***
Саске еще пару раз приставал к старшему брату, когда их родители уезжали или задерживались на работе, но затем Итачи сам начал искать предлог, чтобы сбежать из дома и не оставаться с ним наедине. До самого секса он так и не стал доводить, чувствуя, как этого побаивается младший Учиха, и понимая, что и сам не хочет этого.
После того раза, да и после двух других он понял, что близость с братом не приносит ему никакого морального удовлетворения, давая разве что обычную физическую разрядку, как если бы он делал это сам в душе или с какой-нибудь мало знакомой девицей, подцепленной на пьяной вечеринке. И лишь об одном он неустанно не переставал спрашивать себя... «Почему?»
Итачи не мог понять, куда делись все его чувства к Саске, а тот в свою очередь, становился всё более угрюмым и отчуждённым, видя, как старший брат избегает его. Он перестал настаивать на близости с несостоявшимся любовником, но даже после этого они не могли изменить своей привычке и подолгу сидели обнявшись в полной темноте, не произнося ни звука и слушая только биение сердец друг друга.
Перекрашиваться Саске так и не стал, но Итачи привык и к этому, продолжая чувствовать лишь лёгкую неприязнь к внешности брата и всё чаще впадая в необъяснимую самому себе меланхолию. Чтоб немного развеется, он как-то напился на одной из университетских вечеринок, устроенных его друзьями. Обычно старший Учиха никогда не злоупотреблял спиртным, но сегодня парню захотелось действительно напиться, чтобы надебоширить от души и как следует встряхнуться. Итачи заранее предупредил брата, чтобы тот его не ждал сегодня, и теперь, в сгустившихся сумерках, бродил по пустым коридорам университета с бутылкой коктейля наперевес. Он совершенно незаметно ускользнул от шумных друзей и теперь просто брёл в темноте, изредка прикладываясь к узкому горлышку.
Когда он заметил мерцающий в темноте красный огонёк, до его носа тут же донёсся знакомый ментоловый дым, и уже не сомневаясь в том, кто сидит чуть впереди, забравшись с ногами на подоконник, Учиха подошёл ближе и просипел:
- Опять куришь, рыжий, - хрипловатая усмешка сорвалась с его губ сама собой, и парень тяжело привалился плечом к косяку окна.
- А ты опять пьёшь, Ита, - тоже весьма не трезвым голосом отозвался Сасори, который знал, что Итачи напивался только в тех случаях, когда ему становилось совсем хреново.
- Вот как-то получается так, Учиха развёл руками, не зная, как продолжить разговор, но и не отходя от стены.
- И как же ты поживаешь, Ита? – в голосе рыжего сквозили какие-то странные нотки, и брюнет догадался, что Сасори не просто пьян, но ещё и под кайфом.
- Да, откровенно говоря, хреново, рыжий, - в горле Учихи защемило от ощущения того, что ничего не изменилось с тех самых пор, как они с Сасори расстались.
Словно только вчера они вот так же стояли с кровоточащими сердцами, которые один заливал алкоголем, а другой засыпал белым порошком.
- Почему всё так вышло, Сасори? – Итачи не знал, зачем говорит это вслух, но, видимо, алкоголь решил высказаться за него.
- Как «так»…, - тихо прошелестел рыжий, и Учиха услышал, как его голос дрожит.
- Ты знаешь…мой брат.. Саске…, Он такой замечательный.. так тянется ко мне, столько делает, так понимает…, - брюнет оборвался, так и не договорив.
- Понимает? – усмехнулся Сасори. – Так понимает, что ты не можешь найти покоя и говоришь сейчас со мной? – в голосе рыжего сквозила обида и как в зеркале отражалась сосущая его изнутри боль Итачи.
- Этот дурачок готов ради меня на всё, - словно не услышал его Учиха. – Представляешь, он перекрасился в рыжий цвет…
- Дурак! – зло зашипел Сасори, в миг понимая всё, что хотел этим сказать брюнет.
- Да, дурак, - грустно улыбнулся Итачи. – Он хотел нравится мне, а в результате напомнил тебя…
В воздухе повисла давящая на барабанные перепонки тишина, которая кричала и плакала от боли, намертво связывая две одинокие фигуры у окна.
- Зачем ты не вернул меня, рыжий? – это был даже не вопрос, и Учиха молча глотал колючие, обжигающие скулы слёзы.
