Поскольку время летит, а не идёт, и скоро опять Новый Год (нафига ёлку выбрасывать?), то опять будут показывать с детства всем известный фильм.
И всем известны (ну, или почти всем) киноляпы, допущенные Рязановым. Самый первый это, конечно же, в начальных титрах: "Совершенно нетипичная история, которая могла произойти только и искючительно в новогоднюю ночь" (внимание на слово "искючительно").

Ну, сказку про Золушку все знают, надеюсь. Ну, там, тыква, фея, туфельки...
А на принца обращали внимание? Он даун. Или олигофрен.
Он весь вечер танцевал с Золушкой и не смог запомнить её внешность, поэтому примерял оставленную туфельку всем (ВСЕМ!!!) девушкам королевства.
У него болезнь краткосрочной памяти или ему просто безразлична сама девушка, поскольку весь акцент на туфельку? Фетишист?
Вот такая мысль посетила

- а тебя не раздражает, что тебя не обнимают собственные дети?


и где-то сутками напролёт воет дятел, долбящий своё дерево.
я буду деревом, лишь бы стучала в меня клювом. Или обвилась лианой.

Насадить на крючок банан. На него хорошо клюёт рыбка-бананка.

Пройдёт два по двадцать пять; прийти и увидеть её там же, где расстались: всё так же сидит на скамейке.

- Ну где же ты был? – немного укоризненная улыбка, - Сейчас уже фильм начнётся, пошли скорее.

- Нет, не пойдём.

- Под мостом есть перевёрнутая лодка, пойдём туда. Можно ещё камушки покидать в воду. А ещё можно найти улиток.

- Мы не пойдём.

- Ты опять уходишь? Я буду ждать здесь же, ладно?

Капельки такие маленькие, что, срываясь с тёплых щёк, сразу же застывают, и через пару секунд разбиваются об асфальт. Можно представить, что от них тихий-тихий хрустальный звон.
Мороз пытается превратить линзы в льдинки, заснежить ресницы, и смотришь вперед, а там всё искрится и преломляется. Волшебная же дорога в принципе.
И можно попытаться забыть, почему вообще так вышло, а только лишь наслаждаться красотой, но накатывает и опять срываются капли.
На небе чёрном огромный ковш Медведицы, большая-большая колыбель, и хочется очутиться в ней, укрыться звёздным одеялком и смотреть сверху вниз на Землю.
Ты ни черта не понимаешь, почему в очередной раз с тобой так происходит.

Я пошёл за почтой, как обычно. Чисто выбрит, одет в отглаженное. Галстук я не ношу: две верхние пуговицы рубашки расстёгнуты с аккуратной небрежностью; волосы – развеяны слепым ветром небрежно аккуратно; движения – небрежны, - таким меня видят. Или, по крайней мере, мне кажется, что именно таким видят меня. Индифферентно. Хотя, нет: если следует такое описание, то всё же не индифферентно.
Главное, ни о чём не думать. В любой момент к вашим услугам, на все случаи: от свадеб до похорон. Не прозевайте. Точнее, не проебите. Мания величия, говорите? Отсосите на этот случай; мания у вас в голове и неискоренима, как мой шрам в мозгу. Хотя, вам же всё равно.

"Я не знаю, как заканчивается любовь. Если любовь заканчивается, видимо, это не она" ©С.Бодров мл.

Рассказы из 6 слов:

• Незнакомцы. Друзья. Лучшие друзья. Любовники. Незнакомцы.
• «Вы ошиблись номером», — ответил знакомый голос.
• Я принес домой розы. Ключи не подошли.

с высоты пьяной звезды!
Плюнь!
А весна споила.
А осень опьяняет.
А зима
а лето...

А когда позади любовь -
только шарики надувать и остаётся. Чтобы вроде праздника.
И плевать с высоты той самой звезды.

И в рассвет с тобой
и в закат -
пойду, конечно же.
Даже побегу.

Потому что меня нет -
только ты вместо меня.
Я весь в тебе.

