Что-то я расслабился..... *тряхнул головой* надо взять себя в руки и дописать "Кабалу" *тихо рассмеялся* буду стараться..и спасибо всем, кто меня пинает на это)))

Давненько я не писал, растеряв вдохновение и запал...Сегодня отрыл этот шедевр и решил, таки, дописать свою Кабалу)
Текст, по моему мнению, просто шедевральный)

инструкции по написанию эротических сцен, спасибо kpoxa_e

http://ucheba-book.livejournal.com/8383.html

Уберите ваш банан" и другие советы сексописателям

Чё-то мы чувствуем, что давно не давали вам полезных советов. А ведь они у нас в головах буквально саморзарождаются, как мыши в грязном белье. Вот, например, пока мы обсуждали подступающий мастер-класс Татьяны Устиновой "Как писать про любовь", у нас самозародились десять советов желающим писать про секс (нет, нам, конечно, объясняли, что "любовь" и "секс" - это не одно и то же; мы внимательно слушали, но ничего не поняли). Итак:

10 советов желающим писать про секс


1.Все помнят, что писать надо про то, о чем знаешь по собственному опыту? Так вот, не пишите про секс. Нет такого занятия - "секс", не бывает никакого секса, нормальные люди никогда не занимаются сексом, и вы тоже не занимаетесь. Секс придумали сексопатологи, они же им и занимаются, нежно потирая свои дипломы до наступления интеллектуальной эякуляции. Остальные люди трахаются, тискаются, нежничают, ласкаются, совокупляются, любятся, ебутся или вообще обходятся без глаголов. Поэтому - пишите, пожалуйста, о том, чем привыкли заниматься лично вы. О трахе, о ебле, о любви, о тисканье, - только не о "сексе". Нет такого занятия - секс.

2. С самого начала решите, зачем вы пишете эту сцену. Чего вы хотите добиться этим от читателя? Чтобы лучше определиться, представьте себе шкалу: на одном конце - "чтобы читатель прочел и кончил", на другом конце - "чтобы мой сюжет получил развитие путем рефлекси по поводу сексуального поведения героев". Мысленно поставьте на шкале десять засечек (ну, скажем, вторая - "чтобы читатель прочел и кончил, если будет помогать себе руками", девятая - "чтобы моя героиня, наконец, отстала от моего героя на пятнадцать минут", - ну, и все, что между ними). Поймите, к какому концу шкалы вы склоняетесь.



3. Если вы хотите, чтобы читатель испытал сексуальное возбуждение, - дайте ему возможность подстроить под ваш текст свои фантазии. Это означает - минимум конкретики, максимум тактильности. Сосредоточьтесь не на позах, а на телесных ощущениях (об этом мы еще поговорим). Позы читатель сам придумает. Если вы хотите, чтобы читатель не столько испытал сексуальное возбуждение, сколько разобрался в сложных характерах ваших героев, - сосредоточьтесь на том, о чем они думают (вы не поверите, но некоторые люди во время секса думают; мы сами видели!)

4. Если уж вам так хочется писать про позы (может, вы математик и защищали диссертацию по теме "Частные эвристики как условие включения учащихся в поисковую деятельность на уроках стереометрии"), - не пишите про переживания. Если вам так уж хочется писать про переживания (может, вы девочка) - не пишите про позы. Если автор пытается писать и про позы, и про переживания, то, за редчайшими исключениями, текст напоминает опиасние какого-то нехорошего медицинского эксперимента ("Он поставил ее раком, и у нее внутри все затрепетало", - Господи, помилуй! Фибрилляция сердечных желудочков! Четыре лидокаина! Мы ее теряем! Мы ее теряем!!!)

5. Постарайтесь обойтись без трюизмов. Некоторые вещи читатель понимает сам. "Он ввел в нее член", "Она обняла его ногами", - да уж небось, ввел, и, небось, обняла, чего там. Вы что, протокол составляете?

6. Глаголы - ваши лучшие друзья. Существительные - ваши худшие враги. Писать про секс глаголами сложнее, зато писать про секс существительными в русском языке почти невозможно, если, конечно, речь не идет о комической репризе. Человек может наклониться, расслабиться, вздохнуть, откинуться, прижаться, выгнуться, сжать зубы, разжать зубы и так далее. Член может только встать или не встать. Вагина и того не может.

7. Повторяем: член может только встать или не встать. Член НЕ МОЖЕТ делать почти ничего из того, что вы любите ему приписывать. Член не может "задвигаться", "пожелать", "отпрянуть", "податься вбок" или "рвануться вперед", "прислушаться", "внезапно ожить" или, хуже того, "взорваться". Если, конечно, вы не пишете хоррор про член. Если вы пишете хоррор про член - респект и уважуха. Реально, респект и уважуха.

8. Пожалуйста, не трогайте клитор. Оставьте в покое клитор. Его и в реальной-то жизни мало кто умеет толком задействовать, не говоря уже - в тексте. Мы знаем, что вы хотите написать про клитор только для того, чтобы доказать читателю: вы знаете, что клитор есть. Мы советуем решить эту задачу в предисловии. Так и написать: "Дорогой читатель! Я знаю, что клитор - есть. Ха-ха!" Читатель поверит вам на слово. С этого момента, пожалуйста, оставьте клитор в покое. Спасибо.

9. Ради всего святого, не описывайте белье ради белья. Хотите рассказать про красный лифчик с черным кружевом - не пишите "на героине был красный лифчик с черным кружевом" (кстати, что у нее со вкусом? Она что - в СССР выросла?) Иначе текст начинает напоминать девичьи сочинения за седьмой класс: "У нее были длинные-предлинные золотые волосы, синие глаза, алые губки и зеленые бантики". Если все это (длинные-предлинные золотые волосы, синие глаза, алые губки и зеленые бантики) не относится к гениталиям героини (или героя) - не пишите об этом вообще. Хотите дать какие-то комментарии по поводу внешности и антуража - присобачивайте их к действию ("Он осторожно поцеловал узкий розовый след, оставленный у нее на плече узкой розовой бретелькой").

10. Напоследок - несколько советов по вопросам жанрового разнообразия. Нет, не литературного.
- Хотите знать, как написать хорошую BDSM-сцену? Пожалуйста: в хорошей BDSM-сцене ничего не происходит. Вообще. Главное в BDSM - моменты ожидания действия. Уберите у героя банан из попы, это не сцена, а трэш.
- Хотите знать, как написать хорошую лесбийскую сцену? Пожалуйста: хорошая лесбийская сцена ничем не отличается от любой хорошей эротической сцены. Так что если вы думаете, что можно сказать читателю: "Смотри, чувак, - тёлки!", а дальше халтурить, то сами вы тёлка.
- Хотите знать, как написать хорошую подростковую сцену? Пожалуйста: ограничьтесь петтингом. Это трогательно и реалистично.
- Хотите знать, как написать хорошую мастурбационную сцену? Пожалуйста: ограничьтесь пальцами. Уберите у героя банан из попы, это не сцена, а трэш.
- Хотите знать, как написать хорошую вуайеристскую сцену? Пожалуйста: в хорошей вуаеристской сцене главное внимание должно быть сосредоточенно на подглядывающем, а не на тех, за кем подглядывают. Иначе читателю становится ясно, что вы никакой не вуайерист, а только врете.
- Хотите знать, как написать хорошую зоофилическую сцену? Пожалуйста: приведите животное, дайте ему подышать на героя/героиню и оставьте читателя наедине с его грязными мыслями.
- Хотите знать, как написать хорошую ситофилическую сцену? Пожалуйста: несите сюда ваш банан.



С физиологической любовью,
ваш Учебный центр.

На какое-то время Итачи ощутил непомерное облегчение, избегая необходимости сдерживать себя всякий раз, как только Саске прикасался к нему. Но спустя пару недель, он понял, какую подлянку устроил сам себе.
Младший Учиха, восприняв его пожелание, больше не позволял себе что-то большего, кроме объятий, касания рук и изредка мог поцеловать Итачи в щёку. В остальном же их отношения и вправду нисколько не изменились, и даже наоборот, стали ещё более нежными и трепетными. Однако, старший Учиха всё острее начинал чувствовать нехватку того, немного большего, что они раньше позволяли себе. Понимая, что и так поступил достаточно эгоистично, ограничив Саске, теперь он всё чаще замечал, как мальчик стал ещё больше остерегаться тех моментов, когда Итачи забывался и, слушая, как мальчик что-нибудь читает ему вслух или рассказывает о том, как провёл день в школе, начинал помимо объятий, покусывать его шею не в силах справиться с собой. Саске в такие моменты напрягался и замирал, а Итачи резко брал себя в руки, замечая это и целомудренно целуя брата в щёку. После этого, он спрашивал, как ни в чём не бывало: «И что потом?» Мальчик в ответ вздыхал с какой-то укоризной в глазах и продолжал, а Итачи начинал беситься от неудовлетворённости и ощущения, что ситуация с Сасори повторяется, причём на этот раз по его дурацкой инициативе.
В результате он и вовсе перестал хоть как-то притрагиваться к брату, всё чаще вспоминая рыжего и чувствуя, как почти забытая им ядовитая тоска заползает в его сердце. Он не понимал, что твориться с Саске, потому как до этого открытый и жизнерадостный мальчик, теперь вновь стал замкнутым и всё чаще Итачи начал замечать, что его радость и веселье наиграны. Он мог предположить, что могло угнетать его младшего брата, но тоже ничего не говорил в ответ, надолго замолкая и начиная ненавидеть себя за то, что хочет мальчика. Старший Учиха вновь ломался, сажая себя на цепь и запрещая себе то, что хотелось больше всего.
Наверное, всё так бы и продолжалось бы, не случись с Итачи знаменательной встречи. Как-то проходя по коридорам института, он услышал, как кто-то окликнул его. Учиха даже сразу не узнал позвавший его голос, пока Сасори, а это был именно он, не схватил его за руку и не втащил силком в мужской туалет.
- Итачи, - со своей обыкновенной мягкостью в голосе, повторил он его имя и брюнет ощутил, как у него засосало под ложечкой.
- Зачем? – только и смог выдохнуть в ответ Учиха.
- Что зачем? – удивился Сасори. – Разве ты не понимаешь, что я хочу поговорить?
- Рыжик, уже прошло пол года, - Итачи устало потёр виски. – И по-моему понятно, что нам больше не о чём разговаривать.
- Но почему же? – Сасори щелкнул зажигалкой и закурил любимые ментоловые.
Итачи в ответ поморщился, но промолчал. Он бросил курить по просьбе Саске, когда тот пару раз заявил, что ему не нравится запах дыма и остающийся на пальцах запах табака, и утверждая, что курить вредно и совершенно не модно. Старший Учиха тогда на это только фыркнул, но всё же решил, что ради нового возлюбленного откажется от последнего воспоминания о бывшем.
- Я ведь тогда даже не понял, что ты бросил меня, Итачи, - продолжил Сасори, глядя на брюнета своим не мигающим гипнотизирующим взглядом.
- Мне очень жаль, Рыжик, - парню на удивление не хотелось ссориться с бывшим и он ощутил, как давно забытые чувства внезапно накатили на него, ломая всю уверенность в том, что ему удалось забыть свою неудавшуюся любовь. – Мне тогда показалось, что я достаточно дал тебе понять, что не собираюсь больше терпеть твои выходки, - парень вновь поморщился, чувствуя, как неприятно сдавило грудную клетку.
- А я думал, что ты, как обычно, пере психуешь и отойдёшь, - голос рыжего дрогнул.
- Что ж, это было не так, - просипел Итачи и, внезапно чувствуя, как эмоции берут верх, он уступил той давно похороненной в глубине души боли и с горечью добавил: - Я правда любил тебя, рыжик, но ты предпочёл трахать и любить кого угодно, только не меня.
Теперь пришла очередь морщиться Сасори, который не вынес высказанного замечания и тут же ядовито зашипел:
- И поэтому ты предпочёл трахать своего маленького братца?
Сердце Итачи неприятно кольнуло, но он решил, что ответная колкость вновь приведёт их в тот тупик, в который они бесконечно утыкались в своих спорах с Сасори. К тому же отрицать и говорить, что это «не его рыжего ума дело», не имело никакого смысла. Он знал, что вся их компания уже вовсю шушукалась о том, что Итачи просто помешался на своём брате, впрочем, тут же радуясь, что он наконец-то выкинул из головы Сасори, который не приносил ему ничего, кроме сплошной нервотрёпки, извечных психозов и не прекращающейся чёрной депрессии.
- Саске понимает меня и даёт мне то, что не смог дать ты, - Итачи внезапно почувствовал, что его новая влюблённость и так бережно похороненная старая любовь, вступили в явное противоборство. – И он любит меня, - добавил он, скорее для себя, чем для Сасори.
- Но любишь ли ты его, Ита? – фыркнул на это рыжий и стряхнул серый пепел прямо на пол.
- Да, - выдавил из себя Учиха, отчётливо осознавая, что всё это время врал не только себе, но и Саске.
- Как-то не убедительно звучит, - скривил губы Сасори и почувствовав, как Итачи вновь со скрипом, но поддался ему, тут же перешёл в наступление. – Ита! Забудь о нём! Я люблю тебя и прошу о том, чтобы ты вернулся ко мне! – ладони рыжего накрыли руки брюнета и он заглянул с надеждой в его лицо.
Но Итачи, словно бы и не заметил этого движения и только отметил то, что Сасори даже не удосужился отбросить сигарету, демонстрируя, что так и не изменился ни на йоту. И теперь, вонючая и так горячо любимая раньше брюнетом ментоловая сигарета, дымилась меж зажатых пальцев рыжего.
- Ты не любишь меня, Сасори, иначе ещё тогда бы попытался хоть что-то изменить и вернуть меня, - Учиха не хотел говорить это, но специально заставлял себя, потому как понимал, что возможно Сасори просто пытается вернуть свою «непослушную игрушку», и благодаря этой мысли, его уверенность в том, что он хочет быть только с Саске, росла.
- Так в чём же дело? Вот он я! И я пытаюсь вернуть тебя! Я люблю тебя и не поверю, что ты забыл меня, - в голосе рыжего сквозила привычная самоуверенность.
- да, не забыл, - от понимания, что ничего никогда в Сасори не изменится, как бы он ни старался, Учиха, наконец, разозлился. – Скажу даже больше! Я всё ещё люблю тебя, рыжий, да так сильно, что даже проведя пол года в объятиях Саске, я не смог избавиться от этого разрушающего меня чувства, - лицо Сасори дрогнуло, а Итачи продолжил, вкладывая в свои слова всю боль, невыраженную любовь и тоску, что всё это время дремала внутри него. – Но пойми, любимый, прошло слишком много времени и теперь я с Саске. Этот мальчик стал мне ещё более дорог, близок и с ним я по настоящему счастлив. И мне кажется, что я даже люблю его. Да, этому чувству не сравниться с тем, что я испытывал и продолжаю испытывать к тебе, но я устал и просто хочу забыть тебя, как жуткий сон! Просто стать счастливым, понимаешь? – Учиха выдохся и почувствовал, как ему внезапно стало легче от того, что он, наконец, обрывал в себе те последние нити, что , оказывается, продолжали его до сих пор связывать с Сасори.
- Я понимаю, - явно обдумывая услышанное, медленно проговорил рыжий, а немного погодя, добавил: - Но я подожду…
Итачи вздрогнул от этой железной убеждённости в его голосе и отнял свои руки из мертвенно холодных ладоней рыжего.
- Нечего ждать, Сасори, - вздохнул он и покачал головой. – Как бы не хотелось тебе или мне, но я никогда не вернусь к тебе и мы не будем вместе…
- Я подожду, - с тупой уверенностью повторил рыжий и, больше ничего не говоря, отправил сигарету в урну и вышел из туалета.