- Я пытался вернуть тебя, - просипел дрожащим голосом Сасори, и хоть Итачи не видел в темноте его лица, но почти слышал, как и его душат слёзы.
- Но ты так и не вернул меня, - брюнет добивал сам себя.
- Я пытался, вспомни! – в отчаянии Сасори встрепенулся и схватил Учиху за руку. – И сейчас! Я молю тебя, Ита! Вернись ко мне!
Итачи всё же поднял лицо, и хватило всего мгновения, чтобы он, забыв обо всём, моментально растворился в любимых бездонных серых глазах, дрожащих от слёз и мерцающих в темноте невыразимой мольбой.
- И что тогда будет, рыжий? – парень не узнал своего собственного свистящего шёпота.
- Будем только ты и я, Ита! Слышишь? – Сасори почти кричал, встряхивая друга за плечо.
- Рыжий…, - брюнет, наконец, не выдержал и жадно впился в манящие губы, которые Сасори с готовностью тут же подставил ему навстречу.
Прикосновение их ртов было ошеломляющим, переплетение языков безумным, и Учихе показалось, между ними проскочил высоковольтный разряд, от которого закололо даже кончики пальцев. Как голодные они тесно прижимались телами, словно хотели съесть друг друга, но ограничивались лишь поцелуем, которым никак не могли насытиться.
Но именно в этот момент перед глазами Итачи возникло лицо Саске, то самое, когда он просил брата о том, чтобы рыжий больше не подходил к нему. Его длинные трепещущие ресницы, слегка затянутые дымкой глаза и замеревшая на губах мольба…
«Саске», - со стоном отрезвил себя Учиха. Понимая, что уже ничего не исправить.
Он отшатнулся от задыхающегося Сасори и протестующе замотал головой.
- Нет, нет, нет, - он схватился за голову и попятился, роняя бутылку с громким звоном разбитого стекла.
- Ита, Ита…Итачи! – окликнул его рыжий, протягивая руки и пытаясь перехватить запястья брюнета. – Но ты же любишь меня! Глупо это отрицать! – Сасори сорвался на крик, пытаясь остановить необратимое.
- Да! Я люблю тебя! – закричал Учиха в ответ, надрывая связки. – Но ничего уже не изменить! – теперь он тоже задыхался, но уже не от страсти, а от захлестнувшей его пьяной ярости. – Тогда! Тогда ты предал меня! И не раз! Ты предавал меня снова и снова, рыжий! Я падал, разбивался в кровь, зализывал раны, но продолжал верить тебе! А ты продолжал делать это снова и снова! Я не могу тебе простить этого! – Итачи трясло и он не мог заставить себя молчать.
- Но этот щенок не может тебе заменить меня! Даже обнимая его ты думаешь обо мне, ты видишь меня, Ита! – Сасори слетел с подоконника и, схватив Учиху за ворот рубашки, ощутимо встряхнул.
- Убери руки! – брюнет скривился и оторвал от себя железную хватку. – Да, он не идеален, но он намного лучше тебя, рыжий! Он любит меня!
- Но ты не любишь его! Ты любишь меня! – шипел Сасори, гневно сверкая глазами, но больше не делая попыток схватить Учиху.
- Да! Я люблю тебя! Но я ненавижу тебя за это! Я ненавижу тебя за то, что ты такая блядь, что спишь со всеми, кто подвернётся под руку, и привык прогибаться под любого, кто сильнее тебя. Пред любым, кто может согнуть тебя в бараний рог, ты готов лечь и раздвинуть ноги, но не потому, что ты слаб, а потому, что только это приносит тебе удовольствие! Это желание низменное, животное, и ты сам животное, не способное на любовь! – Итачи самому не верилось, что он наконец-то сказал вслух то, что всегда боялся произнести.
- Суууукаааа! - взвыл Сасори, кидаясь с кулаками на Учиху. – Ты никогда не слушал то, что я говорил, ты хотел переделать меня и подстроить меня под себя!
- Это я сука?! – Учиха с холодностью перехватил чужие взметнувшиеся руки. – Я всегда воспринимал тебя именно таким, каким ты был, и слушал каждое твоё слово! И знаешь что? Это было моей ошибкой… Да, возможно я и хотел что-то изменить, но я не настаивал на этом. Я показывал лишь альтернативу, что всё может быть иначе! Я лишь показывал тебе, что у тебя тоже может быть право выбора, однако, ты привык, что с тобой обращаются, как с собакой! А я хотел любимого, а не домашнего питомца, который может при любом удобном случае загрызть. Так что сука тут ты, Сасори….
