Из книги "Беседы на Русской земле. Схиархимандрит Иоаким (Парр)"
Я расскажу вам еще одну историю. Я стал монахом на Святой Горе Афон, в Ильинском скиту. Недалеко от этого скита есть место, где живут пустынники, называется оно Капсала. Там, наверное, около сорока келий, которые располагаются в лесу, в каждой из них живет примерно по четыре-пять монахов. Однажды я служил всенощную под праздник Воздвижения Креста Господня. Когда я вышел на каждение в храм, я увидел благообразного, очень просто, но аккуратно одетого старого монаха. Все, кто был в храме, подходили и брали у него благословение. Я подумал, что это священник. Во время канона он зашел в алтарь и попросил выслушать его исповедь. Я согласился. И когда он начал исповедоваться, выяснилось, что он епископ. Чуть позже я предложил ему послужить вместе, но он отказался и сказал, что больше не служит, так как по приезде на Святую Гору принял великую схиму и теперь он просто монах, хотя и в епископском сане.
На следующий день после Божественной литургии и трапезы он попросил разрешения остаться в монастыре на пару дней. Мы начали беседовать, и я попросил его рассказать о себе. Епископ ответил:
— У меня жизнь такая же, как у всех остальных. Я грешник, продолжаю грешить и пытаюсь остановиться.
Тогда я его спросил:
— Как получилось, что вы, епископ, оказались на Афоне?
И он рассказал следующее.
Я учился на богословском факультете в Афинах и был лучшим студентом на курсе. Во время выпускных Церемоний Александрийский патриарх, который в этот День обратился к выпускникам с приветственной речью, затем выдал дипломы об образовании, попросил греческого архиепископа: «Я хочу, чтобы этот молодой священник преподавал в моей семинарии. Церковь Александрии погибает, нам нужны образованные люди, чтобы помочь Церкви». Они провели переговоры, и на три года я уехал в Александрию. Однако вместо трех я провел в Александрии десять лет, и меня рукоположили во епископа. Прошли годы, и однажды зимним дождливым и туманным вечером, после того как я прочитал очередную лекцию в Университете Аристотеля, по дороге домой на своей машине я попал в аварию. «Скорая» отвезла меня в реанимацию. Когда я пришел в себя, врачи мне сказали: «Вы были в тяжелой аварии. Мы должны проверить, не поврежден ли у вас головной мозг». Тогда я попросил позвать ко мне священника. Оказалось, что в той же больнице лечится какой-то монах-святогорец, который и пришел меня навестить. Он был низкорослый и какой-то очень грязный. Я начал исповедоваться ему, а он вдруг стал говорить, что мне надо перестать быть таким напыщенным человеком, ехать на Святую Гору и становиться настоящим монахом. Я должен был, утверждал он, перестать разъезжать по всему миру и делать вид, что я очень важная фигура. Я очень на него разозлился и выгнал вон из палаты. Но этот случай надолго врезался мне в память. С одной стороны, я разозлился настолько, что у меня даже заболело сердце. С другой стороны, я понимал, что то, о чем говорил этот монах, является правдой, которую я не хотел слышать.
Через некоторое время меня выписали, и мною уже заинтересовался Вселенский патриарх. Он пригласил меня на одно мероприятие, где я должен был обратиться к присутствующим с приветственной речью. Но как только я начал выступление, у меня случился сердечный приступ.
Я упал, перевернул стол, и меня снова увезли в реанимацию. В больнице я периодически терял сознание, и докторам пришлось основательно со мной повозиться. И, находясь между жизнью и смертью, я взмолился: «Матерь Божия, если Ты меня сейчас спасешь, я Тебе обещаю, что поеду на Святую Гору Афон и всю оставшуюся жизнь посвящу покаянию». Матерь Божия меня спасла, а я на Святую Гору не поехал. Я пришел к патриарху и сказал:
— Владыко святый, я обещал Божией Матери уехать на Святую Гору. Отпустите меня. Патриарх говорит:
— Да ты просто бредил — мало ли что в таком состоянии наобещаешь! Ты жив, так что не переживай.
Я начал умолять патриарха, но тот ответил:
— Ты должен быть послушен Церкви. Церковь тебя сделала епископом, слушайся и трудись. Каждый год я приносил патриарху свои прошения, но он меня все не отпускал. И вот однажды, когда я, видимо, уже основательно ему надоел, он сказал:
— Я даю тебе еще три года, отработай их, а потом поедешь на Святую Гору.
Через три года я поехал. О монашестве я не знал ничего. Я был толстым епископом с мягкими, нежными руками. Я носил красивые итальянские ботинки на тонкой подошве и шелковую рясу. И в таком виде в один прекрасный день я ступил на землю Афона. В Дафни меня встретили монахи и спросили:
- Владыка, к кому вы приехали?
Я им ответил:
— Я ищу одного монаха, — и я описал им того маленького, грязного чернеца, который посетил меня когда-то в больнице.
Монахи стали расспрашивать меня:
— Как его зовут? Где он живет?
Но я ничего о нем не знал и только снова описал им, как он выглядит. А мне говорят:
— Все так выглядят на Святой Горе.
Я расстроился, мне нужно было найти монаха, который меня сюда направил.
Тогда один из братии мне сказал:
— Если такой старец существует, то он, наверное, живет в самом дальнем углу Святой Горы, в Карулии. Поднимись на гору, возможно, что там ты найдешь своего старца.

