Галина Николаевна уже третий час крутилась у плиты.
В кои-то веки сын с невесткой пригласили женщину в гости на Новый Год. Галина старалась приготовить побольше вкусной еды. Не то, чтобы ее невестка Ирочка плохо готовила. Она, как и вся нынешняя молодежь, кормила семью полуфабрикатами и бутербродами. Еще вчера у Галины не было никакого предпраздничного настроения. Но поздно вечером звонок от сына все исправил. Галя сразу же нарядила елку и пошла в супермаркет за продуктами.далее...

Дело уже двигалось к весне. Замаслилась дорога, снег во дворе осел и потемнел, а в полдень на солнцепёке всё настойчивее барабанила капель. Витька вытер насухо лыжи и спрятал их на чердак до будущей зимы.

И вдруг как-то ночью трахнул морозище. Да такой лютый, что и среди зимы не часто случается. К утру деревья, телефонные провода, заборы покрылись лохматой изморозью. Солнце встало в каком-то зловещем ореоле. Прилетевший на кормушку воробей зябко поджимал под себя то одну, то другую лапку, будто пританцовывал, стараясь согреться.

По радио объявили, что по случаю мороза занятий в школе не будет, и Витька засел дома на целую неделю.

Однажды утром бабушка принесла из курятника петуха, и все ахнули. Его широкий, короноподобный гребень, большие, до самого зоба, бурды и не покрытые перьями щёки были белы от инея.
 

далее...

Человек только воображает, что беспредельно властвует над вещами. Иногда самая невзрачная вещица вотрется в жизнь, закрутит ее и перевернет всю судьбу не в ту сторону, куда бы ей надлежало идти.

Олечка Розова три года была честной женой честного человека. Характер имела тихий, застенчивый, на глаза не лезла, мужа любила преданно, довольствовалась скромной жизнью.

Но вот как-то пошла она в Гостиный двор и, разглядывая витрину мануфактурного магазина, увидела крахмальный дамский воротник, с продернутой в него желтой ленточкой.
 

далее...

Гриша, маленький, семилетний карапузик, стоял около кухонной двери, подслушивал и заглядывал в замочную скважину. В кухне происходило нечто, по его мнению, необыкновенное, доселе не виданное. За кухонным столом, на котором обыкновенно рубят мясо и крошат лук, сидел большой, плотный мужик в извозчичьем кафтане, рыжий, бородатый, с большой каплей пота на носу. Он держал на пяти пальцах правой руки блюдечко и пил чай, причем так громко кусал сахар, что Гришину спину подирал мороз. Против него на грязном табурете сидела старуха нянька Аксинья Степановна и тоже пила чай. Лицо у няньки было серьезно и в то же время сияло каким-то торжеством. Кухарка Пелагея возилась около печки и, видимо, старалась спрятать куда-нибудь подальше свое лицо. А на ее лице Гриша видел целую иллюминацию: оно горело и переливало всеми цветами, начиная с красно-багрового и кончая смертельно бледным. Она, не переставая, хваталась дрожащими руками за ножи, вилки, дрова, тряпки, двигалась, ворчала, стучала, но в сущности ничего не делала. На стол, за которым пили чай, она ни разу не взглянула, а на вопросы, задаваемые нянькой, отвечала отрывисто, сурово, не поворачивая лица.
 далее...

Дедушка был ветераном войны.

Его при жизни часто приглашали на мероприятия, а он никуда не ходил, отказывался.
Когда я был маленький его спрашивал по поводу этого и он мне рассказал почему не идет на праздники.

Его призвали в армию в 1945 году. После учебки в г. Чита его направили на фронт поездом.
Он рассказывал, что многие солдаты плакали, что война кончается, а их везут на передовую. И среди солдат были случаи дезертирства прямо на ходу спрыгивали с поезда и убегали в лес.

Пока из сибири они ехали до Германии война закончилась. Победа застала их в Европе. Очень радовались победе. Потом они поехали обратно домой. Но поезд проехал мимо домашней станции не останавливаясь на Восток. Им обьявили что они едут воевать против японцев.

Тоже многие плакали, там не погибли, уж с японцами точно погибнем. И опять были случаи дезертирства. Но пока дедушка доехал до японии снова война кончилась.

В итоге дедушка очень стыдился звания ветеран. Не ходил на мероприятия. Говорил:
- Какой же я ветеран? Туда сюда покатался, и все.

©Bnn2019

из интернета

Ей пятьдесят исполнилось, и она себе подарила шубку — коротенькую, длинная дорогая! Но все равно прелестная вещь!

Первый раз в жизни она такое купила — накопила денег. И надела, прямо сияя. И стала смотреться в зеркало, вертеться, улыбаясь от радости.
И пришла дочь из университета.

Ей тоже шубка очень понравилась. И она искренне сказала:
«Ах, какая шубка! Ты, мама, лучше отдай ее мне — ты слишком старая для такой шубки. Смешно на тебе смотрится!».

И эта женщина вдруг увидела в зеркале немолодую толстоватую тетеньку с морщинками. С поблекшим лицом; от улыбки и следа не осталось.
Корни волос седые просвечивают. И взгляд тоскливый…

Она мгновенно состарилась, а только что вертелась, как девочка. И мечтала о том, как в этой шубке пойдет в гости. Или в ресторан — она раза три в жизни была в ресторане.

А в гости вообще часто ходила — к выжившей из ума тете. Почти каждую неделю. И так стало грустно этой Нине…
Она сняла шубку и дочери протянула, лепеча: мол, конечно, бери! Зачем мне, действительно?

Мне на пенсию скоро… И ночью плакала от отчаяния; слезы лились, вся подушка промокла. Так быстро прошла жизнь… И она так мало видела хорошего!

