НЕУЖЕЛИ МИР ОПЯТЬ ПРОМОЛЧИТ ОПЯТЬ, КАК ВО ВРЕМЕНА ГИТЛЕРА?
Франция сегодня ничем не отличается от Франции во время Второй Мировой войны. Вот факты.
"Мы, Европа" - так сказал президент Франции г-н Саркози, требуя в очередной раз от несчастного Израиля, чтобы он перестал бомбить террористов из сектора Газы, но при этом страна г-на Саркози отдала евреев эсэсовцам и позволила увезти их на верную смерть. Пепел Освенцима не стучит в ваше сердце, г-н Саркози?
Мы не защитили евреев от Гитлера, Мы, Европа, не защитили в 40-е годы XX века этот мудрый и беззащитный народ и дали отправить его на всесожжение.
Сегодня миру, а с ним и Франции, лучше заткнуться.
А ПОТОМ ОНИ ПРИШЛИ ЗА МНОЙ
перевод с английского письма, полученного по электронной рассылке от друзей.
"Я получил это сообщение от друга из Нью-Йорка. Один из его друзей, живущих во Франции, послал ему этот материал с просьбой, чтобы Энди разослал это всем своим друзьям в Америке." Энди добавил следующее предисловие: "И снова реальные новости во Франции "политкорректно" не освещаются как положено. Чтобы дать некоторое
представление о том, что происходит во Франции, где сегодня проживают примерно 5 миллионов мусульман и около 600 тысяч евреев, вот электронное сообщение, которое я получил от еврея, проживающего во Франции. Пожалуйста, прочитайте !"
Я - еврей - и поэтому я отправляю это сообщение всем, чьи адреса в моей электрон-ной адресной книжке. Я не собираюсь сидеть сложа руки и не делать ничего. Нигде ещё пламя антисемитизма не возгорелось так яростно, как во Франции : в Лионе автомобиль врезался в синагогу и поджёг её. В Монпейе зажигательная бомба была сброшена на еврейский религиозный центр, а также на синагоги в Страсбурге и Марселе, а также на еврейскую школу в Кретей - и всё это недавно. Еврейский спор-тивный клуб в Тулузе атаковали "коктейлями Молотова", а на статуе Альфреда Дрейфуса в Париже намалевали слова "грязный жид". В Бонди 15 человек напали на участников еврейской футбольной команды и избили их палками и металлическими прутами. Школьный автобус с еврейскими детьми в Обервийе подвергался атакам трижды за последние 14 месяцев.
По данным полиции, в городской черте Парижа за последние 30 дней наблюдалось от 10 до 12 анти-еврейских атак В ДЕНЬ. Стены еврейских кварталов изуродованы
надписями : "евреев - в газовые камеры" и "смерть евреям". Вооружённый мужчина открыл огонь по кошерной мясной лавке ( и конечно по её владельцу ) в Тулузе.
В городе Вийорбан 5 мужчин напали на молодую еврейскую пару, слегка за 20, и из-били их. Женщина была беременна. В городе Сарсель вандалы вломились в еврей-скую школу и разгромили её. Всё это произошло лишь за последнюю неделю.
Поэтому я призываю вас, кто бы вы ни были : собрат-еврей, друг или просто человек, обладающий способностью и желанием отличать порядочность от развращённости, - я призываю вас сделать хотя бы эти три простые вещи:
Во-первых, озаботьтесь хотя бы тем, чтобы быть в курсе. Не позволяйте ввести себя в заблуждение, что это не ваша битва.
Позвольте напомнить вам слова пастора Нимайера во время второй мировой войны : "Сначала они пришли за коммунистами, и я промолчал, потому что я не коммунист. Потом они пришли за евреями, и я промол-чал, потому что я не еврей. Потом они пришли за католиками, и я промолчал,потому что я протестант. И тогда они пришли за мной, и к тому времени уже не осталось никого, кто мог бы вступиться за меня".
Во-вторых, бойкотируйте Францию и её продукцию. Только арабские страны обладают более ядовитым антисемитизмом, по сравнению с Францией, и в отличие от них, Франция экспортирует не только нефть и ненависть. Давайте объявим бойкот их винам и их парфюмерии, их одежде и их продуктам питания. Бойкотируйте их фильмы.