Я пошел. Пока я взбирался на гору, я весь вспотел, камни прокалывали мои итальянские ботинки, и я так устал, что думал, что умру по дороге.
Однако монахи мне все говорили:
— Иди дальше, старец там, иди дальше. И вот наконец кто-то мне сказал, что я почти дошел. Передо мной стояла маленькая келья с одним закрытым ставнями окном. Ее окружала каменная стена, а вид, открывавшийся с горы, был такой, что хотелось уметь летать.

У кельи стояла очередь из нескольких монахов. Я хотел было пробраться вперед, но меня одернули и заставили стать позади всех.
А я был епископом и в очереди ждать не привык. Я разозлился, но решил стоять и ждать. И вот выходит келейник старца и говорит мне:
— А вам-то что нужно?
— Я старца пришел увидеть.
— Старец устал, он сегодня весь день принимал братию, а сейчас пошел спать. Сегодня он с тобой встретиться не может.
— Но я проделал такой длинный путь, я на гору взобрался! Что же мне делать?
— Завтра приходи.
— У меня нет места, куда идти.
— Все на земле спят, и ты ложись и спи.
В эту ночь я ночевал на улице. Я не спал всю ночь. Приходит утро, выходит монах и объявляет:
— Старец сегодня никого не принимает, он будет молиться.
Я не мог поверить тому, что слышал. Еще один день пропал впустую. Я так долго добирался, идти мне было некуда, и я решил ждать. Этот день я провел под деревом, пытался помолиться, но все, о чем я мог думать, — это то, как я был обозлен на старца.
На следующее утро монах подходит ко мне и говорит:
— Ты все еще здесь? Ладно, ты терпеливо ждал, заходи, старец с тобой поговорит.
Я зашел. Старец меня встретил и спрашивает:
— Что тебе надо?
— Я хочу быть монахом, — отвечаю я.
— А почему ты сюда пришел, если хочешь быть монахом?
Я ему рассказал свою историю, как в больницу ко мне приходил один святогорец. Старец спросил:
— Как давно это было?
— Тридцать два года назад.
— Ты в своем уме? Он давно уже умер! Ты же сам сказал — маленький, старенький, да и тридцать два года уже прошло! Да и ты здесь не выживешь.
Я спрашиваю:
— Почему?
— Потому что ты никогда не сможешь выполнять то, что я тебе буду говорить. Чем ты занимался до того, как сюда пришел? — спросил меня старец.
— Я епископ.
Старец схватился за голову:
— Боже мой! В жизни только от женщин бывает больше искушений! Уходи отсюда.
Я взмолился:
— Я тебя прошу, помоги мне стать монахом.
Он мне говорит:
— Я тебе разрешу остаться в келье, но только с одним условием.
— Я попытаюсь.
— Нет. Ты должен сказать: «Я это сделаю, старец», потому что если ты говоришь «я попытаюсь», ты уже сдался.
— Я это сделаю, старец.
— Хорошо. Тогда вот что. Я тебе не разрешаю разговаривать ни с кем, ни со мной, ни с теми, кто ко мне приходит. Ни с кем! Только тогда, когда я тебя попрошу что-нибудь сказать, тогда ты можешь говорить.
И он дал мне послушание заниматься всеми домашними делами.
К старцу всегда приходили гости. Я готовил чай, мыл посуду и слушал. И всегда мне хотелось что-нибудь сказать, когда старец разговаривал с гостями. Какой-то монах приходил, рассказывал о чем-то: «Вот Григорий Палама сказал...» — но я-то точно знал, что это вовсе не Палама сказал! Я ему хотел сказать: «Идиот! Это не Палама сказал, это сказал другой святой». Внутри меня все кипело, и это продолжалось годами. Через какое-то время я успокоился, уже ничего не слышал, просто мыл посуду, творил свою молитву, подавал чай. Как-то утром я пришел к старцу начать свой обычный день, свое послушание, а старец мне говорит:
— А вот теперь можешь говорить. Я подумал и ответил:
— Мне нечего сказать. Старец мне говорит:
— Родной мой, когда ты сюда пришел, тебе уже тогда нечего было сказать, но ты этого не знал. Когда ты покидал мир, ты думал, что весь мир в тебе нуждался. А сейчас посмотри, нуждается он в тебе по-прежнему? Да и раньше-то он в тебе не нуждался.

Единственное, что нам нужно в жизни, это Бог