После того разговора прошло более двух месяцев, и Итачи внезапно понял, как далеко он продвинулся в работе над собой. Для начала он запретил себе даже думать о Сасори, стараясь избегать любых столкновений с ним. Кисаме, словно почувствовав, что друг хочет забыть о существовании рыжего, больше никогда не упоминал о нём и, по всей видимости, запретил всей компании даже заикаться о нём. О том, чтобы кто-то перестал общаться с Сасори, Итачи не знал, но был благодарен, что все благоразумно помалкивали, и с бережностью хранил в себе ту злобу, ненависть и отвращение, которое он испытывал, когда видел его с Орочимару. Все остальные мысли и эмоции он посвящал Саске, беспрерывно строча ему смс-ки и проводя с ним всё своё свободное время.
Звать его в свою постель он перестал, но не потому, что не хотел, а потому, что это было для него вовсе не обязательным, потому как ещё до того, как погаснет свет, Саске оказывался в ней первым. Они совсем отвыкли от того, чтобы спать раздельно, но постепенно Итачи начал напрягать тот факт, что младший брат не хотел его. Не то, чтобы он зацикливался над этим, предпочитая придерживаться мысли, что «всему своё время», но у него появилось стойкое ощущение того, что только он испытывает влечение к Саске, с завидной регулярностью возбуждаясь практически моментально, стоило младшему Учихе обнять его под одеялом со спины и уткнуться носом в его затылок, ощущая только то, что в трусах брата ощущается «полный штиль». Но с одной стороны Итачи был даже рад этому, потому как постепенно он начал осознавать во что он вообще, собственно, вляпался.
Тот факт, что Саске ещё даже не совершеннолетний, достаточно ощутимо нервировал его, потому как сам он всегда был против развращения малолетних, совершенно забыв об этом, когда ходил в жёстком депресняке и навесил на брата свои душевные переживания. К тому же он даже не мог себе представить, как бы он смог сделать ЭТО с ним. С технической стороны он конечно же представлял себе весь процесс, но как-то совершенно не мог спроецировать это «дело техники» на Саске реально понимая, что они оба парни. Именно в этот момент всколыхнулась его прошлая нетерпимость однополых отношений, впрочем выливаясь совсем иначе, чем раньше. Что-то внутри всё равно подхлёстывало его попробовать сделать это с Саске, заставляя вспыхивать от каждого его прикосновения, но какое-то гадкое чувство запрета и неуверенности того, что ему действительно понравится, не давало Итачи раскрепоститься и первым начать приставать к подростку. О том же, что мальчик его брат, старший Учиха даже боялся задуматься и просто отметал любые мысли на эту тему, стоило им только забраться в его голову.
И тем не менее, удивляясь тому противостоянию, что происходило в нём, Итачи не мог противиться тому, как реагировало его тело на объятия и прикосновения Саске. Мальчик же теперь словно всё больше провоцировал его. Он избегал затяжных поцелуев, а Итачи и не настаивал, потому как ему хватало мозгов держать в секрете то, как брат действовал на него. Постепенно, они оба и не заметили, как совсем перестали целовать друг друга, но младший Учиха теперь ещё крепче прижимался ночью к брату, заставляя того закусывать губы и сжимать кулаки, пытаясь успокоить разыгравшуюся кровь.
- Я люблю тебя, Итачи, - шептал по обыкновению Саске, едва касаясь губами его шеи, цепко обнимая его со спины горячими ладонями и переплетая их ноги.
- И я тебя, Саске, - едва не стонал в ответ парень, чувствуя, как всё его тело покрывается маленькими пупырышками, приподнимающими самые крохотные волоски на его теле, и задыхаясь от накатывающего желания, сосредотачивающегося тянущей тяжестью в паху.
«Неужели ты не видишь того, что происходит со мной, мой глупый младший брат?» - в отчаянии думал Итачи, стараясь унять колотящее его желание и не решаясь в открытую показать, как он хочет мальчика.
И однажды, не выдержав, парень решил принять меры:
- Саске, теперь ты будешь спать в своей постели, - не глядя ему в глаза, небрежно бросил старший Учиха, уловив боковым зрением, как тот по обыкновению направился к его кровати.
- Почему? – тут же, как вкопанный, остановился мальчик, замирая посреди комнаты.
- Саске, ты помнишь, что говорил, что тебе было неприятно, когда этот Узумаки зажимал тебя? – слова застревали в его горле, но он продолжал выталкивать их из своего рта.
- Да, - почти неслышно выдохнул младший Учиха, опуская голову, сжимая кулаки и начиная сверлить взглядом пол.
- Я помню, что ты говорил, что раз мы любим друг друга, то всё в порядке, но я вижу, как ты вздрагиваешь каждый раз, стоит мне только прикоснуться к тебе. Я ведь не ошибаюсь, так Саске? – Итачи нашёл в себе силы и повернул голову, чтобы посмотреть на брата.
- Так, Итачи…Глупо отрицать, - лицо мальчика стало угрюмым, а на щеках стали заметны вздувшиеся желваки.
- Ты ведь не готов к чему-то большему, - скорее утверждая, чем спрашивая произнёс Итачи. – Либо просто не хочешь меня.
Саске резко вскинул голову и его рот раскрылся в протестующем возгласе, но Итачи остановил его жестом.
- Да, я согласен с тем, что ты, возможно, хочешь меня, но это совсем не то, как хочу тебя я, - глаза старшего Учихи опасно сверкнули, отчего рот Саске сам собой захлопнулся, и мальчик непроизвольно отшатнулся. – Вот видишь, - криво усмехнулся Итачи, чувствуя, что реакция брата ему была, как ножом по сердцу. – Я не хочу давить на тебя, потому как действительно люблю тебя и не в моих правилах насиловать любимых людей, - Саске теперь испуганно смотрел на него во все глаза. – Я подожду, пока ты захочешь меня так же, как я хочу тебя, - тихо продолжил Итачи и казалось, что его голос звенит напряжённой струной в гробовой тишине комнаты. – Ничего между нами не изменится, мы будем так же общаться, я буду так же увозить и забирать тебя со школы, гулять по городу, но спать мы будем порознь, потому как мне трудно выносить то, что происходит со мной при твоём приближении и держать себя в руках, понимаешь, брат? – Итачи почувствовал, как словно кто-то невидимой рукой схватил его за горло и в груди, к жгучему желанию, постепенно начала примешиваться тупая боль, от того, что младший Учиха молча слушал его и не возражал.
Он понимал, что своими словами ставит Саске что-то вроде ультиматума, ограничивая в близости и одновременно требуя намного большего. Но так же он понимал, что это необходимая мера, потому как иногда его просто переклинивало и Итачи хотелось накинуться на совсем беззащитного, спящего с ним рядом Саске, жадно насилуя языком его рот, требовательно исследуя руками каждый миллиметр его тела и бесстыдно забираясь пальцами в его трусы, и плевать он хотел на то, что в них. А быть может, мысль о том, что он обнаружит там совсем не то, что было у всех его подружек, подхлёстывало его ещё сильнее, заставляя хотеть младшего брата с ещё большей силой.
Но так же, Итачи догадывался, что Саске девственник и возможно никогда не испытывал того, чем наслаждался более опытный старший Учиха, в объятиях вешающихся на него красоток. Это объяснялось и возрастом мальчика и тем, что в отличие от Итачи, он никогда не запирался в туалете надолго и ни разу не был замечен братом в «рукоблудстве», хотя они и постоянно находились вместе в одной комнате. Это слегка настораживало парня, но он мог принять то, что в свете его необщительности и неудачного опыта с этим белобрысым Узумаки, мальчик вовсе махнул рукой на секс и ушёл с головой в учёбу, предпочитая не забивать её «пестиками и тычинками». Однако, теперь налицо было два «пестика» и было глупо делать вид, что ничего не происходит. В итоге Итачи понимал, что ему тупо не хватает выдержки и терпения, но не подтолкнуть Саске к более близкому контакту он не мог, тут же проклиная себя за то, что своими словами надавил на брата.
Но и это было не последним фактором, из-за которого старший Учиха говорил всё это. Десятки раз, с бережной осторожностью выскальзывая из объятий Саске, как только он чувствовал, что тот уснул, он запирался в туалете и в несколько яростных движений ненасытной руки наконец-то сбрасывал невыносимое напряжение, понимая, что не просто хочет брата, но и любит его с такой силой, которая заставляет его вот так скрываться, подобно вору или преступнику. И его не на шутку угнетало то, что он не может просто открыться ему, боясь, что Саске сочтёт это мерзким и пошлым. И каждый раз, с остервенением отмываясь в душе, Итачи возвращался к спящему мальчику и мысленно просил у него прощения за свои низменные инстинкты, которые после всего проделанного вновь казались старшему Учихе грязными. И с каждым разом, к парню приходило убеждение, что так больше не может продолжаться, что что-то нужно менять, потому как ситуация всё больше начинала напоминать ему то время, когда он так же безответно хотел Сасори.
- Хорошо, - тихо проговорил Саске. – Я понимаю, брат, - добавил он с такой серьёзностью, от которой что-то, с глухим щелчком по натянутым нервам, оборвалось внутри Итачи.
В этот момент, он почувствовал, что вновь загнал себя в ловушку из собственного желания, которое теперь был вынужден беспрестанно обуздывать, и вновь начинающих душить его не понятых младшим братом чувств.
И всё же ему было легче от того, что этой ночью он спал один.

Естесственно, что в то утро Итачи в очередной раз влетело от матери за отсутствие рубашки, но к её удивлению, он даже не огрызнулся с небывалым аппетитом накинувшись на завтрак. А затем, он шокировал её ещё больше, сказав «Спасибо, ма», «клюнув» в щёку и выдернув из-за стола за шкирку едва успевшего доесть Саске с тем, чтобы закинуть его в школу по дороге в универ.
После того утра он отвозил брата каждый день, и мальчик всегда крепко прижимался к его спине, пока сытая бензином спортивная «Ямаха» послушно урчала в сильных руках, затянутых в кожаные без пальцев перчатки. Сам же Итачи давно не чувствовал эмоционального подъёма и внутренней лёгкости. То, что кто-то понял его в первые за несколько тяжёлых месяцев, которые теперь казались ему настоящим адом, по сравнению с тем, что теперь давал ему Саске, не только внутренне, но и внешне окрыляло парня. Глаза его вновь блестели, загадочная полуулыбка не сходила с губ, а с языка вновь сыпались привычные друзьям шуточки и подколы «а-ля, Учиха».
- Не уж то ты влюбился, Учиха? – ухмылялся Кисаме, а затем от радости встряхивал друга за плечи. – Я уж думал, прощай Итачи.
- рано меня похоронил, синелицый, - фыркал в ответ парень и давал другу ощутимый тычок в бок, за проявленную вольность.
Но тот равно радовался, как рабёнок, и даже не думал обижаться. Но не со всеми в их кампании Учиха продолжил общаться так же, как и перед каникулами. Теперь он нехотя общался с Орочимару, чувствуя перед ним вину и стараясь его по возможности избежать. Он никак не мог простить себя за то, что так поступил с ним, ведь в первую очередь блондин был его другом, а теперь получалось, что после того, как он сам же бросил Сасори, их отношения были испорченны совершенно бессмысленно и зря. Это угнетало Итачи, но он всё равно дал понять Дею, что в любом случае будет не против, если тот по-прежнему будет считать его другом, предоставляя дальнейшее развитие событий на усмотрение блондина.
Но так же тот факт, что Учиха перестал общаться с Сасори, не ускользнул от внимания окружающих. Однако, все благоразумно помалкивали, стараясь не вмешиваться в их непростые отношения. Пару раз Итачи всё же хотелось подойти к рыжему, заговорить с ним, он сам не знал зачем, но скорее всего для того, чтобы почувствовать, что тот всё же не забыл и хоть изредка вспоминает о нём, но каждый раз, как только он видел, что Сасори в открытую «висит» на змееглазом Орыче, он с яростью дёргал со стола шлем и, забив на пары, срывался к Саске.
Всю дорогу до его школы, он злился на себя за проявление слабости, с остервенением запинывая в самый дальный угол своего сознания всё ещё стонущие и кровоточащие чувства. Но стоило ему увидеть брата, его вмиг загорающиеся глаза, приоткрытые губы с замершим на них дыханием, как ему тут же хотелось схватить Саске в охапку и никогда не отпускать, утопая в той нежности, благодарности и в каком-то щенячьем счастье, что он у него есть. Естественно, что Итачи никогда этого не делал, но забирая брата с занятий раньше времени, он вёз его в парк или к озеру, где они долго болтали, валяясь на траве или на скамейке. Парень, как правило, укладывался головой на колени к Саске, а тот, рассуждая на темы проблем современной молодёжи или всего человечества, распускал длинный хвост брата и перебирал тёмные пряди пальцами.
Итачи нравилось общаться с мальчиком и он с удивлением понимал, что Саске не по годам умён. В то время, как у других подростков его возраста в голове были одни девчёнки, тачки и стильные шмотки, его брат совсем не интересовался всем этим, с удовольствием обсуждая последние новости в мире политики, экономики и науки. Их вкусы в музыке тоже были очень схожими, разве что Итачи любил помимо простого рока, лёгкую альтернативу, а Саске частенько зависал под панк-рок. Но в результате, они оба сошлись на том, что под настроение можно послушать и то и другое. В остальном же, во вкусах, в манере одеваться и вести себя, они были практически идентичны, а мелкие несостыковки вовсе оставались незамеченными, и разве что иногда отмечались тем, что «ну, хоть чем-то мы должны отличаться».
Итачи упивался младшим братом, тем, как он смотрел на него, тем, как и что говорил, и не мог насытиться обилием внимания и понимания. С их первого поцелуя, они практически не прикасался к нему, делая акцент на общение, и всё же ему нравилось видеть, как Саске смущается и краснеет, стоило ему прижать его в тёмном коридоре их дома или обнять, хмелея от переполняющей его нежности. Но была ещё и другая причина, после которой Итачи не особо настаивал. Во-первых, он сам чувствовал, что не настолько нуждается в том, чтобы целовать Саске, хотя каждую ночь он откидывал одеяло и терпеливо ждал, пока младший брат прошлёпает босыми ступнями по полу и не уляжется рядом, крепко обнимая и прижимаясь к нему всем телом. А во-вторых, он не мог не уловить то, как мальчик напрягался всякий раз, стоило старшему Учихе прикоснуться к нему.
- Саске, тебе не нравится? – как-то спросил его Итачи.
- Не совсем, - промямлил в ответ мальчик.
- Ты брезгуешь, потому что я парень и твой брат? – затаив дыхание, продолжил старший Учиха.
- Нет, бака! – тут же запротестовал подросток. – Конечно же нет, - а затем, слегка запинаясь, добавил: - Я уже целовался с парнем, дело не в этом...
- И кто же это был? – хмыкнул Итачи.
- Мой одноклассник, - нехотя пробормотал Саске.
- Тот белобрысый парень, который вечно приходит к нам поесть? Узумаки, кажется? – предположил старший Учиха.
- Ну, да, - с ещё большей неохотой ответил мальчик. – Только... Только я не стал больше делать этого с ним, потому что ему только нравилось целоваться и зажимать меня, а на то, что я чувствую, ему было совершенно наплевать...
Саске замолчал, а Итачи показалось, что ему врезали чем-то тяжёлым промеж глаз. Нет, он не испытывал ревности, ведь и брат был у него не первым, и тот без утайки знал все подробности их отношений с Сасори. Хотя что-то внутри неготяжело шевельнулось и недовольно заворчало от осознания того, что кто-то совсем недавно прижимался к «его Саске». Но больше всего его «хлестнул» тот факт, что он сам не особо задумывался над тем, что думает и чувствует к мальчику, когда прижимался к нему.
И Саске тут же «добил» его:
- Но тебя я люблю, так что то, что делаешь ты, мне приятно и мне совсем не важно – любишь ли ты меня, - и мальчик уткнулся носом в плечо брата.
Итачи непроизвольно обнял поникшие плечики и, не успев остановить себя, произнёс:
- Я тоже люблю тебя, Саске, - и он чувствовал, что в этот момент не лжёт.
Вся накопленная за долгое время нежность, ласка не получившая выхода к Сасори, теперь обильно выливалась из него на Саске, подталкиваемая всё той же благодарностью, что теперь он был понят и услышан. И всё же Итачи чувствовал и понимал, что не то, что до той любви, что он против своей воли продолжал испытывать к Сасори, но и до простой влюблённости было так далеко, что это понимание просто убивало старшего Учиху.
- Я тоже люблю тебя, Саске, - вновь повторил он увереннее, чувствуя, как прижимаются к его шее дрожащие губы брата, и крепче обнимая его. - «И я обязательно сделаю так, чтобы это чувство стало настоящим...», - только и добавил он про себя.

