляю тебя, ради всего святого…
— Прибереги свои мольбы на потом, любимый, — насмешливо прошептала Джулия. — Тебе они еще пригодятся после того, как я к тебе приеду. Ты еще будешь умолять меня научиться получше готовить, умолять дать тебе для разнообразия хоть немного поспать, умолять, чтобы я наконец перестала рожать тебе детей…
— Джулия, прошу тебя, не надо… Не надо. Не делай этого.
— Не делать чего?
На том конце провода послышался судорожный вздох, после чего наступила такая продолжительная пауза, что Джулия даже испугалась. Но в результате она все-таки получила ответ на свой вопрос, и на этот раз слова Зака действительно шли от самого сердца:
— Не переставай любить меня. Слышишь? Никогда не переставай любить меня.
— Я поклянусь тебе в этом перед любым священником, проповедником или даже буддийским монахом.
Обычное остроумие Джулии как всегда безотказно подействовало на Зака, и он нехотя рассмеялся:
— Кажется, здесь кто-то говорит о женитьбе?
— Ты понял меня совершенно правильно.
— Мне следовало еще раньше догадаться, что ты обязательно будешь на этом настаивать.
— А что, у тебя есть по этому поводу какие-то возражения?
По сравнению с ее нарочито легкомысленным тоном ответ Зака прозвучал необыкновенно серьезно и очень торжественно:
— Никогда в жизни ничего не хотел сильнее, чем сейчас хочу жениться на тебе.
— Для этого тебе достаточно сообщить всего две вещи: как мне поскорее добраться до тебя и какой размер кольца ты носишь.
Последовала еще одна затяжная пауза, и в какое-то мгновение Джулии даже показалось, что ее нервы просто не выдержат напряжения. Но вот Зак наконец заговорил, и мучительные сомнения сменились долгожданным облегчением и радостным предвкушением предстоящих перемен.


Джулия взяла уже почти законченное письмо и, поудобнее устроившись в кресле-качалке, стала перечитывать его под аккомпанемент нудных рассуждений диктора об экономическом будущем Китая.

«Дорогие мои мама, папа. Карл и Тед.
К тому времени, как вы получите это письмо, вы уже будете знать, что я уехала к Заку. Я понимаю, что вы не сможете простить мне этого поступка, а потому и не прошу ни о снисхождении, ни о прощении. Я просто хочу попытаться объяснить вам, почему я так поступила, и надеюсь, что когда-нибудь вы сможете если не простить, то хотя бы понять меня.
Я люблю его.
Я бы хотела привести вам более веские причины своего побега, но так и не смогла ничего придумать. Может быть потому, что для меня эта причина — самая важная, а все остальное просто не имеет значения.
Я уверена, что вы сможете меня понять, потому что сами знаете, что такое любовь. Дорогой папа, я же помню, сколько вечеров ты провел, сидя на диване в обнимку с мамой. Я помню, как вы смеялись и как смотрели друг на друга. Я помню день, когда мама вернулась от врача и сказала, что у нее обнаружили какую-то опухоль в груди. В тот вечер ты вышел из дома и долго плакал, спрятавшись на заднем дворе. Я знаю это, потому что следила за тобой. Я тоже хочу делить с Заком все печали и радости, мне необходимо постоянно быть рядом с ним. Я уверена в том, что так же как вы с мамой были созданы друг для друга, так и мое предназначение — быть рядом с Заком. Не понимаю, почему, но чувствую это. Я не знаю, отчего судьба распорядилась таким образом, но я ни в чем не раскаиваюсь и ни о чем не жалею.

Карл, у тебя теперь есть замечательная, веселая, добрая жена. Сара — удивительная женщина! Она влюбилась в тебя еще подростком и долгие годы терпеливо ждала, пока ты обратишь на нее внимание. Чего она только не делала, чтобы ты ее заметил!» Случайно» выбегала на дорогу чуть ли не под колеса твоей машины, роняла книги прямо к твоим ногам и многое, многое другое. Когда ты пригласил на какую-то вечеринку Дженни Стоун, Сара узнала об этом и проплакала целый день. Ты даже не представляешь, сколько раз, сам того не желая, причинял ей страдания. Но она тебе все прощала, потому что любила тебя. Надеюсь, что и ты сможешь по-прежнему любить меня, после того как утихнет первая боль.