И уж точно бойкотируйте их побережья. Если у нас будет достаточно решимости, мы сможем оказать на них реальное давление, и что бы ещё мы ни знали о французах,
это мы знаем о них вполне определённо : перед лицом хорошо направленного давле-ния они как паутина под ураганным ветром.
В-третьих, разошлите это всем своим родным, друзьям, сотрудникам. Подумайте обо всех знакомых вам людях доброй совести, и оповестите их о том, что люди, которые вам небезразличны, нуждаются в помощи ...
Бестселлер номер один во Франции сегодня это.... "11 Сентября: фальшивка-стра-шилка", где утверждается, что никакой самолёт никогда не врезался в здание Пен-тагона.
В связи с выше сказанныи очень интересна статья о поведении французов во время Второй Мировой Войны. Я, конечно, знала, что все эти легенды и героические французские фильмы о Сопротивлении вполне удачные попытки исправления истории. ...Но когда я прочла книгу Эдит Пиаф, я вдруг явственно поняла, что они все прекрасно жили во время оккупации. Оккупация там даже и не упоминается. Она пишет о своих концертах, романах, гастролях, творческих успехах и я вдруг понимаю, что всё это присходит в годы оккупации Франции. Франция не будет сопротивляться и нашествию ислама. Собственно говоря, она уже сдаётся. И при этом продолжает уничтожать интеллигентные слои своего общества – евреев.
Борис Клейн
НОЧНОЙ ПАРИЖ
Зачем нам об этом знать? Вопрос, который могли бы задать другие, я иногда ставлю перед собой. Есть то, что просто не укладывается в сознании. Илья Эренбург, искренне любивший этот город, написал тревожный предвоенный роман «Падение Парижа»: предупреждение, которому не вняли.
Когда завершилась Вторая мировая война, проблема пособничества нацизму как-то отошла на задний план. Зато теперь явно входит в моду «героика» коллаборационизма. Предвестием чего это является?
Недавно мне довелось посмотреть французский документальный фильм, не допущенный в свое время к показу в СССР, должно быть, из-за слишком смелого отступления от стереотипов. Советский зритель так и не увидел блистательных масте-ров культуры, окруженных друзьями в нацистской форме. Вообще кое-что не пока-зывали и широко не освещали в ту пору и на Западе. Эта страница в «летописи евро-пейской измены» долго оставалась закрытой. Конечно, и в советских публикациях клеймили позором некоторых политиков, повинных в разгроме Франции. Назывались имена Петэна, Лаваля и т.п., но ни слова о коммунистах. С тех пор перестало быть секретом, что компартия Франции после советско-германского пакта выдвинула ло-зунг «Долой империалистическую войну!» и дала своим членам инструкции саботи-ровать военные меры правительства. Ее лидер Морис Торез дезертировал из армии и сбежал в Москву. Другой лидер, Жак Дюкло дал указание установить контакт с окку-пантами и возобновить в Париже выпуск «Юманитэ».
Немцы не возражали, но распространять газету мешала французская полиция, поскольку компартия, ввиду ее предательства, была с началом войны распущена. Приветствуя дружелюбие рабочих к германской армии, газета восклицала: «Браво, товарищи, продолжайте, даже если это придется не по нраву каким-нибудь буржуа.».
Разумеется, после нападения Германии на СССР руководители компартии при-звали ее членов бросить все силы на борьбу с гитлеризмом. Но этих сил почти не ос-талось, так как партия была деморализована. Много тысяч перешло к нацистам, - по-добно тому, как около миллиона немецких коммунистов получили «второе рожде-ние» как новые члены НСДАП.
Поль Мэрион, член ЦК компартии Франции и глава марксистского колледжа в Бобиньи, вошел как министр в правительство Виши, чтобы потом занять пост главы французских «Ваффен СС». Да и лидер французских фашистов Дорио был, так сказать, выпестован Коминтерном.
Слово «коллаборационист» применил к себе маршал Петэн, когда он встретился с Гитлером в октябре 1940г. и обозначил для своей побежденной страны путь конструктивного сотрудничества с врагом «в рамках нового европейского порядка». Или иначе: будет сограждан мучить совесть, или не будет, а жизнь должна идти своим чередом.