Проснувшись на утро, Итачи с нежностью прижал у себе спящего брата и поцеловал в висок, одновременно удивляясь внутренней лёгкости и умиляясь детскому выражению на его лице. От прикосновения Саске захлопал ресницами, открыл глаза, нахмурился, а затем, всё вспомнив, робко улыбнулся, по привычке переводя улыбку в ухмылку.
- Проснулся? – Итачи коснулся кончиком указательного пальца носа брата.
- Угу, - хмыкнул Саске, по-видимому боясь даже пошевелиться, чтобы не нарушить то хрупкое равновесие, что сейчас, наконец-то, установилось между ними.
- Тогда чего продолжаешь ко мне прижиматься? – в голосе сквозанул привычный холодок.
Щёки и шея Саске моментально «вспыхнули», заливаясь ярко-красной краской, и он коротко дёрнулся, словно старший Учиха ударил его элекрошокером. Но тут же Итачи не выдержал и громко расхохотался, ещё сильнее стискивая худые плечи и чмокая мальчика в темноволосую макушку.
- Глупый младший брат, - довольная улыбка впервые за много недель расплывалась на его лице.
- Ты...ты !!! – сначала возмущённо зашипел Саске, а затем с силой лягнул старшего в голень.
- Ааа, - картинно завопил Итачи, а затем подмял под себя младшего и принялся его щекотать.
Мальчик, уже сообразив, что брат подтрунивает над ним, тут же принялся брыкаться и щекотаться в ответ, не выдерживая «злостного нападения» и начиная хихикать, сначала тихо, а потом громче и заливистие.
В результате оба, задыхаясь от смеха, переворошив всю постель и стараясь увернуться от взаимных щекоток, откатились в разные стороны. Причём Итачи слегка не рассчитал траектории и с грохотом свалился с кровати, чем вызвал новый приступ восторга и громкого смеха у младшего Учихи.
- Ааа, нет чтоб пожалеть, - голова морщившегося от боли Итачи показалась над кроватью и брюнет кряхтя, приподнялся с пола на локте, потирая одной рукой ушибленный зад.
- Ладно, ладно, не буду, - добровольно сдался Саске, улыбнулся и свесившись с кровати коснулся губами губ брата.- Так лучше? – чёрные глаза блестели, а вся физиономия мальчика светилась.
- Лучше, - оторопел Итачи. - Но зачем ты это сделал, брат? – в его голосе не было осуждения, скорее что-то вроде недоумения и лёгкого удивления.
- Ты же хотел, чтоб я тебя утешил, - фыркнул младший Учиха. – Вот я и решил, что это будет лучшим утешением для моего братика-гея, - Саске по-видимому понял, что переборщил и принял свою обычную глухую оборону, пытаясь скрыть неловкость за язвительностью.
В любой другой ситуации Итачи непременно ответил бы что-нибудь колкое и обидное, чтобы поддеть брата за уязвлённое самолюбие. Однако, слово «гей» прозвучало из уст Саске не как насмешка, а скорее как если бы он флиртовал с братом, возможно даже не подозревая об этом.
Было видно, как мальчик напрягся и был готов в любую минуту вскочить, уворачиваясь от оплеухи, а лицо его медленно становилось всё мрачнее и мрачнее, изменяясь под тяжёлом гнётом повисшей тишины. Наблюдая за этим, Итачи искренне умилился и понял, что не хочет, чтобы брат вновь стал таким угрюмым после всего того, что он сделал для него. Захлестнувшее его ещё ночью чувство благодарности, накатило на него с новой силой:
- Что ж, тогда я буду просить, чтобы ты утешал меня чаще, - с этими словами, Итачи неожиданно для самого себя потянулся к застывшему брату, видя, как его глаза широко распахиваются от удивления и чувствуя, как мальчик вздрогнул, когда губы старшего брата накрыли его собственные.
Плохо соображая, что делает, Итачи, не размыкая их губ, приподнялся и, стоя на коленях возле кровати, мягко опрокинул Саске на спину, одновременно осторожно проникая в его рот языком.Мальчик коротко дёрнулся, а затем обмяк, стоило руке старшего Учихи зарыться пальцами в его волосы. Итачи же было невыразимо приятно целовать брата. Он мягко ощупывал его нёбо, щёки и язык, поддевая его своим, на что Саске сначала робко пошевелил губами, а затем, набравшись смелости, сам переплёл их языки.
«Наверное, он уже с кем-то целовался», - отстранённо подумал Итачи, чувствуя, как тонкие руки брата обвили его шею, прижимая к себе и запутываясь в длинных волосах на затылке.
От этого прикосновения у старшего Учихи разбежались стада мурашек от спины по шее, он глухо рыкнул, не чувствуя никакого сопротивления, и уже не сдерживаясь накинулся на сладкий, тёплый и влажный ротик, жадно сминая губами губы и не слыша ничего, кроме собственного шумного дыхания.
- По-по-подожди, - через минуту оттолкнул его от себя Саске и, вытаращив глаза, начал жадно глотать воздух. – Я же так задохнусь, придурок! Дай передохнуть! – губы его распахивались в такт дыханию, а руки с ощутимым нажимом упирались в плечи брата.
- Ты чего? Не дышишь во время поцелуя? – осенило Итачи. – Задерживаешь дыхание? – уточнил он, не веря, что такое возможно.
- Ну, конечно! Ты же закрыл мне рот и целуешь! Как мне дышать? – недовольно заворчал мальчик, наконец-то отдышавшись.
После этой гневной тиррады, старший Учиха всё же не выдержал и громко расхохотался над своим младшим братом.
- Глупый! А когда ты сам закрываешь рот, ты же не задыхаешься? – продолжал смеяться Итачи, поднимаясь с пола, забираясь на кровать и укладываясь рядом с мальчиком. – Смотри, - он тут же накрыл губами его рот, пару раз шумно выдохнул через нос и тут же отстранился. – Дыши через нос, как и я, - напутствовал он его. – Попробуй!
Глаза парня озорно сверкнули и он вновь припал к губам Саске, но не углубляя поцелуй. Выждав, пока брат не вдохнул пару раз, он начал мягко мять губами его губы, а затем проскользнул вглубь его рта, продолжая наблюдать за тем, как дышит его брат.
Младший Учиха же теперь не просто дышал, а «ой, как дышал». Движения его языка стали напористее, смелее и он вновь прижал к себе старшего брата руками, неловко перебирая пальцами по его голой спине и запутываясь в длинных, рассыпавшихся по ней волосах. А Итачи, убедившись, что теперь всё в порядке, вновь расслабился и попытался распробовать поцелуй. Он внезапно подумал, что Сасори целовался совсем иначе, движения его были мягче, неторопливее, ленивее что ли, и это придавало его поцелуям какую-то дополнительную эротичность, от которой Итачи хмелел и переставал чувствовать ноги. У Саске же движения были резкими, отрывистыми и как бы старший Учиха не старался «смягчить» его поцелуй, мальчик продолжал черезчур старательно врезаться в его рот губами, и Итачи начало казаться, что брат пытается его съесть. Впрочем, одновременно это безумно ему польстило и постепенно мысли парня рассеялись, и в мире не осталось ничего, кроме рвущихся к нему губ Саске...
- Саске! Итачи! Завтрак уже на столе! На сборы пять минут, а то на занятия опоздаете! – внезапно раздалось под самой дверью.
Оба брата моментально вздрогнули и Итачи резко отшатнулся от Саске, чувствуя, как мальчик тоже инстинктивно вжался в постель от материнского голоса. Ещё пару секунд они судорожно хватали ртами воздух, ошалело глядя друг на друга и вслушиваясь в удаляющиеся от двери шаги, пока Итачи, наконец, не выдержал и тихо хохотнул. Саске в ответ неуверенно улыбнулся, на что старший Учиха, уже не скрывая накатившего веселья, расхохотался во весь голос и, сгребая брата в охапку, выдохнул в его губы:
- Чудо ты моё! – он вновь запечатлил лёгкий поцелуй на его губах, а затем отпустил. – Кто последний, тот неудачник! – он показал брату язык, с удовольствием отмечая, что расплывающаяся на лице Саске улыбка замерла, глаза блеснули и маленький бесёнок встрепенулся с постели, устремляясь к ванной.
- Неудачник тут только ты! – весело, уже на бегу, крикнул ему младший Учиха, рыбкой ныряя в дверь.
Но Итачи всё же успел быстрее, чем он успел её захлопнуть и пару секунд поперепихавшись, хохоча и лягаясь, парень всё же прорвался внутрь к Саске, не выдержавшему напора и поддавшись силе старшего брата. Продолжая пихаться и брызгаться, Итачи успел перепачкать нос и одну щёку брата зубной пастой, на что тот мстительно разрисовал ему белой массой подбородок и шею, но всё же они умудрились умыться и рванули наперегонки назад в комнату.
- Я же говорил, что ты неудачник! – ехидно поддразнил брата Саске, нырнув в футболку и видя, как Итачи прыгает на одной ноге, пытаясь второй попасть в другую штанину.
- Не говори того, что не знаешь наверняка, - старший Учиха всё же попал в штанину и поймал выскальзывающего из комнаты Саске за запястье.
- Но на тебе даже рубашки нет! – успел возмутиться мальчик, прежде чем старший Учиха припечатал его своим весом к дверному косяку и жарко накрыл его рот своим, бесцеремонно вторгаясь внутрь языком.
Руки Саске тут же взметнулись вверх, судорожно вцепляясь в голые плечи брата, и Итачи едва успел подхватить за талию сползающего на пол подростка, у которого от неожиданности подкосились ноги.
- На этот раз тебя утешал я, маленький неудачник, - старший Учиха тихо усмехнулся, медленно облизывая свои влажные от поцелуя губы.
Он резко отпустил брата и, застёгивая на ходу ширинку джинс, направился в кухню быстрым шагом, довольно улыбаясь и что-то насвистывая под нос.
- Это запрещённый приём, - слабо простонал ему в след Саске, а Итачи был готов поклясться, что щёки брата сейчас пылали жарким румянцем.

*сидит вдохновляется на арт Лилу*

***

- Итачи, Итачи, - брюнет встрепенулся, понимая, что кто-то будит его. – Ты стонал во сне...
Взъерошенный и заспанный Саске сидел на краю его кровати и тряс его за плечо, взволнованно взглядываясь через темноту в лицо брата. Итачи буркнул в ответ что-то нечленораздельное и закрыл глаза, чувствуя, что не может смотреть на него.
- Итачи, - тихо проговорил Саске, немного помедлил, а затем добавил, - Итачи, расскажи мне...
Он не стал продолжать и в воздухе повисло напряжение, от которого внутри старшего Учихи всё сжалось, а затем, вместо того, чтоправить Саске спать, он заговорил...
Сначала медленно, с надрывом, начиная от самого первого их разговора с Сасори, а затем быстрее, словно боялся что-то упустить, что-то забыть, не умалчивая ни о чём, словно Саске был для него пастырем, который должен был отпустить ему грехи после искренней исповеди. К концу своего рассказа, он и не заметил, как сел на кровати и судорожно вцепился в плечи младшего брата, а когда заметил, то тут же отпустил мальчика, закрывая лицо руками и чувствуя по пальцами влагу.
- Я не писал и не звонил ему уже несколько недель. Я жалок, но я люблю его, одновременно понимая, что мы не можем быть вместе, - подрагивающим голосом добавил итачи, чувствуя жуткий стыд за проявленный порыв и ощущая себя ещё больше униженным, чем раньше. – Ты думал, я гордый и сильный, а я слабый и жалкий, - добавил он сам себе и без сил рухнул обратно на подушку.
Саске с минуту молчал, видимо пытаясь переварить услышанное, и Итачи мысленно сжался, ожидая, что брат встанет, развернётся и ляжет спать, так ничего ему и не сказав. Но мальчик не встал. Он осторожно наклонился и мягко поцеловал брата в губы, обнимая его за шею, а затем укладывая голову на его грудь.
- Ты мой брат, Итачи, - проговорил он с такой серьёзностью, какую старший Учиха никогда не слышал от него. – Ты очень храбрый и очень сильный, - добавил мальчик, - но не потому, что ты мой брат, а потому, что слабый человек не смог бы пройти через всё то, что произошло с тобой, оставшись не сломленным, и которому хватило сил вырваться из той трясины, что затягивала тебя. Я верю, что ты сделал всё возможное и он полный кретин, раз не смог понять и почувствовать то, как ты его любишь, хотя это понял даже я. И ты знаешь, я завидую тому, что ты так сильно любишь его, а не меня...
Ошарашенный Итачи долго лежал и не слышал ничего, кроме собственного, ухающего в горле сердца, пока не произнёс: «Спасибо, брат».
Саске так больше ничего и не произнёс, но и не ушёл спать в свою кровать, забравшись под одеяло к Итачи. Он всю ночь обнимал его, от чего у старшего Учихи щипало в глазах, и чувство коллосального облегчения и безграничной благодарности поочерёдно захлёстывало его тёплыми волнами. То, что младший брат понял его и поддержал, принесло ему такое успокоение, что Итачи не заметил, как отрубился, и впервые за много месяцев, его не мучили кошмары.

***
Созванивались они теперь очень редко, замолкая на неделю, а затем срываясь и повисая на проводе на долгие часы. Но теперь, почти каждый их разговор оканчивался взаимными упрёками и обидами.
- Сасори, почему ты спишь со всеми, кроме меня? – бесцветным голосом уже в сотый раз спрашивал Учиха.
- Пойми, это просто потребность, и с ними у меня просто секс, а тебя я люблю. Как ты не можешь понять? Ты особенный и по-этому у нас ничего не было, - в сотый раз повторял рыжий.
- Ложь, - припечатывал Итачи, - Каждое слово ложь. Когда любишь человека, стремишься слиться с ним воедино и морально и физически. Ты же ещё больше закрылся от меня, даже мысленно не подпуская.Это не любовь, Сасори...
- Не правда! Я люблю тебя! – злился рыжий.
- Тогда почему ???
- Как ты не поймёшь, ты – другое, - вновь затягивал он и Итачи в бессилии бросал трубку.
Сасори же вновь начинал сбегать от проблем с помощью наркоты, бесконечно пропадая в ночных клубах, и когда Учиха в очередной раз уличил его в измене, что-то внутри него надорвалось. Он ещё раз попытался хотя бы получить объяснение или причину поведения рыжего.
- Почему? Зачем? – сплошные вопросы, и Учиха тонул в них, не понимая и не находя ответа.
- Просто я такой..., - уже совсем равнодушно бросил ему Сасори.
- Хорошо, будь таким, а с меня хватит. Я устал...
Учиха развернулся, хлопнув дверью, уходя, оставляя и убегая. Не осталось у него сил терпеть, верить и надеяться на то, что Сасори хоть когда-нибудь изменится. За те пол года, что они прообщались, Итачи достаточно хорошо узнал его, чтобы понять, что одной любви и желания Учихи не достаточно для того, чтобы рыжий хоть как-то изменился в лучшую сторону.
Сасори вечно ставил ему в вину то, что Итачи хотел его переделать. Брюнет отвечал, что не хочет его «переделывать», но показывает альтернативу другой жизни, того, как может быть подругому, и что в мире есть не только жестокость, агрессия, насилие и предательство.
- Я всегда отношусь к людям по-человечески, - говорил он. – Каждый, абсолютно любой человек имеет право на то, чтобы к нему относились так, как ты бы хотел, чтобы относились к тебе. Я никогда не лгу, не подставляю, говорю то, что думаю и принимаю, что все люди равны. Нет кого-то хуже или лучше, все мы рождаемся одинаковыми с двумя ногами, двумя руками и одной головой. Наше же поведение и реакция на социум, это всего лишь влияние воспитания, либо его отсутствие, какие-то внешние факторы или внутренние заморочки, но ничто не мешает нам стать такими, какими мы захотим. Что мешает нам не лгать, не притворяться, стать человечнее, отзывчивее? Ну, наступили тебе на ногу в автобусе, ну что тебе мешает вместо злобного взгляда и шипения, улыбнуться и скаазть «извините»? Человеку самому станет неловко и в следующий раз он будет и осторжнее, и внимательнее, а если вновь наступит кому-то куда-то, то первый извинится. Это в наших силах – влиять на мир вокруг нас, но для этого необходимо измениться самому. Да, это сложно – удержать себя в руках и не давать себе и своим желаниям поблажек, когда вокруг пьют, курят, орут матом, хамят, гадят друг другу, завидуют, плетут интриги... Так и хочется иной раз ответить гадостью на гадость, особенно если это человек, с которым ты общался и верил ему, а он, как оказалось, не понял тебя и предал, обидел, поддавшись какой-то выгоде и не ценя того, что ты предложил ему. Да, можно развернуться и уйти, но что мешает тебе переступить через глупую обиду и дать ему ещё шанс? Просто сесть и поговорить, объяснить, что тебе больно, обидно, но ты тоже его понимаешь. Понимаешь и принимаешь, но чувствешь разочарование и не думал, что сделал что-то такое, чем мог «заслужить» такое от него. Нормальный и не безнадёжный человек задумается и вполне возможно, что изменит своё мнение и хотя бы к тебе начнёт относиться иначе. А если не поймёт, то зачем он тебе? Да, это большой риск, ведь предавший единожды, может предать и второй раз, но если вспомнить себя, мы ведь тоже не сразу усваивали всё то, что преподносит нам судьба и часто ошибались. Не поверю, что есть кто-то, кого никогда не прощали или кто-то не простил тебя! Так что же стоит вновь обсудит «косяк» друга и не дать ему ещё шанс? Да, кто-то назовёт это доверчивостью, кто-то глупостью, кто-то чрезмерной добротой, но по крайней мере, рядом со мной нет лжецов, льстецов и предателей. Но так же, я не видел, чтобы те, кто изменился по отношению ко мне, не изменился сам и не стал лучше относиться к окружающим его людям, так же меняя их. Вот вам и цепная реакция, по которой мы меняем мир, - любил добавлять он в конце.
Однако, теперь он с горечью осознал то, что слишком много шансов давал Сасори.
«Я просто любил», - думал брюнет, вынимая из брови пирсинг, не желая, чтобы хоть что-то напоминало ему о рыжем.
Так же он понимал, что общаясь с Саори, он не мог адекватно воспринимать то, что тот делал с ним, опуская «планку» восприятия реальности,. Поддавшись чувствам он сам опускался всё ниже и ниже, не осознавая этого или просто отказываясь принимать. Но теперь Итачи был полон решимости забыть друга, ещё не осознавая до конца всю силу своих чувств.
Учиха расставался с Сасори ещё очень долго. Ему не хватало сил выбросить пачку его любимых ментоловых, и хоть Итачи пытался списать это на привычку курить, но каждый раз затягиваясь, он вспоминал, как это делал рыжий.
Не было вечера, чтобы Учиха, когда ложился спать, подолгу смотрел в потолк, вспоминая, как рядом с ним на этой постели спал сасори. Он не хотел думать об этом, но не мог перестать и иногда он начинал терять разум от накрывающих его воспоминаний и раздирающих чувств. Было намного проще просто позвать Сасори и сказать, что он любит, но тогда бы всё началось сначала и было бы только больнее. И Учиха терпел...
И всё же порой он не выдерживал, и ворочаясь в кровати, с ужасом понимал, что стонет. Молчаливый и тихий Саске в такие моменты поднимался с кровати и долго всматривался в темноте в тёмную, корчащуюся фигуру Итачи, и старший Учиха, понимая это, ненавидел себя за минуты слабости.
- Брат, - иногда не выдерживал Саске. – Брат, тебе плохо? – тихий голос слегка дрожал.
- Спи, - хрипло отвечал Итачи, и тишина вновь воцарялась в их комнате.
- Зачем ты так много куришь, брат, - вновь спрашивал младший Учиха, когда Итачи не выдерживал, садился в темноте на подоконник прямо в их комнате, и, тяжело привалившись спиной к окну, курил одну за одной, стараясь заглушить внутреннюю боль никотиновым опьянением.
- Не твоё дело, - следовал бесцветный ответ.
Но на удивление, всегда огрызающийся в ответ Саске молчал и больше не лез с вопросами.
«Вот что бы ты понимал», - с какой-то горечью думал Итачи, понимая, что глупо злиться на брата, и всё равно злился на его молчаливость и «невмешательство». Хотелось его задеть, зацепить, разговорить...рассказать? Старший Учиха ни с кем не мог поговорить о Сасори, а Саске был единственным, кто стал свидетелем того, что рыжий не показался Итачи, что он и вправду был здесь, рядом с ним в этой комнате. И постепенно брюнет начал понимать, что его тянет к брату, чтобы наконец выговориться, поделиться своей болью, своими мыслями, потому как только он мог выслушать его и не осудить.
Итачи внезапно осознал, что кто-то может его осудить. Его любовь к Сасори теперь казалась ему грязной, пошлой и делающей грязным его самого. Он не мог сказать кому-то, что его столько раз унижали, издевались, расстреливали равнодушным взглядом его чувства, а Саске... Саске всегда любил его и восхищался им, хоть и привык огрызаться на издёвки брата. Но старшему Учихе хватало одного взгляда, чтобы понять, что младший Учиха ловил каждое его слово и бессознательно копировал поведение. Он ни разу не упомянул Итачи о том, что увидел тогда у него чужого парня, хотя было заметно, что ему было безумно интересно узнать о том, что же он всё-таки видел. Не было даже обычных насмешек от Саске, и Итачи чувствовал, что причиной был не страх, а какое-то понимание, и это понимание больше всего и бесило парня.