Тед, я знаю, что ты будешь осуждать меня больше всех и тебе, пожалуй, будет сложнее всего простить меня. Ты вообще очень трудно прощаешь. До сих пор ты не можешь простить ни себе, ни Кэтрин того, что ваш брак распался. Ты оказался в ловушке, которую сам же и поставил, — не можешь простить, но не можешь и забыть. Но самое смешное, что из всей нашей семьи именно ты и я способны любить настолько сильно и слепо, чтобы забыть обо всем на свете. Я знаю, что ты любишь меня, и мне очень больно, что приходится заставлять тебя страдать. Но я не могу поступить с Заком так, как ты поступил с Кэтрин, — повернуться к нему спиной, зная, что он нуждается во мне, а потом всю жизнь ненавидеть саму себя за то, что не использовала свой шанс.

После моего отъезда вы наверняка услышите о Заке очень много плохого. Но в основном это будут беспочвенные слухи и злобные измышления людей, которые даже не были с ним знакомы. Мне бы очень хотелось, чтобы вы узнали его поближе, тогда вам, наверное, было бы легче понять меня. Поэтому я оставляю вам одну вещь, которая, надеюсь, поможет вам составить пусть неполное, но собственное представление о том, какой он на самом деле. Это копия письма, очень личного письма, которое он написал мне. Мне пришлось убрать только несколько предложений, но не потому, что в них содержится нечто такое, что может изменить ваше мнение о нем, а потому, что в них идет речь о совершенно постороннем человеке, который оказал и мне и Заку одну очень важную услугу. Когда вы прочтете это письмо, вы поймете, что человек, который его написал, будет любить, опекать и защищать меня. Мы поженимся сразу, как окажемся вместе «.
На этом письмо заканчивалось. Джулия взяла ручку и, продолжая краем уха прислушиваться к голосу телевизионного диктора, начала писать то, что упустила в прошлый раз.

« Карл, я бы хотела, чтобы вы с Сарой взяли на память обо мне все, что сможет вам пригодиться в вашем новом доме. Может быть, поливая мои цветы, вы будете иногда вспоминать обо мне.

Тед, в верхнем ящике моего туалетного столика лежит кольцо, которое принадлежит тебе. Ты его сразу узнаешь.

Это твое обручальное кольцо, которое ты, мой глупый брат, выкинул, после того как вы с Кэтрин расстались. Забери его. Может быть, тебе захочется его примерить… хотя бы в память о прошлом. Или в надежде на будущее. Ведь ни одно другое кольцо не подойдет тебе так идеально, как это, и ты сам об этом прекрасно знаешь! Вполне возможно, что, снова оказавшись вместе, вы с Кэтрин будете по-прежнему причинять друг другу боль, но эта боль не сравнится с той, которую вы испытываете сейчас, живя вдали друг от друга. И…»


Неужели он не чувствует угрозы? Неужели не слышит ее молчаливого предупреждения? Джулия сделала вперед шаг… другой… и побежала, отчаянно пробиваясь сквозь толпу, стараясь как можно скорее оказаться между ним и той страшной опасностью, которая ему угрожала. В эту же самую минуту раздался громоподобный мужской голос:
— СТОЙ ТАМ, ГДЕ СТОИШЬ, БЕНЕДИКТ! А уже спустя несколько мгновений Зак был схвачен и прижат к стене. Несмотря на то, что он был полностью обездвижен полицейскими, его взгляд по-прежнему не отрывался от Джулии. И этот взгляд умолял, заклинал ее оставаться в стороне. А вокруг творилось Бог знает что. Толпы обезумевших пассажиров испуганно шарахались в стороны, уступая дорогу мексиканским федералам, которые бежали к месту происшествия с пистолетами в руках. И среди всего этого бедлама Джулия услышала собственный пронзительный крик:
— Не трогайте его! Не трогайте его!
Чьи-то сильные руки — кажется. Пола Ричардсона — схватили ее и попытались оттащить прочь. Но Джулия продолжала отчаянно вырываться, не отводя взгляда от плотной группы людей, окруживших Зака.
— Они бьют его!
— Все кончено! — пытаясь перекрыть общий шум, кричал ей на ухо Ричардсон. — Слышишь! Все в порядке! Все кончено!
Группа мексиканских полицейских начала расчищать дорогу к выходу, у которого уже стояло несколько десятков неизвестно откуда появившихся полицейских машин. Но когда федералы, ведущие Зака, подошли поближе, Хэдли, как бы внезапно вспомнив что-то очень важное, приказал им остановиться.
— Обождите минутку, — сказал он и, повернувшись к Джулии, добавил с мерзкой, злобной масляной улыбкой:
— Мисс Мэтисон, простите мне мою грубость. Я ведь даже не поблагодарил вас за сотрудничество. Если бы не ваша неоценимая помощь, мы бы могли так никогда и не поймать Бенедикта.
Джулия увидела, как при этих словах голова Зака дернулась, словно от удара. Его глаза впились в ее лицо, как бы умоляя сказать, что это не правда, что этого просто не может быть. Но очень быстро недоумение, мольба и боль ушли, уступив место ненависти. Ненависти настолько сильной, что она изменила лицо Зака до неузнаваемости, превратив его в застывшую маску ярости и презрения. Очевидно, гнев придал ему огромную силу, потому что буквально разметав по сторонам своих конвоиров, он рванулся к двери.
— Держите этого сукиного сына! — заорал Хэдли. Запаниковавшие федералы бросились вперед, на ходу вытаскивая дубинки.
Увидев Зака, лежащего на каменном полу аэропорта в окружении мексиканских полицейских с занесенными для нового удара дубинками, Джулия утратила даже те остатки самообладания, которые у нее еще оставались. Вырвавшись из рук Пола, она как смерч налетела на Хэдли. Боль распростертого на полу человека удесятерила ее силы. Вцепившись в ненавистное лицо, она все же успела нанести по крайней мере один удар, прежде чем Полу удалось остановить ее. Хэдли уже занес руку для ответного удара, но замер, услыхав разъяренный шепот Ричардсона:
— Посмей только тронуть ее, ублюдок, и я задушу тебя собственными руками! — Повернувшись к одному из своих людей. Пол приказал:
— Доктора сюда! Быстро! —