Почти никто не верил, что немцев удастся разбить, а поначалу впечатление было такое, что с ними можно неплохо ужиться. И притом устроить, чтобы Франция могла побыстрее перейти «из стана побежденных в стан победителей». Профессор Сорбонны Бардеша признавал: «От всего сердца я одобрял коллаборационизм, как путь восстановления дружбы между нашими двумя странами, и как единственный способ самозащиты Европы от СССР… Нашим убеждением было, что войны добива-лись евреи. В противоположность тому, что утверждали после 1945 года, почти все время оккупации большинство французов смотрело равнодушно на то, что происхо-дило с евреями».
Дух оптимизма своевременно подкрепила выставка «За сильную Францию в объединенной Европе», открывшаяся в Большом дворце, под охраной СС.
Немцы высоко ценили возможности спокойного отдыха и веселого досуга, а в особенности их привлекал ''Paris bei Nacht“, - “ночной Париж''. Более 100 заведений были открыты специально для обслуживания германских воинов. Эти пункты «фран-ко-германского сближения» не терпели нехватки в чем-либо. «Я никогда не была так счастлива», - признавалась хозяйка лучшего борделя, давая интервью кинодокумен-талистам. Политика немецких властей в этой стране была внешне доброжелательной и эластичной, насколько им удавалось. Чтобы меньше раздражать население, они управляли через посредников - французов. Что касается интеллектуальной, художест-венной элиты, то ее мягко брали под покровительство, охотно давая выход накоплен-ной творческой энергии. Особое значение придавалось «важнейшему из искусств» - кино. За годы оккупации французская киноиндустрия выпустила 240 полнометраж-ных и 400 документальных фильмов, а также мультипликаций, в общем превзойдя продукцию в самой Германии. Чтобы помочь финансированию студий и, естественно, обеспечить идеологический контроль, создали специальную компанию «Континеналь Фильм». Тридцать из общего числа лент были созданы прямо на немецкие деньги. Шумным успехом пользовалась экранизация романа Мопассана «Милый друг», осуществленная под надзором Рейхминистерства пропаганды. В программы регуляр-но включались обзоры новостей, снятые военными операторами. На этих-то дрожжах поднималась «новая волна» французского кино, а в роли сценаристов выступали та-кие мастера, как Жираду, Деснос, Превер, Ануй и др. И именно тогда начинали свою карьеру знаменитые актеры Жан Марэ, Даниэль Даррье, Жерар Филипп. Разнообра-зию дарований соответствовала и изощренность вкусов.
В книге американца Д. Прайс-Джонса о Париже во времена «Третьего Рейха» рас-сказывается, между прочим, о сожительстве Жана Марэ с драматургом Жаном Кокто, девизом которого была фраза: «Да здравствует позорный мир!» Эта пара, занимав-шая апартаменты в «Пале-Рояле», не испытывала недостатка даже в опиуме, кото-рым обеспечивался Кокто. В 1943 году была поставлена пьеса «Тристан и Изольда» в которой Жан Марэ представил не столько легендарного любовника, сколько идеали-зированного эсесовца. Когда же один из критиков написал о «гомосексуальной ауре», исходившей от Марэ, тот ответил ему публичной пощечиной. Дело замяли, что легко объяснимо: актер удостоился бюста, вылепленного немецким скульптором Брекером, входившим в окружение Гитлера. Незаметно было, чтобы Жан Марэ, снискавший впоследствии мировую славу, испытывал какие-либо угрызения совести по поводу подобных эпизодов.