***

«Вишу на скале и жалею только о том, что рядом нет тебя...», - смс разбудила Учиху посреди ночи.
Он посмотрел на время отправки и понял, что послание запоздало минимум на пол дня, а то и на сутки. И всё же он не утерпел и ответил.
«Прости, но ты же знал, что я не мог приехать. Я скучаю...», - брюнет нажал «отправить» и уставился невидящими глазами в потолок.
Это должен был быть поход. Учиха недолюбливал палатки, назойливых насекомых и прочие «прелести» отдыха на природе, но в этот раз ему было наплевать на подобную ерунду, раз рядом с ним должен был быть Сасори. Но всё же он так и не смог удрать из дома, находясь под бдительным вниманием родителей, да и сам уже не был уверен, что сможет спокойно общаться с рыжим.
Он лежал и думал о том, что всё же не мог его друг быть таким сволочным и не мог просто играть с ним. Итаче не то что не верил, он не хотел верить в это, вспоминая всё то, что Сасори говорил ему в минуты наибольшей близости, как смотрел на него, как обнимал...
Его мысли неожиданно прервал звук полученной смс, и с замирающим сердцем, он уставился в светящийся в полумраке комнаты дисплей:
«Он спит. Зачем ты тревожишь его?»
Все внутренности брюнета вмиг перекрутило от жгучей, всколыхнувшейся с самых глубин души боли и кусающей сознание ревности, но он сумел сдержать себя и всё же ответил:
«Я не тревожу. Я просто люблю его и хочу, чтобы он был счастлив. Позаботьтесь о нём, пожалуйста...»
Итачи с трудом нашёл нужную кнопку, отправил и только потом понял, что его глаза застилают злые слёзы. Он не мог поверить в то, что Сасори в этот момент делил постель с кем-то другим, таким близким, что тот позволил себе влезть в телефон рыжего и ответить.
Впрочем, Сасори никогда не скрывал, что постоянно спит с кем-то, то с братьями, то с бывшими подружками, то со своим первым – телохранителем.
- Зачем ты спишь с ним? – в сотый раз шипя, спрашивал у него Итачи.
- Я не хочу этого, но он сильнее меня, - слабо отбивался Сасори.
- Пойди на курсы самообороны! – не выдерживал Учиха, а затем, всё понимая, добовлял: - Если бы ты не хотел, тебя бы никто не тронул...
Рыжий тогда вздыхал и отводил глаза, переводя тему.

- Какая же ты блядь, Сасори, - бессильно простонал Учиха в подушку, жадно впитывающую наконец-то хлынувшие слёзы. – Я ненавижу тебя, слышишь? Ненавижу за то, что люблю...

***

«Глупо, как это всё глупо», - думал Итачи, провожая глазами отходящий поезд и оставаясь совсем один на пустом перроне.

Последний день, на который он возлагал столько надежд, пролетел быстро и совершенно бессмысленно. Сасори перестал злится, а Итачи уже не мог себе вернуть тот энтузиазм, что был у него в начале недели. Между ними сквозила тянущая тоска и Учиха и не заметил, как сам окончательно закрылся от рыжего, бережно нянча ноющее сердце, старательно укрывая его от возможных новых ударов Сасори.
Весь день после завтрака они бродили в окресностях, вернувшись в квартиру только для того, чтобы забрать вещи рыжего, и сразу поехали на вокзал. Итачи не отпускало ощущение, что всё вокруг него похоже на неправдоподобный жуткий сон. Даже движения их были какими-то заторможенными, плавными и осторожными, как в замедленной съёмке, словно если бы они коснулись друг друга чуть сильнее, то оба тут же разлетелись на мирриады мельчайших осколков. И оба, затая дыхание, ждали вечера.
- Я люблю тебя, - всё же сказал Итачи, уткнувшись лбом в его плечо.
- Я тоже люблю тебя, - ответил ему Сасори, обнимая его и вдыхая запах чёрных волос. – Я попробую вырваться и устроить пару выходных, чтобы ты смог приехать ко мне...
- Я попробую, - вздохнул Учиха, не ощущая внутри ничего, кроме кричащей пустоты, острыми когтями рвущей его сердце.
- И я попробую, - губы рыжего накрыли его губы, легко, нежно, прощаясь.
Колёса поезда глухо стукнули и Сасори, оторвавшись от Итачи, запрыгнул на подножку:
- Я попробую...
- Ты только позови меня, обязательно, - срываясь на шёпот попросил вновь Итачи, стараясь запомнить каждую чёрточку любимого лица и понимая, что больше никогда не увидит рыжего.
Почему он так решил? Он не знал, Учиха просто чувствовал, что эта минута подытожила их отношений, которые с этой минуты медленно и неизбежно начали близиться к концу.
Сасори, возможно, не понимал этого, как это понимал Итачи, но он тоже почувствовал, и брюнет видел это понимание в его глазах.

Учиха так и не поехал к Сасори, не потому что не хотел, а потому что не смог. Родители, словно почувствовав неладное, посадили парня под домашний арест и Итачи бесился от того, что Рыжик даже не захотел слушать причины. Он закатил Учихе громкую истерику по телефону, намекая на то, чтоесли он всё же не приедет, то это будет точкой в их отношениях. Итачи злился, заламывал руки и, сорвавшись, устроил погром в своей комнате, чем увеличил арест ещё на неделю. От отчаяния ему хотелось даже заплакать, но он с ужасом понимал, что не может.
«Где твоя грёбанная гордость, Учиха?» - подстёгивал он сам себя, пытаясь хоть как-то привести свои мысли в порядок.
Где-то далеко, в сутках езды, был его человек, такой родной и одновременно совершенно чужой. Человек, для которого матерный язык был разговорным, а секс, наркотики и рок – привычным дополнением к повседневной жизни. Человек эгоистичный, стервозный, ведущий разгульный и аморальный образ жизни, лживый, готовый обмануть или предать только для того, чтобы выгородить собственный зад. Человек, привыкший приносить ничего, кроме боли, совершенно не умеющий любить, и всё же по своему любящий его- Итачи...
Учиха не мог это не чувствовать, хотя всё больше убеждался в том, что скорее был интересен рыжему, как бабочка лепидоптерологу, а любил он на самом деле клубы, развлечения и лёгкие деньги.

- Ты знаешь, что мне сказала мать? – спросил в трубку Сасори, и Учиха услышал, как он глубоко затянулся любимыми ментоловыми.

В тот раз у них так ничего и не вышло. Вернувшись с прогулки, они досмотрели тот злополучный фильм, а затем исступлённо целовались оставшиеся пол часа до поезда Итачи.
- Не уезжай, - со стоном отрывался от его губ рыжий.
- Ты же знаешь, что я не могу, - чувствуя, как тяжелеет в штанах, выдыхал на его губы Учиха, а затем они вновь льнули друг к другу ртами, руками и выгибающимися телами.
Опоздав на последний автобус, они поймали такси и уже возле поезда, на перроне, Сасори жадно прижимался к брюнету и почти не разлучая губ, жарко шептал, как он любит Учиху и обязательно приедет к нему. Итачи чуть и на поезд не опоздал, всё же с трудом оторвавшись от мягкого рта рыжего и запрыгнув в отходящий вагон.
- Вечно я от тебя отлепиться не могу, - только и успел шепнуть ему Сасори.
- Не отлепляйся, любимый, никогда..., - не думая ответил Учиха, прежде чем от подножки поезда не отплыл перрон со стоящим на нём рыжим.
Уезжая, он был абсолютно уверен в том, что любил Сасори, и вот уже почти месяц тот не мог вырваться кнему. Работа навалилась в полном объёме и рыжему с лихвой пришлось отрабатывать те два дня, что он отдал Итачи.

- Учиха, ты слушаешь? – вытряхнул его из воспоминаний мягкий голос.
- Да..И что? – Итачи поднёс к губам зажигалку и тоже прикурил.
Он и сам н е знал зачем закурил, но так у него хотя бы создавалось впечатление, что Сасори рядом. Либо же ему этого просто так хотелось и он специально покупал ту марку ментоловых, которую курил рыжий.
- Она сказала, что я дурак, и что она говорила мне, что придёт время, когда мне встретится мой человек и я пожалею о том, что сделал с собой...
Сигарета в руки Итачи дрогнула и он смог выдавить из себя только: «Понятно».
Позже он жалел о том, что не перевернул всё в шутку, не сказал что-то ободряющее или просто не сказал рыжему «не парься», но в тот раз он просто промолчал.
Через пару дней Учиха сам перезвонил рыжему:
- Через неделю предки уезжают к родне. Ты сможешь приехать и мы побудем вместе. Я знаю, у тебя работа, но может, ты сможешь вырваться на пару дней?
- Ты ещё спрашиваешь, Ита? – хмыкнул в ответ рыжий. – Готовься морально и физически.
Всю оставшуюся до приезда друга неделю, Итачи казалось, что за его спиной выросли крылья. Обычно отстранённый и погружённый в свои мысли, он шокировал родителей хорошим расположением духа и даже начал замечать Саске, который пугливо шарахался от неожиданного «Доброе утро».
Ещё вечером выпроводив родню из дома и кое-как дотерпев до утра, Итачи рванул на вокзал, где они с Сасори снова шокировали народ жаркими поцелуями и объятиями.
На этот раз Итачи даже не задумывался над тем, кто такой рыжий. Он просто смотрел на него влюблёнными глазами, не на мгновение не отпуская его руку и ловя каждый вздох и каждый взгляд, направленный на него.
Несколько дней подряд они изнывали от стоящей на улице жары, отлёживаясь дома и занимаясь ничегонеделанием. Август стоял в самом разгаре и казалось, что стоит выйти на улицу, как солнце сразу испепелит «смелую голову», а если нет, так сдавит тяжёлым влажным и плавящемся от температуры воздухом.
Они просыпались, завтракали, неторопливо курили, валяясь на диване и рассказывая друг другу истории из своей жизни, смотрели фильмы и изредка целовались. Причём Учихе казалось, что эти поцелуи нужны только ему, и было похоже, что Сасори скорее позволяет себя целовать, чем сам хочет этого. Дальше поцелуев дело так и не заходило, и хотя они спали в одной кровати, стоило рыжему залезть под одеяло, как он жестко пресекал все поползновения Итачи и они засыпали, повернувшись друг к другу спинами. Утром же Сасори вёл себя, как ни в чём не бывало, обнимал сонного Учиху, целовал ещё не раскрывшиеся глаза и протягивал уже подпаленную сигарету, с которой начинался их каждый день.
Итачи не торопил рыжего, но постепенно его начали терзать сомнения. Он не мог понять поведения друга: от прежней весёлости Сасори не осталось и следа. К брюнету Рыжик совершенно не тянулся, предпочитая с головой уходить в стоявший в комнате Учихи комп.
- Мне кажется, что ты приехал не ко мне, а к моему компу, - смеялся Итачи, не в силах больше терпеть равнодушие рыжего.
- Не говори глупостей, Ита, - не отрываясь от монитора, бросал через плечо Сасори. – Просто у моего друга по переписке не очень хороший период в жизни и его надо поддержать. Ты же понимаешь? – рыжий, наконец, отрывался, хлопал ресницами, целовал пару минут брюнета и вновь погружался в недра интернета до самого вечера.
Итачи скрипел зубами, изнывал, но терпел, довольствуясь тем, что пару часов Сасори всё же уделял ему. К тому же он искренне надеялся на то, что это не продлиться дольше пары дней, но неделя подходила к концу, а в отношениях между ними так ничего и не менялось. Итачи начинал нервничать, злиться и пытался хоть как-то оттащить Сасори от компа, который всё глубже увязал в сетях интернета и даже реже стал его целовать. Учиху выводило из себя равнодушие друга и он постепенно начинал выказывать открытое недовольство от поведения Сасори.
- В чём дело, рыжий? Где твой позитив, твоя жизнерадостность? Оторвись, наконец, и посмотри на меня! – почти срываясь на крик, тряс его за плечи Учиха.
Он не понимал, что съедало изнутри Сасори, который теперь был больше похож на безликую амёбу, которой ни до чего нет дела, а особеннно до того, что происходит в душе итачи. Казалось, что по всей комнате от него расползается какая-то тёмная и беспробудная тоска, и сасори ни при каких условиях не хотел выбираться из неё.
- Я всегда такой и я такой, какой есть, - огрызался рыжий и вновь утыкался в монитор, яростно дымя ментоловыми.
Итачи в такие моменты вспоминал покорёженную жизнь друга, голос его смягчался и он предпринимал новую попытку:
- Сасори, но ведь так не может продолжаться вечно. Ты же теперь не один, у тебя есть я. Зачем ты возводишь эту невидимую стену между нами, - он так же намекал и на то, что рыжий не хотел его.
- Я не знаю, зачем отгораживаюсь от тебя, Ита, - хрипло отвечал рыжий. – У меня такое ощущение, что когда-то ты очень сильно обидел меня и теперь я не могу тебя простить. И я не могу перестать злиться на тебя...
Итачи закрывал глаза и от бессилия стискивал кулаки, не понимая, почему так происходит, ведь теперь они были вместе и помешать им могли разве что родители Учихи, но ему теперь было откровенно наплевать на их мнение. Он чётко помнил, что никогда не сказал Сасори плохого слова и даже в шутку давным давно перестал называть его придурком. Но больше всего добивало то, что рыжий не хотел его. Он понимал, что если в голове друга твориться психологический бардак, то там уже не до физической близости, но бесило то, что Сасори нравилось это состояние и он ничего не хотел менять. Учихе казалось, что рыжий упивается своей непонятной обидой, порождавшей боль, выплёскивающуюся через агрессию или безразличие. И чем больше Итачи общался с ним, тем больше понимал, что Сасори – это могильник из застаревших ран, обид, и что было самым ужасным, что рыжий жил всем этим. Он с фанатичной бережностью вспоминал каждый день все свои необъяснимые печали и всё самое тоскливое, что случалось с ним. Учиха видел это в его отстранённом взгляде и понимал, что как ни пытается, но не может выдернуть рыжего из этой трясины.
Если раньше Итачи и чувствовал это, пытаясь как-то повлиять на друга, не с целью изменить его, потому как считал, что никто не в силах поменять человека, если он сам не захочет измениться, но с желанием показать, что всё может быть по другому, лучше, позитивнее, но только сейчас он понимал, что Сасори похоронил себя заживо под ворохом пережитого.
- Рыжий, я люблю тебя! Неужели этого так мало, чтобы ты сделал хотя бы шаг навстречу? – Учиха чувствовал, как в горле стоит ком.
- Мне и так хорошо, - не мигая, как большой сытый удав, отвечал Сасори и вновь тонул в сигаретном дыму.
А Итачи казалось, что он уже не может думать от отчаяния, и что в его голове сплошной дым, все его попытки и усилия дым, и всё, что казалось таким нереальным, внезапно став возможным, теперь тоже рассеивается, как дым. Вот оно, рядом – протяни руку, но пальцы лишь колыхнут сизые клубы.
К концу недели Учиха перестал пытаться что-то изменить и растормошить рыжего, потому как морально измотался и слишком устал. Он знал Сасори пол года, но оказалось, что его друг был совершенно другим человеком, который вёл себя так, словно Учиха ему чужой, незнакомый, и лишь изредка на него накатывала прежняя знакомая брюнету нежность. И в такие моменты Итачи прощал ему всё, чувствуя, как от прикосновения желанных рук и жарких губ плавятся его мозги и его тело. Но затем всё начиналось сначала, и Учиха сам вернулся в своё прежнее состояние, став угрюмым и молчаливым. Он чувствовал внутри себя словно «сжатую пружину», готовую в любую секунду «выстрелить», но он терпел, зная, что Сасори уже на следующий день уезжает, а портить их последние часы громкими выяснениями отношений он не хотел.
Рыжий же словно почувствовал перемену в Итачи и на удивление вновь стал весёлым, начал поддразнивать брюнета, но ещё больше раздражал его этим.
«Почему? Почему пока я «прыгал» перед тобой, говорил, что люблю и был готов на всё ради тебя, тебе было наплевать на то, что происходит?» - с наростающей злостью думал он. «Но стоило мне «забить» на тебя, отвлечься и просто начать тебя игнорировать, как ты тут же встрепенулся, потому как потерял контроль над своей любимой игрушкой...Игрушка...Я не нужен тебе, ты просто играл со мной...», - нестерпимая обида подкатывала к его горлу, потесняя теплющуюся внутри грудной клетки любовь и надежду.
А рыжий как буд-то назло ещё больше раздразнивал его неуместными злыми шутками, усугубляя ситуацию и смеясь с глухой и всё той же беспробудной тоской в глазах.
Но и в свой последний совместный вечер они легли спать вместе. Итачи даже не пытался приставать к Сасори, потому как понимал, что это уже не уместно, и тупо пялясь в монитор с каким-то слюнявым фильмом о любви, который ему предложил посмотреть Рыжик, он даже не заметил, как отрубился, устав от тяжёлых раздумий.