Так как Бенедикт упорно игнорировал и конверт, и протянутую руку Пола, тому пришлось положить конверт на стол и выслушать очередное издевательское замечание.
— А вы знаете, — насмешливо процедил Зак, — ваше последнее заявление меня нисколько не удивило.
— В таком случае вы, судя по всему, — ясновидящий, — не остался в долгу Пол. — Оставляю вам то, что принес, — две видеозаписи и письмо. И я не рассчитывал, что мне поверят на слово. Но, может быть, своим глазам вы все-таки поверите? И после этого вы просто обязаны сделать хоть что-нибудь, чтобы облегчить ее страдания.
— И как вы думаете, во сколько она их оценит? — насмешливо поинтересовался Зак. — В миллион долларов? В два миллиона? Или, может быть, сумму придется удвоить, так как вы тоже рассчитываете на свою долю?
Опершись руками о стол и пытаясь хоть как-то сдержаться, Пол наклонился вперед и заговорил, отчеканивая каждое слово:
— Лучше бы я позволил мексиканцам делать с ??обой все, что угодно. Тогда, может быть, ты бы и не добрался до границы с Техасом, ко всеобщей радости.
— В самом деле? Почему же ты им этого не позволил?
— Потому что, — ответил Пол, выпрямляясь и вкладывая в свои слова все презрение, на которое был способен, — Джулия заставила меня пообещать, что я никому не позволю причинить тебе вреда. Единственное, в чем она солгала тебе, — это в том, что беременна. И то лишь потому, что иначе ты бы не разрешил ей приехать. Наверное, у нее было временное помрачение рассудка, если она думала, что влюблена в такого бессердечного, высокомерного мерзавца, как ты.
Последние слова Пола смогли пробить брешь даже в, казалось бы, непробиваемой броне самообладания Зака, и тот угрожающе приподнялся в кресле. Пол, уже давно ждавший повода, чтобы съездить по этой высокомерной роже, обрадовался.
— Ну давай! — провоцировал он противника. — Давай, мистер кинозвезда! Пожалуйста, прошу тебя, ударь первым. Это наконец-то развяжет мне руки.
— Хватит! — решительно вмешался Мэтт, мертвой хваткой вцепившись в Зака. — Мистер Ричардсон, по-моему, ваши пять минут уже истекли. О'Хара! Проводите гостя.