С приходом оккупантов явно оживились парижские театры. В 1943г. их кассовый доход вырос в три раза по сравнению с довоенным 1938 годом. Не ударили лицом в грязь опера и балет, особенно, когда руководство ими взял в свои умелые руки Серей (Серж) Лифарь. Ему посвящено немало панегириков, авторы которых превозносят его заслуги перед русской культурой в эмиграции, но предают забвению его связи с наци-стским руководством. В июле 1940г. Лифарь был персональным гидом Геббельса, когда тот знакомился с парижской оперой. В 1941, когда немцы захватили родной го-род Лифаря, Киев, он дал приветственную телеграмму Гитлеру. В 1942 артист трижды посетил Германию, где был тепло принят верхушкой Рейха. Как завсегдатай раутов в «Дейче Институт», гнезде парижских коллаборационистов, он красовался на фото-графиях в журнале «Сигналь», органе министерства пропаганды. В своих мемуарах Лифарь не обошел и мелких недоразумений. Когда началась охота за евреями, на него, чисто русского человека, поступил донос, что он якобы скрытый еврей: если, мол, его фамилию прочесть «наоборот», то выйдет «Рафил». Последовал вызов к немецкому офицеру для доказательства арийского происхождения. Вконец растеряв-шись, знатный танцовщик попытался продемонстрировать физическую «ненаруши-мость» деликатной части своего тела, что едва не расценили как оскорбление гер-манской армии. В июне 1944 он же посчитал уместным репетировать балет «Шота Руставели» и, само собой, на эти репетиции собирался «весь Париж». Правда, вли-ятельный приятель-немец все же посоветовал ему бежать, и даже предложил для этого место в личном самолете дирижера фон-Караяна.
В те времена Герберт фон-Караян часто выступал с парижскими концертами и, по мере сил, способствовал разлагающей работе «Дейче Институт». В последующие го-ды, сопровождаемый овациями по всему миру, он затушевал сомнительные момен-ты своей биографии, - так контрастировавшей с позицией другого выдающегося бер-линского дирижера, Вильгельма Фуртвенглера. Когда тому предложили выступить в Париже, он отказался и пояснил: выступать перед французской публикой приятно, когда приглашают в знак признания таланта, но не потому, что в город вступила гер-манская армия.
Поскольку недолго оставалось до занятия Парижа союзниками, подскочила в цене незапятнанная репутация. Теперь на светских приемах Лифарь то и дело выслушивал: «Как вы себя чувствуете, Серж? Готовьтесь постоять за себя». А он, считая бесцель-ным побег в самолете фон-Караяна, нашел приют и моральную поддержку у близкого человека, Коко Шанель.
Законодательница высокой моды в годы войны делила с немецким офицером роскошные апартаменты в отеле «Ритц». Не ограничиваясь произнесением антсе--митских тирад на светских приемах, Шанель вступила в прямое сотрудничество с гестапо и тайно взяла на себя ответственное задание. Операция имела кодовое наз-вание ''Model Hut “ - “Модная шляпа''. В 1943 Шанель была направлена гестаповским руководством в Испанию, чтобы там, через своих светских знакомых, нащупать кон-такты в правящих кругах Великобритании для переговоров о сепаратном мире и со-юзе с Германией. О проделанной работе она отчитывалась в Берлине перед самим Вальтером Шелленбергом.
Весной 1945 Шанель была арестована во Франции за пособничество врагу, но через несколько часов ее отпустили, что дало ей возможность ускользнуть в Швей-царию: услуга анонимных высоких покровителей. Впрочем, в дальнейшем пришлось раскошелиться и выплатить немалые суммы за молчание ряду нежелательных сви-детелей. Как и в других аналогичных случаях, нацистское прошлое не поставили в упрек любимице широких масс.
Ловушки подстерегали каждого известного человека, но не все попадали в них. Ненавидевший большевиков писатель Иван Бунин воздерживался от любых контак-тов с нацистами. Нобелевский лауреат предпочел им голод.
Однако преобладало стремление устроиться поудобнее. Не это ли подтверждает пример мастеров эстрады, прелестных «шансонье»? Они не отставали от общих вея-ний в прирученном искусстве.
Не подлежит сомнению талант Эдит Пиаф, и меня не удивляет, что певица так долго сохраняла популярность. Поражает другое: как такое щуплое существо могло вместить столь много разнообразных пороков. В этой женщине смогли разглядеть символ Франции, обнаружить «галльский дух», чистую трепетную душу, - и что там еще писали прежде, как сочиняют и ныне в возвышенном стиле.
Между тем, когда пришли оккупанты, Эдит Пиаф сочла приличным и удобным для себя в военное время снять в аренду верхний этаж борделя. За ночное выступле-ние она получала сумму, равную готовому заработку служащего.
