Коровин Константин Алексеевич «То было давно… там… в России…»
... Новый год.
Завтра первое января. Новый год. Ясная, зимняя ночь. Глубокое небо усыпано звездами. Сбоку, у темного бора, месяц. Мороз, холодно. Тишина. Снегом замело и дорогу, и тропу к крыльцу дома моего. Ветви елей у террасы покрыты тяжело снегом. Повисли до земли. Месяц льет свет на ясные снега. И кладет сад большие тени до самого дома моего. Огонь из окон освещает орешник, покрытый белым инеем.
Идем с реки, я и со мной Василий Княжев. Поймали в прорубках на реке налимов. Руки онемели от холода. У крыльца берем снег и трем им руки. Так холодно, что больно даже. Входим в дом. Тепло, собака радуется и прыгает кверху. Щеки и руки горят как в огне.
— Вот какой мороз, а ишь, попались, — говорит сторож-дедушка, беря у нас налимов. — Они замерзлые. Как камни.
Брошенные налимы стукаются об стол.
Тепло в доме. В комнате сторожа-дедушки, в углу, на соломе, лежит баран и около него сидят индюшки и спят. Их берут в тепло, чтобы не замерзли. В мастерской моей, на столе, стоит лампа с красным абажуром. Топится камин, лежит хворост и в нем сидит заяц. И грызет хворост. Заяц всегда что-нибудь ест. Стол накрыт скатертью с узорами, самовар, и в большой крынке мерзлые сливки. Окна темно-сини, в инее. Только еще семь часов вечера, а гости приедут в десять часов. Тетенька Афросинья готовит окорок, поросенка и пироги...
... Отворилась дверь, и в комнату вошла тетенька Афросинья. Она несла пирог, лицо у ней было серьезно и деловито. Пирог поставила на стол. За ней шел ее муж, Феоктист. Тоже очень серьезно. Нес запеченный окорок. За ним охотник Герасим Дементьич нес жареного поросенка. Сказал: «С наступающим», — поставил на стол, молча, важно, и пошли все, повернувшись, из комнаты. Потом вошли опять. Несли грибы на тарелках, кочанную капусту, огурцы, все поставили на стол и серьезно и молча ушли. Опять вернулись. Впереди шел сторож-дедушка. Нес два графина настойки, за ним Герасим и другие несли графины и бутылки...