— Думаю, что мы уже можем идти, — сказал Мэтт, просто чтобы что-нибудь сказать.
— А я думаю, — решительно возразила Мередит, — что мы должны подождать, пока Зак не посмотрит то, что ему принес Ричардсон. — С этими словами она повернулась к Заку и серьезно сказала:
— От себя же хочу добавить лишь то, что, по моему глубокому убеждению, Джулия действительно очень любит тебя. И я верю всему, что рассказал нам Ричардсон.
— В таком случае, — с убийственным сарказмом ответил Зак, — тебе лучше взять то, «что принес Ричардсон», с собой и посмотреть на досуге. После этого можешь отправить все эти «свидетельства»в ближайший камин.
Лицо Мэтта побелело от гнева.
— Даю тебе ровно пять секунд, чтобы извиниться перед моей женой.
— Мне хватит и двух, — тотчас же отреагировал Зак. Взяв руку Мередит в свою, он сухо улыбнулся. — Прошу прощения. Я был непозволительно груб.
— Ну не так уж непозволительно, — широко улыбнулась Мередит, пытаясь хоть как-то снять напряжение. — И я, кстати, с удовольствием воспользуюсь твоим предложением. Я возьму этот конверт с собой, если ты, конечно, не возражаешь.
— Так как твой муж все еще продолжает размышлять над тем, съездить мне по уху или нет, — сухо ответил Зак, — я думаю, что будет лучше, если я не стану в очередной раз испытывать судьбу, пытаясь тебе в этом препятствовать.
— Очень благоразумно с твоей стороны, — рассмеялась Мередит и, взяв со стола конверт, повернулась к Мэтту. — А ведь было время, когда ты приходил в бешенство при одном только упоминании моего имени, — мягко напомнила она, пытаясь таким образом тактично разрядить обстановку.
Напряженное лицо Мэтта немного расслабилось.
— Неужели я когда-то был таким же ослом, как сейчас Зак? — улыбаясь, поинтересовался он.
— Если ты обязательно решил поссорить меня с кем-то из вас, то лучшего вопроса ты бы задать просто не мог.
Мэтт обнял жену и, любовно взъерошив ей волосы, повел к выходу из библиотеки. У самой двери Мередит еще раз оглянулась и сказала:
— Увидимся позже, после того как мы переоденемся к ужину.


— Ну хватит! Решено! — С этими словами Мередит вскочила с дивана в гостиной, где она, О'Хара и Мэтт только что закончили просматривать видеозаписи, несколько часов назад принесенные фэбээровцем. С трудом сдерживая слезы, Мередит запихнула бумаги и видеокассету обратно в конверт. — Теперь уж я точно заставлю Захария Бенедикта взглянуть на все это. Даже если мне придется его предварительно связать!


Презрительно скривившись, Зак вернулся к столу и, присев на его краешек, скрестил руки на груди. Несмотря на то, что он уже успел внутренне подготовиться к тому, что ему предстояло увидеть, первый же взгляд на незабываемое лицо Джулии заставил его сердце болезненно сжаться. Она заговорила, и он не мог не поразиться завидной выдержке и самообладанию перед сотнями нацеленных на нее камер. Заку показалось, что в относительно небольшом зальчике собралось как минимум две сотни репортеров.

А уже пару минут спустя он отставил в сторону стакан, не веря собственным глазам и ушам. Несмотря на то что буквально накануне он жестоко посмеялся над ее чувствами, на пресс-конференции Джулия делала все, чтобы изобразить собственное похищение как крайне увлекательную авантюру. И это у нее совсем не плохо получалось. В ее рассказе он представал этаким остроумным и благородным героем, который даже не побоялся рисковать собственной жизнью, спасая свою пленницу от гибели в ледяном потоке.

Когда же Джулия закончила заявление и на нее со всех сторон посыпались вопросы, она продолжала сохранять поразительное самообладание, тщательно избегая любого неосторожного слова, которое могло бы повредить Заку. Ее ответы и объяснения были абсолютно правдивыми, но кому, как не ему, было знать, насколько они уклончивы и неполны. Так, например, когда кто-то из репортеров спросил, не угрожал ли он ей пистолетом. Джулия ловко ушла от прямого ответа с помощью шутки:

«— Я знала, что у него есть пистолет, потому что сама видела его. И этого оказалось вполне достаточно, по крайней мере поначалу, чтобы убедить меня не пытаться вступать с ним в драку или критиковать его старые фильмы».

Невольно улыбнувшись, Зак тотчас же одернул себя. Ведь она могла говорить все это лишь в расчете на него и на то, что, увидев это интервью, он быстрее свяжется с ней и тем самым выдаст себя. Но каждым своим следующим ответом Джулия опровергала эту мысль. Так, когда ее спросили о том, собирается ли она возбудить против него дело по обвинению в похищении, Джулия небрежно отмахнулась от этого вопроса, как будто он касался какой-то совершенно незначительной мелочи, а не федерального преступления, в очередной раз рассмешив всю толпу журналистов:

«— Не думаю, что мне удастся убедить присяжных. Если среди них окажется хоть одна женщина, то она сразу примет его сторону, как только узнает, что он делал половину всей работы по дому».