Герман Эйх, один из руководителей парижского «Пропаганда Абтейлунг» - «От-дела пропаганды», вспоминал, как залетал к ним «воробушек» (так переводится псевдоним «Пиаф», чтобы поболтать с приятелями, а заодно и получить пригла-шения на концерты, в том числе специально организованные для немецких военных. Их снимали в кино. Публику в нацистской форме воодушевлял репертуар певицы.
Обаяние певца Мориса Шевалье вносило разнообразие в будни оккупационного «Радио Пари», где он имел постоянный и щедро оплачиваемый ангажемент. После войны это повлекло некоторые неприятности, но нехорошие воспоминания как-то испарились.
Просмотрев музыкальную энциклопедию Ларусс, я не встретил упоминания о том, что крупный композитор Артур Онеггер ездил из Парижа в Германию, в составе одной из групп, подобранных оккупационными властями для пропаганды франко-немецкого «единства». Между тем, это подтвержденный документально факт. Что удивительного, если известная пианистка Люсьена Делорж в апреле 1941г. писала в прогитлеровской газете «Пари Миди», что немцы подбодрили Париж, а сотрудни-чество с ними, по ее мнению, оправдывалось тем, что «Моцарт в Париже».
Анри Матисс покинул столицу, считая невозможной жизнь при нацистах, и поселился на юге Франции, в тогда еще «свободной зоне», подчиненной правительству Виши. Всемирно известный художник всецело замкнулся в кругу проблем своего искусства, чего не смогла одобрить его жена Амели. Совместно с дочерью Матисса, Маржерит, они вступили в Сопротивление и были арестованы гестапо. Пройдя через пытки, Маржерит была отправлена в концлагерь Равенсбрюк, но сумела бежать, когда бомбежка союзной авиации задержала поезд.
Скульптор же Поль Бельмондо (отец киноактера Жан-Поля Бельмондо) потянулся к господам из «Дейче Институт», принимая участие в установлении контроля и разложении французской элиты.
В Париже провели годы оккупации и продолжали творить такие мастера живописи, как Андре Дерен, Жорж Брак, Морис Вламинк, Пабло Пикассо и другие. Всякое случалось в «той» их жизни. Одни, как Вламинк, устраивали выставки и ездили «дружить» в Германию. Другие по возможности воздерживались от демонстрации прогерманских симпатий. Но складывается впечатление, что ту или иную дань оккупантам платили все. Мы говорим не о заработке ради куска хлеба. Разве не имело политического значения даже просто появление на спектакле или вернисаже в обществе немецких офицеров, чинов СС или их французских прислужников?
Мне жаль, что приходится упоминать в такой связи имена, составившие эпоху в развитии искусства. Но нужно смириться с тем, что люди - не то же самое, что написанные ими картины, симфонии или книги.
Одна из прекрасных французских традиций - уважать ''homme de lettres” - “письменного человека». Тем печальнее, что порча затронула тогда и самое «ядро» интеллектуалистов.
Вот цифры. Отто Абетц, один из главных нацистских деятелей в Париже, подтверждал, что, несмотря на нехватки, издатели получили значительные ресурсы бумаги. В 1941-1944 г.г. среднегодовой выпуск художественной и научной литера-туры был не ниже, чем до войны. Притом, что в 1943г., в разгар кровопролитнейших сражений на всех фронтах, французские книгоиздательства вышли на ведущее место в мире, опередив Англию, Америку и другие страны. Эти условия обеспечивались не зря. Германская пропаганда собирала урожай в форме благодарностей и заверений знаменитостей, что французская мысль якобы остается «светочем», а оккупационный режим гарантирует свободу самовыражения.
Пронацистская печать охотно предоставляла место для произведений таких лите-раторов, как Жорж Сименон или Жан Ануй. Они и не скрывали, что хотят одного: за-работать.
Но и Жан-Поль Сартр, требовавший, чтобы ни строчки не появилось в прессе кол-лаборационистов, на деле отступал от этого. В основу его профессиональной извест-ности легла книга о немецкой философии, опубликованная в 1943г. со штампом гер-манского цензора. Одну из его пьес немецкий критик из «Паризер Цейтунг» тепло рекомендовал, как «первостепенное театральное событие». Вместе с Симоной де-Бовуар и группой единомышленников, Сартр наслаждался атмосферой творчества, совершал поездки в Альпы, успевал преподавать и т.п.
