Первый проблеск Божественной Матери усилил его жажду взирать на Нее непрерывно. Он хотел видеть Ее как в медитации, так и с открытыми глазами. Но Мать начала дразнить его своеобразной игрой в прятки, умножая и его радости и его страдания. Горько плача в моменты разлуки с Ней, он вдруг погружался в транс и тогда обнаруживал Ее стоящей рядом, улыбающуюся, беседующую, утешающую, приказывающую не падать духом и наставляющую его. В этот период духовной практики он имел много необычных переживаний. Когда он садился медитировать, он мог слышать странные лязгающие звуки в суставах ног, как будто кто-то запирал их на замки, один за другим, чтобы сделать его неподвижным; и при окончании его медитации он снова слышал те же звуки, на этот раз отпирающие и освобождающие его. Он видел плывущие перед глазами вспышки, похожие на рой летающих светляков, или какое-то море густого тумана вокруг себя, с волнами, светящимися расплавленным серебром. Или же он видел Мать, поднимающуюся из некоего моря полупрозрачного тумана, - сначала Ее ноги, затем талию, туловище, лицо и голову, наконец всю Ее фигуру; он чувствовал Ее дыхание и слышал Ее голос. Проводя службы в храме, он иногда становился экзальтированным, иногда оставался неподвижным подобно камню, а иногда был почти в полном изнеможении от сильнейше эмоции. Многие из его действий, противоречащие всем традициям, казались людям кощунственными. Он мог взять цветок и коснуться им своей головы, тела и ног, а затем предложить его Богине. Или, подобно пьянице, он подходил пошатываясь к трону Матери, трогал Ее подбородок, выражая так свои нежные чувства к Ней, и пел, говорил, шутил, смеялся и танцевал. Или он брал кусочек пищи с тарелки и прижимал к Ее рту, упрашивая съесть его, и не отставал до тех пор, пока у него не появлялось убеждения, что Она действительно поела. Ночью, после того как Мать укладывали спать, из своей комнаты он слышал, как Она поднимается на верхний ярус храма легкой походкой счастливой девочки, позвякивая Своими браслетами на ногах. Тогда он мог увидеть Ее стоящей с ниспадающими волосами, с Ее черной фигурой, вырисовывающейся на фоне ночного неба, смотрящую на Гангу или на далекие огни Калькутты.

Естественно, храмовое начальство принимало его за умалишенного. Его мирские доброжелатели отводили его к опытным врачам - но ни одно лекарство не могло вылечить его болезнь. Долгое время он сам сомневался в своем здравомыслии. Ему ведь приходилось переплывать некое не нанесенное на карту море, не имея ни одного земного проводника. Единственной его спасительной гаванью была Сама Божественная Мать. Он взывал к Ней: "Я не знаю, что все это означает. Я невежда в мантрах и писаниях. Научи меня, Мать, как постичь Тебя. Кто еще может помочь мне? Разве Ты не единственное мое убежище и проводник?" И поддерживающее присутствие Матери никогда не покидало его в его тревогах и сомнениях. Даже тех, кто осуждали его поведение, поражали его чистота, простодушие, правдивость, честность и святость. Они ощущали какое-то возвышающее воздействие в его присутствии.

Говорится, что самадхи, или транс, всего лишь только открывает врата духовного царства. Шри Рамакришна чувствовал неутолимое желание наслаждаться Богом всевозможными путями. Для своих медитаций он обустроил одно место в северной лесистой части храмового сада. С помощью Хридая он посадил там пять священных деревьев. Это место, известное как Панчавати, стало сценой для многих его видений.

С углублением его духовного состояния он все больше и больше ощущал себя ребенком Божественной Матери. Он учился полностью предавать себя Ее воле и позволять Ей направлять его.

"О Мать, - постоянно молился он, - я нашел убежище в Тебе. Научи меня, что делать и что говорить. Твоя воля первостепенна везде и ведет к благополучию Твоих детей. Погрузи мою волю в Твою волю и сделай меня Своим орудием".