Зак потянулся за бокалом, но, услышав следующий вопрос, снова отставил его в сторону и, впившись глазами в экран, жадно ловил каждое слово.

«— Мисс Мэтисон, вы бы хотели, чтобы Захария Бенедикта поймали?

— Как можно хотеть того, чтобы несправедливо осужденный человек снова оказался за решеткой? Я не знаю, как могли присяжные признать его виновным в убийстве, но абсолютно уверена в том, что он способен на него не больше, чем я. Если бы он действительно был убийцей, вы сейчас вряд ли видели бы меня здесь, потому что, как я вам рассказала несколько минут назад, я неоднократно предпринимала попытки сорвать его побег. Хочу вам также напомнить и о том, что, когда над домом появился вертолет, его первой заботой была моя безопасность. Поэтому единственное, чего я действительно хочу, — это прекращения травли и повторного объективного рассмотрения дела, из-за которого он попал в тюрьму».

Зак потянулся за дистанционным управлением. Ему захотелось еще раз просмотреть ответ Джулии на этот, последний вопрос, но на сей раз уделяя больше внимания не словам, а тому, как она их говорила. Тогда уж он не пропустит ни малейшего признака обмана или лукавства. Но вот зазвучал следующий вопрос, и палец Зака застыл на кнопке обратной перемотки.

«— О'кей, мисс Мэтисон! Если вы так хотите, то этот вопрос задам я; вы влюблены в Захария Бенедикта?»

Джулия колебалась недолго. Глядя прямо в камеру, она с мягкой улыбкой сказала:

«— Я думаю, что в то или иное время почти каждая женщина этой страны была влюблена в Захария Бенедикта. И теперь, когда я узнала его поближе, это кажется мне вполне понятным и объяснимым. Он… — Джулия запнулась, немного подумала, подбирая слова, и слегка срывающимся голосом продолжала:
— В такого человека любой женщине очень легко влюбиться».

Теперь Зак все же включил обратную перемотку и еще раз просмотрел ответы на два последних вопроса. Но тщетно он искал хотя бы малейший намек на обман и предательство. Он видел перед собой лишь предельно искреннюю женщину, обладающую при этом также незаурядным мужеством и выдержкой. Словом, всеми теми качествами, которые так ему нравились в ней там, в горах Колорадо.

Продолжая убеждать себя в том, что он просто не заметил чего-то самого главного, что у Джулии была какая-то скрытая и, несомненно, очень уважительная причина для того, чтобы вести себя подобным образом перед миллионами телезрителей, Зак вставил в видеомагнитофон вторую кассету. Но на этот раз он уже уселся поудобнее и собрался с силами, ведь они ему, несомненно, понадобятся для просмотра сцены, которую он и без того никогда бы не смог забыть. Его унизили, поставили на колени, избили, и все это потому, что он совершенно потерял голову из-за хитрой маленькой интриганки, которая…

Которая не побоялась перед всем миром признаться ему в любви.
Несмотря на то, что он сделал ее своей заложницей.
Несмотря на то, что на прощание сказал ей, что она не способна отличить любовь от секса.

Зак настолько углубился в свои мысли, что не сразу сообразил, что именно происходит на экране. Но вот он увидел самого себя, повернутого лицом к стене, и мексиканских федерален, надевающих на него наручники. Чувствуя, как непроизвольно напряглось все тело, как бы вновь переживая испытанные тогда ощущения, Зак тем не менее заставил себя смотреть на экран. В аэропорту царила полная неразбериха — все кричали, бестолково тычась в разные стороны, но у человека, который снимал эту кассету, кто бы он ни был, была совершенно определенная цель. Камера плыла по зданию аэропорта, постепенно поворачиваясь на истерический крик какой-то женщины. Когда же оператор-любитель достиг своей цели, Зак невольно наклонился вперед, не веря собственным глазам, — теперь в кадре была Джулия, которая отчаянно пыталась пробиться сквозь полицейский кордон и при этом непрерывно выкрикивала: «Не смейте его бить!»

Зак видел, как Ричардсон схватил ее за руку и попытался оттащить назад. Видел, как она плакала навзрыд, будучи не в силах отвести взгляд от того, что происходило с ним и вокруг него.