Я дорожу и берегу
твой смех
улыбку
морщинящийся в смехе нос
тянущиеся в трубочку губы
влюблённые глаза
мягкие ладошки рук
мягкие ладошки ног
всю тебя с лапок до макушки

Прости, любовь моя, любовь мою.
Почему-то всё не может прибыть поезд, увезущий меня с собой отсюда и от тебя.

Есть вещи намного ужаснее телевизионных новостей.
Мне нужен ключ.
Всего лишь долбаный ключ от моей двери.
Я шарю по карманам, выворачивая их в бешенстве, чувствуя нутром, что его там нет.
Я знаю, что меня ждут за той дверью, куда я хочу войти, точнее, пытаюсь войти.
На страже этой двери стоит ключ, который решил исчезнуть из моей жизни, потому что он, видите ли, так решил.
А за дверью есть всё:
И новости в телевизоре, которые притягивают своей новизной; и подруга, соскучившаяся по мне; и остывающий чай; и ложка, воткнутая в густое земляничное варенье; и кошка, хрумкающая не мне, пока я занят поисками ключа...

- А вдруг там, за дверью, что-то опасное и вредное для тебя, а? - спрашивает сидящее на левом плече.
- Я не знаю, я просто пытаюсь найти ключ. Потом разберёмся - плюю на него и продолжаю поиски в одежде.
Стоящие рядом вдруг начинают судорожно делать вид, что тоже ищут ключ: девушка хлопает себя по карманам; парень вдалеке начинает шарить по траве и трясти деревья; собака нюхает углы, помечая уже пройденные...
И то хорошо. Видимость сочувствия - тоже помощь.
И зачем я остановился у этой двери?
И дверь-то не моя, и она даже незнакома мне по внешнему виду. И ключей от неё не должно быть у меня.
Ну постучал. Ну попробовал толкнуть плечом. Ну ногой пнул. Если нет отклика - брось попытки и пи#дуй дальше.

Заткнутым наушником ухом прислониться к витрине, за которым улыбаются деревянные манекены; закрыть глаза и что-то невнятное про себя пробубнить: "да..."

ах, курочка Ряба, что же ты наделала...
Почему так долго молчала, что умеешь говорить по-человечески?
Почему просто было лень разговаривать, дабы не пугать тишину и покой?
Или ты как Илья Муромец, молчавший 33 года на печке: а что говорить-то, вроде всё ясно...
Или ты с удовольствием смотрела, как дед с бабкой бьют твоё золотое яйцо? Сказала бы в самом начале: не разбивайте его, пригодится - золотое же. Нет же, молчала и с умилением наблюдала за двумя недалёкими крестьянами.
А вы, дед с бабкой, что так упорствовали в своём стремлении разрушить неординарность? Привычка быть заурядными сработала? Всё необычное пугает? Ломает закоренелые устои? Глупые вы, глупые...

Но не это печально. Другое.
Появившаяся из ниоткуда серая сущность сделала то, чего добивались слепцы: нате вам желаемые осколки! Вы ведь именно этого так желали!
И тут метаморфозы. И тут вдруг, как ушат холодной воды на голову: зачем?!! Не надо!!
Но ведь поздно...
Вот и плачут дед с бабкой над осколками золота, хоть и сами этого добивались.

я так и не перевёл часы за зиму.
и они спешат,
и у меня будет чуть раньше весна.
а ты пой,
потому что кто-то хочет,
чтобы ты умер чуть раньше.
а дома надо быть в 9
и не задерживаться.
И смотришь на запертую изнутри дверь
и воешь на неё как на луну.
А в автобусе замирая,
ждёшь, что кондуктор именно тебя осчастливит
одним из восемнадцати.
Когда прячешься от ощущений в жесть -
где взять билет за проезд?
Разве что счастливые чеки на заправке тоже можно есть.

Я боюсь открывать глаза по будильнику, чтобы не упустить быстротающий сон.

этих телефонов уже давно нет.
а они всё равно старательно выписаны и на бумажку и на все симки мобильных телефонов.
И кастрированная душа вместе с ущербными лёгкими еле дышат - задыхаются.
Слегка заикающаяся стрела цветными снами сначала вежливо сказала: "звони уже!", а уже потом прострелила.
Однажды танцующие на мне ладошки ножек - единственные в моей скудной жизни, которые я целовал даже не подозревая, что они могут быть нечистыми.
Иногда вцепишься в руль, остановившись где-то на обочине, зубы истираешь друг о друга. Пробивает так, что невозможно двигаться.