Свами Никхилананда
Биография Шри Рамакришны Парамахамсы

Почему вигйани сохраняет отношение любви к Богу? Ответ тот, что сознание "я" продолжает существовать. Без сомнения, оно исчезает в состоянии самадхи, но оно приходит снова. В случае обычных людей "я" никогда не исчезает. Вы можете срубить дерево ашваттха, но на следующий день ростки выскакивают снова. (Все рассмеялись.)

Даже после достижения Знания это сознание "я" возникает, и никто не знает - откуда. Вам снится тигр. Тогда вы просыпаетесь, - но ваше сердце продолжает трепетать! Все наши страдания из-за этого "я".

Корова мычит: "Хамба!", что значит "я". Вот почему она так много страдает. Ее запрягают в плуг и заставляют работать в дождь и в солнце. Затем она может быть убита мясником. Из ее шкуры делают туфли, а также барабаны, по которым колотят нещадно. (Смех.) Ее страдания все еще не кончаются. Наконец, из ее кишок делают тетиву для смычков, которыми чешут хлопок. Тогда она больше не говорит: "хамба! хамба!", "я! я!", но: "Туху! Туху!", "Ты! Ты!". Тогда только ее несчастья заканчиваются. О Господь, я слуга - Ты Хозяин. Я ребенок - Ты Мать.

Однажды Рама спросил Ханумана: "Как ты смотришь на Меня?" И Хануман ответил: "О Рама, пока у меня есть чувство "я", я вижу, что Ты целое, а я часть; Ты Хозяин, а я Твой слуга. Но когда, О Рама, я владею знанием Истины, тогда я постигаю, что Ты есть я, и я есть Ты".

ПРОВОЗВЕСТИЕ РАМАКРИШНЫ
Глава 3
«ВИЗИТ К ВИДЬЯСАГАРУ»

Кали Прасад Чандра (Абхедананда) был настоящим вундеркиндом. Он смалу изучил санскрит и стал знатоком ведической философии. Кали Прасад обладал прирожденной широтой мышления и не был предубежден ни против какой религии. Сильно увлекшись «Йога-сутрой» Патанджали, он стал искать себе учителя, который мог бы его наставить в предписываемых Патанджали методиках медитации. Кто-то из соучеников рассказал ему о Рамакришне, и он решил повидать его.

Едва увидев мальчика, Рамакришна сразу сказал:

— Ты был великим йогином в прошлой жизни. Сейчас идет твоя последняя жизнь — больше ты не будешь рождаться. Я самолично посвящу тебя в йогические упражнения.

После этого Кали стал приезжать в Дакшинешвар при каждом удобном случае. Когда Рамакришна заболел, Кали был среди тех, кто преданно ухаживал за ним, а когда Рамакришны не стало, вступил в Орден, где получил имя Абхедананды.

В 1886 году Вивекананда прислал за Абхеданандой из Лондона — сказал, что ему нужна помощь. Абхедананда приехал — и, к своему ужасу, узнал, что Вивекананда организовал для него лекцию и уже оповестил о ней прессу.

Абхедананда никогда в жизни не выступал перед публикой, но так доверял Вивекананде, что решился прийти в переполненный зал. Лекцию он прочитал с блеском. Вивекананда был чрезвычайно доволен и уехал в Индию в твердой уверенности, что его работа будет продолжена как нельзя лучше. Абхедананда провел в Европе год.

В 1897 году Вивекананда попросил его взять на себя руководство Обществом веданты в Нью-Йорке. Здесь Абхедананда добился наибольшего успеха. Ни один из братьев монахов, похоже, не чувствовал себя так на месте в Америке, как Абхедананда. Он прожил в Америке до 1921 года, преподавал, выступал с лекциями и только однажды, в 1906 году, ненадолго съездил в Индию.

Абхедананда всегда был индивидуалистом. По возвращении в Калькутту он создал собственное Общество веданты, которое постепенно отдалилось от Белурского монастыря, хотя никаких трений между ними не возникало. Умер Абхедананда в 1939 году — он был последним из прямых учеников Рамакришны и к тому времени одним из очень немногих, кто лично знал Рамакришну.