Малоприметный случай произошел тогда с Симоной де Бовуар, но через много лет, став мировой знаменитостью, она поведала о нем читателям. Ей, преподавателю Французского лицея, хотелось и при оккупантах сохранить свою должность. С этой целью она заполнила анкету, подтверждавшую, что она являлась француженкой, а не еврейкой. «Я считала отвратительным то, что пришлось это подписать, - вспоминала Де Бовуар, - но никто не отказался, ведь у большинства из моих коллег, так же, как и у меня, не было альтернативы».
В это же время был арестован видный ученый Поль Ланжевен. Активно участ-вовала в Сопротивлении семья физиков Жолио-Кюри. Когда началась регистрация евреев для их уничтожения, выдающийся философ Анри Бергсон свел свою анкету к нескольким словам: «Академик. Философ. Лауреат Нобелевской премии. Еврей». Он успел умереть своей смертью 4 января 1941г. А поэта Макса Жакоба загубили в Ос-венциме.
Но, быть может, немецкие порядки в Париже действительно являлись такими, что большинство интеллектуалистов не имело иного выхода, кроме как их принять? Некоторые люди, возможно, так думали про себя, а кое-кто и рассуждал в подобном духе. Сопоставим это с реалиями.
Немецкий цензор в Париже Г.Геллер рассказал после войны, как проводились ус-тановки министерства пропаганды: «Уже в 1941 году мы поняли, что невозможно ох-ватить цензурой весь поток литературы. Мы дали достаточное количество бумаги из-дателям, и они были очень активны, никогда не жаловались. Я заключил договор с редакторами и издателями: они могли печатать все, что хотели, пока хватило бумаги, - за исключением немногих тем, таких, как война и безопасность, и никаких произ-ведений евреев, и ничего антигерманского. Самоцензура лучше всего».
Такая свобода печати нам хорошо известна, хотя мы и не жили в оккупированном Париже. Сперва я не мог в это поверить, но оказалось, правда: в список книг, запре-щенных к распространению во Франции, нацистские власти внесли и ... «Мейн Кампф». Объяснение такое: французам не полагалось знать, что думал и писал о них Гитлер. Им надлежало оставаться в неведении относительно подлинных целей ок-купантов и той участи, которая ожидала французский народ в случае победы Третьего Рейха.
Участи, прямо сказать, плачевной: фюрер доказывал в своей книге, что Франция должна быть уничтожена, она сгодится лишь для эксплуатации в германских интере-сах. Значит, никакого «перехода в стан победителей»: уловка для простаков, и только.
А почему же верили? Но ведь правда была неудобной и опасной.
Все же постепенно люди трезвели. Депортация евреев мало кого встревожила. Иное дело, когда опустели полки магазинов. «Они выметают все», - ужасались парижане. Трудно определить, кто на кого больше воздействовал: погрузившаяся в апатию масса, или прикормленная оккупантами элита. Пожалуй, влияние было взаимным.
Проблема, увы, не ограниченная пределами той страны… Конечно, можно войти в положение людей, которым при любом режиме хотелось выжить. Кто-то верил гитлеризму, а потом прозревал. Были те, кто сотрудничали и с нацистами, и с их вра-гами. Разные мотивы и поступки, но нельзя не видеть, что господствовал конфор-мизм.
Поражала целая философия, сочиненная для оправдания пораженчества. «Какой смысл набивать себе синяки, ударяясь об решетку, - писал осенью 1940 года всемир-но известный литератор Андре Жид. - Чтобы меньше страдать от тесноты своей клетки, нужно только держаться поближе к ее середине».
Подсчитывали, во что это обошлось, - в тех пределах, в каких допустим количест-венный подход.
Обстановка в Париже внешне выглядела спокойнее, чем до войны. За четыре года состоялись, правда, две демонстрации (одна из них в годовщину окончания 1-й миро-вой войны). Считается, что к весне 1941г. там не насчитывалось и 50 патриотов, гото-вых взяться за оружие. Впоследствии активность подполья возросла, в ответ на это немцы расстреливали заложников.