В моей клавиатуре столько крошек - можно насытиться.
Но ни одной крошки от той, что заикалась на все четыре ладошки.
Я боюсь открывать глаза по будильнику, чтобы не упустить быстротающий сон.
Не приходи так часто ночами - прошу. Ибо я не хочу открывать глаза.
Так вот оно счастье моё - тепло.

а где-то заглохла копейка и стоит моргая поворотниками посреди улицы...
и замёрзший асфальт шлифуют колёса
А я сижу в остывающей машине.
Изредка отпиваю глоток из банки пива,
не знаю о чём думаю...
И оказаться бы сейчас в тепле.
У озера, моря, или на поляне у ручья.
Капли пива падают на меня.
И представляю, что это всего лишь pina colada на пляже.

Улыбки на лицах
Обнажённая женщина на разлинованной странице
коктейли
пляжи
поездки...
А потом просыпаешься и понимаешь,
что всё это снится.

Родная, продолжаешь лгать?
Скажи, где спала прошлой ночью?
Лишь бы не там, где сосны.
Лишь бы не там, где ветер.
Лишь бы не там, где небо.
А впрочем...
Неважно, где ты будешь спать.
Ведь я всё равно не там.
У нас уже дочь?
Её звать Стикс?
Как странно поворачивается время...
А где же я был, когда ты была с другим?
Там, где сосны и звёзды, говоришь?..
Но я там не буду.
Я просто провожатый.
До ворот ада. А потом мне в другую сторону.

эх, твою мать, война...
Верните пуповину - как по канату вскарабкаюсь обратно.
Задрайте плевой люк - буду нежится внутри.
А потом - когда нибудь - проснусь и выйду.
И буду как все - спокоен и чёрств.
С отдохнувшей памятью, забывшей себя.
И сам стану как старая память - безоружен и гол.
И нужен ли мне будет слушающий друг?..

Я провожу тебя до ада. Вот только нам не по пути - мне в рай.
Я убью тебя - скучаю.
Я люблю тебя - скучаю.
Я кричу - скуча...
И это даже не сумасшествие - я просто бреюсь наголо.

а помнишь, в общаге.
Я лазил к тебе через окно на восьмом этаже, потому что замок заел.
Мы ходили в походы вокруг кровати.
Ты выгоняла соседок погулять до следующего дня.
А потом включали магнитофон "у костра" - у шкворчащей сковородки с какими-то сосисками.
Я тогда ещё играл на гитаре какую-то походно-компашскую лабуду.
Я даже не помню, как выглядит гитара, я забыл звук костра на сковородке, я стал бояться смотреть вниз из окна.
Я стал зябнуть даже под одеялом.

А помнишь, мы ночевали в метро, когда не хотелось идти по домам.
Я рассказывал тебе про узоры на колоннах и стенах.
А ты шёпотом подпевала "Дождь" Кинчева.
А потом плакала под мои сказки.
Которые тогда были напевнее.

А помнишь, тогда в бистро.
Мы даже не доели порцию шавермы.
А ты называла её шаурмой.

А помнишь, я уронил пепел на шкуру медведя у камина.
Ты смеялась и говорила, что не хочешь бояться.
Мы просто грелись о вино и огонь.
Зима.

Почему ты всегда меняешь лица?
Тебе не достаточно одного?
Ты пытаешься меня поймать на них?
Не выйдет - они одно и то же лицо.

Может, лучше, если бы я остался солдатом.
Как жаль, что я подарил кому-то эту форму - красивая была.
И не знать ничего.

а в старом доме даже новые часы стоят.
А ведь всегда ходили.
Бежали, если ждал.
Ждали, если не один.
А в старом доме даже кресло покрылось пылью.
А ведь обнимало,
нежно трогая чресла.
А в старом доме даже бабочки засохли, и даже без булавки.
А ведь летали.
А в старом доме даже замОк всегда за замкЕ.
А ведь суетливо пощёлкивал языком,
если ждал.