Однако, выспаться им так и не удалось. Громкий звонок мобильного заставил Итачи подскочить, как ошпаренного. Быстро глянув на входящий звонок, парень удивлённо увидел имя «Мелкий». Так в его книжке был записан младший брат, и звонок мог означать только одно, что случилось что-то невероятное, раз Саске звонил ему.
- Да, - прохрипел сонным голосом в трубку старший Учиха.
- У тебя две минуты, чтобы спуститься и открыть мне дверь. Ты оставил ключи в замке, придурок, - и младший Учиха оборвал звонок.
- Твою мать, - громко прошипел Итачи, слушая короткие гудки и понимая, что раз Саске тут, то и родители вместе с ним.
Естесственно приезд Сасори оставался для всех них «маленьким» секретом, и мысль о том, что его предки могут найти в постели примерного старшего сына полуголого друга, ему совсем пока не улыбалась.
- Сасори, подъём! – он принялся тормошить за плечо сонного рыжика. – Предки приехали!
Тихо матерясь, Сасори продирал глаза и нехотя вылазил из под одеяла, когда Итачи уже метнулся к двери, на ходу пытаясь попасть ногой во вторую штанину джинс.
- Чего так долго? – проворчал Саске, протискиваясь мимо брата в квартиру.
- А чего вы так рано? – игнорируя вопрос мелкого, выглянул за порог Итачи, пытаясь высмотреть там родичей.
- Это что-то новое, что ты ко мне вот так, на Вы, - пошутил Саске и фыркнул. – Предки приедут завтра, как и планировали, а я отпросился на день пораньше.
- Придурок, - зашипел на него Итачи, громко хлопнул дверью и отвесил брату подзатыльник.
- Сам придурок, - огрызнулся Саске и потирая ушибленное место, двинулся в комнату.
Родительская квартира была не большой и у братьев была одна комната на двоих, и обнаружив на кровати брата кого-то постороннего, Саске замер в дверях и тихонько присвистнул. Судорожно пытаться придумать какую-нибудь нелепую отмазку, было делом бесполезным, потому как младшему Учихе хватило ума явиться домой в такую рань, что ни один нормальный человек по гостям ходить не станет. Однако то, что было очевидно, что рыжий спал в кровати старшего Учихи, отметало и ту отговорку, что друг «просто остался у него переночевать».
- Привет, - внезапно помрачнев буркнул Саске и с размаху бросил на свою кровать тяжёлый рюкзак с вещами.
- Привет, - ответил рыжий, даже не глядя на младшего Учиху.
- Сасори, это Саске, мой брат. Пошли завтракать, - без перехода продолжил он и не оборачиваясь направился в кухню.

***
На следующий день они проснулись уже ближе к обеду, а точнее, их разбудил друг Сасори, который завалился к нему домой с целью кого-нибудь «продырявить».
На удивлённый взгляд Итачи, Сасори расплылся в лыбе:
- Я подумал, что ты захочешь это сделать это со мной и позвал его, - от вчерашней ревности рыжего не осталось и следа, и теперь это был вновь тот весёлый и одновременно нежный Сасори, каким его знал брюнет.
Они долго не могли определиться с местом прокола, потому как на рыжем не было свободного места, а затем всё же решились на бровь. Улыбчивый и говорливый друг Сасори решил начать с Рыжика:
- Спокуха, ща всё будет быстро и безболезненно.
- Да, он мастер, - кивнул Сасори и разулыбался, подставляя другу лицо.
Но было совсем не так, как они оба обещали. Игла оказалась слишком тонкой, и новёхонькая штанга никак не желала вставляться в проделанную дырку. Парень сопел, и воткнув тупой конец серьги в отверстие, старался пропихнуть её глубже, ища сквозной выход. Сасори же только стойко морщился и изредка вытирал со скул сочащиеся помимо воли слёзы. Учиха не мог на это спокойно смотреть и закусывая губы, вцепился в коленку рыжего, стараясь отвлечь от боли и мысленно проклиная эту дурацкую затею. Он понимал, что ничем не может помочь, и до хруста в пальцах сжимал обеими руками ногу Сасори, словно пытаясь забрать его боль себе и не в силах смотреть на то, как «мастер» продолжает насиловать его бровь пальцами.
- Во, вроде пролезло, - друг рыжего облегчённо вздохнул и вытер со лба пот.
Было видно, что ещё никогда он так долго и с таким усердием не возился с проколами, и теперь чувствовал свою вину в том, что просчитался с размерами.
- Отлично, - выдохнул Сасори и осторожно потрогал растерзанную бровь. – Для Итачи возьми потолще.
- Нет! – Учиха упрямо мотнул головой. – Меня той же!
- Ита, не ерунди, - рыжий поморщился так, словно «мастер» продолжил ковырять его.
На все возражения Итачи никто даже не обратил внимания и его самого прокололи иглой потолще за две секунды, так же две ушло на то, чтобы вдеть серьгу в бровь, и облегчённо вздохнув, друг рыжего выразил желание убраться восвоясьи.
Пока они провожали «мастера» до остановки, Учихе ужасно хотелось поцеловать рыжего, но он мужествено решил потерпеть до дома, потому как эпатировать прохожих ему не особо хотелось, да и всё равно он немного побаивался, что Сасори ещё не отошёл после вчерашнего.
Однако дома их ожидал весьма неприятный сюрприз.
- Мать, - севшим голосом объявил Рыжик, стоило им переступить порог квартиры. – Мать приехала, но ты не парься. Её вчера не было, да и сейчас она не надолго. С сестрой потрепется и свалит, - у Учихи неприятно засосало под ложечкой. – Мы на пару минут зайдём поздароваться и свалим гулять, пока она не уедет, - продолжал тараторить Сасори почти на одном дыхании.
- Хорошо, - кивнул Итачи, чувствуя, как внутри всё холодеет.
Он никогда не боялся знакомиться с чужими родителями, умея грамотно и с надлежащей учтивостью отвечать н а их распросы. Но эта женщина была матерью Сасори и она знала, кто такой Учиха. По её мнению, как предполагал брюнет, он был безнадёжно испорченным геем, извращенцем и тем, кто не даёт Сасори работать.
Но на деле всё оказалось не так страшно. Мать рыжего оказалась женщиной в возрасте, выглядевшей очень усталой, не здоровой и рано постаревшей. Сасори совсем не был похож ни на неё, ни на свою сестру, которая чинно сидела на стуле рядом с ней. Но рыжий ещё давно говорил, что его мать много раз была замужем и что у всех её детей, Итачи не запомнил сколько их, были разные отцы.
Перекинувшись с ней парой фраз о погоде и достопримечательностях города, Учиха поддержал разговор, тем не менее не стисняясь смотреть этой женщине в глаза. Он считал, что если хочет быть с Сасори, а вэтот момент он в этом и не сомневался, то не должен её бояться.
По всей видимости женщина оценила это и после того, как сначала долго присматривалась к парню, в итоге тепло улыбнулась ему, сказав лишь то, что нужно колоссальное терпение, чтобы выносить характер Сасори.
- Мама, - буркнул на это Рыжик. – Ну, ты скажешь! Всё! Мы гулять! – он фыркнул и потянул Учиху на улицу, не давая ему даже что-то сказать в ответ.

***

В автобусе Сасори моментально отрубился, успев сказать, что не спал накануне всю ночь, и сообщив, чтобы Итачи разбудил его после того, как они проедут разводной мост. А пока они ехали, Учиха рассматривал лицо спящего друга и понимал, что в голову не приходит ни одной мысли. Думать о Дее или о том, что этой бессонной ночью думал рыжий, ему не хотелось, и он просто любовался длинными рыжими ресницами, подрагивающими во сне, и пресловутым пирсингом в губе Сасори. Ему казалось, что он заново открывает для себя рыжего, и ослеплённый новыми ощущениями, он отметал здравый смысл, который уже совсем не было слышно, потому как Учиха узнал, что ночевать он будет у Сасори.
- А твои родители не будут возражать? – поинтересовался слегка оторопевший Итачи, когда узнал такой поворот событий.
- Им всё равно с кем я сплю, к тому же я уже давно всем уши прожужжал, что ты приезжаешь и распечатал себе твоих фоток.
- В смысле? – Учихе уже даже слегка надоело всё время удивляться.
- В прямом. Напечатал твои фотографии и таскаю их с собой в альбоме. Приедем домой – покажу, рыжий от души веселился. – Все были в шоке, что я наконец влюбился, а я показывал им тебя и говорил, что сегодня-завтра ты приедешь.
«Теперь радости в тебе поубавиться», - вспомнив это, подумал Учиха, опасаясь, как бы набившиеся в автобус пассажиры не зацепили спящего Сасори.
Он не знал, будет ли рыжий злится на него за Дейдару, но всё же надеялся на то, что этого не произойдёт.
Разбудил его Итачи как раз вовремя, и они вместе вытряхнулись из автобуса. Жил рыжий в нескольких минутах от остановки и Учиха и не заметил, как с замирающим сердцем переступил порог его комнаты.
- Располагайся, - бросил ему через плечо Сасори и загремел посудой, стоявшей прямо на тумбочке рядом с кроватью. – Есть хочешь?
Итачи отрицательно мотнул головой и пристроился рядом на стуле.
Всю комнату занимала огромная двуспальная кровать, почти вплотную прилегавшая к высокому шкафу у противоположной стены, а оставшийся угол заполнял угловой компьютерный стол с высокими стопками дисков и книг. Перед ним стояло большое кожаное кресло с наброшенной на него овечьей шкурой, и Итачи вспомнил, как рыжий не раз говорил ему, что «сидит сейчас обдолбанный в любимом кресле и говорит с любимым человеком». Конечно он имел ввиду Учиху, и брюнету внезапно стало приятно от того, что он, наконец, мог увидеть то, что каждый день окружало Сасори.
- Всё, у меня отваливаются ноги, так что я в душ, а потом ты, если не возражаешь, - рыжий с облегчением стряхнул с ног кроссовки.
Учиха не возражал. Он привык много ходить пешком, а Сасори, которого всегда развозили на машине, добило то, что они весь день провели на ногах.
Сасори ушёл в душ, а Итачи остался один на один с самим собой, не представляя куда себя деть. В его голове внезапно начали возникать какие-то невероятные мысли о том, как он обнимает рыжего или он наоборот обнимает его. Но в результате на ум пришла только та мысль, что Сасори так больше и не поцеловал его за весь день, что до встречи с Дейдарой, что после.
«Но, наверное, это нормально», - думал он и понимал, что это нифига не «нормально» для него, тем более, что у них обоих было куча возможностей, чтобы вновь поцеловаться, однако Сасори так и не предпринял ни одной попытки и даже не проявил желания.
Отправившись после рыжего в душ, Итачи не переставая думал об этом. А ещё ему было дико неудобно от того, что по всей видимости он будет спать не только У Сасори, но и С Сасори, ведь другой кровати в его комнате не было, а в другие комнаты квартиры он даже не заходил.
Вернулся Учиха вымытый, чистый и в длинной футболке, которую вместе с полотенцем сунул Рыжик, и неловко замялся в дверях комнаты.
«Чувствую себя малолетней школьницей, а ещё хуже, что веду себя, как она», - с недовольством думал он.
- Посмотрим перед сном фильм? – спросил у него Сасори, сидевший перед компом в такой же длинной футболке.
Смотреть фильм Итачи совсем не хотелось, потому что настроение его совсем упало до нуля, потому как Рыжий вёл себя так, словно Учиха ему «никто» и звать его «никак». И всё же он покорно кивнул, гыряя в прохладу пошлого розоватого постельного белья, которое Сасори застелил специально для них. На экране поползли титры японского «Мун чайлда», а Учихе показалось, что это будет самый долгий фильм в его жизни, потому как рыжий даже не сдвинулся с места по направлению к кровати, и это уже откровенно бесило Итачи.
«Он выдернул меня из своего города, задурил голову поцелуями, затащил к себе домой и всё ради того, чтобы посмотреть фильм?» - раздосадовано думал он, даже не следя за действиями на экране.
Ему ужасно хотелось спросить в чём дело, но гордость клана Учихи не вовремя взыграла в нём, заставив молчать. Ноконец, парень не выдержал и произнёс:
- Нет, что-то я вымотался и совсем не хочу его смотреть. Давай лучше спать, - и он уронил голову на подушку, демонстрируя своё отношение и к фильму, и к рыжему, и к происходящему в целом.
- ну, давай, - Сасори вздохнул, выключил фильм, погасил свет и скользнул рядом под одеяло.
В комнате воцарилась тишина и было слышно только их дыхание. Итачи лежал и не шевелился, ожидая непонятно чего, а Сасори молчал и тоже не двигался, и Учиху начала разбирать основательная обида.
«Чего ты ждёшь?» - спрашивал он про себя у друга и одновременно понимал, что сам бы ни за что не решился бы что-то сделать первым. Да и не он тащил Сасори в постель, хотя отрицать то, что сам согласился на это, он не мог.
Вот так он и лежал в полной темноте, как девушка на выданье, боясь даже что-то подумать или предположить. У него спирало дыхание от того, что сейчас рыжий может протянуть к нему свои руки и…
- Хрррр, - отчётливо раздалось рядом.
«Чего?» - ошалело подумал Учиха и снова услышал приглушённый храп.
- Сасори, - тихо позвал брюнет.
- Хррр…
И в этот момент Учиха почувствовал себя таким кретином, что вся обида и негодование, накопившиеся в нём за весь день, вылились в бурную ярость, и он, что есть силы, пихнул локтём храпевшего Сасори. И плевать он хотел на то, что когда-то рыжий был девчонкой.
- Сасори, мать твою! Я к тебе приехал, получив за весь день два жалких поцелуйчика, а ты затащил меня к себе домой, чтобы игнорировать и иметь наглость спать?! – праведному возмущению Учихи не было предела.
- А чего ты хотел? – недовольно огрызнулся рыжий и протерев ладонью сонную помятую физиономию, нащупал в темноте сигареты и закурил.- Ты пол дня носился с этим придурком Дейдарой и думал, что после этого я тебя захочу?
Итачи ошарашено открывал и закрывал рот, тихо охреневая от злобного выражения на лице Сасори, которое он теперь хорошо различал в темноте, благодаря идущему от окна свету.
- Я не мог с ним не встретится, ты сам это прекрасно знаешь, - упавшим голосом проговорил Учиха, понимая, что эту битву он уже проиграл.
- Но, ты мог, блядь, предположить, чем это может закончиться! – рыжий не спрашивал, а утверждал. – И этот гандон! Он же всё прекрасно понимал и делал и говорил всё спецом!
Сквозивший в словах Сасори яд, пробирал до костей и Учиха понимал, что спорить уместно с той же результативностью, что пытаться остановить руками несущийся навстречу экспресс.
- ты же прекрасно видел, как мучается он, как мучаюсь я, и как ты сам мучаешься! – не унимался, рыжий, продолжая атаковать.
- Я просил тебя не ходить со мной, - тихо проговорил Итачи, уже зная ответ на эту реплику.
- Ну, конечно! Так я тебя, блядь, и отпустил к этому пиздюку! Чтобы он прибрал тебя к рукам? Спасибо, не надо! – Сасори яростно дымил и активно жестикулировал, подкрепляя все свои слова красноречивыми «направлениями» Дейдары в места не столь отдалённые.
- Тогда о чём может быть речь? – криво усмехнулся Учиха и тоже закурил, мерцая ярким пламенем зажигалки в серой темноте комнаты.
На это рыжий фыркнул, всё же принимая аргументы Итачи, но продолжил:
- Нет, но ты видел? Он же прямо пожирал тебя глазами, а тебе даже духу не хватило сказать, что мы вместе! – Сасори продолжал шипеть и скалиться.
- Да, возможно, я был не прав, но я не хотел сделать ему ещё больнее, потому как он и так всё понял, ты сам видел, - обречённо вздохнул брюнет и глубоко затянулся.
Он понимал, что спорить с необузданной ревностью рыжего бесполезно, и загнав поглубже свою гордость, Учиха соглашался, просил прощения и вновь уступал, потому как не мог ещё сильнее обидеть любимого. Он действительно чувствовал свою вину и считал, что рыжий совершенно обоснованно злился на него. А в целом, Итачи просто впервые в жизни стало страшно, что он вот так, по-глупому, может потерять человека, который стал ему настолько дорог, что от одной мысли о том, что он сделал ему больно, хотелось и мысленно и физически убиться.
Они проспорили и проговорили ещё пол ночи, обсудив весь проведённый вместе день до мельчайших подробностей. В какой-то момент они увлеклись, и даже попытались строить планы на будущее.
- Я не обязательно могу быть твоим официальным другом, - как-то странно смотря в одну точку, сказал Сасори.
- О, ты тогда меня нереально выручишь, - хмыкнул Итачи, даже не заметив этого «взгляда». – Меня бы как никогда устроила твоя роль любовника, чтобы мне не особо светиться перед предками, - Учиха реально радовался тому, что рыжий сам сделал ему такое удобное предложения, избавив от лишней головной боли.
- Ну да, очень удобно, - Сасори хмыкнул в ответ, лишь крепче обнимая плечи Учихи, и перевёл тему.
А под утро, измотанные бессонной ночью и уставшие от разговоров, они не заметили, как отрубились. Но в тот момент, когда Итачи, прижимаясь к спине рыжего, проваливался в сон, он спросил себя о том, смог бы ли он так же вынашивать злость и наказывать жестокой ревностью за дурацкую ситуацию Сасори.