Итачи отшвырнул от себя рыжего, который не переставая скулил и обзывал Учиху. Он понимал, что поступил с ним слишком жестоко, но больше парень не мог выносить того, что жило в нём и в рыжем, решив окончательно и бесповоротно убить это в них обоих, без права на возрождение.
Перешагнув осколки пустой бутылки, Итачи зашагал прочь от Сасори, чувствуя, как снова раскровилось сердце и взорвалась в клочья душа, но на этот раз он точно знал, что когда рубец перестанет истекать гноем воспоминаний и покроется коркой времени, то затянется навсегда, чтобы уже никогда не вскрыться вновь.

Заранее прошу простить мой творческий кризис и такую долгую задержку))) я вернулся и теперь добью эту историю)))

***
По их возвращению домой, оба не обронили ни слова, и только Итачи тихо посмеивался, слыша, как брат с негромким чертыханием заперся в ванной и пытался хоть как-то спасти испорченные штаны. Сам старший Учиха дал себе разрядку только в душе, перед тем как лечь спать. И в момент накрывшего его оргазма, его губы непроизвольно выдохнули: «Саске», а перед глазами всплыло то самое беззащитно-доверчивое выражение лица с приоткрытым ртом и трепещущими ресницами.
Однако, сегодня младший брат к нему спать не пришёл, и Итачи ещё долго ворочался, вслушиваясь в ночную тишину и едва различимое в ней дыхание Саске на соседней кровати. В голове его роились разные мысли и самой адекватной была та, что скорее всего мальчик мог напугаться своего неожиданного порыва, но когда на следующий день младший Учиха повёл себя так, словно ничего не произошло, это насторожило и слегка напрягло Итачи.
Общались они всё так же, как и раньше, но ничего кроме разговоров не происходило ни на следующий день, ни через следующий. Саске вновь стал слегка замкнутым, немного задумчивым и совсем не тянулся к брату. Через силу Итачи его целовать не хотел, но мысленно весь извелся от того, что ему вновь было дозволено лишь взять за руку и ненадолго коснуться губами щеки, в то время как хотелось изо всех сил стиснуть, прижать, подмять и наделать кучу глупостей, но уже по настоящему, совсем не так, как тогда в арке.
В итоге, в голову старшего Учихи забралась мерзкая мысль о том, что тот раз был не более, чем проявление чувства собственности Саске, ведь Итачи сам рассказал ему о том, что виделся с Сасори. А теперь выходило, что тем разговором, он подтолкнул брата к тем действиям, о которых мальчик сейчас, скорее всего, жалеет.
От осознания этого факта, на душе у парня стало совсем паршиво, и теперь он даже не стремился к тому, чтобы даже лишний раз подойти к младшему брату. Но больше всего его угнетало то, что если его догадка была верной, то Саске говорил, что любит его и позволял ему всё, что тот хотел только потому, что того хотел сам Итачи, а не его брат. И выходило, что старший Учиха напридумывал себе то, чего в действительности нет. Но сам парень не мог в это поверить, вспоминая взгляды и жесты брата, и в самый последний момент отметал эту «дурацкую» идею. Но на смену ей тут же приходила другая, ещё более мучительная. Гадкое ощущение того, что младший Учиха пытается посадить его на короткий поводок так же, как это делал Сасори, дистанцируясь и избегая с ним близости, оставляло во рту отвратительный привкус горечи и обиды.
«Что ж я – собака?» - с закипающей злостью думал он. «Пока ластюсь, ношу палку и преданно смотрю в глаза – меня можно не принимать во внимание? Лишь только так, изредка погладить по голове, дабы подпитать теплящиеся чувства? А стоит посмотреть на другого хозяина, так пожалуйста – вот лакомый кусочек, больше похожий на долгожданную подачку».
Сам старший Учиха кривился от этих мыслей, гнал их от себя, но всё чаще замечал, что задумчивые, с поволокой глаза Саске, в которых он раньше видел какую-то тоску, невысказанную печаль и робость, теперь отблескивали для него затаённой выгодой, какими-то безумными планами и бесконечным недоверием.