В этом доме всегда
лето
улыбки
свет
любовь
тепло
А за окном всегда зима.

Или это на картине?..
-------
- Ты красишься?
- нууу... там.. как-то было...
- А давай я заплАчу, а ты будешь меня жалеть.
- Нравится плакать?
- Нет, ты говоришь красиво.
- Нравятся сказки? Муж расскажет.
- Где ты видел, чтобы мужья рассказывали сказки?
- В зеркале.
-------
И появилась на коне
И рассказывала что-то
И вливала в иссохшее горло сладкий дурманящий сок свой
Трогала нежной губой пугливую улыбку мою
И гладила мягкой грудью сердце моё
Хрустела снегом в ладошках
Раздевала
Обнимала во сне и на мне

Обломала
Как и 10 тысяч лет назад
Теми же словами.

А я
А я кружусь кружась по выцвевшей комнате между собой,
чтобы не задеть пылинку, не мной оставленную.
Дорогами дальними
не в сезон одетый.
Нет чтобы у телика
с милой есть конфеты.

Зачем же мне цветы на могилу носить - я не люблю цветы.
У меня откуда-то взялось запасное сердце.
И его не уберёг - раздал, как обычно.
И оба они хранятся в шкатулках.
На замке без ключа.

Вот и кружусь кружась между.
Вот и язык обожжён войною.
А без сердца-то как иначе... Жёлто-рыжая тоска-осень.

А помнишь, хоронили Незнайку?
Милый мальчик...
Он так хотел всё знать, мечтал и желал быть интересным.
Только вот желание "быть" разнится с действительностью. Поэтому он был неприятен в своей занудности почемучки.
Ох, и долго этот день длится. Солнце заснуло от жары в зените.
И ожидая тебя, я заслал случайного за наливкой.
А он, встретив тебя по дороге, ушёл. С тобой.
Бесконечный день.
И я считаю до бесконечности уже третий раз, а время застыло на без-пяти-время.
А рядом в кинотеатре начинается фильм.
И я спокойно лежу на полу и смотрю в экран, грызя сухарики и смеясь на особенно трагических моментах.

А дождь прячет следы, куда вы ушли. И я кружусь потерявшей нюх ищейкой, танцуя, шлёпая по лужам. Разве что cухарики намокли, а так-то неплохо всё...
А те призывные огоньки, что ты зажигала - это лишь отблески маяка в лужах. А идти-то куда?
А когда ты стонешь - это неправда: тебе не так уж и больно. Может, просто болит плечо, постоянно подставляемое?
Мне не стыдно раздеваться - это я таким образом смываю грязь. А ты? Раздеваешься исчезая?
И вместо "здравствуйте, как как у вас дела", я уже кричу "Алло!!! Алло!!! Ты меня слышишь?!!", пугая окружающих этими криками.

Странно.
Когда ты сходишь с ума у меня.
Появляется чувство.
Вины.
Вот только страшных снов у меня не бывает.
Только кошмары.

Незнакомые люди встречаются на улицах.
Их взгяды встречаются.
И в каждом я вижу себя, а в себе - каждого.
А взять бы одного - а лучше одну - и гулять с ней до полного столкновения мыслей и тел.
Или просто взять тел., лучше домашний. Чтобы позвонить не в суматохе улично-рабочей, а когда она сидит в кресле или уставшая лежит на диване, обернувшись нежностью пледа или кошки. И тогда она (да и ты, слегка развалившись в таком же кресле) будет что-то сначала говорить, а потом мурлыкать, потому что слова будут становиться всё бессмысленнее и неважнее. Останется только дыхание в трубке.
А потом она будет постоянно попадаться на глаза, сонно заворачиваясь в утренний халат, что-то делая в ванной, после будет пахнуть свежим кофе или чаем с какими-то ароматами сыра и хлеба. Тем самым соблазняя меня на восхождения.
А ведь у Луны нет тёмной стороны - она вся тёмная. И любая предсказуемость - фикция. И та, что ты вёл за руку, окажется не там, а где-то в другом месте. Да и руки-то не будет - это лишь показалось.
Дыши!
Беги!
Только не бросай тех, от кого убегаешь.
Дыши их воздухом.
Если тебе чуть больше, чем мне, или чуть выше, чем мне - стоит ли огорчаться выбранному пути. Тому, что вместо полётов.
А какое блаженство - ледяная летаргия! Я останусь в ней. Хоть я и не Икар.