Кристофер Ишервуд
Рамакришна и его ученики

От Шри Рамакришны Тотапури должен был узнать значение Кали, Великого Явления относительного мира, и майи, Ее неописуемой Силы.

Однажды, когда гуру и ученик были заняты увлеченным обсуждением некоторых вопросов веданты, один из слуг храмового сада подошел и взял горящий уголек из священного костра, который был разожжен великим аскетом. Ему нужно было раскурить свою трубку. Тотапури разъярился и уже готов был избить этого человека. Шри Рамакришна расхохотался. "Какой стыд!" - воскликнул он. "Ты объясняешь мне реальность Брахмана и иллюзорность мира, - и все же ты сейчас настолько забылся, что готов избить человека в припадке гнева. Могущество майи поистине непостижимо!" Тотапури был смущен.

Примерно в это время Тотапури был свален тяжелым приступом дизентерии. Из-за этой жалкой болезни он потерял способность медитировать. Как-то ночью боль стала мучительной. Он не мог больше сосредотачиваться на Брахмане. На пути встало тело. Он был сжигаем его требованиями. Если душа освобождена, то ей не нужно тело. Поэтому он решил утопить его в Ганге. Он вошел в реку. Но что это! Он дошел так до противоположного берега. Неужели в Ганге не нашлось достаточного количества воды? Стоя в изумлении на другом берегу, он смотрел назад через реку. Деревья, храмы, здания вырисовывались на фоне неба. Вдруг, в одно мгновение, он увидел во всем окружающем присутствие Божественной Матери. Она во всем, и Она все. Она в воде, и Она на земле. Она тело, и Она ум. Она боль, и Она удовольствие. Она знание, и Она неведение. Она жизнь, и Она смерть. Она все, что человек видит, слышит и воображает. Она обращает "да" в "нет" и "нет" в "да". Без Ее милости ни одно воплощенное существо не может выйти за пределы Ее царства. Человек не имеет свободной воли. Он даже не свободен умереть. И все же вне тела и ума Она пребывает в Своем Трансцендентальном, Абсолютном аспекте. Она есть Брахман, которому Тотапури поклонялся всю свою жизнь.

Тотапури возвратился в Дакшинешвар и провел оставшиеся часы до утра медитируя на Божественной Матери. Утром он пошел со Шри Рамакришной в храм Кали и простерся перед изваянием Матери. Он теперь понял, для чего он провел одиннадцать месяцев в Дакшинешваре. Попрощавшись с учеником, он продолжил свой путь, просветленный.

Шри Рамакришна позднее объяснил смысл урока, полученного Тотапури: "Когда я думаю о Верховном Существе как о не действующем - не творящем, не охраняющем, не разрушающем - я называю Его Брахманом или Пурушей, Безличным Богом. Когда я думаю о Нем как о действующем - творящем, охраняющем и разрушающем - я называю Его Шакти или Майей или Пракрити, Личным Богом. Но это отличие между ними не означает различия. Личное и Безличное - одно и то же, - как молоко и его белизна, бриллиант и его сверкание, змея и ее извивающееся движение. Невозможно представить себе одного без другого. Божественная Мать и Брахман - одно и то же".

Свами Никхилананда
Биография Шри Рамакришны Парамахамсы

Все существо Вивекананды обратилось к Кали — Божественной Матери, которую Рамакришна называл в упоении «Моя Мать». Уникальный символ Господа — Кали представляла тотальность Единства. Созидание и разрушение, жизнь и смерть, добро и зло — все пары противоречий. Она казалась черной на расстоянии, черной, как вода в океане, но в интимной близости она давала лицезреть ее бесцветной, будучи единой с Брахманом, созидательную энергию которого она представляла. И в действительности, Брахман и Кали, Абсолют и Его Созидательная энергия — идентичны, как огонь и его власть сжигать. Свами Вивекананда внезапно почувствовал Ее призывный Зов. Действительно, есть ли разница между процессом созидания и разрушения? Не есть ли одно без другого простая иллюзия сознания? Вивекананда осознал, что Божественная Мать представлена во всем.