***

«Пасти» оказались две, и только увидев Дейдару, Итачи понял, что шансов «выжить» у него практически никаких. Он то начинал проклинать себя за свою беспечность и безрассудство, то вновь пытался себя успокоить, что всё нормально и всё ещё обойдётся. И всё же с каждой минутой Учиха с тоскливой обречённостью понимал, что свести вместе и рядом с собой этих двоих, было чуть ли не самой огромной ошибкой во всей его жизни.
Поначалу Дейдара щебетал о том, как рад Итачи, как соскучился и безумно счастлив, что тот его навестил. Присутствие Сасори его немного напрягало, Учиха чувствовал это, но блондин старался вести себя непринуждённо, разумно следуя правилу: «Друг Итачи – мой друг». Сасори же вёл себя так, словно ему всё было по барабану, будь рядом с Учихой хоть безобидный вантуз, хоть злобный монстр, и на всё реагировал с ленивым спокойствием и неохотой. Своё поведение он обосновывал стоящей в городе жарой, день и вправду был тёплым, однако, вскоре Итачи начал понимать, что это просто прикрытие. Дейдара тоже был парнем не глупым и вскоре тоже догадался, что Итачи не просто так приехал к рыжему. То ли их выдавали неосторожно брошенные фразы, то ли взгляды, которыми Итачи и Сасори обменивались, но вскоре Учиха почувствовал, что между Дейдарой и рыжим проскакивают зловещие молнии и атмосфера становиться всё напряжённее.
Понимая, что ситуация медленно, но верно начинает выходить из под контроля, Учиха пару раз отверг попытку Сасори взять его за руку, хотя до появления Дейдары они не отлипали друг от друга. Было ли это малодушием, трусостью или нежеланием обидеть блондина – Итачи не знал. Но одно он понимал точно, что не хочет, чтобы Дейдара получил прямое доказательство того, что теперь они с Сасори вместе. Учиха не понимал, что в тот момент двигало им, он только чувствовал, что причинит Дею боль, если тот поймёт, что после того, как Итачи бил себя в грудь и вопил «Я не гей!», чтобы не встречаться с ним, после этого вот так запросто мог взять за руку другого парня. Ему было стыдно и только спустя какое-то время, он смог понять, что всё равно причинял эту боль, и причинял её обоим, потому как ни Дейдара, ни Сасори дураками не были.
Было заметно, как равнодушие рыжего постепенно переросло в жгучую ревность, затем в обиду и плохо скрываемую злость. Более того, Сасори был просто вне себя от ярости, но отдать должное, держал себя в руках. Дейдара же почувствовав то, что было между этими двумя, осознав, что его отвергли и никогда уже не будут считать кем-то большим, чем просто друг, впал в такое уныние, что трудно было не заметить, как он улыбается через силу.
Итачи же был в настоящей панике и метался между ними, пытаясь хотя бы видимость «нормальности» ситуации и хоть как-то её улучшить. Он затащил друзей в японский ресторан и заказал суши, в надежде, что хотя бы любимая еда немного примирит и уравновесит их всех.
Весь парадокс заключался в том, что Учиха понимал, как дороги ему оба – один, как старый добрый друг, а другой, как нечаянный возлюбленный. Так же он понимал, что по-другому не мог бы поступить. Да, он мог бы не заезжать к Дейдаре, и друг обиделся бы на него, но возможно же было и то, что со временем обида прошла.
«Хотя нет, не прошла бы», - ковыряя палочками ролл, думал Учиха.
Дейдара с самого начала знал, что Учиха собирается в его город к Сасори и сам предложил, что если они захотят, то могут приехать вместе. Однако, он явно не ожидал, что рыжий проявит столько ревности и так усугубит и без того по-дурацки сложившуюся ситуацию. Если бы он вёл себя, как ни в чём не бывало, и они просто поболтались по городу, хорошо поели, немного выпили, то всё могло бы закончиться иначе. Дейдара всё равно бы всё понял, но воспринял бы это намного мягче и проще. А если бы его это и «кольнуло», а то, что это произошло бы в любом случае, Итачи не сомневался, потому как блондин явно любил его, то всё равно другу было бы проще принять неудачу, потому что Учиха всё равно оставался бы с ним, пускай, хотя бы как друг и собеседник.
Но рыжий словно доказывал своё превосходство над Деем, и стоило тому хотя бы в шутку поддеть его, как Сасори тут же реагировал с зашкаливавшей жестокостью и грубостью. А когда эти двое устроили, казалось бы дурачась, бой на палочках, Итачи в спешном порядке пришлось их останавливать, потому как он леденея увидел на лицах обоих такую ненависть друг к другу, что казалось, ещё чуть-чуть и они выколют этими палочками друг другу глаза.
В этот момент Учиха хотел только одного, чтобы это всё, наконец, закончилось.
Дейдара же словно специально тянул время, и пока Итачи и Сасори провожали его до дома, парень постоянно останавливался, вздыхал и надолго повисал на перекладинах невысокого заборчика, которым был обнесён местный водный канал. Учиха, уже окончательно вымотанный как морально, так и физически, приваливался рядом, а рыжий, демонстративно усаживался прямо на бортик тротуара, спиной к парням, и закуривал, яростно затягиваясь и вертя в руках зажигалку.
- Итачи, ты ведь теперь не приедешь больше? – в очередной раз остановившись спросил Дей.
Было заметно, что он едва удержался от того, чтобы не добавить в конце «ко мне». Рыжий за их спинами фыркнул и вновь шумно затянулся.
- Я приеду, Дей, обязательно, - Учиха уже даже не косился на сопевшего на тротуаре Сасори. – Или ты можешь приехать ко мне в город, я буду рад тебе, ты же знаешь.
Итачи казалось, что он слышит, как скрипит зубами Сасори, но не мог удержаться, чтобы хоть как-то не компенсировать и не смягчить переживания Дейдары.
- Я не думаю, что у меня получится, - блондин вздохнул и тупо уставился на воду.
- Но ты же будешь стараться, - выдавил из себя Итачи, понимая всю нелепость этого разговора.
«Зачем? Зачем ты мучаешь всех нас, Дейдара?» - спрашивал скорее себя Учиха и понимал, что блондину просто не хотелось отпускать любимого и он пытался хоть как-то продлить проводимые рядом с ним минуты, пусть они и причиняли невыносимую боль. Он чувствовал, что как только Итачи уйдёт с рыжим, то вместе с ним уйдёт и надежда на то, что они когда-нибудь смогут быть вместе. И Учиха это понимал и чувствовал обиду Дея, потому как - «вот оно счастье!», решена проблема полов, да только не с ним. И теперь он, Дейдара, навсегда просто друг и ничего не изменится.
«Наверное, я это заслужил», - думал Учиха и не торопил Дея, одновременно вжимая голову в плечи под яростными взглядами Сасори.
Но наконец, Дейдара в очередной раз вздохнул и, видимо то ли смирившись с таким положением дел, то ли поняв, что дальше тянуть время бессмысленно, уверенно зашагал к дому.
Простились они у самого его подъезда, хлопая друг друга по плечам, улыбаясь и желая друг другу удачи. И как только спина блондина скрылась в дверях, Итачи ощутил, как с его плеч рухнула целая гора. Эти шесть или чуть больше часов, показались Учихе самым страшным кошмаром в его жизни, и у него просто не было сил больше думать о том, что произошло между ними. В тот момент Итачи решил, что подумает обо всём случившемся позже, но как ни странно, пока они с Сасори чуть ли не в припрыжку мчались к остановке, он чувствовал себя настоящим мазохистом, который всё равно рад, что смог одновременно быть с людьми, которых он действительно любил – своим лучшим другом и возлюбленным.

***

Губы Сасори были очень мягкими, тёплыми и только длинная чёлка рыжего, которая застряла в злополучном новеньком кольце в губе, запоганила их первый поцелуй…

Как только Учиха, не чуя ног, вывалился на заполненную людьми платформу, он принялся искать глазами рыжего, думая о том, что тот скорее всего не пришёл. Однако, через пару секунд в толпе показалась рыжая макушка, и кинувшись ему навстречу, Итачи и не заметил, как они обнялись и их губы сами собой устремились друг к другу.
Учиха моментально ощутил во рту чужой мягкий язык и привкус металлической штанги, которую тут же нащупал своим. Нет, земля не ушла из под ног, и мир не перевернулся кверху ногами, но было довольно странно вот так запросто целовать человека, с которым Итачи так долго общался и так долго избегал этого момента. Было совсем не неприятно. Да, немного необычно, но отвращения Учиха точно не чувствовал и прерывать поцелуй совершенно не хотел. Но так же Итачи казалось, что он не может как следует распробовать этот поцелуй из-за попавших в новый пирс Сасори прядей, теперь отчаянно пытавшихся забраться в его рот.
Рыжий, видимо, ощутил это, да и сам не испытывал комфорта, и всё же разорвал поцелуй.
- Дурацкие волосы, - поморщился он и принялся вытаскивать конец чёлки из кольца.
Было видно, что дырка ещё совсем свежая и Сасори кривился от боли, вытаскивая запутавшиеся пряди.
- Ну, и нафига? – поморщился вместе с ним Учиха, помогая другу высвободиться и заправляя непослушную чёлку за пирсингованное ухо.
- Мне так захотелось, - просиял рыжий и спросил: - Пошли?
Итачи кивнул и вцепился в локоть Сасори, который уже тащил его сквозь толпу с платформы.
Мысль о том, что два целующихся на перроне парня, должно быть выглядели шокирующее, пришла к нему уже намного позже, когда они покинули вокзал. До этого же Итачи настигла другая мысль о том, что ему тоже захотелось что-нибудь проколоть вместе с рыжим. Не потому, что это было бы модным или он тоже хотел стать «железным человеком», ему просто захотелось сделать что-то вместе с Сасори, что-то, что запомнилось бы им обоим.
Ещё он постоянно думал о их поцелуе, и пока рыжий таскал его по своему городу, знакомя с достопримечательностями, Учиха украдкой бросал короткие взгляды на губы Сасори, и иногда не мог понять, на что он уставился – на губы или на пирсинг. Но одно он знал точно, ему очень хотелось, чтобы рыжий вновь поцеловал его. Почему он не делал этого сам, Итачи не знал. Неизвестно откуда в нём пробудилась природная застенчивость и «страшный и смелый» Учиха элементарно не мог решиться сделать это, робея, как школьница начальных классов.
«А вдруг оттолкнёт, не дастся?» - билось в его голове, и он только вздыхал и улыбался в ответ на болтовню Сасори «ни о чём».
Ближе к обеду, рыжий затащил его в такую лавку, в которую Учиха сам бы никогда не зашёл. Одного взгляда хватало понять, что это был магазин с рокерской атрибутикой. На стенах висело огромное количество футболок, сумок и «косух» с черепами, оскаленными пастями волков и тигров, и обвешанных цепями разных калибров. А Сасори затаскивал Учиху всё глубже в неприятный полумрак магазина, и когда они остановились почти в центре, рыжий заявил:
- Я хочу, чтобы ты купил мне ошейник!
- Ошейник? Зачем? – удивился Итачи.
- У меня есть один, но мне его купил Он, а я хочу быть твоим, - Сасори закусил губу и пристальным глубоким и говорящим взглядом посмотрел в глаза Учихи.
- Выбирай, - не думая ляпнул в ответ брюнет, даже не совсем понимая, зачем и почему делает это.
Отголосками сознания Итачи понимал, что всеми своими действиями и просьбами Сасори помимо его воли намертво «пришивает» его к себе, и пытаясь хоть как-то защитится от той мысли, что рыжий – парень, Учиха всё же иногда вспоминал, что когда-то его друг был девушкой. Эта мысль немного успокаивала трещащее по швам сознание Итачи, но в любом случае он осознавал, что «процесс запущен» и обратного пути нет.
А когда Учиха рассчитался за кожаный с цепями ошейник и по желанию Сасори одел его на него прямо там же, во дворике того странного магазина, рыжий поцеловал его во второй раз. И тут Итачи понял, что задыхается.
От ощущения ставших такими желанными губ на своих, в его голове зашумело, и если бы они оба не сидели, парень мог бы поклясться, что рухнул бы, как подкошенный, до того этот поцелуй был для него ошеломляющим.
- Спасибо, - оторвавшись от него улыбнулся Сасори и погладил кончиками пальцев металлические цепочки на ошейнике.
- Не за что, - выдавил из себя не способный думать Итачи и улыбнулся в ответ, одновременно радуясь, что способен на что-то большее, чем просто сидеть и кивать, как китайский болванчик.
После покупки они ещё немного побродили по городу и внезапно Итачи вспомнил, что ещё хотел сделать.
- Сасори, послушай, в этом же городе живёт Дейдара, - брови рыжего возмущённо поползли вверх, а Итачи продолжил, - Я созванивался с ним накануне и пообещал, что загляну. Я приехал всего на два дня и не думаю, что успею завтра, по-этому я бы хотел заглянуть к нему сегодня. Отпустишь?
- Я поеду с тобой! –фыркнул Сасори тоном, не терпящим никаких возражений. – Не хочу, чтобы он накинулся на тебя, потому что ты только мой, - рыжий фыркнул вновь и, обвив руками Итачи, уткнулся носом в его плечо.
Учиха на это только улыбнулся, одновременно понимая, что влип. Однако, отпираться не было смысла, а посему, Итачи, скрестив пальцы «на удачу», сунул голову в «пасть льва».

