Колонка Владимира Познера   Журнал Esquire

Пишу эти строки, отдыхая в благословенной Португалии, точнее, в той ее части, которую мы зовем Алгарвой, а португальцы — Алгарвом. В этой самой южной части страны особый микроклимат: температура здесь редко достигает 30 градусов; здесь широкие, бесконечные, сливающиеся с горизонтом песчаные океанские пляжи поразительно малолюдны, хотя и прекрасно оборудованы; здешние жители необыкновенно улыбчивы, приветливы, доброжелательны и неторопливы; здесь еда вкусна так же, как и когда-то. Присоединившись к Европейскому союзу, Португалия потеряла право экспортировать свою сельскохозяйственную продукцию и поэтому выращивает все только для себя — без химикатов и консервантов. Помидор пахнет помидором и имеет соответствующий вкус, фрукты тают во рту, свежевыжатый апельсиновый сок, подаваемый в любой кофейне, имеет одуряюще прекрасный вкус, и, увидев на вашем лице улыбку блаженства, человек, стоящий за прилавком, непременно заметит, что апельсины, между прочим, португальские, а не какие-то там испанские.

Словом, Алгарв — это рай земной еще и потому, что здесь очень мало туристов. Нет, они, конечно, есть, но, во-первых, их несравненно меньше, чем, скажем, в Италии, Испании, во Франции; во-вторых, они довольно однородны по своему национальному составу: в основном это жители Великобритании, предки которых стали приезжать сюда в поисках солнца и теплого океана аж полтора века тому назад. А британцы не в пример многим другим умеют себя вести так, что их не замечаешь. Почти нет немцев с их оглушительным гоготом; итальянцы, испанцы и французы предпочитают отдыхать на собственных побережьях; американцев нет, по-видимому, потому, что они никогда не слыхали о такой стране. И почти нету наших.

Если вам показалось, что я написал эти слова с некоторым чувством удовольствия, то не ошиблись. Дело в том, что наши…

Нет, давайте я попробую подойти с другого конца. Когда встречаешь соотечественника за рубежом, особенно на отдыхе, почти всегда возникает тема присутствия или отсутствия «наших». Чаще всего это звучит так:

— Здесь почти нету наших.
— Слава богу!

Или:

— Все хорошо, но наших здесь — как саранчи.
— Вот ужас!

Я не претендую на энциклопедические знания в этом вопросе, но готов поспорить, что нет ни одного другого народа, представители которого так отзывались бы о своих. Вы можете себе представить, чтобы ирландец, или итальянец, или француз, или англичанин, или швед, или грек, или голландец, услышав, что вместе с ним отдыхает здесь много его соплеменников, сделал бы кислую гримасу и сказал бы: «Вот не повезло!»? Я — не могу.

В чем дело? Почему мы так не любим друг друга? Правда, мы особо-то никого не любим, но все же…

Не знаю, как вы, а я отличаю наших за версту. Не потому, как они одеты, хотя было время, когда именно это обращало на себя внимание. Нет, сейчас одеваются вполне сносно, хотя время от времени попадаются олигархические и околоолигархические дамочки, которые выходят на пляж в платьях от «Диора». Эллочка Людоедка все еще жива и все жаждет утереть нос Вандербильдихе. Но это скорее исключение из правил.

Наших я узнаю по совершенно определенным признакам физиологического, так сказать, характера. Мужчин я узнаю по необъятному размеру живота. Если идет мужчина лет 40-50 и его опережает сантиметров на 75 живот, будьте уверены — это наш человек. Что касается женщин, то их я узнаю по выражению лица. Одним словом можно описать это выражение лица так: недовольство. Если быть менее вежливым, то вспоминаются слова моего отца: такое выражение лица, будто ему (ей) в суп на…ли. В самом деле: неулыбчивы, высокомерны, капризны — прямо аристократы какие-то. Впрочем, аристократы так себя не ведут. Кстати, и у наших мужчин выражение лица, как правило, не сильно приветливое, но это замечается лишь потом, уже после живота.

Чем же они недовольны? Вроде все у них прекрасно, ездят по всяким там заграницам, отдыхают на престижнейших курортах Европы, с деньгами все хорошо. Почему же такие лица? Дома это не так бросается в глаза, поскольку не с чем сравнивать: дома ВСЕ ходят с постными, недовольными, угрюмыми лицами. Хотя разговоришься с ними — смеются, улыбаются, вполне приветливы… В основном.

В чем дело?

Может быть, это защитная краска?

От чего защита? Вот, например, встречаются два американца:

— Привет, Чарли, как дела? (Hi Charlie, how are you?)
— Отлично! (Fine!)

При этом Чарли обнажает в ослепительной улыбке все 32 прекрасных белых зуба, даже если вчера у него сгорел дом.

Встречаются двое наших:

— Привет, Коля, как дела?
— Да какие там дела?

Это при том, что вчера в казино он выиграл пять миллионов долларов. (Или варианты на эту тему, типа: «Ничего…», «Да так себе», или в лучшем случае «Нормально».)

Чем объяснить два столь разных стиля поведения?

Не претендуя на истину в последней инстанции, предлагаю свое объяснение.

Америка — необыкновенно конкурентная страна, там слабые, проигравшие, так называемые лузеры (loosers) не в почете. Там всегда надо быть в порядке, там никто не должен знать о твоих трудностях, там надо выглядеть чуть лучше, чем ты есть на самом деле, там надо быть «уинером» (winner), т. е. победителем. Россия — страна, в которой традиционно сочувствуют несчастным, неудачникам, даже пьяницам, но зато очень не любят людей успешных, удачливых. Так что, если тебе очень хорошо, лучше не вызывать зависти, лучше сделать постную мину и жаловаться на трудную жизнь.

Угрюмое, недовольное лицо — защитная окраска, сообщение о том, что у тебя все плохо. Особенно когда кругом много своих.

И еще я узнаю наших по их детям: это самые невоспитанные, самые избалованные, самые беспардонные дети на свете. Но об этом я напишу как-нибудь в другой раз.

А сейчас пойду окунусь в зеленовато-синие воды моего любимого Атлантического океана. И когда вы встретите человека со счастливым выражением лица, так и знайте: это я.