«Ты дурак, Итачи», - ругал он сам себя. «О чём ты только думаешь? Он же сам говорил, что любит тебя, что ты нужен ему! Хотя…Хотя Сасори тоже много чего тебе говорил…Да, несомненно, но рыжий при этом изменял тебе направо и налево, и каждое его слово было абсолютной ложью. Почему? Да потому, что он даже не хотел тебя…Но и Саске не хочет тебя…Этот маленький волчонок тоже не хочет тебя…А тот раз? А тот раз был нужен только для того, чтобы удержать тебя рядом с собой. Но зачем? А кто его знает», - всё больше злился Учиха. «Конечно ему приятно, что его старший брат возится с ним, слушает его, любит, а он…А он – волчонок…
Итачи и сам не заметил, как такое начало происходить с ним, но постепенно то яростное желание, которое он испытывал к Саске, начало сходить на «нет». Он проводил с мальчиком столько же времени, так же подолгу говорил с ним, катал по городу на своей «Ямахе» и уже вновь привык спать один. Только теперь он не чувствовал той острой необходимости, просто взять Саске за руку и наслаждаться её теплотой, всё глубже запахиваясь в себя и пытаясь разобраться с тем, что же с ним всё-таки происходит.
Саске же, по-видимому почувствовав перемену в брате, наоборот начал тянуться к нему, осознавая, что тот уже не так сильно в нём нуждается. Мальчик начал чаще повисать на Итачи, иногда даже целуя его, вот только не было уже в этих поцелуях того опаляющего их жара. Старший Учиха воспринимал это очень тяжело, отчаянно цепляясь за тающие на глазах остатки своих чувств, и при этом понимая, что медленно, но верно их отношения заходят в тупик. Он не считал себя сексуальным маньяком и вполне мог бы обойтись без интима с Саске, но то, что брат совершенно никак не реагировал на него, спохватившись только в тот момент, когда ситуация начала вытекать в необратимые последствия, не могла не удручать его.
Но всё же Итачи не мог поверить в то, что всё, что он испытывал к брату, было временным и основанным только на том безграничном чувстве благодарности, которое он испытывал, когда Саске поддержал его. Он чувствовал, что по-своему любит мальчика и с готовностью отзывался на все попытки младшего Учихи, стараясь возродить собственные угасающие чувства.
Но лишь с одним Саске очень сильно просчитался, окончательно подкосив намерения брата…
- Ну, как тебе? – младший Учиха сиял, а у старшего отнялся язык и округлились глаза.
«Что ты сделал с собой, придурок!?» - в ужасе стонал про себя Итачи, лицезря ярко-рыжую макушку младшего брата.
- Ты похож на бешенную морковку, - старший Учиха всё же заставил себя улыбнуться. – Зачем? – он продолжал натянуто ухмыляться, постаравшись не выдать голосом своего истинного состояния.
- Ну, помнишь ты говорил, что у тебя слабость к рыжим? – мальчик морщил нос и косился на свои непривычно светлые пряди.
«Какого хрена, Саске!?» - кричал про себя Итачи, продолжая внешне оставаться спокойным и даже расслабленным.
- Говорил, но это не означало, что тебе нужно было краситься в рыжий. Ты мне нравился и в своём привычном – чёрном, - он взъерошил рыжие пряди брата рукой и почувствовал, как от прикосновения по его пальцам распространяется неприятный холод.
- А мне надоел чёрный, - поджал губы Саске, - побуду немного рыжим, пока не надоест, - мальчик тряхнул морковной макушкой и повис на старшем брате.
Итачи по привычке обнял его, утыкаясь носом в его волосы и едва сдерживаясь от того, чтобы не отшатнуться от переливающихся на солнце золотисто-рыжих прядей, таких же, какие были у Сасори.

***
В тот вечер Итачи затащил брата в суши-бар и, дурачась, они кормили друг друга роллами.
- Кстати, не поверишь, кого я сегодня встретил, - усмехнулся старший Учиха, запивая очередной ролл любимым мятным чаем Саске.
- И кого же? – скорее из вежливого поддержания разговора, нежели из простого любопытства, спросил мальчик.
- Не поверишь, - хмыкнул Итачи. – Это был Сасори.
- Сасори? – Саске встрепенулся и внимательно посмотрел на брата. – И?
- Что «и»? – передразнил старший Учиха, но затем всё же сжалился и продолжил. – Просил меня вернуться к нему…
- А ты? – было очевидно, что мальчик занервничал и даже заёрзал на своём месте.