Камера снова переместилась, и теперь в кадре опять был он сам и Хэдли. Первые несколько секунд Зак просто не мог понять, что происходит, но потом до него дошло, что Хэдли завладел обручальным кольцом, которое федералы достали из его кармана при обыске. Теперь камера неотступно следовала за Хэдли — он прямиком направился к Джулии. Зак, естественно, не слышал слов, но зато прекрасно видел, как ее рыдания перешли в самую настоящую истерику, и Джулия забилась в руках Ричардсона, судорожно прижимая кольцо к груди.

Зак невольно привстал, увидев ее искаженное болью и отчаянием лицо, затем заставил себя сесть и спокойно наблюдать за тем, что произойдет дальше… И оно действительно произошло, причем именно так, как он это помнил… Федералы повели его к выходу, но когда они поравнялись с Джулией, Хэдли жестом остановил их. Кем бы ни был оператор-любитель, который снимал этот фильм, но трусом он не был точно, потому что ухитрился подобраться со своей камерой настолько близко, что можно было даже различить отдельные слова. Правда, Заку и не нужно было ничего слышать — он и без того запомнил их на всю жизнь. «Мисс Мэтисон, — с гнусной ухмылкой произнес Хэдли, — простите мне мою грубость. Я ведь даже не поблагодарил вас за сотрудничество., Если бы не ваша неоценимая помощь, мы бы могли так никогда и не поймать Бенедикта».

Зак помнил тот ужас и шок, которые охватили его после этих слов, но теперь он мог понаблюдать за своей реакцией со стороны. Мог увидеть, как боль сменилась дикой яростью, как он вырвался из рук федерален, охваченный единственным желанием — как можно скорее оказаться подальше от этого места…

А потом начался тот кошмар, который он вряд ли забудет до конца своих дней. Внезапно он оказался на коленях, и на него со всех сторон обрушились удары дубинок… Но теперь он мог видеть и кое-что другое. Кое-что, происходившее в это время на заднем плане справа. Зак подошел поближе к экрану, чтобы рассмотреть происходящее получше. И рассмотрел. Как только его начали избивать, Джулия, судя по всему, окончательно утратила контроль над собой. Как разъяренная тигрица, она набросилась на Хэдли и вцепилась ногтями ему в лицо. Прежде чем Ричардсон успел вмешаться в происходящее и оттащить Джулию в сторону, она еще ухитрилась нанести два сильных удара в пах. Потом федералы потащили Зака к выходу, а Джулия потеряла сознание и обмякла на руках Ричардсона.

Зак заставил себя перемотать кассету и еще раз ее просмотреть. Но на этот раз он вообще не отрывал взгляда от лица Джулии. То, что он увидел, заставило его сердце сжаться от боли. Когда Зак доставал из конверта письмо, его руки предательски дрожали.

«Дорогие мои мама, папа. Карл и Тед.
К тому времени, как вы получите это письмо, вы уже будете знать, что я уехала к Заку. Я понимаю, что вы не сможете простить мне этого поступка, а потому и не прошу вас ни о снисхождении, ни о прощении. Я просто хочу попытаться объяснить вам, почему я так поступила, и надеюсь, что когда-нибудь вы сможете если не простить, то хотя бы понять меня.
Я люблю его.
Я бы хотела привести вам более веские причины своего побега, но так и не смогла ничего придумать. Может быть, потому, что для меня эта причина — самая важная, а все остальное просто не имеет значения…
После моего отъезда вы наверняка услышите о Заке очень много плохого. Но в основном это будут беспочвенные слухи и злобные измышления людей, которые даже не были с ним знакомы. Мне бы очень хотелось, чтобы вы узнали его поближе, тогда вам, наверное, было бы легче понять меня. Поэтому я оставляю вам кое-что, что поможет вам составить пусть очень неполное, но собственное представление о том, какой он на самом деле. Это копия письма, очень личного письма, которое он написал мне. Мне пришлось убрать только несколько предложений, но не потому, что в них содержится нечто такое, что может изменить ваше мнение о нем, а потому, что в них идет речь о совершенно постороннем человеке, который оказал и мне, и Заку очень важную услугу. Когда вы прочтете это письмо, вы поймете, что человек, который его написал, будет любить, опекать и защищать меня. Мы поженимся сразу после того, как окажемся вместе…»
Откинувшись на спинку кресла, Зак закрыл глаза. То, что он увидел, услышал и прочитал, потрясло его. Перед глазами стояло искаженное страданием лицо Джулии, а в ушах звучал мягкий, музыкальный голос: «Прибереги свои мольбы на потом, любимый… Тебе они еще пригодятся после того, как я приеду к тебе… Ты еще будешь умолять меня, чтобы я дала тебе хоть немного поспать, чтобы я перестала рожать тебе детей… Я так люблю тебя… Я буду любить тебя всегда, что бы ни случилось…»