Пусть будет жизнь минусовкой: всё уже расписано по нотам, остаётся только двигаться в такт.
А вообще, какая разница, где не-пить? Но ведь всё равно есть места, где не-пить приятнее...

Мои мосты не горят, как ни старался поджигать; они уже как-будто выщерблены на камне. Вот и оглядываюсь, вот и продолжаю бояться темноты, высоты и расставаний.
А твой постоянный изподлобья взгляд напоминает мне, что я всё таки что-то забыл сделать.
А я так и буду ждать тебя всю жизнь? Даже когда умру?
А я так и буду любить тебя всю жизнь. Даже когда умру?
Дайте же мне того, кто нацепил на меня эти кандалы!
А в ночь перед смертью я хотел бы умереть, чтобы не видеть своей смерти.

откуда ключи, если нет дверей?
И столько же звонков.
А зайти-то куда?
И вот жмёшь эту кнопку, давишь...
Но только себе звонишь.
А занято.

А между нами 10 000 перронов и станций.
И скорого не дождаться -
он ещё не подрос.
Только медленные.
Но они не дошли, да и не по пути.

Если напиться, то и умереть не страшно.
И запиваешь коньяк железной кружкой.
Но страшно,
что пока запиваешь,
скорый повзрослеет и подойдёт.

Интересно, а какая-нибудь принцесса-Белоснежка так и будет веретено крутить будучи уже старушкой? Ну типа, по давней сказочной привычке?

sms на ходу, как на нежной промокашке - читаешь, закрывая от ветра, чтобы не расплескалось.
и пишешь в ответ, радостный от осознания, что в этих буковках вроде бы, как тебе кажется, что-то есть.
И время-то - совсем не лекарь, а просто костоправ-любитель, бросающий в горячую ванну горсть синтетических ароматов - мол, лечись, наивный. А ещё усадит на мягкий диван, и думку под голову - отдыхай. Вот только не то и не там оно лечит.
Уютно (в кои-то веки!) призывно заправляешь кровать; прячешь ненужные трусы-носки-бумажки-фотки, чтобы Она не увидела; в холодильник кладёшь мороженое, ликёр и шоколад... А потом Она звонит и говорит, что приболела.
Ну что ж.. Главное, чтобы была жива и здорова.

а правда, если заснуть, время летит быстрее? Это когда некогда подождать и ждать.
А на перроне объявление: "да садись же ты уже! Пора."
И выпустит поезд крылья; и буквы "пристегнуть ремни" - как зелёный свет.
И детские сны в цвете покажутся серыми и скучными. Так же как и разрисованные фломастерами обои в детской комнате - никчёмность.
И протезами рук, уже неспособными на плавность, выводить за запотевшем стекле улыбку или просто кружочек, чтобы смотреть в него. И в этом маленьком окошке будет мелькать настоящее, перетекающее в будущее.
И никуда не звонить, чтобы случайно не ошибиться или не сказать не то, что хочется.
И если я ухожу, это не значит, что я не слышу слов в спину. Зато от плевков приятный массаж получается. А ножички в ту же спину - как иглотерапия. Так что всё хорошо.

P.S.: ни к чему и ни к кому

где был я, когда меня не было?
Откуда появился Я?
С чего началась Вселенная?
Что было до того, как она образовалась? До того самого пресловутого Большого Взрыва.
Что такое "НИЧЕГО нет"?
Ничего - это проще передать в переводе: nothing, NO-THING - ни-что, не-вещь. То есть противоположность существующему.
Как представить "НИЧЕГО"?
Может, как бублик?
Вот есть бублик. Ограничивающее кольцо. Внутри его пустота. А если умозрительно вывернуть бублик наизнанку - куда денется дырка? А она станет бесконечностью пустоты.
А что есть бесконечность?
Ну хорошо, бесконечность - это когда очень много, что аж представлению не подлежит.
А что ж такое "НИЧЕГО"?!