В 1943г., по данным Сопротивления, в оккупированной зоне Франции действо-вали более 25 тысяч, коммунистических, в основном, франтиреров и партизан. Но эту цифру исследователи считают преувеличенной.
Для значительной части населения главными противниками были не нацисты, а англичане, которых винили в поражениях страны, в попытках захвата заморских фра-нцузских владений, флота и других происках. Летом 1944г., после высадки в Норман-дии союзников, маршал Петэн призывал давать им отпор, и, как подтверждает ки-нохроника того времени, огромные толпы выражали ему поддержку. Оставалось уже недолго до суда, который приговорит его к смертной казни за государственную изме-ну (заменена пожизненной тюрьмой). Дискуссии о роли режима Петэна происходят до сих пор.
Накануне освобождения, при неясных обстоятельствах, в столице вспыхнуло восстание. Парижане возводили баррикады и несли потери, хотя американцы уже находились в тридцати километрах. Как известно, Францию признали одной из дер-жав-победительниц.
Теперь другой подсчет. В годы оккупации французская полиция ревностно выпол-няла приказы нацистских властей. Офицер Абвера Виклер показал на судебном про-цессе: «Чтобы охватить страну, нам нужны были 32 тысячи агентов - коренных фран-цузов, и мы их получили». Считается, что фактически этих агентов было больше.
Не менее 100 тысяч французов стали добровольцами «Ваффен СС» и других по-добных частей. Когда вермахт пересек границы СССР, в июле 1941г. в Париже было объявлено о записи в Легион французских волонтеров. Одним из первых выразил же-лание сражаться на Восточном фронте Фредерик Помпиду - дядя будущего президен-та Франции. Газеты призывали к защите западной цивилизации, в одном строю с немцами. Опубликован фотоснимок церемонии по случаю отправления 29 января 1943г. из Парижа эшелона вышеупомянутых волонтеров. Отчетливо виден лозунг на паровозе: «Mort aux Juifs» - «Смерть евреям».
Много лет считался героем Сопротивления французский президент Миттеран, которого не донимали расспросами о его принадлежности к фашистскому движению З0-х годов, об услугах, оказанных им в годы войны пронацистскому режиму Виши. Будто бы не знали ничего подобного. Но стоило ему умереть, как об этом появились хорошо документированные публикации. Не единичный случай дутых легендарных биографий. Как не случайно и то, что членами прогитлеровской партии стали во Франции тоже около 100 тысяч.
Насколько принудительным был труд французских рабочих на немцев? Не более, надо думать, чем в Чехословакии, где население обеспечивало качественное обслу-живание военных заводов, а оккупанты неплохо платили. Рабов же доставляли в Германию из других мест.
Чтобы получать зарплату выше средней, около полумиллиона французов пошли на службу в организацию Тодта. Под руководством немецких инженеров, они стро-или вдоль берегов Франции «Атлантический вал», - систему укреплений, которую при высадке с большими потерями штурмовали союзные войска.
Есть данные, что после освобождения было расстреляно до 40 тысяч изменников. Но из министерства юстиции Франции исходит другая цифра: 105 тысяч казненных между июнем 1944 и февралем 1945г.г., многих по обвинению в «национальном унижении».Арестованных же за пособничество врагу было в несколько раз больше.
Рассчитывали, что репрессии помогут хотя бы частично избавиться от позора, покрывшего нацию. Куда меньшее значение придавали своевременному и откры-тому раскаянию. Но это ведь грех не только французский.
Как бы там ни было, все стало историей. Почти никого из ее действующих лиц нет в живых. Даже негодовать, пожалуй, уже поздно. Того, что случилось, не изменить, а как к этому относиться, зависит от каждого.
В памяти моего поколения осталась с предвоенного времени простенькая песен-ка: Посмотри, посмотри на прекрасный Париж,
И прислушайся к песне его…
Мы начинали с любовью к этой культуре и к этому городу. Пронести бы ее до конца, - несмотря ни на что. ©Б.Клейн
Это вновь новый сайт, новый блог. Я зарегистрирована здесь с прошлого года но не посещаю его. Есть пару записей в дневнике. Здесь я tamara lunevskaia. Заходи. Но я открыла блог на Мире и там есть стоящая информация. На мире в блоге я под своим именем. Заходи.