В общем, эта трагическая история кончилась неожиданно.
Наутро женщина взяла шубку и со скандалом вернула в магазин. Там приняли — видят, дама не в себе.
Ненормальная какая-то.

На вырученные деньги эта Нина купила ноутбук — компьютером дочь пользовалась и маме не давала.
Ловко зарегистрировалась на сайте и как давай знакомиться, приговаривая: «Слишком старая? Я вам покажу!».
А дочери прочитала лекцию, что шубы носят злодеи. Надо носить синтетику!
Беречь природу!

А теперь этой даме шуба вовсе не нужна, даже искусственная. Она уехала в жаркую страну к мужчине, которому дети тоже сказали, что он слишком старый. И хотели его упечь в пансионат. И на фоне мужа эта дама молодо и свежо выглядит. Дочь по Скайпу это тоже заметила, хотя считает, что мама немного рехнулась. Не знаю, не думаю. Может, наоборот, в себя пришла…

Анна Кирьянова

Надворный советник Семен Петрович Подтыкин сел за стол, покрыл свою грудь салфеткой и, сгорая нетерпением, стал ожидать того момента, когда начнут подавать блины... Перед ним, как перед полководцем, осматривающим поле битвы, расстилалась целая картина... Посреди стола, вытянувшись во фронт, стояли стройные бутылки. Тут были три сорта водок, киевская наливка, шатолароз, рейнвейн и даже пузатый сосуд с произведением отцов бенедиктинцев. Вокруг напитков в художественном беспорядке теснились сельди с горчичным соусом, кильки, сметана, зернистая икра (3 руб. 40 коп. за фунт), свежая семга и проч. Подтыкин глядел на всё это и жадно глотал слюнки... Глаза его подернулись маслом, лицо покривило сладострастьем...

- Ну, можно ли так долго? - поморщился он, обращаясь к жене. - Скорее, Катя!

Но вот, наконец, показалась кухарка с блинами... Семен Петрович, рискуя ожечь пальцы, схватил два верхних, самых горячих блина и аппетитно шлепнул их на свою тарелку. Блины были поджаристые, пористые, пухлые, как плечо купеческой дочки... Подтыкин приятно улыбнулся, икнул от восторга и облил их горячим маслом. Засим, как бы разжигая свой аппетит и наслаждаясь предвкушением, он медленно, с расстановкой обмазал их икрой. Места, на которые не попала икра, он облил сметаной... Оставалось теперь только есть, не правда ли? Но нет!.. Подтыкин взглянул на дела рук своих и не удовлетворился... Подумав немного, он положил на блины самый жирный кусок семги, кильку и сардинку, потом уж, млея и задыхаясь, свернул оба блина в трубку, с чувством выпил рюмку водки, крякнул, раскрыл рот...

Но тут его хватил апоплексический удар.

Валентина Юрьевна Миронова

ЛЕТНЯЯ БЫЛЬ или ЯЗЫК ПРИРОДЫ.

Всё это произошло на самом деле и в этом повествовании нет лишних или придуманных слов.

Этот удивительный эпизод жизни случился с нами этим летом, 2018 года, на нашей даче, в одном горном хуторе. Хутор невелик, живущих в нём около 90 человек. Включая детишек. Своё хозяйство поселян – огород, корова (некоторые держат и по две коровы), куры, гуси, а на дальних пастбищах паслись лошади. Конечно, разномастные местные собаки и вездесущие коты, да.
 

далее...

– Свет, ты чокнулась!
– Не ну а что?! Кстати, да, чин-чин!

Подруга протянула свой бокал через стол, и Тане пришлось повторить её жест. Тонкое стекло жалобно звякнуло, качнулось прозрачно-жёлтое вино, отозвалось сладким вкусом во рту. Зажав ролл с лососем между деревянными палочками, Таня отправила его в рот и вяло зажевала. Светкина идея ей не нравилась. От слова «совсем»! Нет, ну правда, какой дурой надо быть, чтобы верить во все эти псевдомагические ритуалы!

Подруга, между тем, оживлённо болтала, рассказывая в красках об устроенной судьбе одной знакомой. Та всё никак не могла найти мужа, маялась, бедняжка, по бабкам, по церквям, снимала порчи и венцы безбрачия, да толку чуть! А как только принялась выполнять ритуальчики – сразу и деньги появились, и мужики за ней стали ухаживать, а уж для замужества сама выбрала из нескольких вариантов, обеспеченного и не урода!
 

далее...

Моросило. Молочное марево марало макушки можжевельника. Множилась мошкара. Мокли мшистые мостики, муравейники, мухоморы… мок мешковатый Матрёнин макинтош.
Матрёна маялась. Мерещился Матрёне мужчина мечты— мужественный, моложавый москвич-миллионер. Мнилась музыка Мендельсона, мишура, «Мерседес», мажордом, московский метраж, мраморный мезонин, модное меховое манто.
Мерзко, милые мои, мерзко, муторно, мрачно мантулить молодой Матрёне мастером мыловарни! Матрёне — местной мадонне, музе Мухоморинска, месить мокрое, мертвенно-бледное маслянистое мыло! Мало — мурыжили Мартену мужики — мордоворот Митрич, мазурик местного масштаба Мотя Меченый, майор милиции Мироедов.
Митрич — мохнатый мутноглазый матерщинник — мог молниеносно менять мировоззрение мухоморинцев монтировкой, молотком, могучей мышечной массой.
«Моя, моя!» — мычал Митрич, метеля мужиков. Мелькали малиновые морды. Майор Мироедов многозначительно молчал, массируя «Макарова». Мотя малодушничал. Матрёна молилась.
Маловерные мои меланхолики, малоподвижные марионетки мягких матрасов!

далее...