Ничего, пробьёмся.
Ничего, прорвёмся.
Ничего, переживём.
Ничего, до свадьбы заживёт.
Ничего, всё ещё будет...
И так далее.

вот и всё.

- Хочешь орешков? А чаю? А селёдки? Ну, нет так нет.
Так вот, теперь сиди и слушай: он не желал ей зла; он не хотел запасть ей в душу и тем лишить её сна.
Но это просто песня. Вступление, так сказать.

Итак. Ванс эпон э тайм... А что там дальше-то бывает в сказках? Принцессы, уколовшиеся веретеном (а зачем принцессе крестьянское веретено) и спящие до ближайшего поцелуя? Принцы, гарцующие в поисках уснувших и заколдованных красавиц, пренебрегая нормальными? Лягушки неподвижно ждущие стрелу вместо беззаботного квакания?
И всякое прочее, и бла-бла-бла...

небо любит звёзды.
Оно любуется ими на своей тёмной накидке.
А мы в последний раз герои. Это - последние минуты. А это - последние вершины. И последний раз мы любим.
А первый запах неба держим в ладонях. И ладони не раскрываются, чтобы не выпустить это.
И, прежде чем умрём, у нас есть пять минут. На разбег. На слова. На вопрос и ответ.

Мне сегодня грустно
Я роняю вещи:
Сумку. Ключ. Монеты.
Вилку. Мандарин.
Мне сегодня грустно
И спасенья нету -
Ты не написал мне и не позвонил.

Я сегодня злая!
Я швыряю вещи:
Сумку! Ключ! Монеты!
Вилку! Мандарин!
Я сегодня злая -
Нет, ну как же это?!
Ты не написал мне и не позвонил!!!

Вот почти спокойно.
Убираю вещи:
Сумку, ключ, монеты,
Вилку, мандарин.
Вот, почти спокойно...
Правда, гложет где-то:
Ты не написал мне и не позвонил...

Вдруг счастливой искрой
Вспыхнула догадка!
И вещей веселый хоровод поплыл.
Значт, все как прежде
У тебя в порядке,
Раз не написал мне и не позвонил!


Ты пишешь мне, что обидно, и некуда слёзы девать. Что ложишься спать в надежде забыть всё.
Но завтра-то всё одно - вставать. И вспоминать. И помнить.

PS: стих не мой

Нужен ли мне мир? Авось пригодится, - и срываю его как листик с куста, и тереблю его в пальцах за черенок.
Я не умею писать мысли. Я не успеваю за ними - бегут, торопятся промелькнуть, погреться у очага гипоталамуса и снова бежать куда-то. Часто просто сидишь за столом с поднесённой ко рту кружкой уже остывшего чая, или на корточках у трущихся о ноги волн, или с прикуренной сигаретой за столиком в парке перед ещё шкворчащим жареным на углях мясом в тарелке, и мысленно видишь как пишешь. Все диалоги, все мизансцены, все действия - всё так легко прописывается, что улыбаешься: вот и готово! Ан нет, карандаш извиняясь, замирает в пальцах и что-то корябает только из уважения к хозяину. Все мысли и слова вдруг куда-то сбегают, играясь в прятки, а на бумаге опять что-то серое.

Или я просто забываю слова и мысли? Они хороши, когда свободны и не прикноплены к бумаге, на которой почему-то желтеют, зеленеют и покрываются мертвецкой сыпью.

давай никуда не пойдём сегодня. Пусть только стрелки часов носятся по кругу.
И почему барометр как метроном - a tempo amabile*? А просто он о потерянном, о не сбывшемся, о неправильном, о не таком, как хотелось... Обо всём хочет рассказать.
Я весь внутри замёрз. Я проржавел. И не надо подробностей, если что-то не так. Достаточно барометра, стрелка которого качается как метроном.
сегодня
я наконец понял
почему не люблю
зиму
педиков
апельсины
песок
кокосовые орехи
кетчуп
и
квадрат Малевича
просто
в них нет
цвета
твоих глаз.
Да и зачем мне оно всё. Ни цвет не нужен, ни всё остальное. Чур, я в домике, меня не ляпать.
Если во рту бриллиант - с чего сладко-то будет... Не сахар же.
Я всё ещё по дороге домой откусываю кусок корочки от купленной буханки. И незачем вроде, а машинально...
------
*a tempo amabile - медленно с любовью (прим. переводчика)

Однажды жил-был один магазин, и в нём работал Продавец. Долго работал, не желая уходить, несмотря на то, что магазин приносил маленькую прибыль.