- Не дёргайся, - улыбнулся на это парень и, перегнувшись через стол, осторожно накрыл ладонью тёплые пальцы руки брата. – Я сказал ему, что люблю тебя и только с тобой я наконец-то счастлив, - Итачи улыбнулся, видя, как на лице Саске медленно проступило громадное облегчение, а затем появилась робкая улыбка. – И знаешь что?
- Что? – улыбаясь ещё шире, переспросил мальчик.
- Это правда, - глупо ухмыляясь ответил старший Учиха.
Они не спеша доели свой заказ, но у Итачи появилось стойкое ощущение того, что Саске начал куда-то торопиться после их разговора. Но после того, как братья покинули заведение, было принято обоюдное решение немного прогуляться перед сном.
Однако у природы были свои планы на этот вечер. Поздняя осень набирала свои обороты и мелкий дождик, который в итоге превратился во всё усиливающийся ливень, загнал их в небольшую нишу какого-то дома, больше похожую на высокую арку. Итачи почти одновременно устроил свою сумку рядом с портфелем Саске на сухом месте, после чего, младший Учиха тут же потянулся к старшему, и через мгновение, Итачи с удивлением понял, что Саске целует его. Это было слегка неожиданно, но парень отреагировал мгновенно, с каким-то животным глухим стоном прижимая маленького брата к холодной шершавой стене, наваливаясь всем телом и с жаром отвечая на требовательный поцелуй. Он вновь с жадностью вспоминал каждый сантиметр мягких нетерпеливых губ, чувствуя, как короткие ногти тонких пальцев впиваются в его куртку и, не удерживаясь, соскальзывают по ткани, царапая и вновь нетерпеливо вцепляясь. Итачи каким то остатком дееспособного в этот момент сознания понял, что уже не контролирует себя, ощущая лишь только дрожь в коленях, но всё же сообразив, что они оба уже задыхаются, парень с невероятным трудом отстранился от мальчика.
- Саске, - зашептал он, беря лицо брата в свои ладони и осыпая его поцелуями.
Мальчик открыл глаза и Итачи с удивлением обнаружил, что тот с трудом может сфокусировать взгляд:
- Я не хочу, чтобы он искал тебя, - младший Учиха почти задыхался и его губы, ещё влажные от поцелуя, слегка приоткрылись причудливо-упрямо изгибаясь уголками вниз.
В тот момент Итачи поклялся себе, что никогда не забудет этот беззащитный глубокий взгляд, как у раненой лани.
- Я обещаю, что он никогда больше не сделает этого, и Итачи вновь склонился к тянущимся к нему подрагивающим губам.
Стремясь не разрывать поцелуй, Саске тянулся вверх, привставая на цыпочки, а Итачи напротив, нагибался к брату, подхватывая его за талию и подтягивая к себе. Пальцы обоих запутывались в их волосах, нетерпеливо ныряя за высокие воротники курток, но даже их холод не мог остудить охвативший их жар. От ярости поцелуев, их зубы то и дело сталкивались, дыхания не хватало, и внезапно Итачи ощутил, как Саске, тихо постанывая и прижимаясь к нему ещё сильнее, с короткими вздохами начал тереться о его ногу пахом.
- Саске, - оторвавшись от мягких губ, с животным стоном прорычал Итачи, всё ещё пытаясь контролировать себя, а затем снова накинулся на влажные губы.
Руки его скользнули на округлый зад мальчика, прижимая его пах сильнее к своей ноге и чувствуя, как стало тесно в собственных джинсах. От одного понимания того, что Саске, наконец-то, захотел его, старший Учиха едва сдерживался, чтобы не кончить от одной этой мысли.
А дыхание мальчика в этот момент окончательно сбилось и, пару раз конвульсивно теранувшись дыбящейся ширинкой о ногу брата, он коротко всхлипнул и дёрнулся, обмякая в руках Итачи.
Старшему всё же удалось сдержаться и не кончить в штаны так же, как Саске, но он тоже был близок к этому. Теперь в паху отчаянно ломило, а перед глазами плавали разноцветные круги, мешая сосредоточиться и срывая дыхание. Но Учиха всё же взял себя в руки, сдерживая собственное желание, и, подняв к себе ладонями лицо брата, он как можно мягче и нежнее расцеловал умиротворённую мордашку.
- Пошли домой, - сказал он одними губами, на что Саске коротко кивнул и на не слушающихся ногах пошёл за братом.