Он начал повторять, что иногда ощущает присутствие Матери так, словно Она находится с ним в одной комнате. Он чувствует, говорил он,— «Ее руки порой соединены с моими, и Она ведет меня за руку, словно я снова малое дитя». Его медитации, посвященные Кали, становились все более и более интенсивными, и однажды он получил очень яркое переживание. Он сосредоточился на аспекте Реальности и достиг феноменального видения. Он содрогнулся, словно от электрического тока. Он получил видение Кали — созидающе-разрушительную основу — видение Ужаса, Видение Единства форм — переживание такой силы, что в темноте он нацарапал на листе бумаги свою знаменитую поэму «Кали — Матерь», после чего он свалился на землю опустошенный.


«...Распространяя вихрь и ужас,

Танцуя свой сумасшедший танец Радости,

Приди, о Мать, приди!

Ужас — Твое Имя,

Смерть — Твое Дыхание,

И каждый Твой шаг разрушает время и миры,

Все разрушающая Сокрушительница,

Приди, с Мать, приди!

Кто отважится на непереносимую Любовь,

Кто откроет объятия Смерти,

Кто не побоится отдать себя,—

В своем Сокрушительном Танце придет к тому Мать».


Свами говорит со своими учениками только о Матери, раскрывая Ее, как «Время, Движение, Энергию».

«Учитесь распознавать Матерь под ликом ужаса, страдания, зла, разрушения! Учитесь приходить к Радости через страдание! Только обожанием Ужаса можно поглотить Ужас. Размышляйте о Смерти. Поклоняйтесь Ужасному, Ужасному, Ужасному! Мать — Сама Брахман! Даже Ее проклятие — Благословенно! Сердце должно возжечь огонь, на котором уничтожит гордость, эгоизм, желание комфорта и самость. Тогда и только тогда придет Мать».

Свами Никхилананда
ВИВЕКАНАНДА

Трайлокья запел. Внезапно Учитель встал и погрузился в самадхи, повторяя имя Матери. Спустившись немного к уровню чувственного сознания, он стал танцевать и петь:

Я пью не обычное вино, но Вино Бессмертного Блаженства,
Когда я повторяю имя моей Матери Кали;
Оно так пьянит мой ум, что люди принимают меня за пьяного!
Сначала мой гуру дает патоку для изготовления Вина;
Мое стремление есть закваска для ее сбраживания.
Знание, делатель Вина, тогда его готовит для меня;
И когда оно готово, из бутылки мантры мой ум пьет его,
Выпивая имя Матери, чтобы сделать себя чистым.
Напивайся этим Вином, говорит Рампрасад, и четыре плода жизни - твои.

ПРОВОЗВЕСТИЕ РАМАКРИШНЫ
Глава 2
«В ОКРУЖЕНИИ ПОКЛОННИКОВ»

Сегодня  День рождения Рани Расмани, основательницы храмаКали (полунному календарю).

-----

На самом деле она не была «рани», то есть супругой раджи, это было всего лишь детское прозвище, которое дала ей мать. Когда она выросла, ее продолжали так звать за царственные манеры и повелительность. В сорок четыре года она овдовела и унаследовала поистине несметные богатства от мужа, Раджчандры Даса. Рани Расмани жила в Джанба-заре, в центральной Калькутте. Ее знал и любил весь город за щедрость, отвагу и благочестие. Парадокс отнюдь не редкий в Индии — женщина, обладавшая не только властью, которую дает огромное богатство, но и лучшими качествами доподлинной аристократки, по касте была шудрой.

Рассказывают историю о введении британским правительством налога на рыбную ловлю в Хугли — важнейшее в коммерческом отношении устье Ганги. Новый налог означал разорение для рыбаков. Многие из них жили на земле, принадлежавшей Рани, поэтому именно к ней пришли жаловаться и просить о заступничестве. Рани обнадежила рыбаков и стала действовать. За огромные деньги приобрела она монопольное право на рыболовство в Хугли. Англичане пошли на эту сделку, полагая, что Рани собирается заняться рыботорговлей, а казне будет проще получать налог с нее, чем собирать по крохам со множества рыбаков. Но как только Рани заполучила свои права, она распорядилась перегородить цепями реку в нескольких местах и отказалась пропускать суда. В ответ на протесты англичан, Рани объявила:

— Я заплатила вам кучу денег за исключительное право рыболовства. Если я теперь разрешу судам сновать вверх и вниз по Хугли, они мне распугают всю рыбу и я понесу большие убытки. Тем не менее я согласна отказаться от моих прав, если вы отмените новый налог. Не отмените — я подам в суд, и вам придется выплатить мне возмещение.