Зак еще несколько недель назад понял, что она солгала ему насчет беременности, но тогда он подумал, что это лишь одна из уловок, чтобы заманить в капкан. А ведь это была единственная ложь.
Все остальное было правдой…
Джулия в Колорадо, играющая с ним на снегу… лежащая ночами в его объятиях и отдающаяся ему с такой беззаветностью и любовью, что это сводило его с ума… Джулия с сияющими глазами, музыкальным смехом, острым язычком и задорной улыбкой.

Он помнил их последнюю ночь, когда она сказала, что любит его, так же отчетливо, как будто это произошло только вчера… он помнил искреннее сочувствие в ее глазах, когда он рассказал ей старую дурацкую историю о том, как учительница отказалась танцевать с ним… «Я бы никогда не отказала тебе, Зак…» Он вспомнил, как светились ее глаза, когда она рассказывала ему о тех женщинах, которых учит читать… «Зак, это как чудо, которое держишь в руке!»

Зак вдруг понял, что если бы ей вдруг не пришла в голову эта сумасшедшая мысль о поездке к его подлой бабке, то ничего бы не произошло. Одна гибель Остина не смогла бы на нее так повлиять. Ричардсон говорил, что первый удар не сломил ее, и лишь после второго…

Джулия была настоящей. И она принадлежала ему. Она любила его даже тогда, когда он был лишь всеми преследуемым беглецом и не мог ей предложить ничего, кроме жизни в изгнании. Она прижимала к груди обручальное кольцо и рыдала так, как будто ее сердце разрывалось от боли…

Внезапно Зак вспомнил, что Ричардсон ничего не говорил ему по поводу того, любит ли его Джулия до сих пор, несмотря ни на что. Он лишь сказал, что она очень переживает из-за того, что произошло в Мехико, и чувствует себя очень виноватой перед ним. Стоило Заку вспомнить об этом, как ему стали приходить в голову и другие мысли. Например о том, что за последние три месяца Ричардсон провел с Джулией слишком много времени. В конце концов, его самого она знала всего неделю, и он сделал все для того, чтобы превратить ее жизнь в ад. Если он не хочет потерять ее навсегда, то ему следует поторопиться.


Джулию Зак увидел сразу. Еще до того, как за его спиной захлопнулась дверь. Она дирижировала хором детей, одетых в самые разнообразные костюмы. Некоторые из хористов были в инвалидных колясках.

Всего в каких-то пяти метрах от нее стоял Зак. В голове Джулии начали стремительно проноситься бессвязные обрывки мыслей. Значит, он все-таки прочитал ее последнее письмо и теперь вернулся за той машиной. Эта мысль оказалась самой навязчивой, и Джулия стояла, боясь пошевелиться, боясь что-то сказать. Она просто не отрываясь смотрела на красивое, любимое лицо, которое в течение последних нескольких месяцев преследовало ее ночью и днем.
Вилли Дженкинс сделал шаг вперед и громким, воинственным голосом спросил:
— Вы — Захарий Бенедикт? — правда, это скорее прозвучало не как вопрос, а как обвинительный приговор.
Зак молча кивнул, и в ту же секунду все остальные дети тоже двинулись вперед, как бы образовывая живой заслон между ним и Джулией. Это искреннее желание защитить любимую учительницу от того чудовища, каковым они его, несомненно, считали, было настолько трогательным, что Зак еще острее ощутил чувство вины, и без того достаточно мучительное.
— В таком случае, — вызывающе выпятив подбородок, произнес мальчишка с голосом лягушки-быка, — вам лучше поскорее убраться отсюда подальше. Из-за вас мисс Джулия плакала.
— Я тоже плакал из-за нее. — Зак разговаривал с Вилли, но при этом его взгляд был прикован к бледному личику Джулии.
— Мужчины не плачут, — презрительно хмыкнул Вилли.
— Иногда плачут… Особенно, когда человек, которого они любят, сделает им очень больно.
Вилли оглянулся на Джулию и увидел, что лицо любимой учительницы снова залито слезами.
— Посмотрите! — свирепо выкрикнул он, готовый в любую секунду наброситься на Зака с кулаками. — Она снова плачет из-за вас! Вы что, для этого сюда приехали?
— Я приехал сюда, — спокойно ответил Зак, — потому что не могу жить без нее.
В огромном зале воцарилась мертвая тишина. Все просто онемели. Стать свидетелями того, как крутой киногерой говорит такое в присутствии кучи народа? Но Джулия уже ничего не замечала. Она не слышала и не видела прикованных к ней взглядов. Она сделала шаг, другой… и побежала, стремясь как можно скорее оказаться в объятиях, которые уже раскрылись ей навстречу.
— Я люблю тебя, — прошептал Зак, прижимая к груди залитое слезами лицо Джулии.
В дальнем конце зала Тед обнял жену и притянул ее к себе.
— И в кого это ты только уродилась такая чертовски сообразительная?
В сложившейся ситуации единственным человеком, сохранявшим способность рассуждать здраво, оказался Герман Хенкельман, которому его романтизм не мешал иногда становиться весьма практичным человеком. Подмигнув Флосси, он объявил:
— Репетиция окончена, ребята! — И нажал на выключатели, погрузив огромный зал в абсолютную темноту.