***

После зимней сессии все разъезжались по домам, и Итачи, собирая сумку, уже планировал, как проведёт эти каникулы.
Дом встретил его знакомыми запахами, уютом и родительской заботой, которая, в принципе, не была навязчивой, но всё же иногда напрягала. Младшего брата Учиха практически не видел, а если же и сталкивался с ним в коридорах между комнатами, то медленно, растягивая слова, говорил: «Привет, зверёныш». Угрюмый Саске кидал ему в ответ колючие взгляды, и бесшумно исчезал в своей комнате. Итачи хмыкал, провожая глазами закрывающуюся дверь и думал о том, что брат чем-то напоминает ему его самого, примерно в том же возрасте.
«Надо быть проще, Саске, и люди к тебе потянутся», - думал он в тот момент и уже через минуту забывал о существовании младшего брата, погружаясь в безрезультатные попытки дозвониться Сасори.
- Ты опять «марафонишь», мать твою!? – злобно зашипел Учиха в трубку, когда через четыре дня рыжее «алё» всё же нарушило мерное пипикание гудка, уже неимоверно бесившее Итачи.
Он и сам не заметил, как наобщавшись с Сасори, тоже начал сыпать матами и откровенно пошлить, хотя никогда прежде не позволял себе этого.
- Не надо обижать мою мать! – с хохотом ответил рыжий. – А эти дни я пропадал, чтобы выбить себе выходной! – было слышно, что он чуть ли не пританцовывает от радости.
- Подожди, как выходной? А как же работа? – повис в недоумении Учиха.
Он уже не понаслышке знал о суровом характере матери Сасори, являющейся его менеджером, и способной в любое время выдернуть рыжего с учёбы, ради очередного выгодного контракта.
- Я откупился, - Итачи услышал, как Сасори закурил, и ему тут же показалось, что даже в носу защипало от знакомого ментолового дыма, так любимого рыжим. – Снял накопленные бабки и заплатил неустойку за два дня. Так что следующие выходные жду тебя у себя. Отказ и возражения не принимаются!
Сначала Итачи открыл и закрыл рот, не зная, что ответить, а затем понял, что стоит посреди гостиной и глупо улыбается.
- Я попробую достать билеты, - даже в его голосе было слышно его состояние и рыжий, наверное, понял его.
- Ты чего там? Лыбишься, Учиха? – рассмеялся своим тихим приятным голосом Сасори и добавил, - Ты не пробуй, а уж вывернись и достань, - было слышно, как рыжий тоже улыбается в трубку. – И ещё…
- Да? – не выдержал долгой паузы Итачи.
- Ита, пообещай, что поцелуешь меня, когда приедешь…
- Ты придурок!
- Я это и без тебя знаю…
- А без этого никак?
- А нафига тогда ты мне тут нужен? – смех.
- Придурок! – шипение, медленно, но верно переходящее в смех.
- А как же иначе? Ну, так что? Обещаешь? – пауза.
- Хорошо, - еле слышно, сквозь зубы.
- Чего?
- Хорошо, говорю, - ещё тише.
- Чего, чего??
- Хорошо, говорю! Придурок, - добавил Итачи ласково и, не выдержав, рассмеялся.
- Смотри! Ты обещал, Учиха! – радостно сообщил ему Сасори и повесил трубку.
А Итачи в этот момент подумал только о том, что намного проще сказать, чем сделать, но почему-то глупая улыбка совершенно не желала уходить в этот момент с его лица.
Всю дорогу, пока он ехал на поезде к рыжему, Учиха отчаянно сомневался в своём решении. Теперь у него не возникало в голове даже мысли о том, какого пола его друг, хотя он много раз окончательно запутывался, когда рыжий начинал говорить о себе то в мужском, то в женском роде. Пару раз Итачи спрашивал, кем себя считает сам Сасори, на что тот морщился и отвечал, чтобы он его считал тем, кем ему удобно. Естественно Учиха не хотел обидеть друга и называл его в соответствии с тем полом, коим тот являлся в данный момент. Однако, он не раз ловил себя на мысли о том, что его так и подмывает обратиться к рыжему, как к девушке. Он не знал, как к этому вопросу относился сам Сасори, и эта неизвестность довольно сильно угнетала Итачи. Но думая о том, что его друг и так натерпелся, парень засовывал куда подальше свои заморочки и старался не думать об этом.
Ему уже было совсем не важно то, что было с Сасори до встречи с ним, и он как ребёнок радовался его каждой маленькой «победе»: «целую неделю без наркоты», «не проспал занятия», «отказался от ночного «промоушена»». Итачи даже не заметил, как на привычное Сасорино «я тебя лю», он автоматически начал отвечать «я тебя тоже», поначалу не задумываясь, а после задаваясь вопросом – насколько он серьёзен, отвечая подобным образом.
Подъезжая к перрону, Итачи понял, что окончательно запутался, и уже не слышал собственных мыслей из-за громко ухающего в груди сердца. А в голове вертелась только одна дурацкая мысль о том, что накануне, перед отъездом, Сасори позвонил ему и рассказал, что прокол нижнюю губу.
Пирсинг был отдельной статьёй в жизни рыжего, выделенной жирным красным цветом, потому как проще было сказать, что у него НЕ проколото. Оба уха Сасори были укомплектованы плотным рядом маленьких колечек, от мочки до середины ушной раковины. А почти на самом верху края ушей, было ещё по колечку, причём одно из них было проколото самым садистским, по мнению Итачи, способом, потому как постоянно задевало нерв. Каждое прикосновение к этой серёжке, доставляло рыжему неимоверную боль, от которой он шипел и морщился. На вопрос «Зачем?», Сасори отвечал, что любит боль, а Итачи не знал – считать ли это пижонством или верить.
Помимо ушей у рыжего был проколот нос, язык и пупок, и все металлоискатели сходили с ума и заходились истерическим визгом, стоило Сасори приблизиться к ним.
Но помимо «железа», тело рыжего «украшали» две татуировки – одна на правой руке, а другая на левой. Обе из них изображали кошек, только одну целиком, а от второй только оскаленную морду, среди шипастых роз. У рыжего было несколько кличек, одна из которых в переводе означала «кошка», и видимо именно это обуславливало тематику рисунков. Татуировки были огромными и от предплечий доходили почти до локтей, и Сасори любил рассказывать о том, как матерятся фотографы, замазывая весь этот арсенал в «фотошопе». Итачи в очередной раз сомневался в том, что ему рассказывал рыжий, а затем, махнув рукой, вновь верил, потому как понимал, что иначе уже не может.
Вообще, он считал татуировки и пирсинг верхом вульгарности и безвкусицы. Учиха не понимал, что именно может подвигнуть человека на такой шаг, чтобы он в трезвом уме и здравой памяти изуродовал себя. Когда же рыжий показал ему их впервые, парень ужаснулся, но почувствовал внутри какое-то покалывание и привкус азарта во рту, того самого, который он ощутил ещё тогда, узнав что его друг был девушкой. Было в этом что-то запретное, неправильное и такое животно-притягательное, что он уже и сам не заметил, как стал зависимым. Всё, что случалось с Сасори, событие или просто его отличие от других, не важно что – внешность, поведение или образ жизни, всё это настолько шокировало парня, что вместо того, чтобы сломя голову бежать от этого экстраординарного человека, Итачи тянуло к нему, как магнитом.
Это стремление иногда доходило до абсурда и примерного правильного Учиху начинали в буквальном смысле сводить с ума и эти многочисленные дырки в теле друга, и его кошмарные татуировки, которые хотелось гладить, трогать и просто смотреть.
«Ты жертва рекламы, стереотипов и своего времени», - ругал себя Итачи после очередного «я тебя тоже» в трубку. А сам в это время чувствовал, как его ломает и корёжит от того, что ему безумно нравился человек, предназначенный ему природой и теперь вот так глупо отнятый человеческой обидой и глупым спором.

***

После того разговора парни довольно сильно сблизились, а Итачи так и не мог понять, почему ему нравилось общаться с Сасори. Они могли часами просто разговаривать обо всём, что в голову взбредёт, но наряду с этим, рыжий частенько рассказывал Учихе о своём бывшем. И чем больше Итачи слушал о нём, тем сильнее начинал ненавидеть того человека.
Он видел, как на людях хорохорится Сасори, но так же становился свидетелем того, как из бурной радости, рыжий впадал в глухую угнетающую тоску, от которой спасался белыми «дорожками» стерильного «порошка».
- Рыжий, ты опять обнюхался? – недовольно ворчал брюнет в трубку, когда Сасори в очередной раз звонил ему под кайфом и лепетал что-то о том, какой Учиха замечательный.
Пару раз на это Итачи отвечал:- Сасори, ты обдолбанный придурок, прожигающий свою жизнь, - после чего бросал трубку и мрачнел.
А в результате рыжий уже не от желания забыться, а от злости и обиды на Учиху, начинал «марафонить» по нескольку дней подряд. Остановить его мог всё тот же Учиха, до которого доходили слухи о том, чем занят Сасори, и начинавший названивать непутёвому другу с просьбами взяться за ум.
- Ита, скажи, что ты меня любишь и я перестану, - стонал в трубку полуживой от наркоты Сасори. – Я уже четыре дня не спал и хочу к тебе!
- Вот и будь умницей, - уговаривал его Учиха. – Брось «каку» и иди поспи.
- Нет, ты мне скажи, что любишь и я пойду, - не унимался рыжий.
- Сасори, ты придурок, иди спать, - отрезал брюнет.
- Итачи! Это ты придурок! Я тебя люблю, а ты ведёшь себя, как бесчувственный пень! – срывался рыжий и бросал трубку.
Учиха из чувства самосохранения приказывал себе не перезванивать, хотя внутри всё сжималось от осознания того, что рыжий вновь под кайфом. Конечно, ему хватало мозгов понимать, что Сасори делает это не только из-за него, но и потому, что сам этого хочет, тупо прикрываясь тем, что Итачи не желает выполнять его маленький каприз. Но Учиха всё равно не понимал, почему он тогда чувствует вину и почему вообще продолжает возится с этим придурком.
Он много думал после их первого разговора в мужском туалете, и чем больше узнавал Сасори, тем лучше начинал понимать плачевность неудавшейся судьбы нового друга. Итачи видел, как рыжий легко сходился с людьми, был балагуром и очень общительным парнем. Да, Сасори был немного груб, бесстыж и не стеснялся в крепких выражениях, однако, Учиха всё чаще замечал, что бессознательно ищет в нём только хорошее.
Как не странно, но ему было искренне жаль Сасори, ведь тот так и не смог пережить того, что случилось с ним.
«Справиться с тем, что тебя изнасиловали, несомненно трудно, - думал парень, - тем более, если это сделал лучший друг, от которого ты никогда не ждал такого предательства… Но всё же зайти настолько далеко – это что-то на грани безумия», - никак не укладывалось в его голове.
Мало того, что рыжий смирился с произошедшим с ним, он заставил себя полюбить своего насильника, причём полюбить настолько, чтобы затем стать для него тем, кем изначально не был. А в том, что Сасори любил того «зверя», у Учихи не оставалось никаких сомнений, стоило только ему увидеть, как вспыхивали глаза рыжего в тот момент, когда он говорил о нём.
- Так почему же вы расстались? – как-то спросил Итачи после очередного залихватского рассказа об одном из их похождений.
- А кто сказал, что мы расстались? – ответил вопросом на вопрос Сасори.
- Так ты с ним ещё живёшь? – удивлению пополам с непонятной досадой не было предела. – Почему?
- Это сложно объяснить, Ита, - задумчиво посмотрел поверх его головы рыжий. – У него есть «сила» и он умеет держать меня на коротком поводке.
- Сила? Но ты же не собака, Сасори, - с тупым непониманием в голосе возразил Учиха.
- Собака, - усмехнулся рыжий.
- Ты себя ей считаешь не потому, что являешься ею, а потому что хочешь ею быть, - Итачи помрачнел.
Нет, - качнул головой рыжий. – Потому что по-другому я не могу…
И Итачи понимал это его «не могу», и бесился от того, что Сасори не желает брать на себя ответственность за свою жизнь и за то, чтобы изменить её. Намного проще было вверить себя в «заботливые» руки «друга» и не беспокоится о своём дальнейшем существовании. Но тот факт, что это было именно существование, а не жизнь, рыжий принимать отказывался.
«Я не мать Тереза, мне надо угомонится и оставить в покое этого придурка», - усиленно внушал он себе, но то, с какой открытостью и доверием тянулся к нему парень, с головой окуная в свои душевные и психологические переживания, лишало Учиху способности трезво мыслить. И он не понимал, что становится для рыжего кем-то вроде его второго «друга», с той лишь разницей, что тот нёс ответственность за материальные блага Сасори, а Итачи взваливал на свои плечи духовные.
Но так продолжалось не всё время, а лишь до тех пор, пока однажды, сидя в парке на газоне, под тёплым майским солнышком, Сасори накрыл ладонью руку Итачи и тихо сказал:
- Ита…ты мне очень нравишься..и мне кажется, что я тебя люблю…
Неизвестно, как бы всё повернулось, если бы Учиха пропустил это высказывание мимо ушей, как он обычно делал это с Дейдарой. Однако личная и до сих пор не объяснимая симпатия Итачи к рыжему, заставила эту фразу зацепится в его голове и прочно в ней обосноваться.
Не то, чтобы он не думал о том, чтобы было в том случае, если бы Сасори остался девушкой. Учиха даже не сомневался в том, что уже давно предложил бы рыжей красотке встречаться, потому как ему нравилось в друге всё, ну или почти всё из того, что он видел в нём. Все остальные, приобретённые пороки, он считал устранимыми и не видел в них особого препятствия. Но тот факт, что теперь Сасори теперь являлся парнем, оказался для него непреодолимой стеной на пути к каким-либо отношениям, выходящим за рамки дружеских.
- Сасори, - осторожно начал он и запнулся, - рыжий, понимаешь, ты мне тоже очень нравишься, ты интересный и весёлый человек, и если бы ты остался девушкой, то я бы с готовностью ответил на твои чувства взаимностью. Но теперь ты парень, а мне не нравятся парни, извини…
Учиха с тяжёлым сердцем закончил фразу и с надеждой на понимание заглянул в глаза Сасори.
- А какая разница, Итачи? – в голосе рыжего чувствовался заметный холодок.
- Да, я знаю, что если любишь – пол не имеет значения, - понимая, что это провал, пробормотал Учиха, - но видимо мне не суждено этого понять, потому как у меня есть глаза и мозги, чтобы видеть и понимать, чем ты отличаешься от девушки…
Если бы тогда брюнет ответил мягче, не говоря напрямую то, что думает и придал этому разговору чуть больше значения, то возможно многое сложилось бы иначе. Но в тот момент Итачи понадеялся на понимание друга, не беря в расчёт его чувства, и именно этот момент стал поворотным в их отношениях.
Сасори после этого разговора, стал заметно холоднее относится к Учихе, и как гром среди ясного неба, начались эти бесконечные «марафоны», во время которых рыжий проявлял свою истинную натуру, болтаясь неизвестно где и неизвестно с кем.
- Ты опять был с ним? – не понимая зачем, спрашивал Итачи, пока они переходили из одной аудитории университета в другую, одновременно чувствуя, как где-то в глубине горла появляется неприятное пощипывающее ощущение то ли досады, то ли горечи.
- Нет, - улыбался в ответ рыжий, чуть ли не припрыгивая рядом. – Я сбежал! – хитрые глаза блестели. – Я решил, что уйду от него, и тогда ты меня полюбишь! Ты же хотел, чтобы я ушёл?
- Да, потому что он зверь и постоянно насилует тебя, - отвечал сбитый с толку Итачи. – Ты же сам говорил. И это ты хотел, а не я, - оправдывался брюнет, чувствуя, как приятно теплеет в груди.
Конечно, здравый смысл не переставал твердить ему о том, что если бы рыжий не хотел, то никто бы не заставил. И в свою очередь, он не стесняясь говорил это Сасори, на что рыжий убийственным голосом отрезал, что его желания там никто не спрашивает.
- Ита, он тупо сильнее меня, и «берёт» меня тогда, когда ему вздумается. Я ничего не могу с этим поделать, - в очередной раз, за много дней до этого, припечатал рыжий пока они бесцельно бродили по коридорам университета.
- Так уйди от него! –зашипел обычно хладнокровный Учиха.
- Я не могу. Он работает в бизнесе моей матери, а её бизнес – это я, - Сасори опустил голову и отвёл глаза.
- Не понял? – Итачи остановился и увлёк рыжего в нишу перехода, по которому они шли.
- Ита, понимаешь, учёба это ещё не вся моя жизнь…
Учиха терпеливо ждал, хотя в этот момент ему хотелось хорошенько встряхнуть Сасори, чтобы тот наконец-то решился и заговорил.
- Ещё когда я был совсем маленьким, моя мать отдала меня в модельный бизнес. Мне было всего одиннадцать, а рыжие волосы и большие глаза сразу привлекли ко мне внимание многих журналов. Вот только эти журналы были «для взрослых»…
Итачи почувствовал, как волосы на его затылке становятся дыбом, от понимания того, что собственная мать могла отдать своего ребёнка в такой «бизнес».
- Но тогда ты.., - выдохнул Учиха, чувствуя, что ничего больше не может произнести.
- Да, тогда я ещё был красивой маленькой девочкой, ведь операцию мне сделали всего четыре года назад, но теперь цена на меня наоборот возросла…
Внутри Итачи всё похолодело и он почувствовал, что не смог бы даже сделать и шага, даже если б и захотел, потому что его ноги словно приросли к полу:
- Ты продаёшь себя за деньги? – он нервно сглотнул и не отрываясь смотрел в одну точку, где-то на уровне плеча рыжего.
- Нет, нет! – золотисто-рыжая голова взметнулась вверх и Сасори отчаянно замотал ей. – Это всего лишь что-то вроде промо-акций, или можно называть подработкой. Моя задача хорошо одеться, прийти в клуб, повертеть задом и свалить. Меня даже трогать запрещено, но это необходимо, чтобы поддерживать «статус» и чтобы со мной заключали новые контракты на фотосессии.
В голове Учихи вновь всё смешалось. Он не мог понять, что конкретно чувствует в этот момент, а когда попытался осознать, что его друг не только транссексуал, живущий с геем, но ещё и модель журналов эротического содержания, его мозги окончательно съехали набекрень. К тому же он очень сильно сомневался в том, что на «подработке» в ночных клубах, Сасори только «вертел задом», а не давал его тому, на кого укажет его «менеджер».
- А при чём тут Он? – не найдясь, что ещё спросить и чувствуя, как его захлёстывает волна дикого ужаса, задал вопрос Итачи.
В принципе, после того, как он узнал ВСЁ, ему было уже всё равно, но почему-то его сознание хваталось за мысль о любовнике Сасори, как утопающий за соломинку. Ему мгновенно стала ясна та грандиозная по своему разрушительному характеру картина, от которой рыжий пытался убежать, ныряя с головой в «белый порошок».
- Он мой телохранитель…Мать приставила его ко мне после школы, после того случая, когда меня и ещё нескольких моделей выкрали из агенства и требовали денег. Тогда всё обошлось довольно мирным путём, но больше рисковать она не стала. Но не переживай, сейчас я пытаюсь подложить под Него своего брата, чтобы отстал от меня хотя бы в сексуальном плане. И тогда мы сможем быть вместе! – рыжий просиял.
А Учихе показалось, что он уже ничему не удивится, даже если Сасори ему скажет, что спит за деньги с животными или снимается в порно, и всё же на полуавтомате спросил:
- Подложишь собственного брата?
- Ну, да, -пожал плечами рыжий, - он хорош в постели, я спал с ним и знаю, что ему он понравится.
- Спал с братом? – Итачи всё же удивился, а затем удивился повторно тому, что всё ещё вообще способен на удивление.
- Ну, да, - всё так же невозмутимо ответил рыжий, - Когда хочется секса, а спать не с кем, не пойдёшь же искать заразу на стороне? А брат «чистый», не подцепишь от него ничего, да и грубым слишком он не будет.
«А ведь у меня тоже есть брат», - с каким-то отупением думал Итачи, слушая откровенные до неприличия признания Сасори. «Саске», - и в этот момент Учиха понял, что больше не хочет слышать подробности от рыжего. Ему было достаточно описания и малой толики тех ужасов, которые окружали его друга, настолько привыкшего к ним, что уже воспринимал их как нечто само собой разумеющееся. Но вместо того, чтобы в отвращении отвернуться от той грязи, в которой барахтался Сасори, Учиха откинул все моральные устои, которые закладывались в него с детства и по-человечески пожалел рыжего.
Пожалел за то, что нерадивая мать отдала несмышлёную смазливую девчушку в грязный бизнес, по сути отняв у неё беззаботное детство и заставив работать и торговать своим телом. За то, что с самого детства Сасори приучили к лёгким деньгам, ведь достаточно было просто «повертеть задом», чтобы у него появилась выпивка, шмотки и наркота. И ведь он понимал, что рыжий скорее всего и сам знал, что не протянет так долго, потому что красота не долговечна, и как бы Сасори не старался, а ночная и разгульная жизнь уже истаскала его. И скорее всего, рыжий поступил в университет в двадцатилетнем возрасте, только потому, что наверняка до этого «модельная карьера», тянула из него все жизненные соки, не оставляя времени и желания на учёбу.