Англичанам хватило ума признать — хочется надеяться, с юмором, — что коса нашла на камень. Налог был отменен.

Рани была страстно предана богине Кали. В 1848 году она собиралась совершить паломничество в Бенарес — самый священный город в Индии. Но в ночь перед выходом в путь к ней явилась во сне богиня Кали и сказала:

— Тебе нет нужды совершать паломничество в Бенарес. Построй мне храм здесь, в Калькутте, на берегу Ганги, и поставь в нем мою статую. Сделай так, чтобы мне каждый день возносили молитвы и возлагали перед статуей пищу. Я явлюсь людским глазам через статую и приму твое поклонение.

Рани была крепка в вере и сразу же отказалась от планов паломничества. Она не отправилась в Бенарес, приобрела двадцать акров земли у мистера Хасти, адвоката Верховного суда в Калькутте. Участок располагался по берегу Ганги, в Дакшинешваре, милях в четырех к северу от города. Здесь с помощью своего зятя, Матхура Мохана, Рани распланировала строительство комплекса храмов и отвела место для храмового сада.

Рани Расмани была женщиной, привыкшей действовать импульсивно и отважно, не задумываясь о возможности неприятных последствий. Строительство храма в Дакшинешваре близилось к завершению, и перед ней встала проблема, которую она просто отбрасывала раньше, увлеченная своими планами, — ее кастовое положение. Ей, как шудре, запрещалось именно то, что теперь составляло весь смысл ее жизни: она не имела права возлагать сваренную пищу к ногам статуи своей богини в храме, который она же и построила, а также созывать божьих людей и раздавать им прасад. Кастовые запреты на этот счет были запутанны, но непреложны. Шудры, вайшьи и кшатрии имели право приносить фрукты к храму, но только брамины могли подносить богам сваренную пищу. И готовить ее могли только они. Более того, браминам возбранялось совершать богопочитания и даже вкушать прасад в храме, принадлежащем шудре. Преступив запрет, брамин осквернял себя.

Рани постепенно начинала осознавать, что все ее хлопоты и затраты могут пойти прахом. Она в отчаянии рассылала письма пандитам, искушенным в толковании шастр, священных книг, в которых содержались предписания для ритуальных богослужений. Получаемые ответы не давали никакой надежды. Пандиты были единодушны. Желание Рани не может быть исполнено, писали они.

Дошла очередь испрашивать совета и у Рамкумара (брата Рамакришны), который пользовался репутацией весьма знающего пандита. И от него наконец получила Рани обнадеживающий ответ. В принципе Рамкумар был согласен с другими пандитами, но посоветовал он вот что: «Пусть Рани формально передаст храм в собственность брамину. Пусть брамин поместит в храм статую богини Кали, и он же пусть займется приготовлением той пищи, что будет предлагаться ей. Тогда другие брамины смогут принимать прасад в храме без страха оскверниться».

Рани пришла в восторг и немедленно последовала совету Рамкумара. Она юридически оформила передачу храма в собственность своего гуру, оставив за собой только право представлять интересы храма при управлении его делами.

Строительные работы еще не закончились, но Рани установила ближайшую благоприятную дату для внесения в храм статуи Кали - 31 мая 1855 года. Нетерпение Рани объяснялось и вещим сном, в котором Кали явилась к ней и попросила поспешить. Богиня отождествила себя со статуей, которая была уже готова и лежала в ящике в ожидании церемонии, — Кали сказала, что у нее сил больше нет пребывать в заточении. Рассказывали, что когда ящик был распакован, то статуя оказалась влажной — будто вспотела от духоты!

Кристофер Ишервуд

Рамакришна и его ученики