Когда-то давно, много лет назад, в магазин пришёл слепой покупатель. Ему понравилось обслуживание Продавца. Потом стали приходить знакомые того слепого: слепые, глухие и слепоглухие. Продавец был всегда приветлив и услужлив; часто делал скидки и сбавлял цены, сочувствуя физически-ограниченным людям.

Жена Продавца постоянно пилила его, ругала за маленькие деньги, что приносил магазин. Кричала, чтобы прогнал слепых и работал для богатых. Продавец улыбался и говорил жене, что не может выгнать их, потому что им и так плохо в жизни.

А потом он умер. быстро и без мучений. И слепые и глухие уже не могли быть счастливы в его магазине без него. Потому что для них магазин был интересен только из-за Продавца. Они стали снова никому не нужны.
А жена Продавца продала магазин; из него сделали какой-то модный бутик по продаже то ли автомобилей, то ли белья.

Слепые хотели посещать могилу Продавца, но никто из них не знал, где она.
Да и какая разница, они всё равно потом все умерли: кто от болезней и уныния, кто от удара бампера.

А в ближайшем в 5 минутах от меня бистро работает девушка, почти вточности похожая на Катерину.
Что ж это за влюблённость была такая, что захватила и поглотила меня всего полностью настолько, что не отпускает, хоть и времени уже прошло немало... Да и она единственная девушка, которая снится мне. Да и снится с периодичностью в месяц-два...

Были чувства, но ни одно даже близко не походило на то чувство зуда всего организма, что было к той.
У этой девушки даже речь похожа: так же быстро говорит, разве что нет лёгкого заикания, которое было очень приятно слышать.
И я хожу в это бистро поесть и посмотреть на девушку, похожую на Катерину.
Плюс-минус двадцать тысяч лет, и за углом кофейня.

Сны, которые я никогда не увижу.
И не потому, что не буду спать или не вижу их вовсе.
Каждый третий сон – летать. Или высоко прыгать. Если сны с полётами к росту, то сколько же можно им сниться… Я и так перешагиваю через горы, пропуская удобные лощины. Может, хватит летать?
Просто спрыгнуть, приземлиться вон там – в той долине, где блестит какое-то озеро или залив. Или это дельта, что, впрочем, неважно. Сейчас важно приземлиться, а сны не дают, не отпускают. Что-то всё время заставляет меня расти, даже не спрашивая, желаю ли я этого.
Или я сам себя не отпускаю; всё пытаюсь улететь - то ли от себя, то ли от кого-то или чего-то. И если всё ещё летаю, значит так и не смог улететь или сбежать. Что же ещё я не сделал, если не могу отпустить себя?
Это сны, которые я никогда не увижу.
Это как ещё неизвестная песня: услышишь её когда-нибудь через много-много лет, и удивишься, почему не мог сам это сочинить, ведь слова-то простые.

В детстве мне нравилось ходить по кладбищу. Я не преследовал какую-то определённую цель. Просто было влечение, и всё.
Иногда на картинках книг и журналов попадаются снимки маяков. Они стоят либо на маленьких островках, либо на высоких утёсах берегов. И вокруг них пусто, дико - ни огонька, ни пуговки света на теле ночной пустоты - только ярко-красная глотка маяка беззвучно является миру.
Маяк указывает на близость берега, к которому хотят пристать и уставшие дырявые лодки, и роскошные корабли, и всё, что держится на воде. Так почему же маяки не ставят на кладбищах? Это ведь тоже своего рода берег и причал для уставших, идущих в последний путь.
Я чувствую движение. Я спокоен, а всё вокруг меня движется. Куда? Я знаю, куда. И всё и все, кто движется, тоже знают, но молчат. И это не заговор молчания, а естественность: река течёт, а камни стоят.
Бесшумное, незримое движение мира ласкает мою оболочку; я наслаждаюсь. Как будто я лечу, а всё застыло на месте.
Проблема бытия в следующем: как из ничтожных долек сложить одну, великую, всеобщую истину? А стоит ли? - сколько раз её уже складывали и снова раскладывали на составные части, а затем опять складывали. И что от этого изменилось в этом мире?
И проблемы бытия тоже нет. Проблема - выбор. Например, между бытиём и небытиём.
Так от чего же умирают? Да от жизни же, от чего же ещё.
И маяк на кладбище ни к чему - к нему не ошибёшься дорожкой. И там на собственных похоронах даже не плачут, и уж точно не горюют. Оставляют это зрителям и воронам.