Утопая в облаке белого шелка, к нему по проходу приближалась женщина, которую он когда-то сделал своей заложницей, которая научила его смеяться и которую он любил. В теплом мерцании свечей ее глаза буквально излучали безмерную любовь. Зак видел в них и другое — обещание долгой счастливой жизни, дома, полного детей, смеха и радости. Он заметил, как эти родные, единственные глаза расширились от удивления, когда с хоров полился фантастический голос Барбры Стрейзанд. И песня была именно та, которую Зак попросил спеть, когда Джулия будет идти к алтарю.

Прежде — о как давно это было,
Был сном мой день.
Но сон стал явью — ведь ты явилась,
И бежала ночь.
Прежде небо скрывали тучи в стране «Без Тебя»,
Но ты со мною, и светел луч, и горит звезда.
Аладдинову лампу держу в руках,
И тело пронзает дрожь.
И под взглядом твоим оживает мечта,
И легка моя ноша.

Зак крепко сжал руку Джулии, и они повернулись лицом к алтарю
Преподобный Мэтисон улыбнулся и раскрыл книгу, которую держал в руках.
— Друзья мои, мы собрались здесь, чтобы перед лицом Господа нашего…
Мэтт Фаррел повернулся и посмотрел в глаза жены. Тед и Кэтрин улыбнулись друг другу.
Сидя в одном из задних рядов, Генрих Хенкельман придвинулся поближе к Флосси Элдридж и взял ее за руку.

И уже в который раз его улыбка и манящий взгляд янтарных глаз околдовали Джулию. Совершенно забыв о том, что их окружают сотни людей, она крепко прижалась к нему. Ее податливое, гибкое тело мгновенно отвечало на любое движение Зака. Его руки скользнули вниз и обняли ее за талию.
— Еще ближе, — прошептал он, покрепче прижимая ее к себе.
— А как тебе нравится название? Зак улыбнулся.
— «Само совершенство», — вслух прочитал он. Джулия молча кивнула.
— Мне очень нравится. А почему ты решила назвать ее именно так?
— Это-то как раз объясняется очень просто, — прошептала Джулия, глядя ему в глаза. — Ведь эта книга о тебе.

Зак почувствовал почти непереносимый прилив нежности. Сжав жену в объятиях, он зарылся лицом в ее волосы. Джулия была рядом с ним, когда весь мир заклеймил его как преступника. Она любила его тогда, когда ему нечего было предложить ей взамен. Она научила его прощать. Она радовалась его успехам, поддерживала его, когда он был прав, и упрямо противостояла тому, что считала не правильным. Она открыла для него совершенно новую, незнакомую жизнь, полную смысла, смеха и любви. И вот теперь она подарила ему сына.

Зак вспомнил слова стихотворения, которое однажды Дебби Сью Кэссиди посвятила его жене:

Мир наполнился светом дня,
Многоцветьем красок.
Убегает тьма от огня,
Жизнь светла и прекрасна.
Мир наполнился светом дня,
Разомкнулись вежды.
И на смену мечтам и снам
Вдруг пришла надежда.
Благодаря Джулии.

— Не плачь, любимый, — прошептала Джулия, обвивая рукой его шею. — Ты же еще не читал моей книги. Может быть, она не так уж и плоха, как ты подумал.
И в одно из самых удивительных, мучительно-сладостных, трогательных мгновений своей жизни Зак расхохотался.