- Учиться…Ты должен учиться, Сасори, - в очередной раз рычал Учиха в трубку, не зная, как ещё образумить вновь обдолбавшегося в очередной раз друга. – Жизнь проходит, и ты не сможешь вечно позировать и шляться по клубам! А без образования – ты «никто» и звать тебя «никак».
- Не вопи, Ита, я завтра приду на занятия, - недовольно ворчал в ответ Сасори и бросал трубку.
И каждый раз Учиха трепал себе всю ночь нервы, переживая по поводу того, соврал ему рыжий или нет. Но как ни странно, Сасори своё слово держал и с заспанными, с полопавшимися сосудами глазами, являлся на утренние пары.

Настроение сейчас - Вааааа)))

Эндисгри !!! Этот пост для тебя)))))
Я всё же созрел для того, чтобы опубликовать свою повесть)) нет, даже не фик, а просто одну историю, оформленную в красивые рамки))) и всё же, Учихи - это моя идея фикс+заказ несравнимой Эн))) так что буду выкладывать по чуть-чуть(по мере перепечатывания с письменной формы, а это ломает)))

Я долго думал о том, как написать эту историю – романтично, драматично или ещё как-то…но в итоге решил написать её жизненно…


"Кабала" (ч.1)

...рыжие солнечные зайцы, танцующие в ментоловом дыму...

***

-Итачи! Ты себе шею свернёшь! – Дейдара хлопнул брюнета по плечу и похабно осклабился. – Хотя на такого бы даже я запал, - блондин громко хохотнул, а затем с ехидством подмигнул нахмурившемуся другу.
- Иди лесом, Дейдара, - обдал его холодным взглядом Учиха, впрочем с досадой замечая, что и вправду уже несколько минут бездумно пялился на Сасори, который сидел за соседним столиком небольшой студенческой столовой.
На громкое замечание Дейдары, рыжий довольно улыбнулся и бросил быстрый взгляд на потемневшую физиономию Итачи, который теперь с каменным лицом расчленял на тарелке бифштекс, вымещая на нём всё, что он в этот момент думал о языкастом блондине.
- Зачем же так далеко? – Дейдара ухмыльнулся, - Мог бы и куда поближе отправить, - и парень тут же с наглой жадностью уставился на ширинку Итачи, отчего тот едва не поперхнулся.
- Повторяю для особо понятливых, - голос Учихи звенел ледяной сталью, - я не гей! И если ты ещё хоть раз…
- Ладно, ладно, - поспешно перебил его и замахал руками Дейдара, которому совсем не хотелось бесить Итачи, хотя, пожалуй, только слепой не понял бы с какой целью он ошивался возле брюнета.
Но Учихе было на это мягко говоря наплевать. Дейдара при всей своей странности был парнем компанейским, умел много и грамотно пить, красиво кутить и подгонять всей компании девушек, а с кем он там спал и о чём фантазировал, было не его, Учихина, ума дело. Конечно, его порой коробило, что блондин представлял себе и Итачи, о чём любил рассказать парню по сильной пьяни. Причём рассказывал с такими подробностями и таким вдохновением, что брюнета передёрживало от ощущения на себе всего того, о чём рассказывал ему Дейдара. Как-то раз Итачи всё же не выдержал и, будучи таким же пьяным, как и дружок-извращенец, очень сильно избил Дея, сломав ему пару рёбер и приказав даже думать забыть о «таких» вещах. Он успел покалечить друга настолько сильно потому, что вся их кампания в каком-то полу-ужасе полу-оцепении наблюдала за тем, как Учиха со спокойным, ровным лицом, словно выбивал запылившийся коврик, пару раз ударил Дэя по лицу, а когда тот упал, парень с таким же спокойствием продолжил бить его ногами, выплёвывая по отдельности короткие сухие слова: «Не..смей..даже..думать..сука…»
Первым тогда пришёл в себя Кисаме, с усилием оттащив друга от кашляющего кровью Дея, и ощущая, как парень весь дрожит от захлестывающей его ярости. Сам Итачи в тот момент не мог объяснить охватившего его чувства, ощущая только мерзкое липкое отвращение и кричащее внутри отрицание того, что с ним вообще возможно то, что описал Дейдара. Сам себя он никогда не считал гомофобом, и ему было всё равно «кто там», «как там» и «с кем там», но в тот момент он остро ощутил свою «нормальность», возможно именно потому, что это коснулось лично него.
С того случая прошёл почти год и ещё тогда Учиха набрался решимости сходить в больницу к Дейдаре и, запихнув подальше свою гордость, извиниться перед ним. Но блондин в ответ извинился сам, признав, что переборщил и тоже был не прав. Тему «замяли» и все в компании облегчённо вздохнули, когда парни стали общаться, как ни в чём не былвало. Правда иногда Дейдара всё же позволял себе отпустить пару фривольных шуток, после которых Учиха уже по обыкновению тут же осаживал его и уже не воспринимал, как кровную обиду. А блондин в ответ всегда покорно умолкал и вздыхал, но не потому что боялся, что равновесие может быть вновь потеряно и Итачи вновь изобьет его, а потому, как теперь уже понимал не только брюнет, но и сам Дэй, что он ещё глубже увяз в своих чувствах, которым по всей видимости суждено было так и остаться безответными.

- Итачи...
Брюнет обернулся на голос и почувствовал, как обжёг пальцы горячий пепел, осыпавшийся от неловкого движения дрогнувшей руки.
После столовой он не стал дожидаться согруппников и рванул в туалет покурить и привести мысли в порядок. Его сильно озадачивал тот факт, что огромные серебристо-серые глаза, слегка подведенные черным карандашом, не давали ему собраться с мыслями не на учёбе, ни дома. Нет, никакой маниакальной зависимости или желания увидеть Сасори у него, к счастью, не было, но с тех пор, как тот перевёлся в их университет, Итачи не мог отрицать, что ему откровенно нравиться этот парень. Ему нравились его большие с поволокой глаза, тихий, мягкий, словно мурлыкающий голос и нежная, как у девушки, улыбка, напрягающая Учиху своей привлекательностью.
- Итачи, - вновь повторил возникший за его спиной словно из ниоткуда Сасори и встал рядом, заглядывая в глаза, - я ведь тебе нравлюсь?
То, что этот вопрос окончательно загнал его в тупик, парень бы не сознался ни за какие пряники, а посему слегка поморщился и небрежно стряхнул пепел в стоявшую у стены урну:
- Ты не плохой, весёлый парень, - брюнет ответил достаточно честно для самого себя, в принципе, подтверждая слова Сасори, и считая, что своим ответом исчерпал вопрос.
- Но тебе же обычно не нравятся парни, - продолжил допытываться рыжий, явно намекая на то, что он нравится Учихе не как сокурсник, а как сам Итачи нравился Дейдаре.
«Узнал про Дея?» - невольно подумал про себя парень, а вслух спросил, решив, что отпираться и прикидываться «валенком» глупо:
- Тебе-то какое дело? – произнёс он это довольно резко и намного грубее, чем сам бы этого хотел, но что-то менять было поздно и Учиха лишь поморщился, недовольный самим собой и затянулся тлеющей в пальцах сигаретой.
Сасори же на это усмехнулся словно у него в голове щёлкнуло «бинго!» и он подтвердил свою догадку, а затем загадочно продолжил:
- А если я тебе открою одну тайну, ты расскажешь мне? – серебристые глаза заговорщицки блеснули.
- С какой стати я должен что-то тебе рассказывать? – по обыкновению огрызнулся брюнет, иронично изгибая бровь и вновь затягиваясь.
- Ммм, тогда я мог бы объяснить тебе причину того, почему я тебе нравлюсь, - протянул рыжий, словно не заметив настроя Учихи и начиная с интересом разглядывать тлеющий кончик его сигареты.
- Ты? Мне? – парень всё же не удержался и улыбнулся кончиками губ. – И почему же? – насмешка взяла верх над желанием поставить «мечтателя» на место.
- Всё просто, - тут же ответил Сасори, словно только того и ждал, чтобы уже наконец рассказать причину. - Когда-то я был девушкой, - в туалете мгновенно повисла мёртвая тишина и, казалось, что ещё немного и можно было услышать, как сигаретный дым медленно клубиться к потолку.
- В смысле? - Итачи непроизвольно нервно обернулся, чтобы удостовериться, что они здесь одни, а затем тихо добавил: - Девушкой? – он прищурив глаза рассматривал Сасори, пытаясь понять, где в этом месте прикол.
- В смысле – операция, - рыжий с невозмутимым видом забрался на подоконник, и прислонившись спиной к окну, забрал из пальцев Итачи сигарету и затянулся.
- Эээ, я слышал, что такое возможно, - Учиха был слегка озадачен, решая верить ему Сасори или всё же не быть похожим на дурака.
«А если правда?» - пронеслось в его голове и Итачи понял, что все его мысли замерли в недоумении.
Он знал, что нельзя просто вот так молчать и всем своим видом показывать, что он впал в ступор. Ему казалось, что нужно что-то говорить, если человек внезапно признался ему в таких вещах, но так и не знал что именно.
- И зачем ты это сделал? – всё же выдавил он из себя, мысленно ругнувшись на себя за то, что чуть не прибавил в конце глагола «а».
- В школе, на выпускном вечере меня изнасиловал друг, - Сасори вновь затянулся и вернул сигарету Учихе, пребывающего в явном замешательстве. – Причём друг был геем и на девчёнок совсем не смотрел, и для меня действительно было шоком, когда он поимел меня. Причём поимел не как девушку, а как парня, - рыжий хмыкнул и качнулся вперёд, видимо ожидая, когда Итачи затянется и передаст ему сигарету.
- Насильно? – не зная зачем, уточнил парень, затянувшись и отдавая сигарету.
- Ага, - Сасори кивнул, взял догорающую сигарету и стряхнул пепел прямо на пол, прежде чем покурить.
- Только не говори, что ты продолжил общаться с ним после этого, - Учиха внезапно почувствовал, что ему необъяснимо обидно за рыжего.
- Ага, - в той же манере повторил Сасори. – Он потом извинился и сказал, что давно любит, но против природы не попрёшь, и ему нравятся только парни, - парень хмыкнул, явно вспоминая этот их разговор.
- И ты простил его? – Итачи попытался понять рыжего и представить себя на его месте.
«Нет, я бы не смог!» - было принято безапелляционно.
- Ага, - опять кивнул Сасори. – Всё же лучший друг. И любил же…
- Но не в зад же! – фыркнул, перебивая его Учиха и тут же виновато опуская глаза, понимая, что ляпнул лишнее.
- А какая разница? – в ответ пожал плечами рыжий. – Когда любишь человека, пол теряет значение и становится не важно, как тебя любят, главное, что просто любят.
Итачи недоверчиво смотрел на полуулыбку Сасори и понимал, что не согласен с ним, и что ни за какие сокровища мира не спутался бы с Дейдарой. Он не знал почему, но именно блондин предстал в этот момент перед его глазами, и Учиху вновь передёрнуло от воспоминаний и одной мысли о том, что тот мог к нему прикасаться не как друг.
- Но операцию то, зачем было делать, если тебе всё равно? – не удержался от ехидного замечания Итачи.
- Не поверишь, на спор! – хохотнул Сасори. – Мы с ним уже стали жить вместе, и как-то раз, он собирался в поездку, а я не хотел его отпускать. Я сказал ему тогда, что если он уедет, то я стану парнем. Он тогда, закидывая в сумку носки, ответил, чтоб я не дурил и если всё же сделаю это, то он мне шею намылит, - рыжий вновь хохотнул, явно наслаждаясь воспоминаниями.
- Но у тебя же не просто так возникла эта мысль? – Итачи склонил голову на бок, понимая, что любовник Сасори тогда уехал и произошло то, что он сейчас перед собой видел, однако, он всё же решился докопаться до истины.
Сасори помолчал, а затем произнёс:
- В тот момент мною движела обида и подростковая вредность, а найти нужных специалистов и клинику было проще простого, потому как в нашей компании, я был не единственным, кто пошёл на это. Только там было наоборот из мальчика в девочку, да только не в этом суть, - рыжий глубоко затянулся, почти приканчивая Учихину сигарету, и вернул её обратно.
- Насколько мне известно, там всё равно необходимо время, чтобы пообщаться с психологами, подготовиться, да и денег это бешенных стоит, - не унимался Итачи, покопавшись в памяти и вновь с недоверием глядя на Сасори.
- В этом плане мне повезло, - хмыкнул рыжий. – У них там был какой-то эксперимент или нововведение, меня в это не посвящали. А за то, что я согласился на него, с меня вообще не взяли денег и сделали всё в ускоренном темпе, потому как проэкт «горел». Разумеется, взамен я регулярно к ним ездил, да и до сих пор мотаюсь, чтобы с меня можно было снять показания и взять тонны анализов. Говорят, ещё пару лет и можно будет совсем не ездить, - Сасори усмехнулся и впервые за весь разговор, посмотрел на Итачи.
- Даже не знаю, что сказать, - Учиха отвёл глаза от спокойного лица рыжего и, наконец, заметил, что раскуренная на двоих сигарета уже давно догорела, и теперь тлеющий бычок вонял подгорающим фильтром.
Итачи на всякий случай затушил его о край урны и отправил, в её тёмные внутренности, теперь вовсе не решаясь поднять глаз.
- Можешь ничего не говорить, - в ответ мягко рассмеялся Сасори и спрыгнул с подоконника. – Ты мне тоже нравишься, Учиха…
С этими словами рыжий вновь усмехнулся и вышел из туалета, оставив остолбеневшего Итачи наедине с услышанным.

дальше ??? ))))))