А ты когда-нибудь ехал в подземке, чтобы смотреть на приятную девушку и любоваться ею… И она чтобы тоже изредка посматривала на тебя с намёком на улыбку. И когда на станции она выходит, а ты сидишь в ступоре, провожаешь её взглядом и не решаешься оторваться от сиденья и выбежать за ней из вагона. "Осторожно, двери закрываются". И почему-то делаешь это только тогда, когда двери уже закрылись. И ты ничего не думаешь в этот момент: ни "как жаль, что я не успел", ни "не судьба", ни "какой же я дурак". А просто стоишь у стекла двери и смотришь, как она идёт к эскалатору среди других вышедших пассажиров.
Вот и трясись дальше в этом вагоне туда, куда едешь… Это стена, которую ты сам усердно и охраняешь. Нет никаких драконов и злых чар, нет ведьм и волшебников – ты и только ты сам стоишь неприступным стражем у портала.
А девушка просто идёт к эскалатору и что-то такое думает своё. Она, возможно и скорее всего, уже и забыла, что на сиденье напротив в вагоне метро кто-то смотрел на неё и любовался.
Эскалатор вверх. Рекламные призывы и правила безопасности в громкоговорителе. Просто вверх. Там никто не ждёт, как обычно бывает со многими: их встречают наверху.
Пешком или на маршруте до дома. Опять туда, где ничего, кроме телика-видика-компа-книг. Лишь изредка звонки подруг: "Привет, ну ты как сегодня? С нами? Нет? Ну ладно, созвонимся, пока".
Тихо шелестит тень бабушки из соседней комнаты на кухню. Десятый раз включенный фильм про что-то романтичное и запредельное.
Ничего не происходит. Обыденно всё и пусто…

Прощай рыжая девушка, запретившая оглашать своё имя.

Насадить на крючок банан. На него хорошо клюёт рыбка-бананка.

Пройдёт два по двадцать пять; прийти и увидеть её там же, где расстались: всё так же сидит на скамейке.
- Ну где же ты был? – немного укоризненная улыбка. - Сейчас уже фильм начнётся, пошли скорее.
- Нет, не пойдём.
- Под мостом есть перевёрнутая лодка, пойдём туда. Можно ещё камушки покидать в воду. А ещё можно найти улиток.
- Мы не пойдём.
- Ты опять уходишь? Я буду ждать здесь же, ладно?

Ещё двадцать пять.
- Ты опять долго, - деланно надутые чувственные губки, - я же замёрзла уже.
- Я пришёл уйти.
- Опять? А когда гулять пойдём? А ко мне в гости? Я же там приготовила для тебя пирожки и оладьи…

И снег постоянный бесконечный. И занесена скамейка и всё вокруг неё. И она сидит, укрытая толстым слоем снега, не шевелясь.
И потом дождь. Через двадцать пять. И всё так же и там же. И полосы воды облизывают ожидающую улыбку.
- Пошли в лес, там сейчас здорово! – взмах руки, убирающий мокрую чёлку с глаз.
- Нет, мне надо уходить.
- Хорошо, я подожду тебя тут.

А потом съеденные временем руины, занесённые песком обломки, источенные водой камни. И через сотню по двадцать пять:
- Ты не одна? Ты не стала меня ждать?
- Я ждала.
- Почему ты летаешь? Ты всегда это умела? Почему не сказала?
- Я звала тебя, - извиняющаяся улыбка, - а ты куда-то уходил.